Текст книги "S-T-I-K-S. Всех, кого ты возьмёшь в плен"

Глава 2
В упор

Палубы линкора трясло от попаданий вражеских орудий. Нелюди прекрасно понимали, что пока они не уберут отсюда наш корабль, расположившийся с другой стороны светила от основного боя, спокойно заняться борьбой с главными силами им не дадут. На «Топоре палача» имелось немало средних кораблей, которые разлетались по всей звёздной системе и наносили фланговые удары. У меня не было полной картины боя, но я отлично понимал, что выпущенные нами лёгкие корабли делали будоражащие удары, разрывали порядки и вносили сумятицу в построение нелюдей, и без того столкнувшихся с серьёзной опасностью. Мы страшно всех раздражали, нас хотели придавить как можно быстрее и не считались с потерями.

Доклады о высадившихся абордажных командах сыпались не прекращаясь, враги не жалели сил и всё, что могли подтянуть к нашему кораблю, тащили не раздумывая. Два тяжёлых крейсера, присланных флотом, отлично держали крупные корабли насекомоподобных на расстоянии, но этот класс не был создан, чтобы бороться с многочисленной мелочью, кроме той, которая подлетала совсем близко. Большая часть малых человеческих кораблей была далеко, обеспечивая поддержку основным силам, и многочисленные десантные боты с богомолами и пауками проскакивали через прикрытие крейсеров, и прилипали к обшивке «Топора палача» постоянно. Оповещения о потере отсеков сыпались сплошным потоком, а линкор превращался в груду металла. Уничтожить корабль такого класса одним или даже десятью попаданиями самых мощных зарядов было невозможно, и единственный способ, доступный врагу – сделать это изнутри. Кстати, подобное относилось как к кораблям человечества, так и нелюдей. Наши штурмовые группы разрывались, мечась от одного края корабля до другого, а в основной командной рубке шёл постоянный бой.

В коммуникаторе я услышал теряющийся в помехах через разрушенные ретрансляторы корабля голос своего товарища, а ныне командующего «Топором палача». Я с ним прожил всё детство, прошёл учебку и пошёл в техники, а он в штурмовики, чтобы через много лет снова встретиться на одном корабле.

– Илли, у нас ещё четыре десанта богомолов. Наш корабль уже не боевая единица, а груда летающего металла, а это уже твоя специализация – оживлять мёртвое железо. Я знаю, ты обязательно справишься – ты лучший из тех, кто может это сделать. Это приказ. Я так хочу. Прощай, друг.

Корабль сильно дёрнуло, на коммуникаторе появилось сообщение о полной потере капитанской рубки, а затем о сработавший системе самоуничтожения. На тактическом мониторе высветилась надпись, что я назначен непилот-капитаном несущего линкора-призрака «Топор палача».

Они подорвали себя вместе с несколькими сотнями ударных богомолов. Это было правильное решение – унести с собой самых сильных штурмовиков нелюдей.

Отчёт об общем состоянии корабля можно было не смотреть. Ещё до потери капитанской рубки линкор по всем законам технического обслуживания был мертвецом, и только упрямство Новых людей вселяло в эту груду железа жизнь. Мы всегда так делали. То, что пауки бросали, для человека было боевой единицей, пока на корабле оставался хотя бы один живой.

Я непилот-капитан линкора-призрака! Сразу вспомнил: «Боец, помни! Всех, кого ты возьмёшь в плен, придётся кормить твоей семье, которая работает в тылу». Эту фразу впервые произнёс мой тёзка – герой ещё самой первой войны с нелюдями, один из командиров штурмовых ботов. Новые люди только-только осваивали систему принудительной стыковки, а его подразделения были на редкость удачливыми и результативными. Они убивали нелюдей в разы больше, чем кто-либо до этого.

Потеряв в бою руку и ногу на противоположных краях тела, когда ещё не было системы регенерации, товарищ Илли не смог воевать, зато стал учить. Прошедшие его школу бойцы убивали врага намного чаще своих товарищей и погибали в разы реже, а его методика волной распространилась по всем учебным центрам и боевым лагерям, где готовили штурмовиков. Как-то на одном большом праздновании, посвящённом выпуску очередных бойцов, именно с этих слов в прямом эфире Илли начал свою речь на десятки звёздных систем и тысячи боевых кораблей. С тех пор двери жилых модулей, фотографии девчонок, наших боевых подруг, которые с удовольствием позировали для нас в красивой одежде или без неё, открытки из дома, боевое оружие от самых маломощных разгонников до торпед, способных в одно попадание сжечь матку улья, украшала эта фраза.

