Текст книги "Неугасимое пламя"

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

«Не было ни единого дня в течение последних двух недель, когда бы я не думала о Мэтью. Каждое утро я просыпаюсь с мыслями о нем, о том, какое важное место занял он в моей жизни.

Два раза мы катались верхом по восхитительной Ривер-Роуд. Именно там, знакомясь под руководством Мэтью с этими чудесными местами, я обнаружила, что все сильнее запутываюсь в его сетях.

Неужели любовь, думаю я, настолько похожа на волшебные чары, что каждая встреча многократно усиливает чувство? Кажется, будто некая фея брызнула на меня колдовским зельем, пока я спала. Но если это и впрямь волшебство, я желала бы, чтобы оно длилось вечно».

Рэчел закрыла дневник, мысли ее были далеко-далеко от их новоорлеанского дома. Подперев щеку правой рукой, она рассеянно смотрела в окно своей спальни. Задумчивость ее была столь глубока, что она не замечала даже порхания птиц, беззаботно распевавших на дереве прямо перед окном.

Кэтлин Энсли Галлагер вошла в спальню дочери, держа в руках большую глазурованную вазу с только что срезанными цветами.

– Неправда ли, они прекрасны? – спросила Кэтлин и осторожно поставила вазу на низкий столик.

– Я просто не в силах совладать с собой, когда вижу цветочницу на базаре. У одной старушки сегодня были замечательно подобранные букеты, а я еще добавила несколько цветов из нашего сада. – Она наклонилась и с наслаждением втянула в себя аромат.

Рэчел услышала голос матери и обернулась. Она прекрасно знала, что ее мать бывала совершенно счастлива, когда работала в собственном маленьком цветнике, сажала растения по своему вкусу, ухаживала за ними, компоновала.

Что касается Рэчел, то работа в саду, как таковая, мало увлекала ее, хотя результаты этой работы неизменно радовали. Она с большим удовольствием брала краски и старалась запечатлеть то, что столь искусно создавала ее мать.

– Я просила Лизль подать нам чай сюда, если ты не возражаешь, моя милая, – сказала Кэтлин.

– Я буду очень рада, мама, – ответила Рэчел, убирая дневник в ящик секретера и запирая его крошечным ключиком.

Ее действия не остались незамеченными ее матерью, которая, однако, предпочла отложить разговор на эту тему до того момента, как им подадут чай.

Лизль, цветная служанка, но не рабыня, а свободная, появилась в дверях с серебряным подносом в руках. На подносе красовался пузатый чайник и чайный сервиз тонкого китайского фарфора. Каждый предмет был украшен одним и тем же рисунком: голубая веточка глицинии в форме буквы «А» на белом фоне. Поставив поднос, Лизль опустила руку в карман своего белого передника и извлекла оттуда пухлый конверт кремового цвета.

– Для вас, мадемуазель, – объявила она, протягивая конверт Рэчел. – Один из слуг Деверо принес его несколько минут назад.

Тон служанки ясно свидетельствовал о том, что знакомство ее госпожи с одним из самых уважаемых семейств Нового Орлеана льстит ей. Удаляясь из комнаты, она радостно улыбалась.

Кэтлин налила дочери чашку крепкого чая, добавила молока и сахара, в то время как Рэчел взламывала восковую печать и вскрывала конверт.

– От мистера Мэтью Деверо, наверное? – спросила Кэтлин, слегка приподняв брови.

Не отрывая взгляда от изящного женского почерка, Рэчел покачала головой:

– Нет, мама, от его матери.

От внимания Кэтлин не укрылся румянец, вспыхнувший на щеках дочери. Ей было совершенно ясно, что Мэтью Деверо для Рэчел есть нечто большее, чем случайное увлечение. В лице девушки появилось что-то такое, чего не было прежде.

– Вот твой чай, Рэчел.

Рэчел взяла чашку из рук матери и улыбнулась ей. Она отпила глоток, и мысли ее вернулись к только что полученной записке. В ней содержалось приглашение Рэчел и ее родителям присутствовать на торжественном обеде, который семья Деверо давала на следующей неделе в своем городском доме.

