Текст книги "Самая большая Луна. Испытание чувствами"

Глава 3

Москва, 1998 год.

Неподалеку от оживленного московского шоссе на зеленом косогоре лежали двое молодых людей. Девушка лет восемнадцати в легком светлом ситцевом платье и парень с непривычной для того времени стрижкой «боб», чуть старше ее – на год или два, – в модной тогда вареной джинсе. Свою куртку, тоже джинсовую, он беспечно бросил на траву вместо подстилки. Нина положила голову на живот Глеба и смотрела на белые облака в синем летнем небе, а он подсунул одну руку под затылок, чтобы лучше видеть ее безмятежную улыбку.

– Жалко, что не слышно птиц, – сказала девушка.

И правда, шум проносящихся мимо машин заглушал остальные звуки. Отдохнуть здесь они решили спонтанно. Долго гуляли по району города, где еще сохранилось некоторое деревенское очарование: прошлись по Козловскому лесу, забрели в конюшни погладить лошадей, а потом на пути к станции присели на траву. Место было странное, но зато никто им не мешал. Здесь редко ходили люди, а безликие автомобили молодую пару не особенно беспокоили.

Глеб улыбнулся, запустил правую руку в русые кудрявые волосы Нины и начал их не спеша перебирать.

– М-м-м… Люблю, когда ты так делаешь, – промурлыкала она.

– А я люблю, когда ты что‑то любишь, – отозвался он. – Мне нравится делать тебе приятно.

Нина сорвала травинку, закусила ее губами и, повернув голову, лукаво посмотрела на него.

– Правда-правда?

– Конечно. Я… ради твоей улыбки готов покорить весь мир и подарить тебе все, что пожелаешь. Лишь бы ты радовалась и смеялась.

– И ты на все ради меня готов? – она игриво прищурилась.

– На все! – Глеб уверенно мотнул головой, отбрасывая длинную челку, которая постоянно сползала на глаза. – Что именно нужно бросить к твоим ногам, моя госпожа?

– Ничего особенного. Просто познакомь меня со своей мамой, – улыбка на губах Нины осталась, а глаза неожиданно стали серьезными. Она тщательно ловила малейшие изменения его мимики.

Глеб вздрогнул и тяжело вздохнул:

– Это сложно. Мне нужно ее подготовить.

– Ты это уже говорил. Месяц назад.

Он снова тяжело вздохнул, отвернулся и стал смотреть на проносящиеся по шоссе автомобили.

– Значит, для тебя это все несерьезно, – улыбка медленно сползла с губ девушки.

– В смысле? – Глеб приподнялся, оперевшись на локти. – Ты что?

Нина села и развернулась к нему:

– А как иначе объяснить то, что ты прячешь меня от своей семьи?

– Ну я же тебе объяснял. У мамы очень строгие принципы. Нужно найти подходящий момент…

– Иначе говоря, я тебе не пара! – Нина возмущенно смотрела на Глеба. – Это потому, что у тебя семья «новых русских», а я дочь слесаря и учительницы, да? Просто развлечение на месяц-другой? Я только что ради тебя отказалась от практики, можно сказать, будущую карьеру разрушила, а ты не в силах просто признаться маме, что у тебя есть девушка?

– Да что ты такое говоришь?! – Глеб сел, обхватил ладонями голову и взъерошил волосы. – Все не так!

– А что я, по‑твоему, должна думать? Если бы ты относился ко мне серьезно, то вел бы себя по‑другому.

– Ну я не могу… не могу объяснить! Просто поверь! Пожалуйста! Я найду момент, обещаю! С мамой все очень сложно.

– Вот что. Давай ты найдешь его до августа. Двух недель более чем достаточно. Потому что иначе я тоже пересмотрю свои приоритеты и все‑таки уеду на полгода на Камчатку практику проходить. Тоже не решусь сказать куратору курса, что у меня вроде как парень есть. Договорились?

Нина поднялась с газона, отряхнула с юбки прилипшую траву и пошла в сторону расположенной поблизости железнодорожной станции.

– Нина! Нина, подожди! – крикнул ей вслед Глеб.