Эти слова героя, положившего начало науки штурмовых действий малых абордажных групп и принудительной стыковки, были повсюду. В честь товарища Илли давали имена детям, в том числе и мне. Мои родители хотели видеть во мне могучего штурмовика, первым врывающегося в корабли нелюдей и убивающего их сотнями, но так получилось, что я был одарён талантом работать с людьми и машинами, причём с чем больше, сказать сложно, и пошёл в подразделение техников. Тут мой талант по-настоящему развернулся, здесь я занимался тем, что лучше всего умел в жизни – соединять людей с техникой и отправлять в бой. Родители тайно вздыхали, но, видя мою пользу куда выше, чем у любого из штурмовиков, только пожимали плечами. Наверное, у каждого имени есть своя судьба. Хотел бы я, чтобы сейчас на меня посмотрели мои родные. Никогда не думал, что стану непилот-капитаном линкора-призрака.

– Товарищ Илли, мы на сближении! – прозвучал голос капитана среднего крейсера «Собачья кувалда».

– Оборудование менять?

– Да, опять паршивцы всё поломали.

– Принял, заходите, – ответил я и дал команду дронам.

«Собачья кувалда» – странный корабль инопланетный расы, сделанный из астероида, состоящего из алмазов, никеля, молибдена, вольфрама и мельчайших прожилок высокотемпературного сверхпроводника, выработанного вымершими миллиарды лет назад микроскопическими живыми организмами. Материал корпуса был настолько прочен, что превосходил всю известную броню и даже экспериментальные виды бронепластика.

На всю звёздную систему ильгвийцев такой астероид оказался один, в соседних системах подобных камней не обнаруживали. Откуда он взялся и как воссоздать подобный состав, было непонятно, но использовать можно. На его основе был сделан странный кораблик. Почему он называется «Собачья кувалда» – представления не имею, и классифицировался он весьма приблизительно, как средний крейсер. Как можно классифицировать кусок камня с мотором? Зато этот летательный аппарат мог влезть в самую гущу боя и принять на себя бесчисленное количество ударов самого разного оружия. Сверху, как обычно, оказалось расплавленное и выжженное месиво из оборудования, оружия и навесных систем, а внутри ухмыляющийся во всю рожу довольный экипаж.

Ещё в самом начале боя, прямо под моей ремонтной палубой, в обшивке линкора образовалась огромная дыра в два яруса высотой. Её пробило одним из попаданий главного калибра с орбитального кольца нелюдей. Этот странный корабль уже два раза заходил в неё, чтобы сменить оборудование на корпусе, вместо разбитого.

«Собачью кувалду» мы перевозили в ангаре для тяжёлых крейсеров, и ремонтного оборудования там не было. Если корабли большого класса получали повреждения, их просто забирали и чинили после боя. Как правило, с полностью выжженной поверхностью корпуса списывали, но «Собачья кувалда» был исключением, и парни приспособились подходить к дыре под моей ремонтной палубой, а я отправлял караван дронов с быстро монтируемым оборудованием.

С серьёзной починкой не заморачивались, просто облепляли корпус контейнерами с автономными блоками оружия, наспех восстанавливали радарные комплексы и меняли датчики взамен уничтоженных. Удобная это штука – корпус из практически неразрушимого астероида. Почему бы не воспользоваться возможностью починки, если совсем рядом с ремонтным блоком образовалась такая отличная пробоина, практически совпадающая по размеру с габаритами крейсера?

Неожиданно с корабля-астероида мне начали орать:

– Мы стыкуемся! Готовьтесь к удару! В нашей дырке десант нелюдей! Больше десятка ботов с богомолами! Подошли в невидимости, под прикрытием сколопендр. Попробуем корпусом придушить! – заорал командир «Кувалды».

– Принято!

Я дал оповещение на общем канале, что будет рывок.

Ничего никому объяснять не надо. Для космоса рывок, разгерметизация, включение и отключение гравитационных полей – стандартные процедуры, и все знают, как поступать. Лично я взялся за поручень и мельком глянул на параметры скафандра. Энергии было полно, магнитные подошвы отлично держались за пол ангара и ломаться не собирались.

Линкор немного дёрнуло. Масса этого небольшого кораблика была впечатляющей. По размерам средний крейсер, а масса как у тяжёлого.

