Текст книги "Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!»"

Глава 3

– Пся крев! Ты когда научишься, холоп, правильно очаг топить?! Песья кровь – я тебя сам сейчас поучу!!!

Конрад Сартский грязно выругался и сильным ударом кулака свалил с ног костлявого и худющего, будто скелет, востроносого, как галчонок, парня с вечно голодным взглядом, бережно прижимавшего к груди большую охапку дров.

– Простите, ваша милость!

Паренек, рассыпав поленья, припал к сапогам властного магната, стремясь их обнять. Но пан в раздражении дернул ногой, и холоп окаменел от ужаса, ожидая новых побоев.

Последние две недели челядь просто сходила с ума от бесконечного ужаса, не зная, чего ожидать от словно взбесившегося магната. И без того несладкий характер пана стал совсем свирепым, как у голодного волка – собственноручно избивал по любому поводу и без повода, а два раза даже до смертоубийства дошло.

Одного холопа, что нечаянно опрокинул бадью в колодец, магнат убил ударом кулака, попав в сердце, а второго приказал забить батогами – не уследил, бедолага, за конем.

Так что парню еще радоваться нужно было, ведь побои для кабальных холопов, вечных и бесправных рабов, дело привычное, житейское, так сказать – кому больше, кому меньше, но достается всем и всегда, за любой реальный или мнимый проступок, как господину заблагорассудится. И за убийство их никто осуждать не будет!

– Сложи поленья, скотина! В очаг подложи вначале!

Сартский пнул закопошившегося на полу парня носком сафьянного сапога и отвернулся.

Накопившееся за последние часы раздражение схлынуло. На душе стало легче, но потом, как он знал, снова не будет находить себе места от нетерпеливого ожидания.

Должен же ведь наступить и час его триумфа, когда получит долгожданное известие, что целый хирд свирепых северных викингов напрочь вырезал и испепелил мятежное Белогорье, что словно заноза отравляло ему жизнь уже долгие годы!

– Сегодня, всяко разно сегодня…

Магнат зловеще прошипел сквозь крепко стиснутые зубы и посмотрел на избитого в кровь холопа, что преувеличенно старательно складывал березовые поленья у зева огромного камина, внутри которого уже весело плясали большие языки пламени.

Замок ведь каменный, в зимние холода насквозь промораживается. Так что простыми печами здесь никак не обойдешься. А вот открытый очаг не только быстро согреет огромное помещение, но и для других надобностей легко послужит.

В таком камине запросто можно целого быка на вертеле зажарить, что здесь неоднократно проделывалось долгими зимними вечерами, когда в зале собиралась вся его многочисленная шляхта и устраивались бесконечные пиршества.

– Пошел вон, дурень!

Холоп низко поклонился и, стремительно пятясь спиной, выскочил из зала, тихо прикрыв за собою толстую дубовую дверь, а Сартский медленно прошелся вдоль длинного массивного стола, хрустя костяшками крепко сжатых кулаков. Настроение у него почему-то опять стало портиться…

– Пан Конрад, у меня вести из Бяло Гуру!

Голос кастеляна вывел магната из размышлений, и он стремительно обернулся. Ярослав Замосцкий стоял перед ним с раскрасневшимся лицом, по губам скользила загадочная улыбка.

Именно она сразу привела пана в возбужденное состояние, и Сартский ликующе выдохнул:

– Судя по твоему виду, вести хорошие?!

– Это с какой стороны посмотреть, ваша милость…

По губам верного шляхтича опять пробежала все та же странная улыбка, но вот глаза вспыхнули нездоровым огнем, и в животе сразу похолодело от плохого предчувствия.

– Да не томи мне душу, Ярослав, не зли!

Сартский возбужденно топнул ногою, чувствуя, как быстро закипает в душе гнев. Кастелян это понял и решил не доводить до греха – магнат мог взбеситься, и тогда было бы совсем плохо.

– Все хирдманы, пошедшие на Белогорье, полегли скопом. Перебили их там две недели тому назад…

– Как все? Их же полторы сотни!

Магнат неверующими глазами смотрел на Замосцкого. В голове такая весть просто не укладывалась! Да и как поверить в нее, если он на собственном немалом опыте знал, что такое воинское умение и отвага этих свирепых северных язычников, каждый из которых в бою трех хороших ратников его дружины стоил.