Девушка обернулась и помахала ему кончиками пальцев.

Глеб застонал от бессилия. Он точно видел в ее ауре чистый белый цвет любви, но сейчас его перекрывали синие всполохи горя и обиды и малиновое упрямство. Когда у Нины появлялся такой малиновый, это означало, что она все решила и спорить с ней бесполезно. Даже если ей самой эта принципиальная твердость приносила только боль, она все равно никогда не уступала. Глеб чувствовал, что несмотря на улыбку, которую она подарила ему напоследок, на глазах у нее выступили невидимые с такого расстояния слезы.

Он попал в капкан, из которого было не выбраться. Никак. Как рассказать Нине, что вся проблема не в ее родителях или их доходе, а в том, что она человек? И главное, если он попытается все ей объяснить, то подпишет любимой смертный приговор.

А как говорить о своих чувствах с матерью, он не мог даже представить.

* * *

Когда Глеб вернулся в особняк, который его семья купила только в этом году, винтажный «Майбах-Цеппелин» матери уже стоял на парковке. Она неожиданно вернулась раньше, хотя обещала, что до вечера будет на встрече. На семейный бизнес в очередной раз положила глаз одна из бандитских группировок, которые в последние годы росли как грибы после дождя, и мать намеревалась поехать разбираться.

За нее Глеб не беспокоился. Эмеры являлись на разборки без оружия, и подобные встречи всегда проходили в форме беседы, а не перестрелки. Хотя один раз мать, которая управляла паникой, без пушек, бит и рукоприкладства практически полностью уничтожила братву, «совсем потерявшую берега», как она потом объяснила.

Все это время он должен был сидеть в своей комнате и заниматься. Понадеявшись, что хозяйке особняка еще не рассказали о длительном отсутствии сына, он постарался тихо и незаметно прокрасться через гостиную к лестнице на второй этаж, где находилась его спальня, но в дверях его неожиданно нагнал вопрос матери:

– И где ты был?

– Гулял, – Глеб постарался ответить как можно невиннее.

Он обернулся и попытался угадать настроение матери, но не смог. Она закрылась, и в ауре не просвечивало никаких вспышек.

– С кем? – без какого‑либо выражения спросила она.

Глеб отчаянно пытался понять, куда она клонит. К чему вообще весь этот допрос?

– А почему я должен отчитываться? Мне уже девятнадцать. Я взрослый самостоятельный…

– Взрослый? – с некоторой долей иронии спросила мать. – Самостоятельный? Ты заработал на дом? Живешь за свой счет? Или все-таки пользуешься тем, чем тебя обеспечила семья, перед которой у тебя есть ответственность и обязательства?

– При чем тут это? – смутился он.

– При том. Так с кем ты был?

– С… другом, – ответил он, но его голос дрогнул в самый неподходящий момент.

– М-м-м, – протянула мать с ироничной улыбкой. – И с каких пор ты целуешься с друзьями?

По спине пробежал холод, к лицу прилила кровь. Глеб понял, что краснеет, но ничего не мог с этим поделать. Выходит, за ними все‑таки следили. Его регулярные исчезновения из дома не остались незамеченными, и мать приставила к нему наблюдателей. Или их с Ниной случайно заметили из проезжающего автомобиля. В конце концов, по шоссе могла ехать и сама мама, возвращаясь со стрелки. Отпираться смысла не было, но Глеб не мог придумать, что сказать, не подвергая Нину опасности.

– Да, у меня есть девушка. Вообще это нормально в моем возрасте. Не хотел рассказывать тебе об этом вот так, прямо сейчас, но раз уж так получилось…

Глеб осекся.

На лице матери не дрогнула ни единая мышца. Она явно давно разыграла весь этот разговор в уме, как шахматную партию, и пока он шел точно по ее сценарию, а мать лишь делала заранее спланированные ходы:

– Из какой она семьи? Ты же знаешь, как важны для нас генетические таблицы. Я должна проверить вашу совместимость…

– Она… ч-человек.

Глебу все‑таки удалось удивить мать. Холодея от предчувствия, он отметил, как дернулся уголок ее глаза и слегка приподнялся край брови. Прежде чем случилась катастрофа, он тут же добавил:

– Она ничего не знает! Канон не нарушен!