Я дал команду искину предоставить отчёт о повреждениях. «Собачья кувалда» запрессовался в огромную пробоину, через которую внутрь корабля хотели пробраться нелюди, высадив десант. Странный корабль-астероид практически идеально подошёл для этой дыры и вошёл заподлицо. Десяток десантных ботов богомолов – страшная сила, способная вывернуть несколько отсеков линкора наизнанку. Теперь «Кувалду» будет непросто выколупать из борта «Топора палача», и уж точно не в этом бою, но и с бойцами врага вопрос был решён.

Не успел я ещё осознать свою новую должность, только решив вопрос с подкреплением нелюдей, когда со мной связались со станции дальнего слежения, каким-то чудом уцелевшей на носу корабля, и сообщили, что Третий великий ударный флот богомолов выходит перед нами из гиперпространства. Это было невозможно. Нелюди, теряя систему, бросили на нас всё, что можно было быстро подтащить, но Третий великий богомолов должен быть в другом секторе галактики. Об этом знали все, но как он оказался тут? Разбираться было некогда. Корабли выходили один за другим. Армада пока никуда не двигалась. Десанты врагов продолжали калечить линкор, а остальные корабли бросили «Топор палача» и пытались отогнать несколько наших тяжёлых крейсеров от беззащитной эскадры.

Пока энергетические щиты не открыты, даже шарики из роторов, не говоря уже о болванках из разгонных шахт, гарантированно наносили повреждения и самым сильным кораблям. Сейчас бы из наших разгонных долбануть. Двадцатитонные болванки в этой ситуации самое то.

Линкор оставляли в покое, а крупные корабли нелюдей отходили в сторону прибывающих врагов. С приходом этого флота у них появился шанс. Обычно щиты раскрываются около часа, у самых крупных кораблей до двух-трёх, а «Топор палача» был повёрнут как раз в сторону третьего флота. Лучшее время ударить, нанося огромные повреждения, однако вывернутая во время гравитационного лифта шахта полностью уничтожила систему подачи болванок.

Пока думал, проверил данные отчётов, хотя и видел это раньше, но нужно было обязательно убедиться, чтобы потом не ругать себя. Привычка, с годами выработанная старшим техником, всё проверять по пять раз. Пусть мельком, пусть на долю секунды глянуть ещё раз. Глаз зацепился на груду мусора посреди отсека, который вытаскивали дроны, освобождая место под прибывающие поломанные корабли. В бою чинят ровно настолько, чтобы опять полетело, и то, что не нужно конкретно сейчас, проще отрезать, чем доделывать. Всё это имущество мы скидывали в космос или в дальние углы ремонтных палуб, а если корабль не был ремонтопригоден, его тоже выкидывали в космос либо оттаскивали в дальнюю часть ангара.

По всей ремонтной палубе лежали груды железа, БК от ящиков с шариками для роторных орудий до снятых ракет и торпед, битые кабины, куски разрезанных малых кораблей. Идея полностью оформилась. Что-то чинить смысла уже не было. Если перед нами оказался Третий великий флот богомолов, то мы уже ничего не сделаем. Или сделаем? Пользуясь приоритетом непилот-капитана линкора, я взял под управление всех мехов и дронов, до которых дотянулся с помощью ретрансляторов и которые не вели бой в составе штурмовых групп. Я заставил машины схватить манипуляторами всё, что они сами посчитают нужным, и отправил к разгонным шахтам, разделив на три части.

Цепочки механических помощников потянулись к главному калибру, по пути подгребая груды мусора и добросовестно отчитываясь о прихваченном имуществе. Болванка весит двадцать тонн, а дронов и мусора я насобирал раза в три, если не в четыре больше. Чего тут только не было! Тяжёлые мехи, ремонтные дроны и вся мелкая машинерия, которой я смог отдать команды. К шахте тянулись цепочки послушных механизмов, залезали внутрь и схватывались лапками, образуя подобие болванки. По пути они собирали всё, что попадало в визоры камер и можно было утащить, отодрать и уволочь. Кто-то держал куски обшивки, кто-то прихватил несколько ящиков с шариками для роторного орудия, крупный фронтальный мех притащил с собой даже две торпеды, а один мелкий и шустрый дрон отодрал от стены сиденье для отдыха и гордо шествовал с роскошным креслом.