– Нас приглашают на обед к Деверо, здесь, в Новом Орлеане.

– Можно взглянуть? – вежливо спросила Кэтлин.

– Разумеется, мама. – Рэчел передала ей письмо.

Снова взяв свою чашку, Рэчел прихлебывала чай и наблюдала, как взгляд ее матери скользит по изящным строчкам. Несколько минут Кэтлин раздумывала, и Рэчел с трудом сдерживала нетерпение.

Наконец, не в силах ждать более, она спросила:

– Ну так что же, мы сможем пойти, мама?

– Тебе хочется, детка? – Кэтлин знала ответ заранее.

Рэчел кивнула.

– Да, мама, – откровенно призналась она. – Очень хочется.

Кэтлин перегнулась через низенький столик и накрыла руку дочери своей. Она очень гордилась своим ребенком и с радостью думала о том, в какую прелестную женщину превращается Рэчел. Она с большим трудом перенесла разлуку с дочерью, остававшейся в частной школе, меж тем как они с Коннором начинали свою жизнь в Америке. Но они заранее решили, что, лишь став на ноги в новой стране, смогут привезти туда свою девочку. И Кэтлин заручилась обещанием собственных родителей позаботиться о внучке, если с ней и Коннором что-нибудь случится.

– Что ж, я думаю, мы должны пойти, – ласково сказала она. – Я пошлю ответ миссис Деверо, поблагодарю за приглашение и напишу, что мы его принимаем. – И, не снимая руки с руки дочери, Кэтлин спросила: – Тебе нравится Деверо-младший?

Рэчел подняла на мать глаза – голубые с легким оттенком серого. Она понимала, что не сможет солгать матери ни в чем, а тем более в столь важном для нее вопросе, как ее чувство к Мэтью.

– Я люблю его, – без обиняков призналась она.

Глубокий вздох вырвался из груди Кэтлин:

– И он отвечает тебе взаимностью?

Рэчел пожала плечами:

– Я, честное слово, не знаю, мама.

Она высвободила свою руку из-под материнской, поднялась и сделала несколько шагов:

– Я никогда не говорила с ним о своих чувствах.

– Тебе всего лишь восемнадцать, Рэчел. Быть может, это просто увлечение? – предположила Кэтлин.

Рэчел обернулась и пристально взглянула на мать:

– Тебе было семнадцать, когда ты полюбила папу, правда ведь?

Кэтлин задумчиво улыбнулась, оказавшись во власти воспоминаний.

– Правда, – согласилась она. – Я встретила твоего отца, и с этого момента все остальные мужчины перестали для меня существовать.

– То же самое и у меня с Мэтью, – призналась Рэчел. – С нашей первой встречи, когда папа поехал в имение Бель-Шансон покупать лошадь и взял меня с собой, я поняла, что Мэтью именно тот человек, за которого я хочу выйти замуж.

– А если он вовсе не хочет на тебе жениться? – возразила Кэтлин. – Ты когда-нибудь думала об этом?

– Я думаю, что я ему небезразлична, – проговорила Рэчел.

– Он позволял себе лишнее? – настаивала Кэтлин.

– О нет, мама! – Рэчел кинулась на защиту Мэтью. – Он человек благородный. Даже когда мы катаемся верхом, нас постоянно сопровождает грум. Ничего недозволенного между нами не было, честное слово. Ты можешь верить мне!

Кэтлин снова вздохнула:

– Да, слава Богу, могу.

С полной откровенностью Рэчел добавила:

– Хотя он ничего мне не говорил, кое-что я чувствую.

Кэтлин поднялась и стала рядом с дочерью, слегка поглаживая ее распущенные светло-золотые волосы.

– Ты еще так молода, моя девочка, а он мужчина, мужчина в полном смысле этого слова, и привык получать то, чего хочет.

– Значит, – Рэчел повернулась лицом к матери, – до тебя дошли те же слухи, что и до меня?

