Текст книги "О степном волке"

Герман Гессе
О степном волке

Предприимчивому хозяину небольшого зверинца удалось на недолгое время заполучить знаменитого степного волка Гарри. Он обклеил афишами все тумбы в городе, надеясь на наплыв посетителей в свой балаган, – и в этих расчетах не обманулся. Повсюду только и разговоров было что о степном волке, слухи об этом звере живо обсуждались людьми сведущими и образованными, каждому из которых было известно о нем либо то, либо это, и мнения о степном волке разделились. Некоторые полагали, что такое существо, как степной волк, – явление в высшей степени опасное и неприятное, с какой стороны ни посмотри, он-де издевается над почтенными гражданами, срывает изображения рыцарей со стен очагов культуры и даже посмеивается над Иоганном Вольфгангом фон Гёте; а поскольку для этого степного зверя нет ничего святого и его поведение заразительно действует и возбуждает часть молодежи, пора наконец сплотиться и покончить со степным волком: пока он не будет убит и закопан в землю, покоя не жди. Эта простая, доходчивая и, скорее всего, правильная мысль разделялась тем не менее отнюдь не всеми. Образовалась и другая партия, которая считала, что хотя степной волк существо и небезопасное, однако он обладает не только правом на жизнь, нет, у него есть сверх того своя моральная и социальная миссия. В груди каждого из нас, утверждали высокообразованные сторонники этой партии, таинственным и необъяснимым образом живет степной волк. Груди, на которые указал при этих словах оратор, были почтеннейшими грудями светских дам, жен адвокатов и промышленников, и груди эти были покрыты шелковыми блузками и модными жилетами. Каждому из нас, говорили эти либерально мыслящие люди, в глубине души присущи чувства, побуждения и страсти степного волка, они нам хорошо знакомы, каждому из нас приходится бороться с ними, каждый из нас, если угодно, всего лишь бедный, воющий, голодный степной волк. Вот так и рассуждали о степном волке люди в шелковых рубашках и блузках, того же мнения придерживались многие официальные критики, прежде чем надеть свои фетровые и велюровые шляпы, тяжелые пальто и роскошные меховые шубы, сесть в свои автомобили и вернуться к делам в конторах и редакциях, врачебных кабинетах и кабинетах директоров заводов. Как-то вечером один из них после стаканчика виски предложил даже основать клуб степных волков.

В тот день, на который было назначено открытие новой программы в зверинце, там собралось много народа, которому не терпелось воочию увидеть злополучное животное; за допуск к его клетке брали дополнительную плату. Это была маленькая клетка, раньше в ней обитала преждевременно умершая пантера. Антрепренер ее несколько переоборудовал. Ему, человеку, как уже говорилось, предприимчивому, пришлось столкнуться с немалыми трудностями: как-никак этот степной волк – животное все же не совсем обычное. Подобно тому как в груди господ адвокатов и фабрикантов под рубашками и фраками якобы жил степной волк, так и в широкой, покрытой густой шерстью груди волка скрывался человек – с его сложными чувствами, моцартовскими мелодиями и тому подобным. Отдавая дань необычным обстоятельствам и ожиданиям публики, умный антрепренер (а для него уже много лет не составляло тайны, что самые дикие звери не столь прихотливы, опасны и коварны, как публика) придал клетке несколько странный вид жилища человека-волка. С одной стороны, клетка как клетка, с железными прутьями и соломой на полу; но на одной из стен висело ампирное зеркало, а посреди клетки стояло маленькое пианино с открытой клавиатурой. В углу же, на слегка скособочившейся этажерке, возвышался гипсовый бюст короля поэтов Гёте.

В самом же звере, возбуждавшем всеобщее любопытство, вообще-то не было ничего примечательного. Он выглядел точь-в-точь как и подобает выглядеть степному волку, lupus campetris. Большую часть времени он неподвижно лежал в углу, как можно дальше от зрителей, облизывая передние лапы, и глядел прямо перед собой, словно видел не железные прутья клетки, а всю необозримую степь. Время от времени поднимался и ходил по клетке туда-сюда, и тогда пианино покачивалось – пол-то был неровным, да и король поэтов с сомнением покачивал головой. На посетителей волк внимания почти не обращал, и большинство из них были его поведением обескуражены. Хотя и в этом отношении полного единодушия не было. Многие говорили: ничего особенного, зверь как зверь, и что такого примечательного можно найти в обыкновенном тупом хищнике? Волк – и точка. И вообще зоологии такое понятие, как «степной волк», неизвестно. Другие же возражали: у зверя-де красивые глаза и вся его стать исполнена удивительной одухотворенности, от сочувствия к нему просто сердце сжимается. Эти несколько умников прекрасно понимали, что такие слова о степном волке с полным правом можно было бы отнести и ко всем остальным обитателям зверинца.