А потому такое известие доверия не вызывает! Да как его принять-то?! Чтобы какие-то вонючие смерды…

– Сообщение верное, ваша милость, потому что весточек оттуда было три. – Кастелян заговорил быстро, стараясь предупредить назревшую гневную вспышку, которая ударила бы уже по нему самому. И поразила бы страшно – магнат побагровел лицом за пару биений сердца, превратившись на глазах чуть ли не в пыхнувшую жаром свеклу.

– Все наши люди сообщили про то! Но с опозданием, ибо орденцы дороги и тропы обложили «синими» и никого из Белогорья не выпускали, даже в Притулу. Прости меня, ваша милость, я сам только что узнал об этом и сразу же поспешил тебя известить.

– Такой вестью со света извести можно! – Сартский громко задышал, словно рыба, выброшенная безжалостным ловцом на берег, схватившись ладонью за грудь. Теперь магнат полностью поверил кастеляну и понял, что означала столь непонятная улыбка. Потому перестал считать, что тот решил поиздеваться над ним, а спросил уже привычно властным, но нарочито спокойным голосом:

– Как такое могло произойти, Ярослав?!

– Командор обманул всех, ваша милость! Прямо с перевала он отправил обратно в Белогорье два «копья», почти всех арбалетчиков и «синих», а также полсотни лучников. Более того, хирдманов опоили вином, куда подмешали какую-то отраву. И хотя те пили мало, но и этого оказалось достаточно – викинги ползали как сонные мухи, никто не успел в «волков» и «медведей» перекинуться от бешенства. Полторы сотни орденцев и белогорских мужиков их осыпали стрелами и болтами. А потом ударили конницей, у них там «копий» ведь удвоилось, и стоптали всех в грязь!

– Пся крев!

Сартский со всей силы ударил кулаком по столу – боль отрезвила магната и остудила вспыхнувший гнев. Пан сморщился, злобно прошипел, как кот при виде собаки, и посмотрел кастеляну прямо в глаза. Тот стойко выдержал пристальный взгляд, только на тонкие губы опять наползла странная давящая улыбка.

– Откуда у них полторы сотни «длинных» луков и арбалетов, Ярослав?! Где они их взяли, прах тебя подери?!

– Почти три сотни, ваша милость…

– Что?!

– Две сотни длинных тисовых брусков им купец Заволя вместе со стрелами и прочим снаряжением в Бяло Гуру привез. Да и с убитых воинов, что наших, что Завойского, они немало взяли. Но торговец привез мно…

– Старая сволочь! Хрен с хирдманами, я их и сам хотел позже всех вырезать! Но мы из-за него пять сотен злотых потеряли и Белогорья лишились. – Лицо магната пошло багровыми пятнами, и он произнес со страшной угрозой в голосе, жестокой и беспощадной:

– Я покараю этого пса! Где он сейчас?!

– В Кракове, – совершенно спокойно ответил Замосцкий, которого не испугал яростный блеск в глазах сюзерена. – Ты же знаешь, что чешский наместник короля Вацлава ему там сильно благоволит. А потому только с его соизволения купец поставил эти луки, которые, как ты знаешь, у нас любым селянам запрещено иметь. Но это «серые» крестоносцы…

– Да хоть в крапинку! – прорычал Сартский. – Они из этих двух сотен луков всю мою конницу расстреляют!

– Не меньше трех сотен, ваша милость, – несколько натянуто улыбнулся Замосцкий. – Кроме тиса у них есть еще пять десятков неплохих луков, среди которых клееные арабские, и не меньше полусотни арбалетов. И если фон Верт объединит свои отряды и еще приведет помощь от словаков, которые, пусть ваша милость простит меня за откровенность, вас люто ненавидят всеми своими фибрами, то тогда уже нам придется плохо.

