Текст книги "Ярость ацтека"

34

Теотиуакан

Не встретив на горных тропах и перевалах ни единой живой души, я наконец добрался до долины Мешико и одного из самых необычных городов на земле. Города богов и духов усопших.

Одно лишь его название, Теотиуакан (индейцы произносят: Те-о-ти-уа-Кан), вызывало у ацтеков восхищение и страх.

Я, признаться, не из пугливых. Мне доводилось в одиночку охотиться в самых диких горах и лесах нашего великого плато, в джунглях на восточных склонах и даже в пустынях к северу от Сакатекаса, населенных свирепыми дикарями. Вооружившись луком и стрелами, я ходил на ягуаров, хищников столь быстрых, что они способны отбивать лапами стрелы в полете, и столь могучих, что они могут единственным ударом когтей вспороть человеку живот и выпустить кишки. Сражался я также и с не менее страшными противниками – людьми – и убивал их. Словом, я сталкивался с куда большими опасностями, чем подавляющая часть моих ровесников, и никто никогда не мог обвинить меня в трусости. Но я не пытаюсь даже делать вид, что не боюсь, когда дело доходит до духов.

Я добрался до Теотиуакана, перевалив хребет и спустившись на плато. Город этот находится в дюжине лиг от столицы, в долине, носящей его имя и являющейся частью более обширной долины Мешико. Испанцы назвали это место Сан-Хуан-де-Теотиуакан, однако святостью здесь даже не пахнет.

Идя по Дороге Мертвых – широкой, пустынной улице, которая была центральной артерией этого города-призрака, – я ощущал присутствие духов давно умерших людей. И зябко ежился, несмотря на то что был теплый солнечный день.

* * *

Прислонившись к стене древнего здания на не менее древней улице, я курил сигару, наблюдая за тем, как ловкий lépero приглядывается к группе испанских ученых, приехавших изучать этот город богов и призраков. Léperos в массе своей обладали определенной пронырливостью и природной смекалкой, особенно когда им надо было раздобыть денег на пульке.

Этот lépero самым бессовестным образом втирался в доверие к одному из ученых: бледному, чувствительного обличья молодому испанцу, которого, как я слышал, остальные члены экспедиции называли Карлос Гали. Этот Карлос Умник был, судя по всему, лишь на несколько лет старше меня.

Наблюдая и прислушиваясь, я выяснил, что некоторые из ученых, входивших в состав экспедиции, были духовного звания, а другие – мирянами из университета Барселоны. Двое приехали в колонию, чтобы изучить памятники древних индейских цивилизаций, которые процветали до Конкисты.

Само слово «Барселона» звучало для меня как нечто волшебное. Один из величайших городов Испании, Барселона находилась на Средиземном море, в Каталонии, совсем неподалеку от границы с Францией. Город этот славился своим богатством еще при римлянах, был ненадолго занят маврами, а потом, во время многовековой борьбы за изгнание неверных обратно в Северную Африку, служил оплотом христианства на Иберийском полуострове. Мальчиком я слышал от Бруто множество рассказов о блеске и величии этого дивного города, бывшего местом моего рождения. Так, во всяком случае, считалось, пока меня не опорочил умирающий безумец.

Я даже немного говорил по-каталански: язык этот сходен с испанским, ибо также имеет латинские корни. В детстве все усваивается легко, а поскольку Бруто и гостившие у него родичи говорили на этом языке за обеденным столом, я просто не мог с ним не познакомиться.

Экспедиция наняла носильщиков, которые как раз перетаскивали багаж отдельных ученых, а также общее снаряжение и припасы. Обычно грузы от Веракруса до Халапы доставляли пеоны из Веракруса. Там, в этом горном перевалочном пункте, их сменяли другие, а пеоны из Веракруса возвращались домой. Сейчас носильщиков из Халапы заменяли людьми, которым предстояло сопровождать экспедицию на следующем отрезке пути, а направлялись ученые на юг, в Куикуилько, город, находившийся чуть дальше столицы.