После обеда к тому огороженному месту зверинца, где стояла клетка с волком, подошло трое – двое детей и их воспитательница. Они задержались дольше других. Красивой и молчаливой девочке было лет восемь, а рослому мальчику двенадцать. Дети понравились степному волку, кожа их пахла юностью и здоровьем. Он то и дело поглядывал на стройные ножки девочки. Ну а гувернантка? Нет, та была совсем другой. На нее он почти не обращал внимания.

Чтобы оказаться поближе к красивой девчушке и вдыхать ее запахи, волк Гарри лег вплотную к прутьям широкой стороны клетки. Радуясь присутствию обоих детей, он лениво прислушивался к тому, что эти трое о нем говорили. Гарри их заинтересовал, и переговаривались они очень живо. Мальчик, паренек крепкий и боевой, был совершенно согласен с теми суждениями, которые слышал дома от отца. Этому волчище, говорил он, в клетке зверинца самое место. А вот выпустить его на волю было бы непростительной глупостью. Можно, конечно, попытаться его приручить, заставить, к примеру, бегать в упряжке, как полярные лайки, только вряд ли это удастся. Нет, сам он, Густав, пристрелил бы этого волка, где бы его ни встретил.

Слушая это, волк с удовольствием облизывался. Мальчик ему нравился.

«Будем надеяться, – подумал он, – что, если нам суждено встретиться, у тебя под рукой окажется охотничье ружье. И хорошо будет, если мы встретимся где-нибудь в степи, а не то чтобы я набросился на тебя из твоего собственного зеркала». Да, мальчик был ему симпатичен. Вырастет и станет мужчиной хоть куда: толковым и энергичным инженером, заводчиком или офицером, и Гарри ничего не имел против того, чтобы в будущем помериться с ним силами или – если потребуется – чтобы тот его подстрелил. Определить отношение к себе девочки было для степного волка делом более трудным. Сначала она присмотрелась к нему, причем с куда большим любопытством и вниманием, чем остальные, которые полагали, будто им о нем все доподлинно известно. Маленькая девочка заметила, что ей понравился язык Гарри и его челюсть. И глаза его тоже. Зато нерасчесанная шерсть вызвала в ней неприязнь, а резкий запах, исходивший от дикого зверя, встревожил ее и удивил: в этом было что-то отвратительное, отталкивающее и вместе с тем нечто сладострастное, тревожащее. Нет, в общем и целом он ей понравился, и от нее вовсе не ускользнуло, что сама она Гарри очень заинтересовала, что он смотрит на нее с восхищением и страстным желанием; от его поклонения она явно испытывала удовольствие. Время от времени она обращалась к своей гувернантке с вопросами:

– Извините, фрейлейн, зачем волку в клетке пианино? Наверное, ему хотелось бы, чтобы принесли побольше еды.

– Это не обычный волк, – ответила фрейлейн. – Это волк музыкальный. Но пока что тебе не понять этого, дитя мое.

Скривив свои красивые губки, девочка проговорила:

– Наверное, так и есть: я еще многого не понимаю. Но если это музыкальный волк, пусть у него стоит в клетке пианино, я не против. Даже целых два! Но к чему вон та смешная фигура на этажерке? Она-то ему зачем, а?

– Это символ… – начала было объяснять гувернантка.

Но волк пришел малышке на помощь. Он прищурил влюбленные глаза и настолько внезапно вскочил на ноги, что всех троих на какое-то мгновение охватил страх. А волк, несколько раз потянувшись, направился к покачивавшемуся на неровном полу пианино и принялся тереться о него с такой силой, что пол заходил ходуном, пока этажерка не накренилась и с нее не упал бюст. От сильного удара о пол бюст Гёте разлетелся на три части, как само творчество поэта под пером некоторых критиков. Волк принюхивался по нескольку секунд к каждой из частей, потом с равнодушным видом отвернулся и подошел поближе к девочке.