– Если он еще вернется…

– Не стоит его недооценивать, ваша милость. Я до сих пор прихрамываю при ходьбе от удара оглобли, что его светлость по моей ноге нанесли. Кроме того… – Замосцкий настолько странно улыбнулся, что лютый холод заполз пану Сартскому в чрево, а кастелян как ни в чем не бывало продолжил говорить: – Мой краковский друг сообщил, что командор направил в богемские и моравские замки ордена приказ немедленно прибыть всем рыцарским «копьям» в Бяло Гуру. Надеюсь, ваша милость хорошо понимает, что может последовать в ближайшие месяцы, если не недели? Ведь крестоносцы не раз показывали, что не чтят наших ляшских традиций и способны воевать даже лютой зимой! Боюсь, что нас ожидают весьма неприятные времена…

– Я понял тебя, Ярослав. – Сартский полностью успокоился, его глаза зажглись огнем неукротимой свирепости. – Ты предлагаешь ударить сейчас, пока отряды крестоносцев не вернулись с той стороны гор?! Но одной дружины будет мало, раз они хирдманов извели…

– Мало, я согласен с тобою. Однако удар нанести нужно. Да, это очень трудно, нам нужно какое-то время для сбора ополчения. Недели две или три хватит. А меньшими силами, тут ты прав, одной дружиною без подручных панов вашей милости идти походом нельзя!

– Еще бы, Ярослав, полторы сотни викингов тому ярким примером являются! – Сартский хищно оскалился. – Но ты прав полностью – нельзя допустить, чтобы крестоносцы объединились. Их нужно упредить, и мы сделаем это. А командор не должен вернуться из-за Карпат…

– Но как ты его там удержишь?!

Замосцкий впервые повысил голос на пана, но магнат игнорировал такую непочтительность, понимая, что кастеляном движут лишь интересы дела да жгучее чувство ненависти, что тот испытывал к командору фон Верту, их общему врагу.

– Я знаю, кто нам поможет!

Сартский яростно сверкнул глазами, заметив, что его храбрый кастелян, зная почти обо всех тайнах своего господина, сообразил, куда он клонит. Замосцкий побледнел и крепко прижал ладонь к груди, там, где у него висел нательный крестик.

Да и сам пан тут же истово перекрестился – уж больно ему самому не хотелось ехать на дальнее болото, где он не единожды испытывал чувство страха, неведомого им ни в каком бою или даже поединке с намного более сильным врагом. Но что ж делать, если так прижало!

Глава 4

– И что он туда полез, Фридрих?

– Мало ли идиотов на свете ходит, Ингвар?! Давеча тоже одного видели – помнишь придурка, что со скалы сиганул вниз, крылья из перьев аиста себе на руки соорудив!

– Тоже мне птицей стать захотел, ха-ха! Вровень с ангелами пресветлыми встать?! В коровью лепеху превратился, хоть землею сверху присыпали. Птенчик нашелся, ха-ха!

Громкий хохот вывел Андрея из чувства полного отупения. Он чувствовал, что умирает, его тело давно превратилось в ледяной камень, но спасительный сон вечного забытья никак не шел. Искра жизни еще теплилась в его теле, не торопилась покидать бренную оболочку.

Именно этот жизнерадостный смех уверенных в себе людей и пробудил его мозг. Своего тела он совершенно не ощущал, не мог не то что пошевелить пальцем, но почти не дышал. Только голова, как в рассказе одного известного с тридцатых годов писателя-фантаста, могла еще мыслить, но не более того.

«Никак моя молитва услышана?! Значит, не совсем я пропащий человек, раз помощь пришла!!!»

– И зачем этот придурок прямиком в трясину пошел? Он что, не видел, что дорога в обход идет? Ведь никто из здравых людей в это гнилое урочище никогда не полезет!

«Да потому что я идиотом в одночасье заделался! Видел же, но решил напрямик, путь себе облегчить. Хоть по колено в грязи, но на метр ближе – девиз дураков еще никто не отменял! Как же, в очередной раз нашел приключений на свою задницу. Так у меня завсегда в жизни и происходит – чуток расслабился, когда мирным дымком потянуло, и готово… В полном дерьме, и отплеваться невозможно!»

Никитин с сожалением подумал, что его критика несколько запоздала, и в дальнейшем нужно быть всегда начеку. Но тут же с закипевшей яростью сам себя одернул:

«Если у тебя еще будет следующий раз, лишенец! Ты уже в ледяную скульптуру превратился, баран! Вытаскивайте меня скорее, а то уже в ледышку превратился!»

– Замерз он, даже не шевелится.

– Одежда утонуть не дает, вона как пузырем вздулась!

