Текст книги "Заметки о неспортивном поведении. И не только о спорте"

Сын офицера

Осенью в десятом классе, мой тренер Сергей Михайлович попросил меня выступить за Вагановский гарнизон. Им нужен был железный «зачетник».

– За тобой заедут и объяснят, как там себя вести и сколько поднять. Встретит майор, он мужик нормальный.

Эти соревнования можно назвать первым коммерческим турниром в моей спортивной карьере.

Майор Фролов, увидев меня, покачал головой.

– Я просил хлопца, чтоб зачет дать, мне же через три месяца в запас. Ну, Николаев, все объяснил по-человечески, сказал, рассчитаюсь.

После краткого инструктажа, я уяснил – я сын офицера, тренирует меня сам Фролов, и должен железно поднять третий разряд.

– На тебя надежда, не подведи, мои хлопцы уже месяц тягают. Сергей сказал, что ты смышлен и сам закажешь, только дай зачет, мне эта спартакиада ночью снится и расслабиться не дает.

В Васкелово на мандатной комиссии, все было быстро – по-военному. Мне даже дали талоны в офицерскую столовую, правда, их давали почти всем выступающим. Ночевали все в казарме. Некоторые, видимо, не спали, кто отжимался, кто бегал по лестницам. Солдат есть солдат – он не дремлет и не спит, он за родину стоит. Почему-то вспомнил тогда эту присказку.

На следующий день с утра зашел в столовую, плотно позавтракал, был я еще недовесок. Идя на взвешивания, я видел как почти два десятка парней бегали около ДК, где проводились соревнования тяжелоатлетов, в спортивно-военных камуфляжах, они гоняли вес. На взвешивании я весил меньше, чем ожидал, видно, плотность воздуха от скопления переодевающихся военных превышала допустимые нормы САНГ. Заказал 100% подходы и пошел гулять по площади. Осень красивая пора, многокрасочная, прохладный воздух. На улице было легче дышать и ничто не отвлекало.

1972 г. Жим 95,0 кг

К началу соревнований я посмотрел протоколы в легком весе, почти сорок человек. Легкая весовая категория, для солдата, что надо. Почему-то, большинство начинало с одного веса во всех упражнениях. Только потом в разминочном помещении, понял, что наш советский солдат должен поднимать третий спортивный разряд.

Нас заставили построиться. Вывели для представления участников, а затем перед нами какой-то важный чин начал говорить. Поставленным голосом главнокомандующего он разъяснял суть снаряда и упражнений, которые мы, здесь собравшиеся, должны выполнить на помосте. Я на него смотрел, раскрыв рот от услышанного, а он, глядя на меня, покачал головой, подошел и сказал, чтобы я крепился, и смотрел на старших товарищей.

Бардак на разминке меня не смущал, а вот переживания спортсменов и их тренеров и товарищей меня забавляли. Каких я только советов тут не наслышался, как вести себя на помосте, как поднимать штангу, чтобы судьи засчитали подход. Многие крепкие парни выполняли любимое народное упражнение – жим, странно на мой взгляд, но мощно. Жал я почти как все, и мои зафиксированные в третьей попытке 90 кг дали мне в результате 5 – 6 место в этом упражнении. Это норматив первого взрослого разряда. Жал я еще слабо, видно не окреп. С рывком и толчком у меня обстояли дела лучше, там больше решала техника.

Разминаться в рывке я боялся, все бегали по залу, балансируя со снарядом как с коромыслом. Многие пытались выполнять рывок в ножницы, более старый вид подъема штанги. Я решил подождать немного с разминкой. Благо вес на штанге на соревновательном помосте, уже как минимум полчаса, оставался на одном уровне. Прибежал Фролов, найдя меня, присел, спросил как дела и сколько я начинаю. Стал наставлять меня, как выполнять толчок. Почему толчок подумал я, ведь я еще и рвать не выходил!

– Соберись, толкнешь зачет и все в ажуре, – и убежал.

Когда меня вызвали на помост к первой попытке, меня смутила тишина, я посмотрел на судью. Тот внимательно на меня, мол давай. Я уверенно вырвал начальный вес и меня подозвали к жюри. Подбежал и Фролов, весь красный и потный. Важный чин спросил от куда я.

– Из Ваганово.

– Кто тренер?

Я чуть замялся, – сказали говорить Фролов.

– Так, а на самом деле?

– Сосед курсант, наши отцы вместе служат, а он кмс уже и меня учит. А что?

– Молодец, иди.