Я призадумался: будь у меня возможность присоединиться в качестве носильщика к научной экспедиции, я бы, можно сказать, растворился без следа в воздухе, во всяком случае, для охотившихся на меня альгвазилов. Присмотревшись к членам экспедиции, я прикинул, что молодой ученый, которого обхаживал тот lépero, самый для меня подходящий. Эх, до чего же наивный человек этот самый Карлос: он и не подозревает, как lépero отблагодарит его за трогательное простодушие. Это называется – пригреть на груди гремучую змею.

Я приметил этого lépero раньше: он и еще парочка таких же подонков выпивали и смеялись, то и дело поглядывая в сторону молодого ученого алчными, бегающими глазенками. Бездельники явно собрались ограбить испанца, и это меня нисколько не удивляло: такие типы способны запросто перерезать человеку горло, дабы заполучить его сапоги. Да что там сапоги, они готовы сделать это ради носков!

Глядя на простодушного, увлеченного своим делом юношу, я решил, что спасти его от воров и убийц будет для меня делом чести. Правда, действовать следовало с крайней осторожностью, потому что как раз сейчас с руководителем экспедиции беседовали альгвазилы из ближайшего поселения. Я украдкой подслушал их разговор: пузатый альгвазил, этот невежа, едва ли умеющий прочесть собственное имя, вовсю расписывал испанцам, каким великим был этот город во времена ацтекского владычества. Уж я-то знал, что в этих его россказнях нет ни слова правды.

Ага, скажете вы, откуда это, интересно, Хуан де Завала, чьими университетами были конюшни и бордели, вдруг может знать о древнем городе индейцев? Но разве я не был помолвлен когда-то с девушкой, которая упорно выкармливала меня молоком знаний? И пусть я с трудом выносил долгие рассказы Ракель о былом величии индейской культуры, деваться было некуда, и кое-что в памяти осталось.

И вот теперь оказалось, что не зря она рассказывала мне об этом городе призраков и о Теночтитлане, столице ацтеков, на месте которого ныне стоял Мехико.

Я приблизился к молодому ученому, который как раз отошел в сторонку от группы, продолжавшей слушать разглагольствования альгвазила насчет индейских настенных росписей. У меня был соблазн заговорить с ним по-каталански и выдать себя за попавшего в трудные обстоятельства уроженца Барселоны, но как тогда объяснить маскарад с переодеванием в мелкого торговца? К тому же то, что я ему скажу, наверняка довольно скоро дойдет до ушей альгвазила.

Поэтому я приблизился к Карлосу, снял шляпу и почтительно обратился к нему по-испански, придав своему голосу гортанное местное звучание:

– Сеньор, я должен сказать вам кое-что, но, пожалуйста, храните это в секрете, иначе мне грозят неприятности. По моему скромному разумению, сеньор альгвазил рассказывает об истории этого древнего города... не совсем точно.

– А что тебе об этом известно? – с улыбкой спросил молодой ученый.

– Я знаю, что этот город никогда не был ацтекским. Наверняка ацтекские правители наведывались сюда, дабы поклониться своим языческим богам, но сам город был построен за много веков до того, как ацтеки пришли в долину Мехико. И был заброшен задолго до того, как они достигли могущества. В то время, когда ацтеки правили великой империей, здесь было то же самое, что и сейчас. Они бывали тут, совершали свои обряды, но никогда не жили, потому что это место нагоняло на ацтеков страх.

– Откуда у тебя такие познания? – спросил ученый, глядя на меня с интересом.

– Я работал в доме одного ученого в Гвадалахаре, сеньор. Он ничем не прославился, – поспешно добавил я, чтобы мой собеседник не стал выспрашивать имя, ведь, как мне говорили, для славы не преграда даже океан, – но человек был сведущий и порой рассказывал кое-что и мне.

– А твой хозяин здесь?

– Нет, сеньор, он умер несколько месяцев тому назад. Его кончина, увы, оставила меня без крыши над головой и без заработка. Я потому и подошел к вам – прослышал, что вы нанимаете носильщиков для путешествия на юг. Я хороший работник, не своенравный, не пьяница, не из тех, кто нуждается в постоянной порке. Клянусь, если вы наймете меня, то не пожалеете.

– Прости, но я уже нанял носильщика – Пепе, местного жителя, который не только знает эту местность, но и имеет много детей, которых должен кормить.