– А может, праведник какой-то? Потому и не тонет, – задумчиво произнес Фридрих. – Способствуют ему пресветлые ангелы!

Андрей уже смог различать по голосу этих говорящих на природном «дойче» путников. Потому интонации в молодом голосе ему определенно понравились, добрые и участливые. И спустя секунду его сердце забилось с проснувшейся надеждой.

– Давай его вытащим, христианин все же. Похоронить нужно да молитвы прочитать…

– Задался он тебе! Нашел праведника в этом болоте. Вон как смердит, стоять рядом невозможно.

– Но ведь душа христианская!

«Да что вы дискутируете, ребята! Вытаскивайте меня скорее, ведь подыхаю же. Что же вы творите, поганцы, я ведь совсем замерзну. А так есть шанс выжить! Да я вас, уроды, урою в этом болоте! Мои крестоносцы с вас три шкуры спустят! Вытаскивайте меня скорее!»

– Ага, как же. – Ингвар произносил слова с таким сарказмом, что Андрей сразу переполнился злостью и мысленно призвал все казни египетские на голову этого невидимого, но уже ненавидимого им человека. А тот еще добавил такое, словно припечатал: – Известно, что поверху всегда дерьмо плавает. Может, это язычник или грешник великий, раз его даже в болотную гниль не заволокло. А то и похуже, бесенок какой-то или угр!

– Не пори ерунду, Ингвар! Мусульмане на лошадях ездят, к тому же в одиночку в горы никогда не пойдут – их же первый встречный словак сразу же попытается прирезать. А любого нечистого болото бы отвергло, оно только добрых людей да тварей неразумных поглощает! А значит, перед нами достойный путник и хороший христианин!

«Вот тут-то ты ошибся, друг мой Фридрих, – я тварь неразумная». – Несмотря на весь трагизм сложившийся для него ситуации, Андрей мысленно рассмеялся с самым горьким сарказмом.

– Вам что приказали?! Что вы тут топчетесь по колено в дерьме?! Что вы там нашли?!

Третий голос вмешался в диалог властно и уверенно, на том же лающем языке, что выдает всех немцев с головою.

Андрей понял, что нашли его не случайные проезжие и тем паче не селяне – те-то эти места как свои пальцы знают, а воины, возможно, охрана какого-то купеческого каравана. Хотя какие могут быть торговцы в этих краях, да еще в такую пору, когда все дороги и тропинки непролазными стали.

– Утоп кто-то, брат Дитрих!

«Брат?!»

Лихорадочное возбуждение, что уже окутало мозг Никитина, внезапно схлынуло. Такой же властный голос был у всех крестоносцев, что отслужили полный срок и занимали должности не ниже десятника. А этот Дитрих был явно из этой же обоймы.

«Так обращаются не монахи, а орденцы. В тевтонском Братстве говорят так же! А эти – немцы, ни у кого славянского имени нет. Ведь даже викинги, когда их принимают христианство, то в обиходе, как и все, обращаются по прежним именам или прозвищам. Отец Павел говорил, что у нас ни одного новообращенного скандинава в ордене нет, лишь малая толика служит Братству».

– Берете мое копье и тащите его, а то у меня конь уже проваливаться начинает. Быстрее! Крюк приладьте – махом зацепите. Только требуху им не выпустите, самих заставлю ему в брюхо обратно засовывать да зубами шить! Махом научитесь приказы выполнять!

«Твою мать!!! С брюхами тевтонцы только так поступают, когда молодых учат! Ох, как я попал! Из огня да в полымя. Или из полымя в огонь, так будет вернее!»

Андрей почувствовал, что у него все извилины встали дыбом вместо волос. Попасть в руки «братства», злейшего врага крестоносцев, он не желал категорически, лучше уж в болоте утонуть.

«Они меня сразу замучают, как кулаки бедного Павлика Морозова, все жилы и нервы через задницу вытащат! А еще… Меч! Он не должен попасть им в руки!»

Андрей мысленно взвыл от накатившего ужаса и, собрав всю волю в кулак и крепко сжав, рванулся вперед. Вот только ничего не вышло – тело не слушалось своего хозяина.

– Во! Я его зацепил!

– Все вместе тащим! Ох и тяжелый, зараза!