– Миссис Чандлер рассказала мне о репутации Мэтью Деверо, если ты это имеешь в виду, – ответила Кэтлин. – И я весьма ей признательна.

Похоже было, что ее мать чего-то недоговаривает. Подумав несколько секунд, Рэчел облизала пересохшие губы и выпалила:

– И она рассказала тебе о доме на Рампарт-стрит?

На сей раз покраснела Кэтлин Энсли Галлагер.

– Да, – коротко ответила она.

– Меня это не волнует, мама, – твердо заявила Рэчел. – Это прошлое.

– Если он все еще содержит ее, то это самое что ни на есть настоящее, – возразила Кэтлин. – Да и как бы то ни было, он по всем меркам настоящий мужчина, а мужчины весьма привержены плотским удовольствиям.

– Я не стану порицать Мэтью за его нынешнюю компанию, мама, или сердиться за то, что у него была эта женщина, имени которой я не знаю, – великодушно произнесла Рэчел, веря, что говорит искренне. – В настоящий момент я не имею никаких прав на него.

– Но хочешь иметь, – констатировала Кэтлин.

– Хочу всем сердцем, – просто ответила ее дочь.

Искренность Рэчел прошла проверку на прочность менее чем через три дня, когда она в сопровождении своей ближайшей подруги Каролины Чандлер переступила порог мадам де ла Пёр. Эта модистка, чье ателье модной одежды располагалось на Вьё-Карэ, была рекомендована матерью Каролины как лучшая в Новом Орлеане. Ее изысканные туалеты вполне стоили потраченных на них средств, ибо, по словам миссис Чандлер, в них не стыдно было показаться в Лондоне и даже Париже.

Девушки расхаживали между многочисленных рулонов роскошных тканей, помещавшихся в одной из комнат, когда навстречу им вышла сама мадам.

– Bonjour, mesdemoiselles[3]3
  Добрый день, барышни (фр.).


[Закрыть], – произнесла она ласковым голосом с акцентом, выдававшим уроженку Луизианы. – Чем могу быть вам полезной?

– Моя подруга собирается на очень важный для нее званый обед, – принялась объяснять Каролина. – И мы решили, что вы смогли бы сделать для нее что-нибудь выдающееся.

– Oui, quelque chose incregable, n'est-pas?[4]4
  Да, нечто невероятное, не так ли (фр.).


[Закрыть]

Мадам де ла Пёр окинула фигуру Рэчел оценивающим взглядом. Из кармана передника она извлекла сантиметр, огрызок карандаша, записную книжечку и начала делать какие-то пометки, приказав своей помощнице принести из другой комнаты несколько рулонов материи.

Рэчел стояла неподвижно, вытянув руки, пока модистка, оборачивала и драпировала вокруг ее тела различные ткани. Некоторые мадам немедленно забраковала, но две сочла достойными внимания.

– Лучше всего будут розовый шелк с темно-голубым бархатом, – объявила мадам с видом знатока.

Она отдала оба рулона помощнице и попросила Рэчел присесть, пока она сходит за альбомом с моделями.

Рэчел и Каролина последовали ее приглашению, и в комнату вошла служанка, предложившая каждой из них по бокалу шампанского.

Пока они ждали, потягивая шампанское, в комнате появилась еще одна клиентка и принялась вертеться перед трельяжем красного дерева, проверяя, как на ней сидит бальное платье.

Рэчел подумала, что ей редко доводилось встречать столь прелестное и грациозное создание, как эта молодая женщина. Примерно ее возраста, как решила Рэчел. Платье цвета темного золота гармонировало с золотистой кожей и темными, искусно завитыми волосами.

Женщина очередной раз повернулась и резко остановилась, заметив, что она в помещении не одна.

– Oh, pardonnez-moi[5]5
  О, простите меня (фр.).


[Закрыть], – попросила она с любезной улыбкой. – Я не знала, что у мадам сейчас другие клиентки. Вы должны извинить меня!