– Может быть, я смогу послужить вам в другом качестве, сеньор? Хотя я и был всего лишь простым домашним слугой, мой покойный хозяин научил меня стрелять и пользоваться клинком. На дороге много бандитов.

Он покачал головой:

– Нас будут защищать настоящие солдаты.

И Карлос указал на шестерых солдат, которые стояли, собравшись в кружок, и болтали, покуривая и попивая вино. Если бы не их грязные, неряшливые мундиры, я бы принял эту группу за приятелей тех léperos, которые глушили пульке в трактире через дорогу. А от разбойников их отличало лишь то, что они были толстыми и ленивыми.

– Вы собираетесь заехать гораздо дальше Куикуилько? – спросил я.

– Мы хотим добраться до самой земли майя.

– В такую даль? До южных джунглей? Я слышал, что по пути туда путников подстерегает множество опасностей. Говорят, юг еще опаснее, чем север: индейцы там дикие и кровожадные.

– Носильщик, которого я нанял, – мой собеседник кивнул в сторону lépero Пепе, – заверил меня, что знает в джунглях все безопасные тропы.

– Ну что ж, сеньор, как человек, знакомый с колонией, я могу лишь пожелать вам благополучно добраться до Куикуилько.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Хуан Мадеро, – ответил я.

– Если устроит поденная работа, пойдем со мной. Ты можешь помогать мне, расчищая от кустарника руины, которые я хочу осмотреть. К тому же мне интересно, что еще рассказывал тебе об этом городе твой бывший хозяин.

– Он рассказывал мне, что этот главный бульвар называется Дорогой Мертвых, потому что, по слухам, многие языческие короли и знатные люди – умершие еще до Рождества Христова – погребены в тянущихся вдоль нее гробницах.

– Я тоже слышал эту историю, но некоторые задаются вопросом: чем являются эти строения – гробницами, храмами или дворцами? Впрочем, как бы то ни было, но это действительно город призраков.

– Мертвых, но не упокоившихся, а? – заметил я. – То, чего не услышать ушами, ощущаешь своей кожей, когда ступаешь по этой дороге между двумя великими пирамидами. Вы тоже чувствуете это, сеньор?

Он рассмеялся.

– Если тебя пугают духи этого города, ты в хорошей компании. Может быть, это память предков, унаследованная тобой с индейской кровью. Ты ведь сам говорил, Хуан, что ацтеки тоже боялись этого города. На их языческом языке название Теотиуакан означало что-то вроде «города богов». Они полагали, что в этом месте обитают могущественные и опасные божества, а потому и совершали сюда ежегодные паломничества, чтобы принести им жертвы.

– Сеньор, а почему ацтеки – которые, как я слышал, были людьми не трусливыми: воевали с соседями и убивали врагов при первой возможности – боялись этого заброшенного города?

– Они боялись и того, что могли увидеть, и того, что не видели. Посмотри на эти невероятные руины. На исполинские пирамиды, на огромные, с удивительным мастерством возведенные из камня храмы и дворцы. Можешь ты себе представить, как выглядел этот древний город, когда его здания сверкали новизной? Лично я никогда не слышал ни об одном месте на земле – за исключением памятников, оставшихся после могущественных фараонов в Египте, и стены, которая опоясывает землю китайцев, – которое могло бы сравниться с достижениями древнего народа, построившего этот величественный город.

А знаешь, что страшило ацтеков больше всего, да и по сию пору продолжает пугать людей вроде тебя, когда они попадают в Теотиуакан? Да то, что никому не ведомо, кто именно построил этот город. Просто невероятно, правда, Хуан? Мы стоим посреди великого города с грандиозными пирамидами, и никто не знает не только, какой народ воздвиг его, но даже какое на самом деле было дано ему имя.

Как правильно говорил тебе покойный хозяин, твои ацтекские предки его не строили. Они пришли в долину Мешико через тринадцать, даже четырнадцать столетий после того, как он был возведен. Ты понимаешь, что Теотиуакан – самый большой город, когда-либо существовавший в обеих Америках в доколумбово время? Он был больше, чем столица ацтеков Теночтитлан, и мог бы потягаться с Римом в период его расцвета. Даже Мехико, Гавана или любой другой город современных колоний не может сравниться по численности населения с этим творением древних.