«А вот теперь писец», – с огорчением подумал Андрей, совершенно не ощущая боли, но разумом понимая, что его явно потащили на твердое место. Вот только спасения уже не будет, но еще хуже, что меч Иоанна Златоуста попадет в руки давних врагов крестоносцев.

– Как боров, ну и хряк! Из таких шпика много выходит!

«Точно, немец этот Дитрих, тевтон». – Душу Андрея разрывало отчаяние – лучше бы он забарахтался в трясине и утонул. Тогда не было бы чувства унизительной беспомощности.

– Смотрите, у него меч! Это воин!

– Бери выше, Фридрих! Меч явно рыцарский, таким с коня рубят. Знатную рыбу мы выловили!

– Ты прав, брат Дитрих, как всегда. – В голосе слышалась почтительность новобранца перед заслуженным ветераном. И тут же лязгнула сталь клинка, вынимаемого из ножен. И наступило долгое молчание, прерываемое лишь восхищенными вздохами и выдохами, причмокиванием да многозначительным завистливым сопением. И тут же раздался четвертый голос, еще более властный и уверенный в себе:

– Что там у тебя, Дитрих?!

– Вот, у него взяли, брат Ульрих. Посмотрите!

В голосе ветерана уважительных ноток почтения было намного больше, чем до этого у зеленых новобранцев при обращении к нему самому. Так отвечают только тогда, когда положение «смирно» принимают и навытяжку перед высоким начальством тянутся..

«Еще один «брат»?! И тоже немец, к тому же рыцарь, никак не меньше, ибо голос у Дитриха разом изменился, так и уважаемому отцу не отвечают. Точно, это тевтонские «засланцы, вроде Нотбека, только отрядом идут, и немалым». – Никитин лежал неподвижно, но мозг лихорадочно анализировал все слова и звуки.

– Боже всемилостивый! Это вы взяли у него?!!

Голос «брата» Ульриха явственно сломался, задрожал от охватившего человека волнения, и Андрей понял, что тому меч хорошо знаком. А это было очень плохо…

– Он жив?!

Рыцарь спросил с такой выразительной надеждой в голосе, что Никитину показалось, что он еще больше оледенел, хотя и так давно пребывал в этом замерзшем состоянии.

– Замерз, полностью окоченел, брат Ульрих.

– Так проверь!!! Да отойди ты, я сам!

«С чего тевтону так о крестоносце заботиться?» – с немалым изумлением подумал Андрей, услышав яростный рык рыцаря.

Только сейчас он понял, что еще жив, когда мощные пальцы буквально продавили его стылую кожу, которая давно казалась железобетонной броней. И мощный рев, которого Андрей даже представить раньше не мог, ворвался в его ухо:

– Не умирай! Слышишь ты, не умирай! Быстрее, братья, он еще пока жив! Дитрих! Скачи в село, пусть приготовят много горячей воды! Режьте на нем одежду, растирайте. Закутайте в меховые плащи! Зволин! Делай носилки, приторочи их к коням! Быстро!!!

«Зволин? Странное имя для тевтона! Где-то я его слышал, могу дать голову на отсечение, хотя она у меня дурная». – Никитин не чувствовал ничего, а в это время снующие вокруг него люди срезали всю одежду и укутали в меховые плащи, как мумию.

– Кто дал тебе святыню нашего ордена?! Где брат Карл?! Скажи хоть что-нибудь!!!

«Нашего ордена?! Свои», – в голове промелькнула последняя мысль, и тут же сознание покинуло его разум…

Глава 5

Что-то тяжелое навалилось сверху, и Андрей чувствовал, что после очередного выдоха у него уже не остается сил, чтобы вдохнуть, словно гигантская змея, сжимающая смертоносные кольца, выдавливала из него по капле жизнь.

С огромным трудом ему удалось пошевелиться: что-то снаружи сверху загремело, скорее даже зазвенело, и с шумом и скрежетом съехало вниз. Стало заметно легче. Ворочаясь и пятясь, словно рак, назад, Андрей потихоньку начал выбираться из-под завала закованных в броню мертвецов.

Освободившись от очередного, чьего-то стопудового, как ему показалось по весу, тела, Андрей задом, на карачках, вылез на свет божий. Однако света как такового не было: вокруг него царила мрачная полумгла сумерек.