Машины хватали всё что можно и тащили к разгонным шахтам. Если я не могу загрузить болванки, то попробую дать выстрел мусором. Блоки накачки полны энергии, не было только самого заряда. Как поведёт себя насыпанная груда железа в момент разгона – не знал никто. Эксперименты с разделяющимися частями разгонного заряда проводились, но на околосветовых скоростях заряды, не имевшие монолитной конструкции, как правило разлетались внутри ствола. Могли вылететь, а могли и улететь с частью разгонной шахты. В серию такие системы не пошли из-за их неоднозначности. Всегда был вариант сделать один удачный выстрел, а потом долго чинить оторванные с мясом детали.

В любом случае если не попробую сейчас, то потом, возможно, чинить уже будет некому. А почему бы и нет? Сию секунду и для данных обстоятельств это отличная задумка. Я улыбнулся. Мысль «А почему бы и нет?» пришла немножко позже, чем я отдал команду дронам загружать мусор в блоки зарядов. Это тоже особенность моей психики. Вначале всё быстро проанализировать, раздать команды, а потом думать, морща лоб и сдвигая брови. Если со стрельбой дронами и мусором не получится, то через несколько часов Третий великий ударный флот богомолов разнесёт тут всё в клочки и наши дроны уже никому не понадобятся.

По всем законам технического обслуживания корабль был уже мёртвым, разложившимся и сгнившим трупом, от которого почти ничего не осталось, хотя мы могли ещё один раз выстрелить. Но как это сделать в космосе, когда не работает ни одна система навигации и представления не имеешь, где находится флот нелюдей?

Я нёсся к комнате смертников. По кораблю таких комнат было несколько, чтобы старший офицер корабля мог зайти и уничтожить корабль вручную, когда отказали все системы автоматики, или управлять лично. Наверное, я первый непилот-капитан за всю историю Нового человечества, что решил оттуда поуправлять. Укрытый за бронёй, я решил подавать команды маневровым двигателям через ручное управление. В этот отсек не заглядывали даже роботы-уборщики с момента, как «Топор палача» сошёл со стапелей. Сейчас не работал ни один экран, только несколько тумблеров и рычагов прямого управления. Пульт состоял из древних контактов, сделанных на основе медных клемм, покрытых золотом и палладием, и проводов толщиной с палец, уходящих в глубину корпуса. Всё это стыковалось с кнопками, которые надо нажимать, и тумблерами, которые надо переключать. Эта комната должна быть распакована, когда корабль погибает.

Сжигаемый РЭБ-атаками, в любых обстоятельствах, будь то вакуум или горящая кислота… однако рукоятки управления должны сработать. Но как это сделать, когда мертвы все экраны? Почему-то никто не об этом не подумал. Может, потому, что эта расположенная в центре корабля комната была данью традиции и не могла быть использована ни для чего, кроме самоуничтожения? Кнопка его исправно светила индикаторами готовности, но не сейчас. Пока руины грозной боевой машины могли ещё что-то сделать, нужно было драться. Никто не предполагал, что в этих рычагах вообще будет необходимость.

Я попробовал связаться хоть с кем-то. Полумёртвый искин пытался ретранслировать сигнал через остатки оборудования. Мне ответил командир штурмовиков. Они как раз были около внешнего корпуса. Мы часто общались, и я его узнал по голосу.

– Улдис, твои могут выйти на броню? – спросил я бойца.

– Да, товарищ непилот-капитан, – бодро ответил штурмовик, хотя, зная, сколько времени он провёл в бою, надо отдать должное его бодрости.

– Либо ты, либо кто-то, к кому я могу подключиться, пусть выйдет на броню и сядет сверху разгонной шахты. Пристегнётся тремя тросами. Смотрит прямо по направлению, ничего не делает. Только обязательно, ты слышал? Это приказ! Обязательно пристегнуться к броне не меньше чем тремя фалами страховки, остальных парней, кто успеет добежать, сажай в антиперегрузочные кресла. Если не можете, где-нибудь там цепляйтесь к корпусу, скоро дёрнет.

– Так точно! Сам сделаю, у меня офицерский канал, общий давно не работает.

Через несколько минут мне уже транслировали картинку с камеры боевого скафа. Глазами штурмовика я видел изуродованный корпус, сожжённую вместе с десантом богомолов командную рубку и вывернутые прямыми попаданиями дыры, ранее бывшие ангарами для кораблей. Боец закрепился на броне и смотрел вперёд, вдоль разгонной шахты. Я очень осторожно подавал питание на маневровые двигатели. Ещё ни разу в истории космофлота корабли подобного класса не управлялись прямыми переключателями на глаз, через сидящего на броне парня. Энергии было полно, реакторы, размещённые в глубине корпуса, исправно давали мощность, а системы накачки наполнялись под максимальные значения. Пожалуй, кроме энергоблоков, сейчас ничего и не работало. Драный корпус, выжженные системы ПКО. Полусумасшедший искин, потерявший 98 % датчиков, выл новорождённым ребёнком. Всюду рвались коммуникации, размораживаемые космическим холодом и перегружаемые бесконтрольно подающейся энергией.