Мать молчала, напряженно глядя ему в глаза. Глеб не выдержал и отвернулся.

– Как ты посмел? – выдавила она из себя.

– Влюбиться? Тебе не понять. Ты же лишена этого, – он предпринял слабую попытку контратаковать, но это было все равно что обстреливать танк горошинами из духовой трубочки.

– Ты же знаешь, сколько сил мы потратили, чтобы ты появился на свет. Это у людей дети рождаются из‑за глупой случайности и по любви. Для эмера рождение ребенка – глубоко осмысленная жертва. И жертва огромная: мы вкладываем здоровье, силы, время. А на тебе, к тому же, сосредоточили усилия десять поколений. Ты – избранный. Ты – надежда не только нашей семьи, но и всех эмеров.

– Это значит, что я не имею права на чувства?

– Да, не имеешь! – мать впервые за весь разговор повысила голос и заговорила жестким командным тоном. – Эмоции – удел тех, кто недалеко ушел от приматов. Ты – существо высшего порядка, которое контролирует чувства остальных. Тобой должен управлять чистый разум, так что не уподобляйся животным. Ты не принадлежишь себе! Неужели ты не осознаешь, насколько важна наша миссия?

Глеб взорвался:

– Мне надоело! Надоело с детства выслушивать, что я всегда всем должен. Я хочу жить! Просто жить и иметь право на личное счастье. Да, вы столетиями выводили эмера, способного любить, и вот он я. Такой, каким вы меня задумали. Только я влюбился и ничего не могу с этим поделать.

– Мы создавали того, кому одновременно подвластен весь спектр эмоций. Любовь – всего лишь неприятный побочный эффект, – поморщившись, ответила на его тираду мать. – Но все именно так: ни ты, ни я не имеем права на личное счастье. Залог выживания семьи в том, чтобы все работали прежде всего на ее благо, а потом думали о себе. Такова наша жизнь, канон, основное условие нашего существования.

Дверь в гостиную открылась, и вошла младшая сестра Глеба – пятнадцатилетняя Жанна.

– О чем спор? – с любопытством спросила она, посмотрев на взбешенную мать и раскрасневшегося брата.

– Выйди! – жестко приказала мать.

Глеб не стал дожидаться, пока их снова оставят вдвоем.

– Я не желаю это снова выслушивать! Должен, должен, должен! Одно и то же каждый день! Я хочу свою собственную жизнь! И не надо меня постоянно тыкать мордой в то, что я живу в твоем доме. Если придется, могу уйти. Сам обеспечу и себя, и свою девушку.

– Да ну? – холодно улыбнулась мать. – Хотела бы я на это посмотреть. Ты – оранжерейное растение и даже не представляешь, каков внешний мир. Если тебя отпустить, ты не проживешь там и недели. Плавающие вокруг хищники сожрут тебя с потрохами! Так что ты будешь жить в моем доме и делать то, что я говорю!

– Посмотрим! – Глеб выбежал из гостиной, громко хлопнув дверью.

Мать обернулась к Жанне, которая даже не подумала выполнить приказ и пропустить такую сцену.

– Вот почему ты – бездарность, а он – избранный? Лучше бы было наоборот! – сказала мать и вышла из комнаты, не обращая внимания на то, что у ее дочери на глазах выступили слезы.

* * *

Санкт-Петербург, наши дни.

У особняка загрохотал мотор подъехавшего автомобиля, и Глеб встрепенулся в кресле. На вид казалось, что ему около сорока лет, но по печальным уставшим глазам можно было дать ему и больше. Одет он был в потертый твидовый пиджак, винтажную жилетку и рубашку – все приглушенных серо-коричневых оттенков, подходящих к его слегка взъерошенным темно-русым волосам с первыми признаками седины. Было видно, что он тщательно подбирает одежду, руководствуясь одному ему известными правилами, но в целом не особенно следит за внешним видом.

На подоконнике просторной, но аскетичной комнаты, больше похожей на мастерскую художника с рисунками, набросками и цветовыми схемами на стенах, сидела красивая стройная женщина, которой можно было дать «немного за тридцать». Она поймала встревоженный взгляд Глеба, лениво, как пантера, повернулась и посмотрела во двор.

