Текст книги "Арфы нежное звучанье…"

Арфы нежное звучанье…
Глеб Пудов

© Глеб Пудов, 2023

ISBN 978-5-0060-3993-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

В настоящем издании представлены баллады, написанные в разное время на протяжении десяти лет (2010 – 2020). Подавляющее их большинство было ранее опубликовано, однако для этой книги многие существенно переработаны. Сюжеты заимствованы из мифологии народов Европы и истории Древней Руси. Некоторые связаны с русской литературой XIX века и событиями из жизни автора.

Что такое баллада? Это не только твёрдая форма средневековой европейской поэзии, но и лиро-эпический жанр, т. е., по словам известного филолога М. Л. Гаспарова, «стихотворный рассказ о страшном или трогательном событии»11
  Гаспаров М. Л. Русский стих начала XX века в комментариях. – М.: КДУ, 2004, С. 234.


[Закрыть]. А. А. Гугнин определял баллады как «… повествовательные песни (или стихотворения) с драматическим развитием сюжета» и подчёркивал в них «взаимопроникающее единство элементов лирики, эпоса и драмы»22
  Гугнин А. А. Постоянство и изменчивость жанра//Эолова арфа. Антология баллады/ Сост., предисл., коммент. А. А. Гугнина. – М.: Высшая школа, 1989, С. 8, 26.


[Закрыть]. Таким образом, произведения из настоящего сборника – это рассказы в стихах о том или ином событии.

Особо следует сказать о балладе «Красное и белое» – единственной, которая написана совсем недавно и не была ранее опубликована. Она создана во время пребывания в известной старинной лечебнице, когда вокруг носились кареты скорой помощи, в операционных зашивали и вправляли, а в палатах стонали и охали. Именно в эти минуты в голову приходило не только понимание ложности всех навязываемых нынче мифов и иллюзий, но и стихотворные строки разных размеров и длины. Поскольку со временем этих строк становилось всё больше и больше, было решено объединить их в самостоятельное произведение и назвать балладой.

Почему именно балладой?

Для баллады характерны описания мистических событий, контактов с потусторонним миром, рассказ о драматических случаях. Забегая вперёд, скажем, что в предлагаемом произведении этого достаточно. Стало быть, пусть оно именуется балладой. К тому же, как пишут авторы учебника «Поэзия», «современные поэты тоже время от времени к нему обращаются (жанру баллады – Г.П.) – хотя нередко переосмысляют романтическую балладную стилистику… Для них баллада вполне может описывать современную жизнь – загадочные случаи, которые происходят с обычными людьми, драматические и необъяснимые повороты их судеб и т.д.»33
  Поэзия. Учебник/ Н. М. Азарова, К. М. Корчагин, Д. В. Кузьмин, В. А. Плунгян и др. – М.: ОГИ, 2016, С. 602.


[Закрыть]. Таким образом, в появлении произведения в жанре, имеющем весьма почтенный возраст, нет ничего удивительного. При работе над балладой использовался не один стихотворный размер, а почти все из числа пяти классических. Это делалось не только с целью разнообразить интонации и ритмы баллады, но и отразить разные эмоции, в ней содержащиеся. То же самое справедливо по отношению к другим стихотворениям настоящего сборника.

Оссиан

 
С оттенком грусти величавой,
с вселенским ужасом в глазах,
явился с местного причала
к нам некий юноша в очках.
В старинный город над рекой
приехал гений молодой.
 
 
Прошло два дня. Наш Оссиан44
  Оссиан – кельтский бард III века. В XVIII столетии поэт Джэймс Макферсон издал переводы якобы произведений Оссиана. Это была мистификация.


[Закрыть]
провёл их тихо, сыт и пьян.
Он жил особой незаметной
в тиши гостиничных палат.
Цинично завтракал котлетой
и драил руки, как Пилат.
 
 
Всё шло чудесно в этом лучшем
из обитаемых миров:
порой грешно, но чаще скучно
в глуши пустынных номеров,
ведь непогода пиром пресным
его ссылала с книгой в кресло.
 
 
Прошло два месяца. Поэт
уже в вчерашнее одет
и рад вновь прибывшему гостю,
как увольнению солдат,
и всё же драит свои кости
a la помянутый Пилат.
 
