Текст книги "Нечаянная радость. Христианские рассказы,сказки, притчи"

Трижды перекрестился дед, поклонился в пояс, весело глянул на Илью и сказал:

– Ну, Илья, чем путника дорогого-нежданного угощать будешь?

– Да откуда ты меня знаешь? – удивился Илья.

– Э-э, пока из Киева шёл, стольких людей повидал-послушал! А муромский люд всё про твоё страстнотерпное сидение много рассказывал.

– Эка чего удумали! – смутился Илья.

– Да ты не красней, как девица. Подвиг твой людям нужен. Да… Вот я где, думаешь, побывал? В самом Киево-Печерском монастыре. Тамошние старцы-монахи своей праведной жизнью такие Божьи чудеса являют, что наше житьё рядом с ними одно вяканье и ковырянье.

Илья недоверчиво усмехнулся.

– Истинную правду говорю! – торопливо перекрестился дед. – Я б тебе такого порассказывал, да только вишь какое дело – рассказывал ка моя проголодалась.

– Ах ты, Господи! – всполошился Илья. – Что ж это я, недотёпа! Возьми, дедунь, в печи чего хочешь и ешь вдоволь.

А старичок, видать, исполнительный был, с первого разу такие просьбы беспрекословно исполнял. Мигом из тёплой печи ухватом горшок каши выволок, хлебушек из тряпицы развернул, луковицу скоро очистил, перекрестился, и пяти минут не прошло, как полгоршка в своё тщедушное тело уместил. Ложку облизал, крошки со стола в ладонь смахнул и туда же, в «рассказывалку».

– А теперь, – говорит, – слушай, Илюша, истинные сказания про печерских чудотворных старцев.

И так строго на Илью глянул, что он невольно на лавке выпрямился.

– Преподобный Антоний, тот, что основал этот монастырь, сначала на Афонскую святую гору пришёл и так воспламенился любовью к Богу, что стал умолять тамошнего игумена постричь его в монахи. А игумен, предвидя его будущую святую жизнь, постриг его.

Прошло немало времени, призывает этот игумен Антония и говорит: «Было мне нынче повелено от Бога идти тебе на Русь, в Киев. Иди с миром».

Он и пошёл и возле Днепра на высоком холме нашёл себе пещерку, что некогда варяги выкопали, сотворил молитву и поселился тут. И такую строгую жизнь сам себе назначил, что все, кто про это узнавал, приходили его жалеть. Он же ничего у них не брал, а только денно и нощно молился и через день немного сухого хлеба с водой съедал.

Стали приходящие возле него селиться в пещерах, и тогда же пришёл ещё один великий подвижник Феодосий. Было ему 23 года. Мать же никак не хотела видеть сына монахом, запирала на ключ, а если всё же он убегал, ловила и прилюдно била.

И не только одного Феодосия били.

После смерти благоверного князя Ярослава на престол сел Изяслав, и в это же время пришёл в пещеры блаженный Варлаам, сын сильнобогатого боярина Иоанна, и говорит: «Постригите меня в монахи, святые отцы». Ну они, согласно его желания, и постригли.

И тут, Илюша, богатый отец его так озлился, что пришёл со многими слугами и с великой яростью разогнал монахов во все стороны, а сына своего, блаженного Варлаама, извлёк из пещеры на свет Божий, сорвал с него убогие монашеские одежды и, облёкши в богатое боярское платье, поволок в свои палаты.

И князь Изяслав тоже разгневался на Антония и тотчас приказал все пещеры раскопать. Но княгиня его, добрая душа, умолила не гневить Бога, оставить старцев на месте.

Что он и сделал. И Антоний с братией ещё сорок лет в пещерах прожил, больных исцелял и пророчествовал. И всё сбывалось, как он предрекал.

– А что сбывалось-то?

– Про многое не знаю, врать не буду, но вот однажды пришли к Антонию три князя Ярославича: Изяслав, князь Киевский, Святослав Черниговский и Всеволод Переяславский, и говорят:

«Идём мы походом на половцев. Благослови, святой отец».