– Вера, кто там? – не выдержав ее молчания, спросил он.

– Это не она, – спокойно ответила женщина. – Денис привез очередного самородка.

Глеб разочарованно откинулся на спинку кресла.

Вера продолжила:

– Хватит себя мучать глупой надеждой. Ты так себя убиваешь. Мы даже не знаем, жива ли твоя дочь, а ты вздрагиваешь от каждой приезжающей машины.

– Жива. Я знаю! Я чувствую! – энергично возразил он, погрозив пальцем. Глеб часто говорил короткими, рубленными, но крайне эмоциональными фразами.

– Ты просто хочешь так думать, потому что если это не так, то все твои усилия не имеют смысла, – горько усмехнулась Вера.

Глеб покачал головой, отгоняя от себя эту мысль.

– Ты не права! Ладно. Пойдем посмотрим, кого там Денис выловил.

* * *

Рыжий сидел на стуле в центре большого зала и испуганно озирался. С разных сторон к нему приближались странные на вид молодые люди, одетые пусть не в новую, но яркую одежду в совершенно невероятных сочетаниях, отчего у любого могло создаться ощущение, что он попал в логово сумасшедших фриков.

– Кто вы? Что вы от меня хотите? – испуганно спросил Рыжий.

Денис стоял рядом и придерживал его за плечо, чтобы тот от испуга не попытался сбежать.

– Новенький! – с аппетитом сказал кто‑то из группы собравшихся эмеров.

– Хорошенький! – добавил девичий голос.

К Рыжему приблизился парень в длинном шафрановом балахоне, похожем на одежду буддийских монахов.

– Добро пожаловать. Не бойся. Здесь ты можешь расслабиться. Ты нашел своих. Ты – один из нас.

– И…и… из вас – это из кого? – Рыжий обеспокоенно ерзал на стуле и все время озирался по сторонам, как будто опасался, что сейчас эта толпа накинется на него со всех сторон.

– Тебя называли эмоциональным вампиром? – улыбнулся косящий под буддиста парень.

Рыжий вздрогнул. Вопрос попал в точку.

– На чем он сидит? – спросил кто‑то из толпы.

Денис посмотрел на экран смартфона:

– Оранжевый с примесью красного. Что это у нас? Ревность, по‑моему.

Он сунул экран Рыжему под нос, и того сразу же замутило от вида электроники.

– О! Такого у нас еще не было! – сказала брюнетка в белом, с высветленным, как у гейши, лицом. Она подошла к Рыжему, присела рядом с ним на корточки и заглянула в глаза:

– Тебя всегда тянуло к ревнивым. Ты от них подпитывался, да? Пока однажды не всосал чужую ревность без остатка и не словил кайф? И с тех пор без этого тебе становилось очень-очень плохо, да?

Рыжий испуганно смотрел на нее.

– Иначе говоря, у тебя наступала ломка, – усмехнулся парень в шафрановом.

Девица, раскрашенная под вампира, приблизилась к Рыжему сзади и внезапно впилась длинными острыми когтями ему в плечо. Тот обернулся и удивленно посмотрел на нее.

– И боли ты тоже не чувствуешь. Как и мы все, – усмехнулась «вампирша».

Девушка в белом обхватила лицо Рыжего ладонями, повернула к себе и сочувственно произнесла, растягивая слова:

– И ты никогда никого не любил.

– Но это мы скоро изменим! – раздался голос Глеба со стороны парадной лестницы.

Эмеры обернулись и послушно расступились. Денис отпустил плечо новичка и отошел в сторону. Все, на этом его функция была выполнена, и теперь новеньким займется тот, кто многократно умнее и опытнее.

Глеб подошел к Рыжему.

– Ты всегда думал, что ты урод и что ты такой в мире один. Но это не так! Добро пожаловать домой. К таким же, как и ты.

На лице Рыжего появилась робкая улыбка.

– То есть вы все… тоже питаетесь эмоциями?