В толчке я уже был местной звездой, Фролов подвыпивший, держал мои тренировочные брюки во время подходов, а я наслаждался маленькой славой.

Через два дня, после соревнований, когда мы приехали в военный городок, веселый майор меня повел к себе. Открыл каптерку:

– Выбирай костюмы, штангетки, обувь для тяжелоатлетов, ремни. Мне уже чуть-чуть осталось, на всех ваших пацанов бери!

Это была пещера «Али-Бабы».

Вернувшись через полчаса, он вручил мне голубую шерстяную олимпийку, лично для меня. В те времена это был очень дорогой подарок. Снял со стены несколько вымпелов и протянул их мне.

– Заслужил! Правильно Михалыч сказал, смышлен ты, – и расплылся в улыбке.

Через три часа на «Газике», довольного, меня доставили к самому дому.

На премьеру в Дом Кино

«Инспектор уголовного розыска»

Осенью, в десятом классе, меня отец взял с собой в Москву. Его пригласили в Дом кино. Субботним прохладным утром мы прибыли на Ленинградский вокзал. С ж/д билетами в то время было трудно и отцу кто-то помог достать билеты, но только в одну сторону. Я впервые ехал в СВ на «Красной Стреле».

Мы вышли из метро на «Белорусской» и пешком дошли до «Дома Кино». По дороге отец зашел в «Кожгалантерею». Я подождал его на улице. Было прохладно, но очень солнечно.

В «Доме кино» отец нашел Михаила Борисовича Маклярского, это он сделал приглашения. С Михаилом Борисовичем его связывало военное время. Маклярский – полковник госбезопасности, был одним из начальников НКВД, руководил работой разведывательно-диверсионных групп, которые действовали на территории оккупированной войсками Вермахта. Принимал участие в дезинформационных операциях «Монастырь» и «Березино» и был куратором моего отца.

Михаил Борисович проводил нас в кафе. Нас угостили чаем и хорошими бутербродами. Дядя Миша, как я его называл еще семилетним мальчишкой, похвалил меня за спортивные успехи, видимо отец рассказывал ему, чем я увлекаюсь. Потом проводил меня в зал, посадил в первый ряд.

– Дашь оценку нашему творчеству! – и вышел. Я его в это день больше не видел.

Зал был очень маленький, наверное, в размер экрана. Быстро набрались зрители. Были одни мужчины с орденами или орденскими планками. Вероятнее, ветераны войны. Перед началом сеанса выступили двое мужчин. Я их не слушал, мыслями я был на предстоящем чемпионате Ленинградской области. Забежал отец, оставил мне портфель и опять ушел.

Оказалась, что это был премьерный просмотр фильма «Инспектор уголовного розыска» по сценарию М. Б. Маклярского, для работников уголовного розыска.

Еще шли титры на экране, когда отец вывел меня из зала. Он запихал два бумажных пакета в портфель и мы побежали на улицу. Там уже нас ждала «Волга». Водитель закрыл за нами двери. И через несколько минут мы уже входили в здание Ленинградского вокзала.

Я знал, что у нас не было обратных билетов. Но мы не пошли в кассы, а направились в буфет. Отец купил бутылок пять – шесть пива. По дороге на перрон он объяснил мне как себя вести. Фразу – «самое главное – побудить человека говорить о своих интересах» я запомнил и не раз она мне помогала. Правда, отец всегда был хорошим собеседником, с острым юмором, много знал и интересно рассказывал. Он умел находить нужные нити к людям. «Школы» НКВД и Абвера давали себя знать.

Мы стояли в начале перрона. Когда объявили отправление «Авроры» на Ленинград, мы с отцом побежали ко второму вагону с хвоста. Поравнявшись с проводником второго вагона, отец что-то ему сказал и мы быстро запрыгнули в вагон, поезд тронулся.

– Пусть, сын побудет с Вами, я сбегаю к жене, а то она переживает наверное. Я мигом.

И правда он вернулся быстро.

– Мегера, орет… Пусть успокоится, а тут по пивку пока, хорошо? – Он показал на авоську, полную бутылок.

Пока они пили пиво, отец заказал мне чай и печенье. Проводник еще кому-то разнес чай и потом почти не выходил из купе.

Почти три часа они сидели, о чем-то болтали, смеялись. Заходил еще один проводник, тоже посмеялся и ушел. Отец снова сходил в другой вагон, якобы к жене. Вернувшись он мне принес мороженое, а с проводником принялись опять за пиво, закусывая пирожками, купленными у бабки, которая ходила по вагонам.