– За что же? – ответила Рэчел, отметив про себя, что платье сидит на девушке превосходно. Если мадам де ла Пёр соорудит для нее нечто подобное, Мэтью не отведет от нее глаз весь вечер!

Девушка подошла к ним поближе.

– Вам оно нравится? – спросила она с легким беспокойством в голосе, глядя на них широко раскрытыми светло-карими глазами.

– Оно очень красивое, мадемуазель, – ответила Рэчел и добавила: – так же, как и вы сами.

– Merci[6]6
  Спасибо (фр.).


[Закрыть], мадемуазель, – откликнулась незнакомка.

– Не стоит благодарности, – возразила Рэчел, – я всего лишь констатировала очевидное.

– Тем не менее вы очень любезны.

Молодая женщина еще раз внимательно оглядела себя в зеркале и, казалось, осталась довольна результатом.

В комнату вернулась мадам де ла Пёр, нагруженная увесистыми альбомами с зарисовками самых разнообразных туалетов.

– Здесь вы почерпнете кое-какие идеи, мадемуазель, – пояснила она. – Посмотрите внимательно, не найдете ли вы что-либо себе по вкусу.

– Я уже нашла, – заявила Рэчел. – Больше всего мне нравится вот этот фасон. – Она указала на туалет незнакомой девушки.

– У мадемуазель прекрасный вкус, – похвалила модистка, – но, быть может, декольте стоит сделать менее глубоким?

Рэчел снова взглянула на золотистое платье, отметив, что она чуть полнее в груди, чем прекрасная незнакомка.

– Нет, я считаю, что именно такой фасон пойдет мне больше всего, – наконец объявила она.

«Я уже не школьница, – решила Рэчел, – и на званом обеде все должны понять это раз и навсегда».

– Ты уверена, Рэчел? – спросила Каролина. – Твоя мама может быть против.

– Нет, я хочу именно такое, – настаивала Рэчел.

– Как желаете, мадемуазель Галлагер, – вмешалась мадам, стремясь угодить заказчице. – Я отдам ваш туалет в работу immйdiatement[7]7
  Немедленно (фр.).


[Закрыть] и через два дня жду вас на примерку.

– Превосходно, мадам, – согласилась Рэчел. – Через два дня я буду у вас.

Покончив со своим делом, Рэчел и Каролина направились к выходу, и в этот момент помощница мадам вернулась в комнату, держа в руках корзинку со швейными принадлежностями.

– Итак, – обратилась мадам де ла Пёр к неизвестной девушке, – вы довольны, мадемуазель дю Лак?

Та обернулась и, широко улыбнувшись, ответила:

– Я в восторге от этого платья, мадам, и думаю, что Матьё тоже придет в восторг.

Услышав это имя, которое, как ей было известно, соответствовало английскому «Мэтью», Рэчел остановилась у выхода.

– В чем дело, Рэчел? – спросила Каролина, уже взявшаяся за дверную ручку.

– Ш-ш-ш, – прошептала она на ухо подруге, не сводя глаз с мадемуазель дю Лак. Сердце ее отчаянно колотилось, она ждала окончания разговора.

– Записать этот наряд на счет мистера Деверо? – спросила помощница мадам, открывая свой гроссбух.

– Mais, oui[8]8
  Да, конечно (фр.).


[Закрыть], – воскликнула заказчица, направляясь в кабинку для переодевания.

«На счет Мэтью Деверо».

Несколько мгновений Рэчел чувствовала, что ей не хватает воздуха. Эта прелестная молодая женщина вне всякого сомнения была любовницей Мэтью, его fille de joie[9]9
  Девочкой для удовольствий (фр.).


[Закрыть].

– Деверо, – в изумлении прошептала Каролина. – Ты слышала, Рэчел?

Рэчел бросила на нее предостерегающий взгляд.

– Да, – слабо проговорила она и выскочила из комнаты. Остановившись на тротуаре, она глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки. Стремительное бегство было не лучшим вариантом, хотя в данный момент ей больше всего на свете хотелось бежать без оглядки, сделав вид, что она ничего не слышала.