Антоний же, провидя судьбу каждого, прослезился и ответил:

«Ради грехов ваших вы будете поражены варварами. Многие из воинов будут потоплены в реке, другие будут томимы в плену, а прочие падут от меча».

Что и сбылось на реке Альте. Войско наше побили, князья бегством спаслись, а поганые половцы по всей Руси рассеялись и принялись губить и разорять её…

Илья с такой яростью грохнул кулачищами по дубовой столешнице, что старичок со страха под самый потолок взвился, чуть было доски головой не пробил.

– Ну нет, Илюша, – опасливо сказал дед, – ежели ты так серчать будешь, я, пожалуй, помолчу лучше.

– Да как же не серчать-то! – воскликнул Илья. – Уж сколько лет сыроедцы[8]8
  С ы р о е д ц ы – кочевники.


[Закрыть] эти, как саранча, лезут, и никто им руки загребущие не укоротит.

– Не послал нам Господь пока такого сильномогучего богатыря, – вздохнул старичок. – Ну, слушай дальше, да не пугай больше, а то помру – и не узнаешь про чудеса-то.

Ну вот. С каждым годом святые отцы Антоний и Феодосий молитвами и постом всё более проклятого сатану побеждали и, наконец, сподобились неслыханного чуда.

Однажды нежданно-негаданно явились в монастырь из самого Царьграда[9]9
  Ц а р ь г р а д – в то время столица православного мира.


[Закрыть] четверо очень богатых церковных зодчих и спросили у святых старцев:

«Где хотите начать строить храм?»

Старцы переглянулись и говорят:

«Где Господь укажет. А мы не знаем».

«Чудная вещь, – удивились зодчие. – Время смерти своей вы узнали, а доселе не назначили места для своей церкви, хотя уже дали нам столько золота».

И показывают им целый мешок золота. А у монахов отродясь никаких денег не водится.

Тогда греки, видя, что старцы смущены, стали им вот что рассказывать:

«Однажды рано, при восходе солнца, к каждому из нас пришли благообразные юноши и сказали, что нас зовёт царица во Влахерну. Мы немедля пришли и увидели царицу со множеством воинов вокруг и вас там же. И она сказала:

– Хочу я построить себе церковь на Руси, в Киеве, и вот вам велю это сделать. Возьмите золото у этих праведников.

И мы при многих свидетелях у вас это золото взяли. Потом царица сказала, что Антоний при начале постройки отойдёт в вечность, а Феодосий пойдёт за ним на второй год.

Мы же спросили, какой должна быть эта церковь, а царица приказала нам выйти на открытое место, и здесь мы увидели церковь, стоящую на воздухе».

И вот, говорят греки, через месяц после того, как золото у вас взяли, вышли из Царьграда в путь и к вам прибыли.

Тогда Антоний разъяснил всем, что царица во Влахерне – сама Пречистая Матерь Божья, а те, кто золото давал, – Ангелы небесные.

– Да как же ангелы на старцев этих похожими оказались? – изумился Илья.

– Э-э, милый, про это один Бог ведает. Да… Ну вот, а греки-то не отстают, укажи им место под церковь – и всё тут.

Тогда Антоний говорит:

«Мы три дня будем молиться, и Господь покажет нам».

И вот во время молитвы преподобному Антонию явился вдруг Ангел Божий и сказал:

«Ты обрёл благодать предо мною».

«Господи, – говорит со смирением Антоний, – сделай так, чтобы завтра на всей земле была роса, а на святом месте под церковь – сухо».

И на другой день нашли среди росы это сухое место, и, когда помолились всей братией, с неба вдруг сошёл страшный огонь и все деревья на этом месте выжег, а саму землю глубоко ископал.

Через три года предивную эту церковь во имя Успения Божией Матери построили. Святые старцы Антоний и Феодосий, как предсказала им Богородица, уже отошли к Господу, и тут вдруг приходят из Царьграда иконописцы и говорят:

«Покажите нам старцев Антония и Феодосия, с которыми мы уговорились церковь расписать».