Огромная куча, почти курган, из сложенных друг на друга тел во всевозможных доспехах, от рыцарских до степных, кожаных, обшитых железными пластинами курток, высилась размером почти с два его роста.

– Ни хрена себе! Целый музей оружия! И откуда вас столько здесь набралось, и главное, кто вас всех порешил, братушки…

Андрей наклонился, чтобы вытащить из ножен лежащего на уровне его пояса воина изогнутую саблю, однако стоило ему едва дотронуться до рукояти, как тела стали стремительно покрываться пылью, доспехи и оружие – толстым слоем ржавчины, даже не рассыпавшись, а буквально растворившись в воздухе через мгновение, не оставив после себя и горсти праха.

– Однако! – только и оставалось протянуть Андрею: он еще минуту назад задыхался под этой грудой тел. – Однако!

Но долго размышлять над произошедшим не пришлось – невдалеке смутно мелькнул светлый силуэт, и Андрей с явным намерением разобраться, где он и как отсюда выбираться, твердым шагом направился вперед.

Оглянувшись назад, Андрей снова увидел кучу-курган, поблескивавшую тусклым блеском лат и шлемов, но возвращаться назад он не испытывал ни малейшего желания.

Об оружии он не беспокоился: практически полное облачение, за исключением железных лат и шлема, и кинжал придавали ему уверенности. А главное, волшебный пояс волкодлака был на нем!

Правда, меч тоже не помешал бы, и арбалет, и щит, и боевой топор, но в прошлый раз во сне, а в том, что это был сон, Андрей был уверен, он вообще оказался голый, так что теперешнее его положение было из категории «на безрыбье и рак – рыба». Скорее даже не сон, а беспамятство, болезненный бред, учитывая обстоятельства, в которых осталось его бренное тело!

Светлый силуэт, мелькнувший за деревьями, на поверку оказался очень даже миловидной девушкой или, скорее, молодой женщиной, одинокой, как и водится заблудившимся в глухой чаще в ожидании рыцаря-спасителя красоткам, и обнаженной.

Как и положено, вокруг был густой лес, солнца не было видно, царил влажный полумрак, цепляющийся сгустками тумана за мохнатые лапы елей и сосен.

Прелестница сидела на пенечке в позе а-ля Аленушка, обхватив ноги руками и склонив голову на колени. Длинные темные волосы рассыпались по плечам, скрывая спину и грудь.

– Пардон, леди!

Она встрепенулась, открыла глаза и уставилась на Андрея:

– Ты меня звал?

Голос у нее оказался слишком низкий, с грудными интонациями, никак не вяжущийся с дивным обликом.

– А кого ж еще? Я, по крайней мере, никого больше, кроме тебя, не вижу! Горло, что ли, простудила? – Андрей, решив извлечь из безумного сновидения массу приятностей, наплевал на такт и этикет, справедливо рассудив, что терять ему здесь нечего. – На вот, – он протянул ей снятый с плеча орденский плащ с белым крестом, – прикройся!

Женщина, взмахнув руками, отпрянула.

– А! – Он понимающе покачал головой. – Нечисть! Креста боишься?

– Нет! – Она, словно в подтверждение своих слов, покачала головой. – Не боюсь! Моя магия очень древняя, и твой крест на меня не действует!

– А зовут-то тебя как?

– Странный ты, глупый! – Она громко рассмеялась, отчего ее крупные груди заколыхались. – Вещь свою мне предлагаешь, имя мое спрашиваешь… Так нельзя…

– А что здесь такого? – Андрей недоуменно пожал плечами. – Плаща мне не жалко! Не могу, понимаешь ли, с голыми женщинами долго разговаривать!

– Я тебе нравлюсь?

Она подошла вплотную к Андрею и заглянула ему в глаза. Андрей машинально отметил, что ее глаза совсем темные, почти черные, такие, что зрачка совсем не видно.

От нее несло холодом, явственно ощущался запах воды и тины. А еще ее фигура, а особенно большие, тяжеловатые ступни напомнили Андрею жену Анну из того, п р о ш л о г о, мира, и начавшее пробуждаться желание напрочь пропало:

– А ты не обидишься, если я скажу – нет? Убить не захочешь, как тех, что там кучкой отдыхают?

