Книга: Россия во мгле - Герберт Уэллс

Мрачная, варварская, неприглядная... Такой она показалась Уэллсу в начале ХХ века, такой я сама помню ее в конце. Какая-то безжалостная ирония есть в этом моем дежавю, а ведь история продолжает идти по спирали, и как знать, как скоро начнется ее новый виток. Между тем, Уэллс в своих суждениях весьма сдержан. Придерживаясь социалистических взглядов, он искренне интересуется новым строем, хотя и не совсем разделяет его смелые устремления, не винит во всех бедах большевиков, а напротив, даже симпатизирует им.

Оставляя в стороне извечный вопрос о том, заказали ли Уэллсу благоприятный отзыв о новой власти, нельзя не отметить, что заметки его издали в России почти сразу же. Кроме размышлений о политике и большого интервью с вождем, Уэллс показывает людей - и эти картинки надолго отпечатываются в памяти. Это голодающие светила науки, которым книги дороже хлеба; это знаменитый дирижер, мечтающий о нотной бумаге, которой теперь не сыскать; это гроздья людей, уцепившихся за подножку переполненного трамвая...

Вот уже третий раз знакомлюсь с впечатлениями иностранцев о путешествиях по нашей земле, и каждый раз это так интересно! Сначала была "Московская экскурсия" по России 1930-х, затем потрясающий "Русский дневник" о России конца 1940-х. Теперь я побывала и в 1920 году. Только недавно я действительно начала осознавать все ужасающие масштабы разразившейся тогда катастрофы, только недавно тема революции стала задевать меня за живое, и теперь мне хочется почитать об этом чуть больше.

М.