– Да. Мы – эмеры. А ты новый оттенок в нашем спектре. Необходимый и незаменимый элемент в достижении нашей цели. Смотри! – воодушевленно воскликнул Глеб и подошел к стене зала, на которой был установлен большой цветовой круг. Он, как мозаика, состоял из разноцветных кусочков стекла, расположенных так, чтобы образовывать непрерывный спектр. Однако на круге оставались пустоты.

Глеб включил подсветку за этой цветовой мандалой:

– У тебя же ревность, я правильно услышал? Оранжевый… с легким красноватым оттенком…

Он энергично перебрал стеклышки на столе рядом с кругом, нашел нужное и прикрепил его туда, где белело пустое пятно.

– Тебя нам как раз и не хватало! Осталось найти всего нескольких, и круг замкнется!

– А… зачем? – неуверенно спросил Рыжий.

– Тогда мы совершим чудо! В каждом из нас как будто зияет дыра: не хватает определенной эмоции. Она над нами не властна, и поэтому мы можем ей управлять: впитывать от других, перебрасывать от одного человека к другому. Но из‑за этого эмеры не способны любить. Любовь – чистый белый свет, который рождается, только если все остальные оттенки на месте. Выдерни хоть один, и белого уже не получится. Можно испытывать влюбленность, обожание, жажду обладать, даже страсть – что угодно, кроме любви. Но если собрать все цвета вместе, то смотри, что будет!

Глеб крутанул круг, и все оттенки на нем слились. Разноцветные стекла быстро мелькали, и мандала от этого казалась практически белой.

– Вместе мы сможем подарить друг другу то, чего нам недостает. Осталось найти сильного проводника-универсала, который усилит наши эмоции, и тогда мы все обретем способность любить!

Рыжего заметно вдохновила речь Глеба. Денис видел это по его глазам. Так было с каждым новичком. Глеб каким‑то образом подбирал нужные слова для любого. Потому он и был лидером.

– А где вы найдете такого проводника? – спросил Рыжий.

Глеб запнулся.

Денис посмотрел на Веру. Та грустно вздохнула и отвернулась. Новичок невольно наступил на самую больную мозоль.

Глава 4

Точно такой же цветовой круг, но на фоне логотипа ЭМРОН отображался на большом экране, возле которого стоял Макеев. В этот момент он буквально излучал уверенность и успешность. Настал самый важный день в истории его компании, к которому он шел столько сложных лет. От реакции инвесторов зависела возможность разместить акции на открытом рынке, а следом выйти на международный уровень. И тогда еще через несколько лет его имя окажется в одном ряду с Цукербергом и Маском.

Сорокапятилетний бизнесмен уверенно ткнул в один из оттенков красного на круге:

– Это гнев.

Красный стал ярче и заполнил весь экран. Постепенно он сменился на более темный бордовый оттенок.

– Это тоже гнев.

Оттенки красного начали мелькать один за другим.

– И это. И это. Слово одно, но чувства и нюансы разные. Нет гнева вообще, как и радости, горя, ревности, страха. Каждый раз это что‑то уникальное. Поэтому любые системы управления гневом бессильны. Вы готовите человека к одному виду злости, а он испытывает совершенно другой оттенок. Поэтому люди не могут контролировать свои эмоции. Они дарят нам минуты радости, но сколько судеб было разрушено под воздействием эмоций? Сколько браков распалось? Сколько проектов навсегда остались незавершенными, потому что их создатель пошел на поводу чувств? Нейросеть приложения ЭМРОН действует по принципу визуальной обратной связи. Вместо того чтобы пытаться научить людей бороться с абстрактным гневом, мы предлагаем попробовать уменьшить оттенок красного в личном спектре, который отображается на экране смартфона или умных часов.

Он выступал в пустой комнате, где кроме него находились только звукорежиссер и операторы. Собеседники подключились из разных уголков мира и отображались перед ним на большом мониторе. На экране женщина с азиатской внешностью подняла руку. Макеев кивнул:

– Да, вижу, есть вопрос.

– Ровно так устроены все майндфулнес-приложения. Что нового вы предлагаете? – спросила она.