Поезд подходил к Ленинграду, мы с отцом попрощались с проводником.

– Пойдем к матери, успокоилась, наверное… – и пошли по поезду.

Через два вагона в тамбуре уже стояли люди. Мы не пошли дальше толкаться и вышли на перрон из этого вагона.

Когда мы сели в электричку на Финляндском вокзале, отец облокотился на окно, подмяв под себя портфель. Он проснулся только за одну остановку до 21 км (п. им. Морозова). А ко мне подсела соседка – подружка Евгения. Она уже училась в институте. Мы с ней проболтали почти всю дорогу. Я поделился впечатлением о кино, она жаловалась на загруженность занятиями в институте.

Мама нас в этот вечер не ждала. Шел двенадцатый час ночи. Она быстро сварила пельмени, и поев, я ушел спать. Отец еще долго о чем-то говорил на кухне с мамой. Суббота прошла.

Проснулся около десяти. Родители еще спали. В холодильнике увидел две бутылки армянского коньяка, две банки болгарского салата, несколько палок копченой колбасы и две большие банки черной икры. Этот дефицит и был в двух бумажных пакетах. Я пожарил яичницу из пяти яиц, и запивая кефиром, приговорил ее. Спустился к своему другу Вячеславу и мы пошли на тренировку.

Когда я вернулся домой, было почти восемь часов вечера. По телевизору шел «Щит и меч». Фильм, который мы с отцом смотрели несколько раз, но и в этот раз нас мама кормила перед телевизором. Когда я поел, мама показала мне новые кожаные перчатки.

– Ладно, зайцами проехали, а зачем перчатки у проводницы забрал? – обратился я к отцу. Мама ударила перчатками меня по спине и, улыбаясь взялась за вязание.

Пикап на диспансеризации

Десятиклассника берут на чемпионат СССР среди юниоров. Вся школа знает, что я полечу в Харьков и буду выступать за сборную Ленинграда на таком крупном турнире. Да что там школа, и весь поселок знает. Ведь два раза писали в «Невской Заре» о моем отличном выступлении на городе по юниорам и о моих сборах перед Союзом.

Старший тренер юниорской сборной Иван Александрович Воробьев привел меня в городской спортдиспансер перед отъездом на соревнования. Я уже раз проходил диспансеризацию в районном диспансере, но это было два года назад перед Спартакиадой Союза среди школьников по гребле. Там нас быстро провели (без волокиты) по врачам, и мы через пол часа уже сидели в электричке.

Тут все было обстоятельно. Сначала мне оформили медицинскую карточку. Наклеили на медкарту синюю бумажку, показывающую принадлежность к сборной Ленинграда. Можно проходить врачей без очереди.

И одна из работников регистратуры повела меня по кабинетам. У терапевта и хирурга я почти не задерживался. А когда она привела меня в кабинет ЭКГ, сказала медсестрам, что я новенький и чтобы смотрели меня аккуратно. Я не обратил на ее слова внимания.

Одна из девушек встала со стула, взяла карту и положила на стол.

Раздевайтесь до плавок, – скомандовала она и стала задавать мне вопросы: для каких целей прохожу диспансеризацию и какой вид спорта. Я старался отвечать спокойно и уверенно. Но их внешний привлекательный вид и мое почти обнажение, почему-то выдавали в голосе волнение.

– Первый раз на ЭКГ?

– Да!

– Стоя или лежа? – она обратилась к своей коллеге.

– Паренек крепкий, но учитывая, что первый раз, лучше лежа.

– Ложимся на кушетку, – скомандовала сестра и стала прикреплять ко мне резиновые присоски, к которым были приделаны провода. Я лежал и смотрел в потолок, отводя глаза от наклонившейся девушки. Она долго выбирала места крепления присосок. Иногда они отваливались, и она снова их лепила мне на руки или на грудь.

– Ну все!

– Можно включать?

– Да, все вроде нормально.

– А ты проверила заземление? А то смотри мне.

– Что мне сейчас идти проверять? Включай, паренек вроде крепкий, выдюжит, – и она подошла к аппаратуре и стало на что-то нажимать. Я не сводил с нее глаз. И тут послышался треск и непонятный шум.

– Блин, что там у тебя? – вскочила сестра из-за стола.

Я уже стоял и срывал с себя присоски, боясь, что меня вот-вот ударит током. Девушки заливались смехом.

***

В кабинете дерматолога пожилая дама сидела за столом перед лампой, а ее помощница что-то мыла в раковине. Я подал свою карту.