Моя рецензия на книгу Московская экскурсия Моя рецензия на книгу Русский дневник

Дворцы Петрограда безмолвны и пусты или же нелепо перегорожены фанерой и заставлены столами и пишущими машинками учреждений нового режима, который отдает все сои силы напряженной борьбе с голодом и интервентами. В Петрограде было много магазинов, в которых шла оживленная торговля. В 1914 году я с удовольствием бродил по улицам, покупая разные мелочи и наблюдая многолюдную толпу. Все эти магазины закрыты. Во всем Петрограде осталось, пожалуй, всего с полдюжины магазинов. Есть государственный магазин фарфора, где за семьсот или восемьсот рублей я купил тарелку, и несколько цветочных магазинов. Поразительно, что цветы до сих продаются и покупаются в этом городе, где большинство оставшихся жителей почти умирает с голоду. И вряд ли у кого найдется второй костюм или смена изношенного и залатанного белья. ...Магазины в Петрограде имеют самый жалкий и запущенный вид. Краска облупилась, витрины треснули, одни совсем заколочены досками, в других еще сохранились засиженные мухами остатки товаров; некоторые заклеены декретами; стекла витрин потускнели, все покрыто двухлетним слоем пыли. Это мертвые магазины. Они никогда н е откроются вновь... ...прогуливаться по улицам при закрытых магазинах кажется совершенно нелепым занятием. Здесь никто не «прогуливается». Люди торопливо пробегают мимо; улицы стали гораздо пустыннее по сравнению с тем, что осталось у меня в памяти с 1914 года. Трамваи все еще ходят до шести вечера, они всегда битком набиты. Это единственный вид транспорта для простых людей...улицы, по которым ходят эти трамваи, находятся в ужасном состоянии. Их не ремонтировали уже три или четыре года; они изрыты ямами, похожими на воронки от снарядов. Кое-где мостовая провалилась; канализация вышла из строя; торцовые мостовые разобраны на дрова... ...Прошлой зимой все деревянные дома были разобраны на дрова. И одни лишь их фундаменты торчат между каменными зданиями. ...Люди обносились; все они тащат с собой какие-то узлы. Когда идешь в сумерках по боковой улице и видишь лишь спешащих бедно одетых людей, которые тащат какую-то поклажу, создается впечатление, что все население бежит из города. Такое впечатление не совсем обманчиво. Большивистская статистика откровенна и честна в этом вопросе. До 1919 года в Петрограде насчитывалось 1200 000 жителей, сейчас их 700 000 и число их продолжает уменьшаться. Смертность в Петрограде свыше 81 человека на тысячу, рождаемость 15 на тысячу. ...Узлы, которые все таскают с собой, набиты либо продуктовыми пайками, выдаваемыми в советских организациях, либо предметами, предназначаемыми для продажи или купленными на черном рынке. С пойманным спекулянтом, с настоящим спекулянтом, ведущим дело в мало-мальски значительном масштабе, разговор короткий — его расстреливают. Самая обычная торговля сурово наказывается. Всякая торговля сейчас называется «спекуляцией» и считается незаконной. Но на мелкую торговлю из-под полы продуктами и всякой всячиной в Петрограде смотрят сквозь пальцы, а в Москве она ведется совсем открыто, потому что это единственный способ побудить крестьян привозить продукты. Множество подпольных сделок совершается между известными друг другу людьми. Всякий, кто может, пополняет таким путем свой паек. Любая железнодорожная станция превратилась в открытый рынок. На каждой остановке мы видели толпу крестьян, продающих молоко, яйца, яблоки, хлеб и т. д. Пассажиры выбираются из вагона и возвращаются с узелками. Яйцо или яблоко стоит 300 рублей Кредитная система и промышленность, выпускавшая предметы потребления, вышли из строя, и пока что все попытки заменить их каким-либо иным способом производства и распределения оказались несостоятельными. Поэтому нигде не видно новых вещей. Единственное, что имеется в сравнительно большом количестве, — это чай, папиросы и спички ...Но такие вещи, как воротнички, галстуки, шнурки для ботинок, простыни и одеяла, ложки и вилки, всяческую галантерею и обыкновенную посуду достать невозможно. Купить стакан или чашку взамен разбитых удается только у спекулянтов, после кропотливых поисков. Мы ехали из Петрограда в Москву в спальном вагоне-люкс, но там не было ни графинов для воды, ни стаканов, ни тому подобных мелочей. Все это исчезло. Бросается в глаза, что большинство мужчин плохо выбрито, и сначала мы склонны были думать, что это одно из проявлений всеобщей апатии, но поняли, в чем дело, когда один из наших друзей в разговоре с моим сыном случайно упомянул, что пользуется одним и тем же лезвием почти целый год. Так же невозможно достать лекарства и другие аптекарские товары. При простуде и головной боли принять нечего; нельзя и думать о том, чтобы купить обыкновенную грелку. Поэтому небольшие недомогания легко переходят в серьезную болезнь. Почти все, с кем мы встречались, казались удрученными и не вполне здоровыми. В этом неблагоустроенной, полной повседневных трудностей обстановке очень редко попадается жизнерадостный, здоровый человек. Мрачное будущее ожидает того, кто тяжело заболеет. Мой сын побывал в Обуховской больнице и рассказал мне, что она находится в самом бедственном состоянии: нехватка медикаментов и предметов ухода ужасающая, половина коек пустует оттого, что большее количество больных обслужить невозможно. Не может быть и речи об усиленном, подкрепляющем питании, если только родные каким-то чудом не достанут его и не принесут больному. Д-р Федоров сказал мне, что операции производятся всего раз в неделю, когда удается к ним подготовиться. В остальные дни это немыслимо, и больные вынуждены ждать. ...Вряд ли у кого в Петрограде найдется во что переодеться; старые, дырявые, часто не по ноге сапоги — единственный вид обуви в огромном городе, где не осталось никаких других средств транспорта, кроме нескольких битком набитых трамваев. Порой наталкиваешься на самые удивительные сочетания в одежде. Директор школы, которую мы посетили без предупреждения, был одет с необычайным щегольством: на нем был смокинг, из-под которого выглядывала синяя саржевая жилетка. Несколько крупных ученых и писателей, с которыми я встречался, не имели воротничков и обматывали шею шарфами. У Горького — только один-единственный костюм, который на нем. ...Плохо одетое население этого пришедшего в невероятный упадок города к тому же неимоверно плохо питается, несмотря на непрекращающуюся подпольную торговлю. Советское правительство при всех своих благих намерениях не в состоянии обеспечить выдачу продовольствия в количестве, достаточном для нормального существования. Мы зашли в районную кухню и наблюдали, как происходит раздача пищи по карточкам. На кухне было довольно чисто, работа была хорошо организована, но это не могло компенсировать недостаток самих продуктов. Обед самой низшей категории состоял из миски жидкой похлебки и такого же количества компота из яблок. ...Всем выданы хлебные карточки, и люди выстаивают в очередях за хлебом, но во время нашего пребывания петроградские пекарни не работали три дня из-за отсутствия муки. Качество хлеба совершенно различно: бывает хороший, хрустящий черный хлеб, но попадается и сырой, липкий, почти несъедобный. ...Повсюду, где только можно, вдоль набережных, посреди главных проспектов, во дворах лежат штабеля дров. В прошлом году температура во многих жилых домах была ниже нуля, водопровод замерз, канализация не работала. Читатель может представить себе, к чему это привело. Люди ютились в еле освещенных комнатах и поддерживали себя только чаем и беседой.  ….Скоро с серого неба, распростертого над 700.000 душ, все еще остающихся в Петрограде, начнет падать холодный дождь, а за ним снег. Ночи становятся все длиннее, а дни все тусклее.

Петроград умер. Уэллс считает, что в его смерти виновен царизм. Я совсем не согласна. Но, для города не важно кто виноват. Умер прекрасный город, Санкт-Петербург. Это было страшнее краха Рима, потому что произошло в очень короткий срок. И сейчас те, кто живут в Риме не имеют ничего общего с великим городом. Как и мы, живущие в городе с названием Санкт-Петербург

Там есть большие залы, заставленные скульптурой; в жизни я не видел столько беломраморных венер и сильфид в одном месте, даже в музее Неаполя.

Всё только начиналось. А он смотрел.

пс: и тем не менее вышло все-таки лучше, чем с Римской империей.

Книгу давно разобрали на цитаты, с которыми я был хорошо знаком, поэтому чтение преследовало в первую очередь цель обрести целостную картину, увиденную и описанную никак ни коммунистом Уэллсом. Это удалось.

Что касается всего остального, то интересно, издавалась ли эта книга в СССР между 1927 и 1956 годом. Всё же упоминания Рыкова, Троцкого, Зиновьева и прочих врагов Сталина встречаются в положительном контексте строителей советского государства, армии и т.д. Впрочем, может именно поэтому я читал издание 1958 года?

Работа Уэллса - классика советологии первого, нейтрально-заинтересованного образца, и обязательна к прочтению изучающим революцию 1917 года, её последствия и влияние на ход истории.