 
Ах, простодушие провинций!
Прекрасна музыка глуши!
И кружевное полусвинство
и полусчастие в пыли!
Уже дежурный свой стишок
поэт наш тиснул в номерок
 
 
треской пропахнувшей «вечорки» —
испытанного средства порки
и похвалы. Теперь женат
и носит стёганый халат.
По вечерам с соседом в вист
изящно – истинный артист! —
играет бывший Оссиан,
но, впрочем, тоже сыт и пьян.
 

Санкт-Петербург

Встреча

 
Светофор. Перекрёсток.
– «Здравствуй…»
– «Привет!»
– «Как дела?»
– «Да неплохо. А ты?
– «Всё по-старому. Знаешь, тут рядом кафе,
там так тихо, повсюду цветы…»
– «Не могу, я так занят, я очень спешу,
меня ждут. Ты звони. Ну, пока!»
– «До свиданья, но помни: ещё берегу
твоего горемыку-кота,
он ждёт тебя…»
– «Правда? А я и забыл.
Извини, побегу!»
– «Подожди…»
– «А кота я дарю. Для того, чтоб не выл,
погуляй с ним. Потом – утопи».
 

Санкт-Петербург

Кирилл и Ферапонт

 
Много лет посвятил преподобный Кирилл
укреплению церкви Христовой,
но просилась душа на молитву туда,
где нет прелестей града большого.
 
 
И однажды, когда он молитву творил
в своей келье холодной, сиянье
увидал он среди полуночных светил,
там, где крепится свод мирозданья.
 
 
И всё ярче и ярче светились огни,
приближаясь к кирилловой келье,
становились похожи на пламя они,
что цветёт по ночам в Белозерье.
 
 
И услышал Кирилл неизведанный глас:
– «О, изыди, изыди, игумен!
Наступает теперь твой назначенный час,
будет подвиг прекрасен, но труден.
 
 
Ты до смерти пребудешь в озёрном краю,
там, где лес шелестит над водою,
и построишь из брёвен землянку свою,
и поставишь там крест. За тобою
 
 
воспоследует брат. Ты прими его. Рад
он пойти. Как и ты, он бесстрашен».
И затем те лучи стали глуше в ночи,
занималась денница меж башен.
 
 
И главу преклонив, её встретил святой,
седина на висках серебрилась,
с благодарностью он у иконы святой
принимал Провидения милость.
 
 
Через несколько дней появился монах
Ферапонт и поведал, что много
в том озёрном краю, в тех сосновых лесах,
мест для тех, кто устал от земного.
 
 
Преподобный Кирилл в тот же месяц решил
отправляться в дорогу. И весь он
погружён был в те дни в тяжкий труд до зари,
но душою был бодр и весел.
 
 
На лазурной заре, когда в старой Москве
тишина от Кремля до окраин
обрамляет собой, словно белой стеной
небеса, и зловещее грает
 
 
на крестах вороньё, они двинулись в путь,
в путь опасный в пустынные земли,
одинокого жительства истовый труд
их наполнит в лесах Белозерья.
 
 
Шёл Кирилл впереди, Ферапонт позади
поспевал за игуменом еле.
Торопились они в своём долгом пути,
шли на север, где сосны и ели
 
 
обнимают вокруг все озёра, как друг
друга нежные добрые дети,
там, где пусто окрест, где воздвигнут свой крест,
где построят землянку и клети.
 
 
И однажды в тот день, когда чёрная тень
покрывала всю землю, и взором
улетающих стай был наполнен тот край,
два монаха увидели гору,
 
 
и взошли на неё. Ферапонту сказал,
оглядевшись на синие дали,
преподобный Кирилл: «Это место искал.
Монастырь здесь с тобою поставим».
 
 
Среди тёмных лесов, что в озёрной глуши,
появились и башни и стены.
И сегодня ещё там, где братья прошли,
слышит лес разговор их священный.
 