– Зайдите за ширму. Катя, осмотри молодого человека.

– Снимаем рубашку! – я снял ее и положил на стул. Сестра осмотрела мою спину и грудь. Она показала на брюки. – Тоже снимаем. Я покорно снял брюки. Она ловко стянула мне плавки и взяла мой орган в руку. У меня перехватило дыхание.

Ну, ну! – она смотрела мне в глаза. А я ничего поделать не мог.

– Молодой человек, держите себя в руках, – я хотел ей ответить, что в ее руках …, а во рту пересохло. Ноги мелко дрожали. Я отводил в сторону глаза, а она хитро смотрела на меня и ее маленький кулачок стал сжиматься. Я чуть не вскрикнул. Она быстро натянула на меня плавки.

– Одевайтесь! – уже строго проговорила она и вышла. – Пишите, отрицательно, – обратилась она к врачихе.

Я расстроенный вышел из кабинета. А кто ее читать будет. А сам никому не скажу, что отрицательно, думал я. И только через год я узнал, что «отрицательно» – это положительно!!!

Счастливый билет

1972 июнь. Зал тяжелой атлетики, куда я возвращался с радостью после соревнований или сборов.

После первенства Ленинграда среди юниоров, где я стал по сумме троеборья только третьим в легком весе, меня взяли в сборную города. Почему меня? Я единственный из легковесов, а нас было около тридцати участников, выполнил первый разряд по движениям. В жиме с результатом 90,0 кг я был дальше десятого или пятнадцатого места. Победили в жиме с результатом 112,5 кг. В рывке у меня был третий результат. А в толчке обойдя всех на пятнадцать килограммов, я встал на верхнюю ступень пьедестала.

Иван Александрович Воробьев, старший тренер юниорской сборной по тяжелой атлетике г. Ленинграда, старший преподаватель Ленинградского Института железнодорожного транспорта (ЛИИЖТа) был за меня горой.

– Первый разряд – это зачет. А «жимовикам» за месяц не показать первый разряд в толчке! – аргументировал он на собрании после соревнований.

Позже он несколько раз говорил мне, что переживал, что я не поступил в его заведение. А в 1982 в мае после Спартакиады Ленинграда подошел и поздравил меня с победой.

– Как обычно утер всем нос толчком! Ты по десять раз в год выступаешь. У меня с такой частотой тренироваться не хотят. Здоровья тебе Егорка! – больше мы не виделись.

И вот я на сборах перед Союзом. Сборы проходили в зале ЛИИЖТа, около метро «Горьковская». Я приезжал туда два – три раза в неделю, обедал в студенческой столовой и шел на тренировку. Ребята все были старше меня на год – на три, сильней и опытней. Они все были уже «КМСами». А Валера Смирнов уже мастером спорта. Ко мне относились добродушно, как к школьнику и все старались меня весело подначить. На тренировках с ними я узнал уйму новых упражнений и разных тренировочных планов. Александр Сурков был уже студентом второго курса Института физической культуры. Игорь Григорьев служил в армии, как и Смирнов. Сергей Васильев и Александр Лебедев учились в ЛИИЖТе. У них уже были победы на первенствах города среди юниоров и опыт выступлений на взрослом помосте. Только через два года я начну у них выигрывать, начиная с чемпионатов ВУЗов и чемпионатов города. И мастера я выполню быстрее, чем Александры Лебедев и Сурков. А остальных студентов-тяжелоатлетов ЛИИЖТа я уже не встречал ни на сборах, ни на соревнованиях. К примеру, в 1980 году на чемпионате Ленинграда в г. Колпино, где я в очередной раз стану чемпионом города, Лебедев займет 14 место показав мастерский результат. Конкуренция была очень сильная в те золотые для тяжелой атлетики времена.

Союз проходил в Харькове в мае. Там было уже лето. Я жил в номере со Смирновым и Григорьевым. Оба они были такими же фанатами физического состояния, как и я (у них тоже был культ тела). Вечерами мы отжимались вверх ногами от спинки кровати. Такие отжимания очень хорошо развивают трицепс и способствуют подъему результата в жиме стоя. Я старался от них не отставать. Игорь в тяжелую атлетику пришел из гимнастики. Он делал многие упражнения с легкостью и задором. Я поспевал за ними. Валера выступал в полусреднем весе, а Игорь в среднем. Я железно дал свои очки, чуть перевыполнив первый разряд. И стал помогать ребятам на разминке. Вначале выступили Смирнов и Лебедев. Валера Смирнов выиграл Союз. Затем выступал Григорьев. Остальные наши полутяжеловесы и тяжеловесы выступали на следующий день. После награждения ко мне подошел Алексей Сидорович Медведев, старший тренер молодежной сборной СССР. Он наблюдал за ходом соревнований, сидя на стуле около помоста за судьями.