«О дети мои, – отвечает им кротко игумен, – невозможно их показать. Уж десять лет они на небесах пребывают».

Ужаснулись иконописцы и говорят:

«А кто же нам тогда золото дал? Из их рук при многих свидетелях получили».

Так вот, Илюша, иконописцам этим святые старцы после смерти являлись и денег дали.

Начали мастера расписывать церковь, и тотчас случилось дивное знамение. На виду у всех на алтарной стене вдруг сам собой явился чудный образ Богоматери и засиял ярче солнца, так что иконописцы смотреть не могли и пали ниц. А когда опять глянули, то из уст Божией Матери вылетел белый голубь, покружил по церкви, подлетел к иконе Спасителя и исчез в его устах.

Вот так, Илюша, Святой дух проявился в этой дивной, красоты неописуемой церкви.

– Хоть бы одним глазком во сне на неё глянуть, – тихо сказал Илья.

– Да почему во сне-то? Ты, Илюша, вот что, колотись, бейся, а всё надейся. В монастырь этот таких немощных калек привозили – не чета тебе, а как приложатся они к нетленным мощам святых старцев, куда их слепота, глухота и прочая напасть девались.

Я вот сам, как думаешь, зачем столько вёрст в Киев и обратно протопал? Внучка у меня чахнуть стала. Змей ли окаянный её испортил или глаз чей чёрный, не знаю. Вот и несу ей оттуда, глянь-ка, святую просфору, в алтаре освящённую. Старцы сказали, если внучка с верой съест – исцелится.

Дед осторожно, как великую драгоценность, достал из-за пазухи белую тряпицу, развернул её и показал Илье маленький круглый хлебец, на котором были выдавлены крест и четыре буквы: «ИС ХР». Потом так же бережно обратно за пазуху уложил, а Илья заворожённо проводил глазами целебный хлебец, а потом нахмурился и отвернулся…

Из церкви вернулись отец с матерью и умолили сомлевшего от каши и усталости старика ещё что-нибудь про печерских старцев рассказать, когда, мол, ещё такие знатные сказители мимо пройдут.

– Ладно, – говорит польщённый дед, – так и быть, поведаю вам про Григория Чудотворца, что получил от Бога победу над бесами.

Как-то враг-дьявол замыслил пакость учинить, но, не будучи сам в силах Григорию что-либо сделать, напустил на него злых людей. И вот однажды пришли по его наущению воры и влезли ночью к Григорию в вертоград[10]10
  В е р т о г р а д – огород.


[Закрыть], где он зелень сеял. Наполнили овощами свои мешки, а когда уйти хотели, то не смогли сдвинуться с места и так стояли два дня и две ночи, угнетаемые ношей.

Наконец стали вопить:

«Отче святый Григорие! Пусти нас! Мы покаемся в грехе своём и более никогда не пойдём на такое дело».

Пришли черноризцы, хотели стащить их с этого места и не смогли.

«Как вы сюда пришли?» – спрашивают.

«Уже два дня и две ночи здесь стоим!» – вопят воры.

«Мы каждый день здесь проходили и не видели вас».

«Да и мы вас не видели! – плачут воры. – Если б видели, умолили бы спасти нас. Но вот уже изнемогли совсем и просим молить Григория о нас».

Пришёл преподобный Григорий.

«Прожили вы, – говорит, – жизнь свою праздно, воровством занимаясь, так вот и стойте праздными до конца жизни вашей».

Кое-как бедные тати[11]11
  Т а т и – воры.


[Закрыть], со слезами горькими, себя проклиная, умолили старца сжалиться над ними и обещали на братию в вертограде до скончания жизни трудиться.

Что и выполнили.

– Какие чудеса на свете водятся! – всплеснула руками мать.

– А мученики-страстотерпцы среди этих старцев были? – осторожно спрашивает отец.

– Как не быть! Только ты, Илюша, Христа ради столешницу кулачищами своими не круши более, сейчас опять про поганых половцев сказывать буду.