Он усмехнулся:

– Это как сравнивать ртутный термометр с томографией. Наша нейросеть благодаря любому фитнес-браслету способна улавливать тончайшие нюансы ваших эмоций и на лету создавать визуальную, а если хотите, то и музыкальную модель ваших чувств.

На демонстрации за его спиной круговой 3D-спектр под гармоничную нейтральную мелодию переливался разными оттенками. Внезапно на спектре появились всплески сиреневого, которые заполняли все большую часть экрана. Музыка зазвучала тревожнее.

– Остальные приложения пытаются вам что‑то объяснить. Это чушь! Как можно логикой воздействовать на чувства? Здесь нет ни одного слова. Потому что слова врут. Слова – это двадцатый век. Сейчас все решает картинка. Представьте, что вами овладел страх. Как видите, начала доминировать сиреневая область. Но вот здесь, сбоку, есть немного зеленого. Это спокойствие, к которому вы стремитесь. И тогда вы стараетесь сделать так, чтобы зеленого стало больше и получилась спокойная картинка, гармоничная мелодия. Это намного проще, чем пытаться в чем‑то себя убедить. Всего за несколько секунд вы приводите в порядок спектр и понимаете, что справились со страхом при помощи умиротворения. И не с каким‑то абстрактным страхом, а именно с тем, который вы испытывали в тот момент.

Зеленый на экране вытеснил сиреневый, всплески утихли, спектр пришел в норму, и снова зазвучала приятная мелодия.

– Соцсети созданы не для того, чтобы делится контентом. Когда мы публикуем фотографию котика или рассказываем другим о своей победе, мы, в первую очередь, хотим поделиться эмоцией. Мы все время ими делимся: мемы, видео, статусы, музыка – все это чувства. Нам хочется, чтобы другие ощутили то же, что и мы. В ответ нам интересно воспринимать эмоции друзей. Но сейчас все это делается при помощи костылей – слов и картинок, которые каждый воспринимает по‑своему. Один, глядя на фото котенка на кухонном столе, умилится, а другой подумает о жуткой антисанитарии и испытает отвращение. Нигде коммуникация не сбоит так сильно, как в социальных сетях. Наши эмоции понимают неверно, а дальше начинается хейт, блокировки, исключение из списка друзей. Из-за несовершенного инструмента передачи чувств мы получаем конфликты и вместо счастья обретаем нечто прямо противоположное. – На экране замелькали скриншоты из соцсетей и гневные комментарии к нейтральным картинкам.

– В ЭМРОНе все не так. Вы буквально делитесь своими реальными чувствами. А наша социальная сеть находит вам тех друзей, кто эти чувства разделяет в данный момент. Или предлагает новых, с кем вы точно будете на одной волне. Забудьте обо всех известных вам социальных сетях. Это прошлый век, поиск единомышленников с завязанными глазами в темной комнате. Забудьте о сервисах знакомств, где вы ищете родственную душу по фотографии и паре строк. Все говорят, что социальные сети вместо того, чтобы объединить, разобщили людей и дали эрзац-эмоции. Фальшивую радость от фальшивых елочных игрушек. ЭМРОН способен все исправить. Он даст вам возможность познакомиться с теми, кто чувствует так же, как вы. Способен любить, как вы. Радоваться, как вы. Тех, кто гневается по тем же причинам, что и вы. Это новая эпоха в мире коммуникаций, которая вернет людям чистые эмоции и возможность разделить их с теми, кто вам по‑настоящему близок и способен их оценить!

Индус на мониторе подал знак, что хочет высказаться.

– То есть мы говорим всего лишь об очередной социальной сети? Одной из тех, что появляются на рынке целыми пачками и так же быстро гибнут? Чем вы тогда объясните такую высокую заявленную оценку компании?

Макеев кивнул. Он ждал этого вопроса.

– Пока я успел рассказать только то, что мы говорим пользователям. То, что входит в рамки рекламной кампании и озвучивается в прессе. Теперь давайте коснемся изнанки нашего проекта. Должен предупредить, что все это – конфиденциальная информация. Вы все подписали соглашение о неразглашении.

Участники встречи на экране кивнули.