– Как, по-вашему, сколько народу здесь проживало? – спросил я.

– Некоторые ученые полагают, что во время его расцвета город населяло более двухсот тысяч человек.

¡Аy de mí! Какая же это чертова уйма призраков!

Пока мы так разговаривали, я расчищал кустарник, обнажая надписи на стене, и по ходу дела вспомнил еще кое-что из рассказов Ракель.

– Мне говорили, что ацтеки, и не только они, но и другие индейцы тоже, строили в своих городах пирамиды по образу этих. Вроде как копировали их.

– Ты прав, хотя абсолютно все копии меньше, чем Пирамида Солнца здесь, в Теотиуакане. Подумать только, Хуан: великие и прекрасные памятники всех индейских империй были скопированы со строений города, построенного народом, о котором ничего не известно. Посмотри на Пирамиду Солнца.

Это исполинское сооружение находилось на восточной стороне Дороги Мертвых. Карлос рассказал мне, что высота пирамиды более двухсот футов, а каждая из четырех сторон ее основания составляет семьсот с лишним футов. С земли человек, стоящий на ее вершине, кажется муравьем на крыше хижины.

На северной стороне широкой дороги находилась Пирамида Луны.

– Пирамида, посвященная луне, на самом деле ниже, чем солнечная, но создается впечатление, будто они одинаковой высоты, и не только потому, что она находится на возвышенности. Пирамида Солнца является третьей по величине пирамидой на земном шаре. Она уступает Великой Пирамиде в Гизе, что в Египте, по высоте, но почти равна ей по объему. И представь себе, Хуан, что самая грандиозная пирамида в мире – превосходящая даже пирамиды фараонов – стоит не на Ниле, а в Новой Испании, в Чолуле, куда мы в скором времени отправимся.

– А с какой целью строили эти пирамиды? Чтобы отводить людей на вершину и там вырывать у них сердца?

– Да. Человеческие жертвоприношения практиковались индейцами, но помимо исполнения этого ужасного обряда пирамиды были для них местами поклонения, как для нас, исповедующих истинную веру, церкви. Индейцы строили их, чтобы угодить своим богам. В отличие от пирамид Египта, которые были построены в качестве гробниц для царей, пирамиды Новой Испании возводились для проведения на их вершинах религиозных обрядов. Кстати, именно по этой причине вершины у них плоские. Что касается жертвоприношений, – Карлос пожал плечами, – к сожалению, это было частью языческой религии.

– Жажда крови, – сказал я, вспомнив ту часть лекции Ракель, которая действительно меня заинтересовала.

– Совершенно верно. Индейцы полагали, что солнце, дождь и все прочее, что ими обожествлялось, жаждет крови и насыщается только ею. Выживание индейцев зависело от урожаев, и считалось, что если люди утолят жажду своих богов кровью, то те в ответ ниспошлют им благоприятную погоду. Таков был договор между индейцами и языческими богами: тепло солнца и влага дождя в обмен на людскую кровь.

– Вопиющее невежество, – высказал свое мнение я.

– Согласен. – Карлос огляделся по сторонам, чтобы убедиться в том, что никто нас не подслушивает, и заявил: – Увы, невежество и поныне процветает в этих краях.

Признаться, я заподозрил, что он имеет в виду инквизицию, которая посылала людей на костер во время auto-dа-fé.

– Мне говорили, – сказал я, – что в прежние времена на вершине Пирамиды Солнца находился символ этого светила, золотой диск невероятной ценности. Кортес завладел им и велел переплавить на слитки.

– Sí, ученые подтверждают эту историю. Но сие никак не проливает свет на тайну создания этих исполинских сооружений. Впрочем, тайной остается и то, почему жители покинули город.

– Покинули, сеньор? А может быть, эти люди просто бежали, спасаясь от врагов?

– Все может быть, но много ли мы знаем случаев, когда жители отдавали врагу такой город без сопротивления, а здесь, если посмотреть, практически нет признаков разрушений. И более того – раз уж столь изумительной красоты город достался захватчикам целым, то почему они не воспользовались такой удачей и не поселились здесь сами?

Я пожал плечами.

– Может быть, они не хотели жить бок о бок с призраками.