Используя электронику скафандра Улдиса, я как мог навёлся на флот богомолов и дал залп. Никто раньше не давал команды на выстрел сразу трёх разгонных шахт. Удар был столь силён, что вздрогнул весь корабль. Оборудование срывало со станин, дроны катались по проходам, пытаясь цепляться лапами, людей швыряло по сторонам, рвало электропроводку, лампы гасли, экраны вырывало с мясом. В космос уходили три огромных пучка стального мусора. Чего там только не было! Обломки оборудования, детали, разные предметы быта от ложек и ножей до табуреток и открученных со стен откидных столиков. Были ящики с твердосплавными шариками для роторных орудий, разносящие сотни миллионов маленьких, в несколько миллиметров, кусочков смерти; стружка, что насверлили по моей команде ремонтные мехи; даже мебель, куски переборок и медкапсула, которую смогли отодрать в разбитом медблоке.

Всё это разлеталось широким веером. Радиус разлёта был почти в сотую долю градуса. Космический мусор, разогнанный до близкой к световой скорости, обрушился на вышедшую из гиперпространства армаду богомолов, выпустившую к тому времени весь москитный флот и малые корабли. Врага накрыло залпом. Никто раньше не стрелял сразу из трёх разгонных шахт, и линкору не хватило жёсткости корпуса выдержать такую нагрузку. Одну из шахт оторвало и выдвинуло из корпуса, реактор накачки раздавило, его сейчас глушила автоматика, но мусор в сторону врага ушёл полным составом.

Тактический монитор на моём шлеме пестрел сообщениями о поломках, разгерметизациях, было много раненых. И это несмотря на то, что всем был отдан приказ надеть самые прочные костюмы, и те, кто мог, должны были быть в антиперегрузочных креслах. Однако погибших на «Топоре палача» не прибавилось, все пережили эту встряску.

Грозный линкор не зря носил такое имя. Даже будучи истерзанным и почти мёртвым, он снова показал зубы. Нелюди по меркам космоса били в упор. Корабли врага можно было видеть невооружённым взглядом, а вот энергетические щиты развёрнуты не были. Кроме них нет такой силы, которая способна удержать космический мусор, летящий на околосветовой скорости. Обшивка крупных кораблей превратилась в сплошное месиво из разорванных радаров, вывернутых башен ПКО, пластика и живой плоти, а малые корабли вспучивало и разрывало шариками от роторных орудий, стружкой, вилками и открученными сидушками. Целей было слишком много, чтобы их могла уничтожить даже система ПКО флагманов. Каждый из кораблей эскадры нелюдей получил свою порцию, а москитный флот просто перестал существовать. Не осталось ни одного малого или среднего корабля, на котором не было бы серьёзных повреждений.

«Топор палача» сделал много больше, чем мог. Делать что-то ещё на истерзанном линкоре на первый взгляд было бесполезно. Я уже знал, что на той стороне звезды с флотом нелюдей покончено и сейчас готовится десантная операция на планету, а основной флот уже шёл к нам. Эскадра Нового человечества стремилась как можно быстрее ударить по остаткам флота врага.

В брюхах больших кораблей нелюдей повсюду вспыхивали межпространственные переходы. Трусливые высшие покидали флот, уходя в гиперпространство и бросая на растерзание свою поверженную армаду. Оставшихся боеспособных кораблей у чужаков оказалось слишком мало, чтобы перехватить все идущие на абордаж человеческие суда и отбиться от атакующих кораблей.