«Эта женщина, эта прелестная молодая женщина делила с Мэтью постель, – стучало в мозгу Рэчел. – Он оплачивал ее наряды, ее дом, все ее пожелания и прихоти, в обмен на исключительное право пользоваться ее ласками».

– Рэчел!

Она услышала, как ее зовут, и очнулась от своего оцепенения. Рядом с ней сидела Каролина и с тревогой вглядывалась в ее небесно-голубые глаза.

– Все в порядке, Каролина, – успокоила она подругу, слабо улыбнувшись.

– Ты уверена? – спросила Каролина. – Не так-то легко слышать то, что ты только что выслушала.

Рэчел вздохнула.

– Можно подумать, я и не подозревала, что он содержит женщину, – пробормотала она.

– Но ты не встречалась с ней, – уточнила Каролина.

Рэчел пристально взглянула на подругу:

– Ты совершенно права.

Она повернулась и уставилась на дверь, ведущую в приемную мадам де ла Пёр.

– Пойдем, – торопила Каролина, держа Рэчел за руку и направляясь с ней к коляске, ожидавшей их в нескольких шагах от входа в ателье. Садясь в коляску, Рэчел на мгновение задержалась и еще раз взглянула на входную дверь. Она увидела, что подле нее остановился легкий экипаж, запряженный парой прекрасных гнедых лошадей. Возница, высокий стройный мужчина, соскочил на землю и помог вышедшей из ателье мадемуазель дю Лак сесть в экипаж.

Подсаживая ее, мужчина повернул голову и оказался лицом к лицу с Рэчел.

Минуту Мэтью потрясено взирал на нее, затем, ответив на какой-то вопрос спутницы на том же беглом французском, на каком говорила она сама, вскочил на свое место, натянул вожжи, и экипаж исчез за углом.

Рэчел опустилась на плюшевое сиденье коляски и закрыла глаза.

– Давай не будем сегодня заезжать к Колберну, хорошо? – спросила она у Каролины. – Я вдруг почувствовала, что ужасно устала.

– Если хочешь, мы можем поехать в книжный магазин завтра, – согласилась ее подруга.

Весь путь они проделали молча. Выйдя из коляски, девушки остановились на мощенном кирпичом тротуаре, каждая перед своим домом.

– Если ты захочешь поговорить… – начала было Каролина.

– Спасибо большое, но нет. Тут нечего сказать, не так ли?

– Тем не менее…

Рэчел подняла щеколду кованой железной калитки, ведущей к парадному входу. В отличие от креолов, строивших дома тыльной стороной к улице, американцы и другие обитатели этой части города предпочитали, чтобы их дома выходили на улицу фасадом. Раскидистые орехи и магнолии отделяли здания от проезжей части.

– Я признательна тебе за участие, правда признательна, – твердо сказала Рэчел, – но в нем нет необходимости. Я просто хочу побыть одна.

– Как хочешь, – уступила Каролина. Она нежно обняла подругу и направилась к собственному дому.

Рэчел повернула стеклянную ручку на входной двери и вошла в прохладный холл. Прислонившись спиной к двери, она пыталась собраться с силами до тех пор, пока из внутренних комнат не появилась Лизль.

– Что-нибудь не в порядке, мисс Рэчел? – спросила она и поспешила к девушке, чтобы помочь ей снять жакет.

Рэчел развязала ленты своей шляпы, облизнула губы.

– Мне ужасно жарко, вот и все, – сказала она, чтобы объяснить, почему она столь стремительно скинула жакет. – Можно мне немножко твоего холодного лимонада?

– Конечно, мисс Рэчел. Прислать его к вам в комнату?

Рэчел на минуту задумалась:

– А мама дома?

– Она поехала покататься вместе с вашим батюшкой, больно уж вечер хорош. Вскоре после вас они и уехали.

– Тогда, – распорядилась Рэчел, – пусть его принесут в библиотеку.