– К чему? – Она пожала плечами и отвернулась. – Меня не интересуют люди! А эти… – махнув в сторону, она уселась назад на свой пень, – глупцы! Вы желаете всего и сразу: кто-то возжелал меня как женщину, кто-то захотел убить во имя своего Бога… А мое имя старше любых богов!

– И какое оно?

– Запомнить его легко, а вот забыть трудно! Не говори никогда имя незнакомцам, человек, а то потом пожалеешь!

– Почему?

– Вот неуемный! – Она раздраженно поморщилась. – Зная твое имя, тот, кто хочет навредить тебе, всегда это сможет сделать, особенно если у него есть еще и твоя вещь!

– Мне нечего скрывать – меня зовут Андреас фон Верт!

– Хм! – Она подняла бровь. – Фон Верт… Я уже слышала это имя от одного человека! Он, кстати, очень плохой и хочет причинить тебе зло! Остерегайся его!

– Хм! – Теперь настала очередь хмыкать Андрею. – Знаешь, сколько людей мне хотят причинить зло? Чего же мне, как гадюке поганой, уползти и дрожать, прикрывшись лопухом?

– Почему ты так не любишь змей? – В ее голосе звякнул металл, а брови гневно выгнулись. – Не смей так говорить о них при мне!

– Да чего там! – Андрей махнул рукой. – Все вы, бабы, змеи подколодные…

Договорить он не успел: взметнувшись, она поднялась выше Андрея. Вместо ног от пояса извивалось змеиное тело, а сама она угрожающе покачивалась из стороны в сторону:

– Прочь, человечиш-ш-шко!

– Ты чего такая злая? – Андрей зорко следил за ней, ожидая броска. – Вроде критические дни тебя, судя по хвосту, не должны беспокоить?

Она резко качнулась в сторону и зашипела как настоящая змея.

– Ты ядовитая? – Андрей, вынув кинжал, пригибаясь, стал перемещаться левее, чтобы в случае атаки принять ее на правую руку. – Смотри, язык себе не прикуси: не ровен час отравишься…

Она сделала молниеносный бросок, но Андрей, увернувшись, изловчился резануть ее руку: густая черная кровь закапала на землю.

– Отдай мне с-с-свою с-с-силу… Ус-с-с-сни вечным с-с-сном…

Она свивала хвостом кольца, словно гипнотизируя его блестящей чешуей. Андрей машинально схватился за волшебный пояс – ощущение было таким, словно от него слегка покалывает током, так, словно мокрыми руками взялся за электрический прибор.

– А еще себя предлагала, пиявка! – Андрей, сиганув в сторону, увернулся в очередной раз и, перепрыгнув через извивающийся хвост, понесся вперед, лавируя между огромными стволами. – Не старайся усыпить меня! Хрена с два у тебя получится! На меня твоя магия не действует!

Позади с треском проламывающегося в кустах носорога и с леденящим кровь шипением неслась огромная змея.

Завидев развилку в вековой сосне, он на мгновение задержался перед ней, а затем резко вильнул вбок. Как он и ожидал, змеюга на полном ходу влетела в нее и, застряв, беспомощно повисла. Андрей с размаху пригвоздил ее хвост к стволу.

Даже обернувшись человеком, она не смогла освободиться: кинжал, пробивший одну из ног в районе задней поверхности бедра чуть выше колена, крепко держал ее. Перекинуться обратно в змею сил, по-видимому, уже не оставалось.

– Ну и кто из нас дурак, вернее, дура?

Андрей присел перед ней. Она уже не извивалась, только с ненавистью глядела и что-то быстро забормотала.

– Не старайся колдовать, твоя магия на меня не подействует! – Она резко дернулась, но Андрей с силой наступил ей на пальцы пораненной руки, и она затихла. – Успокойся, а то я – не рыцарь, а ты – не прекрасная дама!

– Ты не посмееш-ш-шь! – Она только сейчас поняла, в какую ловушку попала. – Не посмееш-ш-шь…

– Не боись! – Андрей похлопал ее по белоснежным выпуклостям чуть пониже поясницы. – Твои скользкие прелести меня принципиально не возбуждают! Да и воняет от тебя, помойся, что ли, или как у вас там, змей, кожу смени, или сейчас не сезон?

– Я вс-с-с-сегда меняю кожу ос-с-сенью!