Кириллов, Санкт-Петербург

Сценарий для Голливуда

 
Царь домой возвращался от тестя
на красивом большом корабле,
рядом с ним, на возвышенном месте,
как обещано было жене,
восседала сестра её. Ветер
ей, проказник, порой обнажал
(к восхищенью мужчины) под вечер
руки, плечи и грудь. Возжелал
мореход её буйно (никто же
не узнает). Быстрей к берегам!
Там зелёные травы как ложе
будут мягки горячим телам.
Как задумано – сделано. Дева
недовольна, грозит рассказать
о содеянном, в приступе гнева
обещает какую-то мать
показать самодержцу. Что делать?
Муж главою в печали поник,
призадумался крепко. И смело
он затем её длинный язык
отсекает! Казалось бы, – баста.
Дело сделано, жертва молчит,
и жене об ужасном несчастье
мореход со слезой говорит:
«По дороге скончалась». Однако
дело приняло тот оборот,
при котором жена его как-то
разузнала, что тихо живёт
безъязыкая рядом, в сарае,
и ковры там сюжетные ткёт,
как Арахна55
  Арахна – искусная ткачиха. Возгордилась своим мастерством и вызвала на состязание Афину – покровительницу этого ремесла. В наказание за гордыню превращена в паука.


[Закрыть] иглою играя,
и отмщения верного ждёт.
Состраданьем к сестрице пылая,
мореходова смотрит жена
на сыночка. Взыграла родная
в ней кровинушка: «Будет сестра
отомщённой… Вина сюда! Ну же,
торопитесь Либера почтить!
Слугам к ночи готовить нам ужин!
Мясо будет, кинжал наточить
мне осталось…» И в царских палатах
так светло, ведь десятки огней
зажжены. Из супруговой хаты
удалила жена всех людей
(есть причина: особое яство
приготовила мужу она).
Тишина воцарилась, как в яслях
палестинских. Выходит, неся
золочёное блюдо, и следом
ей какая-то служка. Ножом
разрезают мясное. Отведал
мореход, похвалил. Но потом
поднимает накидку немая.
Царь кричит и хватает мечи.
– «Ну, отведал сыночка? Не мало?» —
вопрошает супруга в ночи.
– «Ах, вы фурии злобные! Стервы!» —
мореход разъярён. И на том
завершается thriller (наверно,
ясно всем, что за царским столом
началось). То ли парок уроки
молодцам здесь иль просто игра
положений? Свирепствовал рок и
наслаждался резнёй до утра66
  Основа баллады – известный древнегреческий сюжет о двух сёстрах, Прокне и Филомеле.


[Закрыть].
 

Санкт-Петербург

Корабль без мачты

 
Одиночества жили за стенкой,
отделённые ей друг от друга.
Не друзья и совсем не супруги —
одиночества в тёмных застенках.
Иногда её рубль алиментный
выручал, ведь сынишку с натугой
поднимала, как парус на струге
казаки после боя. Заметно
уставала от будней, работы,
от клиентов, от планов на лето,
от весны и от вечера, утра —
от всего. Но когда его боты
в коридоре встречала, светлела,
и, как водится, в зеркале мутном
поправляла причёску. Сосед же
увлечён был Давидом, Корреджо,
Рафаэлем, Веласкесом, Данте —
человек он был экстравагантный.
Вновь с надеждой ему «Добрый вечер…»
она тихо шептала, волнуясь,
и горячие мысли (про ужин
и про свечи, про винные струи)
пролетали, как белые птицы.
«О, привет! Очевидно, не спится?» —
он кричал (и раздумья про ужин
и про свечи, вино, даже плечи
в нём неслышно кружились, и «Ну же,
горемыка! Скажи: Я на встречу
о, мадам Вас теперь приглашаю!»
и – с оттенком иронии – «троны
и империи Вам предлагаю!»)
Но молчал – или хуже – всё снова
начинал говорить о поэтах,
о художниках, и: «Полвторого?!
Катастрофа! Сегодня на этом
и закончим. Ведь завтра назначен
у меня семинар. Ну, спокойной
(«Идиот я!») желаю Вам ночи!
Да сомкнутся прелестные очи
без проблем!» И он с миной покорной
уходил, как корабль без мачты.
Все вздыхали о том втихомолку.
Только нету о этого толку.
 