Ну вот. Когда лет тридцать назад злочестивый Боняк, хан половецкий, с войском своим пленили Русь, ворвались они злыми волками и в Печерский монастырь. Всё дочиста ограбили, церковь осквернили и тридцать иноков в плен взяли.

– Да как же Господь попустил такое? – не выдержал Илья.

Старик только руками развёл.

– Знать это никому не дано. Был среди пленных Евстратий-постник, и продали их всех в греческую землю, в град Корсун, некоему жидовину. Богопротивный этот жидовин стал принуждать пленников отвернуться от Христа, а когда они отказались, заковал всех в железо и стал морить голодом.

Тогда Евстратий, укрепляя дух пленников, сказал: «Братия! Кто удостоился принять крещение и верует во Христа, пусть не окажется отступником от Него и нарушителем данного при крещении обета».

И все пленники решили пострадать за Христа, лишь бы не быть иудами.

Через четырнадцать дней все иноки один за другим умерли от голода. Остался один Евстратий. Тогда жидовин тот, распалясь яростью, ведь из-за Евстратия лишился он золота, истраченного на рабов, на Святую Пасху пригвоздил его, как Христа, ко кресту.

Старик с опаской глянул на бледного, с пылающими глазами Илью и продолжал:

– А Евстратий, не евший и не пивший уже пятнадцать дней, оставался ещё живым и говорил с креста: «Великой благодати сподобил меня Господь сегодня, пострадать за святое имя Его на кресте, как и Он за нас страдал. Но ты, распявший меня, и окружающие тебя ужаснётесь, и праздники ваши обратит Господь в плач».

Услышав это, душимый злобой жидовин схватил копьё и пронзил пригвождённого.

И тотчас показалась огненная колесница, и огненные кони вознесли ликующую душу Евстратия на небо. А святое тело его жестокосердный мучитель бросил в море, и никто не смог найти его.

Через несколько лет, неведомо как, святые мощи Евстратия оказались в монастырской пещере, а отмщение злодеям в тот же день исполнилось. Всех греческий царь перебил…

Старик вдруг сонно качнулся, мягко повалился на лавку и засвистел носом так, будто и не нос это был, а свирель скоморошья.

– Сомлел, сердешный, – улыбнулась мать. – А худющий-то, хоть самого в пещеру клади.

Не спал Илья в эту ночь. Новый, чудесносвятой мир узнал он и теперь был душой там, в таинственном пещерном монастыре, где, казалось ему, слышал простые, мудрые слова старцев, кивал головой, беззвучно шептал что-то, яростно сжимал кулаки, крестился и, наконец, под утро, когда на небе Божьи огоньки погасли, так сидя и уснул. Когда же очнулся, старика уже не было, а рядом на лавке лежал маленький белый свёрток.

– Когда дед-то утром уходил, – рассказала мать, – поглядел он на тебя спящего долго так и сказал непонятно: «Ему нужней будет».

Осторожно развернул белую тряпицу Илья, а в ней та самая святая просфора!

– Да ведь это он хворой внучке нёс! – охнул Илья. – А мы и звать-то его как не спросили…

«Русь-русь-русь…» То ли жаворонок в траве пропел, то ли Ангел с неба шепнул…

Тридцать лет и три года минуло, как приковал окаянный змей Илью Муромца железными оковами к дубовой скамье.

Тридцать три года Христу было, когда распяли Его на кресте, и вот сегодня в полночь вновь, как тысячу лет назад, воскрес Он из мёртвых, и вновь Ангелы Его вострубили: «Христос воскресе, смертию смерть поправ! Смерть, где твоё жало, ад, где твоя победа?!»

Нежная заря на алых конях солнце на небо вывезла. Улыбнулся Илья, толкнул дверь ухватом, весной подышать, а в тёмную горницу вместе с розовым утром стремительно влетела ласточка.

У Ильи от неожиданности ухват из рук выпал, а ласточка облетела избу три раза и вдруг села ему на плечо. Илья будто окоченел, дышать перестал, а сердце в груди так громко забухало, что взмолился он про себя:

«Господи! Уйми сердце моё. Так грохает, боюсь, испугается и улетит твоя вестница».