– Где Смирнов? Пусть подойдет ко мне, – я побежал в раздевалку за Валерой. Они с Игорем уже открыли «красненькую». Валера отказался идти к Сидоровичу.

– В гостинице поговорю.

Пока ехали с ребятами в трамвае в гостиницу, Валера чуть не продал свой кубок, он был навеселе.

В это время в Харькове гастролировал оркестр Центрального телевидения и Всесоюзного радио под управлением Силантьева. И в первый день пребывания в гостинице, выходя из ресторана, где нас спортсменов кормили в период соревнований, я увидел Юрия Силантьева с дамой. Их не пропускали в зал, потому что обслуживали спортсменов по талонам. Подойдя к ним, я предложил им талоны, сказав ему, что все нормально, выглядит он как тренер тяжелоатлетов. Приняв мою шутку и талоны он прошел в ресторан.

Спустя четыре дня мы встретились в аэропорту. Заметив меня, он предложил мне присоединиться к их компании. Так я провел время до посадки в ресторане, с икрой и красивыми дамами. На посадку пошли вместе, но сидели в самолете уже вдалеке друг от друга.

На регистрации оказалось два самолета на Ленинград. Было много спортсменов и артистов. Наша сборная попала в первые ряды на регистрацию. А «Филармонию» разбили на два самолета.

По прилету в Ленинград нас долго не выпускали из самолета. Потом повели на паспортный контроль и выпустили через особый выход. Причина такой проверки оказалась страшной. Самолет из Харькова, который летел за нами, разбился.

С 18-летием!

Георгию Зобач

Пока ты на этой земле будешь жить,

А жить тебе нужно не меньше ста лет.

Вчерашнюю дату тебе не забыть

и класс свой и школьный потертый паркет.

Ведь надо же в жизни иметь совпадение

Закончить десятый, экзамены сдать

К тому же вчера был и твой день рождения

Тройной именинник, что больше сказать!

Осталось «немного» чтоб в ВУЗ поступил!

А там и рекорд чтоб по штанге побил!

Я лучших тебе не придумаю слов

Все сбудется, лишь бы всегда был здоров

25/VI-1972

Пиво с томатным соком

Владислав Надеждин, Сергей Николаев с дочерью Наташей и Серафим Красов в перерыве тренировочного процесса!

Частенько вечерами после тренировки старшие ребята в нашем зале играли в карты. Когда еще учился в школе, я садился за карты очень редко. Для них я был пацанчик, а они «рабочий класс» основа нашего общества. Старшие ко мне относились хорошо, ценили мои результаты и упорство в тренировках. Но и регулярно показывали мне, что я еще молодой, даже не служивший в армии. Я мыл пол в зале и душе, убирал разбросанные по залу диски на место. Меня это не унижало, ведь они тоже временами приводили зал в порядок или на заводе делали что-нибудь для нашего зала.

Но перейдем к карточным баталиям, в разгар которых «картежники» посылали меня за пивом. Мои старшие товарищи по залу считали, «кто не курит тот работает без перерыва». В 150 метрах от нашего зала тяжелой атлетики стояла баня. А там в буфете продавалось разливное пиво по 44 копейки за литр. Мне давали трехлитровый бидончик и насыпали в ладошку 88 копеек, которые они собирали в складчину. Мне надо было купить два литра пива.

В буфете работала «Баба Маня», грузная, но веселая и общительная слегка полноватая женщина. Я просил 1,5 литра заказанного напитка и на оставшуюся мелочь два стакана томатного сока и два кусочка хлеба. На прилавке в граненом стакане была соль, для любителей соленого пива или для томатного сока. Я посыпал солью один кусочек хлеба, накрывал его вторым и кусал «бутерброд» запивая соком.

Подкрепившись я топал в зал. Томатный сок в желудке поднимал мне настроение и придавал силы для продолжения тренировки еще как минимум на часик.

Перед дверью, прежде чем войти, я энергично встряхивал бидончик и заходил в зал. Ребята радостно встречали гонца. Сразу разливали себе по стаканам пиво и громко, но не злобно, ругали «Бабу Маню» за недолив.