Стоя посреди комнаты смертников, я не мог видеть всего, но восторженный Улдис рассказывал в малейших подробностях. Раскачиваясь на двух оставшихся тросах, он восторженно орал, что три ударных линкора-призрака – «Профессор Ульти», «Фреза» и «Не берущий пленных», выходили из-за звезды и каждые несколько минут отстреливали из своих разгонных шахт гигантские двадцатитонные болванки, уносящиеся к кораблям нелюдей, так и не раскрывшим защитных щитов. Посудины врага превращались в месиво из металла, пластика и живой плоти. Великий флот богомолов прекращал своё существование. Вспухали и разрывались в клочья матки-ульи жуков, большие РЭБ-корабли сколопендр и десантные накопители богомолов. После нашего выстрела мусором большинство кораблей так и не раскрыло энергетические щиты. Почти полностью потерявший москитную флотилию и не имевший, наверное, ни одного целого корабля флот неприятеля даже не мог отступить, а туда уже спешили десантные боты, несущие в своих брюхах поджавшие лапы шагающие танки и злых, охочих до голов нелюдей штурмовиков. Третий Великий флот богомолов доживал последние часы, как и все нелюди в этой звёздной системе.

Неожиданно штурмовик, привязанный на тросе, закричал:

– Товарищ Илли, великая матка роя! Полная! Справа от нас! Километров триста-четыреста.

Это плохо. Это очень плохо. Не буду думать, что она тут делает и как оказалась, наверное, как и Третий ударный богомолов, не пойми как. Корабль такого класса несёт в себе сотни тяжёлых кораблей и целый рой москитов.

Мне на коммуникатор пришёл отчёт, что мы могли сделать ещё один выстрел. На линкоре почти всё вооружение было выбито и разрушено, но одна разгонная шахта после стрельбы разновесом оказалась не повреждена. Искин отключил питание со всего поломанного оборудования и не придумал ничего умнее, чем переключить всю мощность внутренних реакторов на накопители уцелевшей шахты. Хотя повреждённые в момент выстрела реакторы накачки уже глушили, но энергия от основных реакторов заполняла накопители оставшейся целой разгонной шахты. Через две минуты мы могли выстрелить ещё раз. Системы подачи болванок по-прежнему не работали, но если мы стреляли мусором один раз, почему не повторить?

Неожиданно, вернее ожидаемо, учитывая техническое состояние линкора, непонятно только, почему именно сейчас, а не раньше, отключился видеосигнал штурмовика, но звук остался. Я по-прежнему старший техник, и меня этим не смутить. Беру управление всеми дронами, которые могли самостоятельно передвигаться, от уборщиков до ударных мехов, и отправляю в заряженную энергией разгонную шахту. Сколько набьётся, столько и будет, ждать никого не станем.

– Улдис, говори вертикаль, буду наводить двигателями. Потом пойдёт горизонталь, тут я остановиться не могу, буду ждать твоей команды.

– Понял, товарищ Илли. Ниже, ниже чуть-чуть, – командовал командир штурмовиков. – Теперь вправо, сильно вправо, они почти сбоку.

Я дал полную мощность на оставшиеся маневровые двигатели.

– Идёт. Идёт. Огонь! Сейчас! Сейчас огонь! – завопил боец, но я уже дал пуск.

«Топор палача» дрогнул. Лишённый компенсаторов линкор плюнул заряд из набежавших внутрь роботов раза в четыре больше расчётного и дёрнулся всем корпусом.

Согласно отчёту искина корабля, который теперь добросовестно поставлял мне информацию, перевес получился из-за десятка фронтальных мехов. Машины оказались совсем рядом с входом на поломанный элеватор болванок, а мне следить, кто пришёл и сколько весит, было совсем некогда.

– Попали! Попали! Мы их пробили! До́хните! Попали! – восторженно орал боец.

Жаль, что самому не удалось увидеть это зрелище, потом посмотрю запись с камер скафандра. Расстояние в четыреста километров для разогнанного близко к световой скорости груды мусора – это даже не мгновение, это в упор, как удар пневмомолота по голове. Наш корабль продолжало разворачивать и уводить в сторону. Гравикомпенсаторы не работали, и я прекрасно чувствовал движение.

– Улдис, как ты?

– Попали! Нелюдей крутит. Мы их пополам разорвали, они щиты раскрыть не успели! Весь корпус вывернуло, полкосмоса в кусках, товарищ Илли. Мы их убили!

Понятно. Улдис настоящий штурмовик, и даже если ему сейчас оторвало ногу, он заметит это несколько позже, а пока будет докладывать только о потерях нелюдей. По крайней мере, я знаю, что отстрелялись мы удачно, боец на месте и всё получилось.

После такого разгонную шахту точно чинить не будут, да и весь корабль тоже. Командную рубку мы потеряли вместе с десантом богомолов, как минимум три больших ангара полностью вывернуты прямыми попаданиями, а из работающего оборудования только реакторы в глубине корпуса.