А ласточка, нисколько не страшась, быстро глянула на Илью своим глазом-бусинкой, смело склевала из бороды хлебную крошку и выпорхнула из избы.

– Господи! Славлю Тебя, – прошептал, волнуясь, Илья, и в тот же миг яркий, неизречённый свет вспыхнул перед ним и затопил нестерпимым сиянием всю избу так, что Илья зажмурился и руками глаза закрыл.

А из этого неземного света раздался сильный, небесный голос:

– Истинно говорю тебе, ныне исцелён будешь и славу обретёшь на земле, яко Илия Пророк на небеси, ибо власть даю тебе наступать на змея и на всю силу вражью и ничто не повредит тебе!

– Прости, Господи! – в ужасе воскликнул Илья. – Не могу из-за немощи пасть перед Тобой, а глядеть на Тебя не смею: боюсь, ослепну.

– Невозможно человеку во плоти видеть Меня. Но вот апостолы Мои, да пребудут они с тобой!

– Блаженны слышащие Слово Божье и соблюдающие Его, – твёрдо сказал другой голос. – Открой глаза, Илья, не бойся.

Осторожно отвёл он от лица руки и видит – свет исчез, а перед ним в блистающих одеждах стоят седобородые апостолы Павел и Пётр[12]12
  В одной из древних летописей говорится, что Илье Муромцу являлись Христос и святые апостолы.


[Закрыть].

– За терпение своё и веру сподобился ты сегодня видеть Божественный свет и слышать голос Спасителя, – сказал святой Пётр. – А теперь выпей святой воды, – и подаёт ему деревянный ковш.

Поражённый чудесным видением, поднёс Илья дрожащими руками ковш к сухим губам и отпил глоток.

– Теперь вставай, – приказал апостол. – Вставай с верой, ибо исцелён ты ныне по Слову Божию.

Илья побледнел как мел, перекрестился и медленно встал.

И тотчас в глубоком подземье за Муромом завыл в смертной тоске окаянный змей. Ведь это его погубитель на ноги встал.

– Иди! – не дав Илье опомниться, сказал Пётр.

И свершилось чудо!

Илья, покачиваясь, как младенец, не умеющий ходить, выставив вперёд руки, медленно пошёл к открытой двери, а когда упёрся в косяк, высунул наружу мокрое от слёз лицо и крикнул во всю моченьку:

– Господи!! Слава Тебе!!

В тот же миг апостолы растаяли в воздухе, а люди, шедшие из церкви, как увидели стоящего на крыльце Илью, так и застыли посередь улицы с открытыми ртами. Когда же опомнились, бросились врассыпную, крича на весь Муром: «Чудо!! Чудо Господь явил нам!!»

До поздней ночи в избе у Ильи толпился народ. Приходили, с недоверием разглядывали, даже щупали его и, затаив дыхание, в который раз слушали о чудесном свете и голосе Спасителя и вдруг, не сговариваясь, начинали дружно, со слезами петь хвалу Господу…

До красной осени Илья, не давая отдыха ни себе, ни земле, с упоением пахал, боронил, сеял, жал, молотил, корчевал в одиночку здоровенные кряжистые дубы под новые пашни. Родители его сторицей за долготерпение награждены были: такого помощника Господь им на старость послал. Только после дня светлого тёмна ночь настаёт, а после тихой радости – печаль непрошеная.

Последний воз ржаных снопов нагрузил Илья на терпеливую лошадку и отправил с отцом домой, а сам к рощице пошёл из родника попить.

Пьёт, зубы морозит и думает: «Чудно как, земля тёплая, а по жилам её такая студёная кровь бегает».

Вдруг слышит: кто-то фыркнул сзади. Обернулся, стоит невдалеке за рябинкой могучий конь с косматой гривой и густым, до самой земли, рыжим хвостом. К широкому седлу боевые доспехи приторочены: тяжёлый, широкий меч, тугой лук с калёными стрелами в колчане, шишковатая пудовая палица, острое копьё, красный щит с золотым солнцем и богатырский шлем.