Но сейчас в центре событий оказалась гувернантка. Она принадлежала к числу тех женщин, в груди которых, несмотря на спортивный костюм и короткую стрижку, тоже живет волк, она принадлежала к числу почитательниц и поклонниц Гарри и считала себя его духовной сестрой, ибо и ее душу разрывали разноречивые чувства и невзгоды. Правда, робкое предчувствие подсказывало ей, что ее добропорядочная и размеренная жизнь – это вовсе не степь, а светская жизнь – не одиночество, что у нее никогда не хватит мужества вырваться из этой размеренной буржуазной жизни – даже из отчаяния! – и совершить, подобно Гарри, смертельный прыжок в хаос. Нет, нет, так она, конечно, никогда не поступит. Однако степной волк всегда будет вызывать у нее симпатию и понимание, и она была бы рада показать ему это. Она так и млела от желания пригласить этого Гарри – когда он примет человеческий облик и облачится в смокинг – На чашечку чая и предложить ему поиграть Моцарта в четыре руки. И она тотчас же решила предпринять что-нибудь в этом направлении.

А восьмилетняя малышка тем временем успела привязаться к волку. Ее восхитило, как ловко умное животное сбросило с этажерки бюст, она сообразила, что это он сделал ей в удовольствие, что он понял ее слова и решительно встал на ее сторону. Но сломает ли он вдобавок еще и это дурацкое пианино? О-о, волк просто великолепен, какой он молодчина!

Гарри потерял всякий интерес к пианино, он плотно прижался к прутьям клетки, поближе к девочке, стараясь просунуть морду между прутьями, и призывно глядел на нее горящими от восхищения глазами. Этому призыву девочка была не в силах противиться. Нагнувшись, она вытянула руку и начала доверчиво поглаживать черный нос волка. А Гарри то и дело вскидывал на нее глаза, словно ободряя, и осторожно лизал маленькую руку своим теплым языком.

Заметив это, гувернантка набралась храбрости. Она решила тоже показать Гарри свои сестринские чувства, да, ей хотелось доказать ему, что они – родственные души. Торопливо достала из сумочки элегантную упаковку в шелковой с золотыми нитями обертке, сняла станиоль с дорогого лакомства, шоколадки в форме сердечка, и со взглядом, исполненным особого значения, протянула волку.

Гарри помаргивал глазами и продолжал молча лизать руку девочки; в то же время он ни на миг не упускал из виду гувернантку. И когда рука с шоколадкой оказалась на достаточно близком расстоянии, он схватил ее острыми зубами вместе со сладким сердечком. Все трое испуганно вскрикнули и отпрянули. Кроме гувернантки, правда; прошло еще несколько тягостных мгновений, пока она вырвала окровавленную руку из пасти своего братца-волка. Ладонь была прокушена в нескольких местах. Бедная гувернантка плакала от нестерпимой боли. Но именно эта боль раз и навсегда освободила ее от душевных терзаний. Нет, она не волчица, у нее нет ничего общего с этим диким зверем, который сейчас с удовольствием лакомился дорогой шоколадкой. Гувернантка решила немедленно перейти к активным действиям.

Вокруг них успели уже сгрудиться любопытствующие зеваки, привлеченные криками, в том числе и побледневший антрепренер. Отставив далеко в сторону – чтобы не перепачкать воскресное платье – кровоточащую руку, гувернантка с жаром прирожденного оратора уверяла всех, что не успокоится до тех пор, пока не отомстит этому злобному чудовищу. О-о, многие удивятся, когда узнают, какую сумму она потребует в виде возмещения за укус этой руки, способной усладить слух игрой на пианино. А волка чтобы непременно убили – на меньшее она ни за что не согласится!

Антрепренер, успевший собраться с духом, указал ей на огрызок шоколадки, лежащий перед Гарри. Разве на афишах не указано, что кормить зверей зрителям запрещается? Кто этот запрет нарушил, сам виноват. Пусть жалуется куда угодно, ни один суд в мире ее правоты не признает. Вдобавок он от всех подобных и даже непредвиденных несчастных случаев общения со зверями застрахован. Так что не лучше ли даме поскорее обратиться к врачу?

Она так и сделала; но после перевязки первым делом поспешила к адвокату…

У клетки Гарри в последующие дни толпились сотни людей.

А возможность судебного процесса между дамой и степным волком много дней подряд занимала все общество. Партия обвинения считала, что в первую голову следует наказать волка Гарри, а потом уже антрепренера. Ибо, как говорится в обвинительном заключении, этого Гарри ни в какой мере нельзя считать безответственным животным; у него есть вполне реальные, земные ценности, функции хищника он выполняет лишь от случая к случаю, он даже выпустил книгу собственных воспоминаний. Каким бы ни было решение суда первой инстанции, в случае если истец не будет удовлетворен, дело будет направляться дальше – вплоть до императорского суда.

Итак, во вполне обозримом времени мы сможем узнать из официальных источников окончательное решение вопроса о том, кто же в конце концов степной волк: зверь или человек?