– ЭМРОН не только позволит людям справляться с эмоциями. Он будет их контролировать. Все мы знаем, что реклама – это в первую очередь эмоции. Через ЭМРОН вы сможете напрямую создать нужный эмоциональный фон при контакте человека с продуктом, услугой или при просмотре вашего рекламного ролика. В массовом масштабе. Вы буквально сможете заставить людей хотеть покупать. – Он с удовлетворением отметил удивление и азарт на лицах слушателей.

– Теперь вы понимаете потенциал нашего проекта. И я даже не затрагивал вопрос политики и выборов.

Это подействовало. Участники встречи моментально превратились из слушателей в конкурентов, оценивающих шансы перехватить у других столь лакомый кусок.

– Пока это только слова. Не могли бы вы продемонстрировать ваше смелое заявление? – сказала азиатка.

– Конечно, – не моргнув глазом ответил Макеев, хотя ему очень хотелось бы этого избежать.

К его сожалению, гипотеза о том, что демонстрация нужного спектра будет стабильно влиять на настроение пользователей, пока не подтверждалась на сто процентов. Поддавалась этому воздействию лишь некоторая часть самых внушаемых. Макеев надеялся, что люди привыкнут к приложению, подсядут на него и начнут сверяться со спектром постоянно, и тогда все заработает, как надо. Принудительный выброс желто-розового, к примеру, будет порождать чувство эйфории, но пока такая обратная связь не радовала результатами.

– Чтобы подготовить демонстрацию в полевом режиме, нам нужно время, – сказал он. – А пока, чтобы вы не упрекали меня в заранее спланированной постановке, давайте вместе подумаем, где найти большое скопление людей в разном эмоциональном состоянии?

Инвесторы задумались.

– Может быть, на вокзале? – предположил представитель крупного европейского банка.

– Отличная идея! – воскликнул Макеев. – Сейчас посмотрим, что мы можем сделать с вокзалом.

Он достал телефон и быстро набрал текст.

* * *

Сигнал входящего сообщения у Дениса раздался очень невовремя. А может, наоборот вовремя, разрушив неловкую паузу, которая повисла вслед за наивным, но точным вопросом Рыжего.

Звук был таким резким и неожиданным, что к Денису повернулись все.

Он прочитал текст на экране, поморщился и невольно взглянул на Глеба.

К нему тут же подскочила Вера.

– Что там?

– Макеев требует очередную демонстрацию, – недовольно произнес он.

Вера глубоко вдохнула и со злостью шумно выпустила воздух.

– Еще одна его просто добьет. Мы не можем на это пойти. И почему так срочно? Глеб еще не отошел от предыдущей.

– Думаешь, ЭМРОН вдруг научился работать сам по себе? – усмехнулся Денис.

В зале было тихо, если не считать этого разговора, и потому Глеб все слышал.

– Прошу прощения, я скоро вернусь, – сказал он собравшимся эмерам и подошел к Вере и Денису.

– Что случилось? – тихо спросил он.

– Ничего, – невозмутимо ответила Вера, глядя ему в глаза.

– Позволь мне самому решать, что я выдержу, а что нет. Что там с приложением?

– Макеев опять требует демонстрацию, – ответил Денис.

Вера недовольно стрельнула взглядом, но промолчала.

– Где?

– На Московском вокзале.

– Поехали, – кивнул Глеб и пошел к выходу.

Вера догнала его по дороге:

– Этого нельзя делать! Ты не восстановился после предыдущей!

– Мы не имеем права ему отказать. Мы все живем в доме, который оплачивает Макеев, специальная надстройка к ЭМРОНу позволяет нам отслеживать новых эмеров, которых Денис успевает отбить у каннибалов и привезти к нам. Что будет, если я его подведу или откажусь? Мы потеряем все. Когда уже так близки к цели…

Вера с силой впилась в перила лестницы, оставив на них глубокие борозды от ногтей, но ничего не ответила и молча пошла вниз вслед за Денисом и Глебом.

* * *

Макеев посмотрел на экран, где появилось сообщение от Дениса: «Будем через 5 минут».

– Итак, у нас почти все готово, – с улыбкой сообщил Макеев инвесторам.