Ученый посмотрел на меня с насмешливым удивлением.

Вообще-то мне впору было и самому на себя удивляться, потому как прежде духи и призраки меня ничуть не волновали. Жизнь кабальеро, которую я вел, вообще не располагала к размышлениям, а уж тем паче к размышлениям о потустороннем мире. Может быть, я стал меняться? В прошлом меня ограждал непроницаемый щит из денег и власти, позволявший не интересоваться ничем, кроме своих желаний. Но теперь я жил иной жизнью, мне приходилось озираться по сторонам, опасаясь и альгвазилов, и разбойников, вглядываться в глаза других путников: не рассматривают ли они меня как свою добычу или нет ли у них подозрений на мой счет, которыми они готовы поделиться с солдатами вице-короля. И сейчас, на дороге, названной в честь умерших, в городе, давным-давно покинутом всеми живыми обитателями, я, похоже, ощущал то же незримое присутствие, которое вынуждало ацтеков, с трепетом преклонив колени, платить кровавую дань невидимым духам.

Когда мы прощались, Карлос потрепал меня по плечу.

– Ты славный малый, с тобой приятно иметь дело. Ей-богу, мне жаль, что я уже нанял сопровождать нас Пепе. Но, учитывая, что он великолепно знает путь...

Я покинул ученого, сокрушаясь про себя, что этот наивный глупец попался на удочку lépero Пепе – прожженного плута. Я готов был побиться об заклад на что угодно: если не считать принудительных работ на строительстве дорог за пьянство и воровство всякий раз, когда он выбирался из сточной канавы, этот кусок дерьма в жизни не удалялся больше чем на лигу от места своего рождения. Я выразил надежду, что Карлос благополучно доберется до Куикуилько лишь по одной причине: этот город расположен близко от столицы. Потом экспедиция планировала отправиться в Пуэблу – туда предстояло добираться шестьдесят или семьдесят лиг, однако по самой оживленной дороге в обеих Америках. Этот маршрут тоже не таил угрозы. Но вот когда они двинутся южнее, дальше от центра колонии... Эх, даже я не знал, что лежит в глубине этих влажных, жарких джунглей. Большая часть тех диких, безлюдных и бездорожных земель до сих пор оставалась неисследованной.

Я не сомневался, что экспедиции требуется более надежная защита, чем те солдаты, которых я видел, – по правде говоря, гордого звания «солдаты» я удостоил это отребье исключительно из христианского милосердия. Возможно, они и числились на военной службе, но толку от них не было никакого, и надо думать, офицеры навязали их экспедиции, желая сбыть с рук.

Так или иначе, мне нужно было позаботиться о том, чтобы молодой ученый благополучно добрался до места своего назначения, по крайней мере до Пуэблы, откуда идет главная дорога на Веракрус. Ведь именно из Веракруса отправляются корабли, бороздящие Карибское море и доплывающие до портов далекой Европы.

Прибившись к экспедиции, я избегну внимания вице-королевских альгвазилов, не говоря уж о том, что путешествовать вместе с большим, имеющим вооруженную охрану караваном гораздо безопаснее. Ну а в крайнем случае, если вдруг возникнет необходимость одурачить полицейских и таможенных чиновников, всегда можно «позаимствовать» документы молодого ученого, да и его dinero в придачу. Таким образом, у меня появилась возможность добраться до Веракруса и покинуть Новую Испанию. Однако, чтобы пристроиться к экспедиции, мне требовалось устранить этого мерзавца lépero. Воспользовавшись мягкосердечием и наивностью Карлоса, Пепе убедил ученого в том, что якобы ищет заработок, дабы прокормить ораву детей. Эх, да будь и вправду у этого ворюги и мошенника дети, он давно уже продал бы их в рабство за кувшин пульке. Однако я опасался, что, попытавшись вывести на чистую воду lépero, я тем самым выставлю ученого наивным глупцом и восстановлю его против себя. В такой ситуации самым простым и действенным решением было помешать проходимцу продолжать путь, чего вполне можно было добиться, полоснув его по горлу кинжалом.

Кто сказал, что необходимость – мать убийства? Сдается мне, эта глубокая мысль принадлежит Хуану де Завала.