– Как желаете, мисс, – ответила Лизль, принимая из рук Рэчел шелковую шляпу.

Рэчел медленно пересекла холл и вошла в комнату, служившую библиотекой. Когда-то это была вторая гостиная, но вскоре после переезда в этот дом Кэтлин превратила ее в библиотеку. Книги находились повсюду вперемежку с цветами в разнообразных вазах и изображениями лошадей. Комната ничуть не походила на холодные торжественные библиотеки аристократических домов, она была простой и удобной. Книги, принадлежащие главным образом Рэчел и ее матери, внимательно прочитывались и представляли собой, как правило, романы и поэзию. Приехав в Америку, Рэчел заинтересовалась литературой своей новой родины, и многие находившиеся в библиотеке романы были совсем недавно присланы из книжного магазина Колберна. Вышитая сатиновая закладка все еще лежала в только что прочитанной ею книге Натаниэля Готорна «Блудная буква».

Буква стыда.

А блудная женщина? Испытывает ли она стыд?

По мадемуазель дю Лак этого не чувствовалось. Напротив, она выглядела счастливой и уверенной в себе.

Опустившись на набитый конским волосом диванчик, Рэчел расстегнула несколько верхних пуговиц своей муслиновой блузки. Любит ли Мэтью эту женщину? Мысль об этом пронзила болью все ее существо. Рэчел сидела, сжав руки и кулаки и не в силах думать ни о чем другом, пока не появилась Лизль со стаканом лимонада.

– Вам точно ничего больше не нужно, мисс Рэчел? – с тревогой спросила Лизль.

Рэчел заставила себя улыбнуться.

– Абсолютно ничего. У меня немного разболелась голова, вот и все.

Она протянула руку и взяла бокал с холодным лимонадом. Она отпила глоток и сказала с деланным облегчением:

– Замечательно! Это именно то, что мне нужно!

Из открытого окна донесся отдаленный раскат грома. Рэчел поднялась со своего места и выглянула наружу.

– Похоже, что приближается гроза, – сказала она вслед удаляющейся из комнаты служанке.

Небо начало темнеть. Живя в Ирландии, Рэчел любила наблюдать за бешеным разгулом стихии. Вспышки молний и удары грома, это дикое буйство необузданной природы, задевало какие-то тайные струны ее души. Здесь, в более теплом и влажном климате, воздух был, казалось, плотнее, и надвигающаяся гроза заставляла Рэчел прямо-таки физически ощущать его давление.

Надвигающаяся непогода вполне соответствовала ее внутреннему состоянию.

В ее душе, переполненной любовью к Мэтью, тоже поднялась буря. Одно дело знать, что у предмета твоей страсти есть любовница, и совсем другое – встретиться с ней лицом к лицу.

Как ей держать себя при следующей встрече с Мэтью? Сделать вид, что ничего не произошло? Что она и слыхом не слыхала о существовании женщины, находящейся у него на содержании? Ведь считается, что настоящие леди не имеют никакого понятия о подобных вещах, а если даже и имеют, то ни при каких обстоятельствах не станут говорить о них с мужчинами.

Она вспомнила слова, столь легкомысленно сказанные ею на днях в разговоре с матерью. Какой по-детски наивной казалась она себе сейчас, когда ревность запустила свои безжалостные когти в ее неопытное сердце!

Рэчел сама не заметила, сколько времени она простояла у окна, вглядываясь в быстро темнеющее небо. Несколько раз его перерезали ослепительные зигзаги молний, заставляя девушку зажмуриваться. Струи дождя представлялись ей потоком крошечных вражеских стрел. Этот бурный, стремительный ливень не имел ничего общего с мелким моросящим ирландским дождиком.

Из холла донесся какой-то шум, звуки голосов, и Рэчел решила, что ее родители вернулись домой, спеша укрыться от непогоды.

Дверь в библиотеку распахнулась, и, обернувшись, Рэчел прижала руку к губам, чтобы сдержать возглас изумления.