Санкт-Петербург

Дорогой Эвридики

 
В провалах сводов лёд застыл и стаей
кружатся мыши там, иней тает
и над рекой покоится туман.
Не слышно звуков речи, кроме лая,
что бьётся в подземелье, как таран.
 
 
В холодной мгле безмолвия две тени
бредут угрюмо, плечи и колени,
как мрамора каррарского кусок,
бледны, и яд болотного растенья
клубится чёрной тучею у ног.
 
 
Они молчали и свершали путь свой,
проклятия плутоновых напутствий
лишь изредка касались их ушей.
Тогда быстрей раскачивался в грустном
тумане серебристый кадуцей.
 
 
Чуть позже промелькнуло в отдаленьи,
как памяти последнее мгновенье,
сияние земное, и оно
замедлило скрипящее вращенье
и обернуло вспять веретено.
 
 
Две тени на открывшемся просторе:
горы вершина, чуть правее – море
клубком катило на берег волну;
триеры парус показался вскоре
и вновь исчез на дальнем берегу.
 
 
Бесплотность теней отдыха не терпит —
внизу леса, моря, долины, ветры
вдруг замелькали пёстро, и полёт
проглатывал земные километры
в утробу, словно Кроноса приплод77
  Согласно древнегреческим мифам, верховное божество Кронос, в попытке избежать предсказания, что один из детей его свергнет, проглатывал их одного за другим. Этой участи избежал только Зевс. Предсказание сбылось.


[Закрыть].
 
 
Вот побережье древнее Эллады,
рассыпаны, как бусины, Киклады,
Эвбея, Лемнос, Родос, рядом Крит,
где Минос с любознательным Дедалом
готовили герою Лабиринт.
 
 
Затем Беотия и старый город,
что богу виноделия был дорог.
Рассечен он воротами на семь
частей. Уже готовил близкий ворог
ему убийства родственную сень.
 
 
У царского двора, от крови ала
засохшей, башни града отражала
владыки колесница. Иногда
по стенам и пилястрам проползала
шепча, прозрачных призраков чреда.
 
 
В опочивальне страхом и тревогой
терзаем, царь беседовал со строгой
супругой о нашествии врага —
аргосского Адраста и подмога
его была союзная сильна.
 
 
Одна из теней словно бы проснулась,
от кадуцея в страхе отшатнулась
и прошептала: «В дом своих детей
я не войду». И далее, волнуясь:
– «Вернемся в преисподнюю. Скорей».
 
 
– «Как смеешь ты перечить воле Зевса?
От гордости не помнишь свое место?
Царя бессмертных ты не чтишь, глупец?»
– «Устал я от жестоких и бесчестных
потомков. Так вернёмся же, наконец…»
 
 
– «Один найдёшь дорогу до Тартара.
Иди, и приготовься к божьей каре,
старик несчастный. Вряд ли заросла
от тех шагов безмолствующей пары
витая Эвридикина тропа».
 

Санкт-Петербург

Оборотная сторона гигантизма

 
В тот край вступив, который
ещё не ведал смертного следов,
где солнца нет, а горы —
лишь способ искупления грехов
гордыни каменной, не думай
вернуться с человеческой душой.
Отныне ты всем людям —
чужой.
 
 
На голос нежный звери выходили
из леса; птицы, пролетавшие за мили,
садились рядом на деревья и
следили за движеньями руки
певца.
…Плывёт в волнах фракийских
не далеко – не близко
глава.
 
 
Собаки, львы от его взгляда разбегались;
конюшни царские, скотом
засиженные, олимпийских стали
чертогов чище и притом
светлей. Покоен сон Эллады. Лик —
насильник к стопам Миноса приник.
…Но тело ядовитая одежда – дар
жены рвёт в клочья,
терпеть не мочи —
в утробе яростный безумствует пожар.
 
 
Пуст прежде раскалённый криком Лабиринт,
арена казни многое видала
(вздохнул от облегченья Крит,
узнав о вылете искусника – Дедала);
не слышно больше хруста
на ложе у Прокруста.
…Изгнанник, надеясь на царскую милость,
прибег к отдалённости острова Скирос.
Лишь ликом единым похож на героя —
со старостью в сердце. Не споря
с судьбой, поселился вблизи от скалы,
вблизи от всеядной волны.
 