– Как мы узнаем, что это не постановка? За это время можно было привезти в нужное место целый автобус массовки, – недоверчиво спросил один из участников встречи.

– Хороший вопрос, – кивнул Макеев и вывел на большой экран табло. – Вы видите все поезда, которые сейчас отправляются с Московского вокзала. К сожалению, электрички и некоторые составы со старыми вагонами не оборудованы камерами, так что я предлагаю вам на выбор три рейса. 765, 787 и 768. Выбирайте любой. Надеюсь, вы понимаете, что привезти столько людей, купить им билеты и разместить в вагонах у нас точно не было никакой возможности.

* * *

Смартфон Дениса булькнул сообщением. Он глянул на экран, потом на табло.

– Нам на одиннадцатый путь. «Сапсан».

Глеб кивнул и уверенно пошел к нужному поезду.

Он собирался зайти в первый же вагон, но Денис придержал его за рукав:

– Тут первый и бизнес-классы. Они почти пустые. Макеев хочет массовую демонстрацию. Пойдем в третий.

У двери на перроне стоял проводник с электронным планшетом.

– Здравствуйте. Можно ваши паспорта? – вежливо произнес он.

Вера подошла ближе и заглянула ему в глаза. Юноша в форме РЖД смотрел на нее с нарастающим умилением. Вера неожиданно обняла его и по‑матерински прижала к себе. Проводник всхлипнул. Глеб с Денисом в это время зашли внутрь, но юноша не обратил на них никакого внимания: на его глазах блестели слезы, и он был так растроган, что, кажется, вообще не осознавал реальность. Вера отпустила его и тоже зашла в вагон, а молодой человек в форме продолжал растерянно смотреть в пустоту, пытаясь совладать с собой и пережить эмоциональный всплеск, который подарил ему эмер.

Прозвучал сигнал. Проводник, еще не отойдя от переизбытка умиления, машинально зашел в вагон и закрыл дверь. Поезд тронулся.

Денис с Глебом сразу, не сговариваясь, разошлись в стороны. Вера последовала за Глебом в конец третьего вагона, а Денис направился в пятый – ресторан, где присел за угловой столик и достал ноутбук, стараясь разместиться так, чтобы экран никому не было видно.

По соседству сидела пара: мужчина лет сорока и молодая девушка. Судя по разговору, – коллеги, которые едут в командировку, но мужчина явно имел на девицу планы, потому что увлеченно заливался соловьем, демонстрируя свою эрудицию…

– Между прочим, сегодня суперлуние. Это редкое явление: полнолуние наступает в момент, когда ночное светило ближе всего к Земле. Только в школьных учебниках что планетки, что их спутники летают по кругу. В реальности их орбиты представляют собой эллипсы, и Луна то ближе, то дальше от нас. Так вот, сейчас особенное суперлуние, какое бывает только раз в сто лет!

От Макеева пришел код доступа во внутреннюю сеть «Сапсана», Денис перестал подслушивать и взялся за работу: подключился к системе видеонаблюдения сразу двух вагонов, открыл специальный редактор с интегрированной нейросетью, способный убирать лишние объекты на видео в реальном времени, и отправил сообщение.

* * *

Макеев бросил взгляд на экран смартфона и продолжил:

– Наша нейросеть училась на огромных массивах данных и очень точно предугадывает чувства. Сейчас тем пассажирам, кто зарегистрирован в ЭМРОНе, сеть предложит поработать со своими эмоциями. А мы с вами решим, что хотим у них вызвать. По нашим оценкам, точность составит около шестидесяти процентов. Остальные почувствуют общий эмоциональный фон и тоже не останутся равнодушными, так что эффект сложно будет не заметить. Итак, какие предложения?

* * *

Денис прочел сообщение, встал из‑за столика, прошел в соседний вагон, где ждала Вера, и шепнул ей:

– Удивление.

Она кивнула и направилась к Глебу, а Денис быстро вернулся к ноутбуку. Он выделил пустой центральный проход между креслами на прямой трансляции с камер вагона, указал нейросетке, что в этой области нужно убирать любые новые фигуры, и подключил к демонстрации экрана Макеева.