– Ай да конь! – ахнул Илья. – А где ж хозяин-воин?

Кликнул – нет никого, только эхо отозвалось.

– Видать, уснул богатырь.

Ещё на рыжего красавца полюбовался чуток, вздохнул и пошёл себе. А конь-то за ним! За рубаху зубами крепко ухватил и не пускает.

– А ну, не балуй! – вырывается Илья. – А то гляди, оседлаю и до Мурома скакать заставлю. Не жди пощады тогда!

А конь будто этого и ждёт. Кивает гривастой головой, садись, мол, Илюша, погоняй меня сколько хочешь, для меня эти муки – мёд сладкий.

Крякнул Илья, ну что ж, раз так, взлетел в седло, сунул широкие лапти в медные стремена да как гикнет, как пришпорит рыжего! Выше рощи взвился чудо-конь и пошёл скакать по три версты, через реки и горы перескакивать, а где копытом о землю стукнет, там тотчас родник забьёт.

До сих пор эти ключи живы и зовутся «конь-колодец».

Не успел Илья опомниться, а под ним уже Днепр серебром сверкает, а на высоком холме из густого леса чудная церковь робко выглядывает.

– Да ведь это Киевский монастырь пещерный! – воскликнул Илья. – Вот не ведал, не гадал чудо это увидеть!

Будто на крыльях, спустился с небес конь и у монастырских ворот встал как вкопанный. Вошёл Илья, перекрестившись, во двор, а навстречу древний старец-черноризец.

– С чем пришёл, раб Божий?

Поклонился Илья в пояс и говорит, робея:

– К святым мощам приложиться хочу, отче, и совета у вас, старцев, спросить: как мне Господа отблагодарить за своё исцеление.

– А разве не указал Господь пути твоего? Вспомни, сказал Он: «Ибо власть даю тебе наступать на змея и на всю силу вражью и ничто не повредит тебе!» Посему и я, недостойный грешник, благословляю тебя, Илья, к киевскому князю Владимиру на ратную службу идти. Когда же не сможешь более меча в руках держать, сюда в обитель придёшь, духовным мечом[13]13
  Д у х о в н ы й  м е ч – молитва.


[Закрыть] супостатов разить.

– Стало быть, конь этот и оружие мне посланы? – догадался Илья. – Ну, коли так, буду верой и правдой великому князю служить. Покажи, отче, где тут святым мощам Феодосия поклониться можно?

– Да считай, поклонился уже, – ласково улыбнулся старец и невидимым стал.

Что потом было с храбрым богатырём Ильёй Муромцем, как Русь жадным кочевникам в обиду не давал, как змею окаянному огненные головы нещадно рубил, как идолищ поганых булавой в землю вколачивал, как несчётных соловьёв-разбойников бил без отдыха и гнал с родной земли – обо всём этом столько славных былин, песен и сказок сложено, что начнёшь слушать и заслушаешься, а вновь вздумаешь писать и споткнёшься, ведь лучше, чем народ о своём любимце сказал, не скажешь.

Когда же у Ильи от тяжёлых ран и седых годов не стало мочи бить неиссякаемые рати супостатов, пришёл он, как и предсказал ему святой Феодосий, в Киево-Печерский монастырь. Знал он: не порвав с мирскими делами, не будет здесь угодным Христу, поэтому роздал нехитрое своё богатство нищим и постригся в монахи.

Здесь, в пещерном монастыре, до конца своей удивительной и святой жизни продолжал Илья Муромец под Христовым знаменем неустанно биться с бесплотными врагами. А когда переселился духом на небо, честное тело его положено было в пещере, где и доселе пребывает в нетлении.

Уже семь веков не гаснет лампада у него в изголовье, а с тёмной иконы спокойно, с достоинством глядит на нас красивый русский воин.

Первого января мы чтим его светлую память. В этот день святой Илья Муромец ходит по всей заснеженной Руси, и, если вы зажжёте свечу и тихо помянете его, он незримо войдёт и будет верно охранять ваш дом от чёрного зла и нежданной беды.

И так будет ныне и присно и вовеки веков.