– Ну и умница! – Андрей еще раз оценивающе осмотрел ракурс с, так сказать, тыла, но, сморщившись, сплюнул:

– Нет! Не канает! Все же ты не баба! А вдруг в самый ответственный момент у тебя снова хвост появится или еще, чего хуже, нарожаешь ты потом от меня Змеев Горынычей? Нет, на это я пойти не могу! Я к тому же еще и командор! – Андрей понимал, что молотил полную чушь, начался короткий, но отходняк. – А может, того, устроить трибунал инквизиции в одном моем лице и сжечь тебя? Точно!

Он кивнул и присел на корточки, она немигающим взглядом следила за ним. Выражения отчаяния, ненависти, ярости, страха сменялись на ее красивом лице.

– А твой змеиный хвост я съем! Чего добру пропадать! Эх! В китайском ресторане тебе бы цены не было…

– Не глумис-с-с-сь! Ты же муж-ш-ш-ш-чина…

– Если бы я был, как ты говоришь, мужчиной… Э-эх! – Андрей хлопнул себя по коленке. – Но нет, милая, ты ошиблась! Я крестоносец, рыцарь и христианин, три в одном, у меня к тому же целибат! Поэтому на первую встречную бабу я сразу так и не полезу! Да ты и не баба, так сказать, ни рыба, ни мясо! Вообще, я, видишь ли, терпеть не могу змей! Как представлю, что ты лягушек ешь…

Она в бессильной ярости заскрежетала зубами:

– Я отомщ-щ-щу! Ты ос-с-с-скорбил меня, как женщ-щ-щину ос-с-с-скорбил…

– Я же говорил, что бабы – гадюки подколодные! Сначала выберись, не все такие благородные, как я, могут попользовать, а потом шкурку на чемодан ободрать! Не дергайся! – Он намотал длинные волосы на кулак, поднял голову и взглянул ей в немигающие, черные, без белков глаза. – Совсем забыл! Так с кем ты вела беседы о моей скромной персоне?

– Это был черный ворон! Он называл мне твое имя и униженно прос-с-сил помощи! Раньше я не вмешивалас-с-с-ь в дела людей, только ради забавы, но с-с-сейчас-с-с! Ты ос-с-с-скорбил меня! Я найду тебя и отомщу! С-с-с-страш-ш-шно отомщу! Мы еще вс-с-с-стретимс-с-с-с-я…

– Уже горячее! – Андрей удовлетворенно покачал головой и с силой выдернул кинжал. Она выгнулась. – С одного его помощника я почти снял шкуру, с тебя тоже спущу, если встанешь на моем пути! Уноси ноги, пока цела! Ползи, в смысле…

Договорить он не успел: она, извернувшись, накинула петлю хвоста ему на шею и стала сжимать кольцо. Задыхаясь, Андрей успел подумать, что ее тело почему-то оказалось обжигающе горячим, слишком горячим…

– Ай-я!

Андрей пришел в себя от лютой боли, которая разлилась множеством уколов, непроизвольно дернулся, и тут же словно огненная лава прошлась по его измученному телу.

– Ай-я!

– Ты куда, дура, льешь?! Ты же ему плечо голым кипятком обожгла! Холодной смочи! Живо!

Из темноты, царящей перед глазами, донесся до боли знакомый голос, в котором Никитин сразу же узнал того самого Дитриха, копьем которого его вытащили из смертельной трясины. И моментально вспомнил все, испытав нешуточное облегчение.

«Я спасен, меня вытащили!»

Пронесшаяся мысль тут же была подмята ощущением дикого холода, который, как ему показалось, заполонил все его тело, превратившись в груди в огромную ледяную глыбу.

– Я ничего не вижу, – еле слышно пробормотал Никитин, не в силах не то чтобы поднять руки, а даже открыть веки. И тут же чьи-то крепкие ладони стали лихорадочно тереть ему глаза, а мягкий женский голос, такой грудной и милый, прошептал прямо в ухо:

– Потерпите немного, ваша милость! Она как деготь, тамошняя грязь, ее с трудом оттереть можно. Горит жутко, ничем не потушишь, если чистую с поверхности собрать. Мы ей щели во всех постройках заливаем, лучше раствора держит. Почти как рыбий клей, густая и ничем ее не промочишь! Только по первому морозцу она такой липкой становится. Оттого и Липанами это место называем.