 
…А смерть для живущих заразней чумы,
привязчивы пятна, ведь прошлого миг,
мгновенья, секунды, минуты, часы
не вспомнят того, кто Аида достиг,
кто в мире подземном оставил следы.
Забудь о возврате знакомой тропой —
отныне ты людям чужой88
  В балладе речь идёт о людях, посетивших Аид (ад) и вернувшихся оттуда живыми: Орфее, Геракле и Тесее. Курсивом выделено имя царя Ликомеда, сбросившего Тесея о скалы.


[Закрыть].
 

Санкт-Петербург

Если б…

«Штабы поднялись. Оборвалась торговля и труд…»

(Саша Чёрный. Отступление)

 
Вступление
Когда-то давно, когда в мире
вновь слышалось эхо войны,
я жил в коммунальной квартире
и мыл за собою полы.
 
 
Вода у нас свадебным чудом
бежала из разных кранов,
а страшное слово «посуда»
шуршало из пыльных углов.
 
 
1. Соседи
Люди в квартире большой проживали,
имя моё они знали
едва ли.
 
 
Седой старичок и, признаться, милейший,
комнату справа собой заполнял.
Жену его (видом – японская гейша)
редко в квартире кто-либо встречал.
Был глуховат тот седой Филемон,
кричала на ухо, краснея, Бавкида.
Только поэтому брак их силён,
что редко супругу он видел
и слышал. Бывает спасён Гименей
отсутствием рядом нам близких людей.
 
 
Соседями слева стала тогда
семья небольшая: она и… она.
То женщина с взрослой дочуркой.
Зиккурат99
  Зиккурат – культовое здание наподобие ступенчатой пирамиды в Древней Месопотамии и Эламе.


[Закрыть] из поникших окурков
под утро выдерживал стол.
Узоры из длинных волос
украшали занозистый пол.
 
 
2. Особенности совместного существования
Споры велись по ночам и научный диспут
посвящён был проблеме: «Испорченный суп
и влияние тонны природных солей на живой организм».
Организмом был я. Иногда кретинизм
позволял мне вести разговоры с соседом
о пользе футбола и прочей спортивной игры.
Сосед Филемон был по сути своей домоседом,
но при слове «Зенит» он сурово топорщил усы.
Далеко ль до беды?
 
 
Но, в общем, мы мирно тогда проживали,
хотя повторю: моё имя едва ли
соседи узнали.
Никто не пытался оттяпать полметра
у меня, ведь триумф оккупаций
почуять никто не хотел, вариаций
на тему войны никто бы из нас не сыграл
костями друг друга. И молью ракетной
не был бы съеден несчастный Цхинвал,
если бы всюду соседи жили так же, как мы.
 

Санкт-Петербург

Анакреонтический сон

 
В соответствии с буквой природы,
но привычке своей вопреки,
этой ночью я спал, непогоды
ощущая на теле толчки.
Иногда стаи птиц пролетали
и, завидуя, бились в металл
самолёта. Вокруг «планетарий»
свои звёздные искры метал.
Но, увы, эти чары Морфея
чей-то стук в мою дверь разогнал.
От проснувшейся злости потея,
я с кровати взлохмаченный встал.
Клокоча и бурча, словно Этна1010
  Этна – вулкан в Италии, неподалёку от городов Мессина и Катания.


[Закрыть],
закричал я: «Эй, кто там? Ответь!»
Голосок мне дрожащий ответил,
что он просит меня отогреть
его слабые детские крылья.
Движим жалостью – всё же не зверь —
и хоть очень измученным был я,
отворил я стучавшему дверь.
Это был Купидон! Вот сюрприз же
мне судьба в эту ночь поднесла:
с мягких крыльев потоками брызжет
недостойная бога вода.
…Я согрел его тонкие руки
и перо его крыльев согрел.
Он безмолвно играл своим луком,
но потом этот хитрый пострел
вдруг спросил из-под струй «водопада»:
– «Не промок ли чудесный мой лук?
Его снова попробовать надо», —
и привычным движением рук
он извлёк из брюшины колчана
ядовитое жало. «Постой!» —
заподозрив обман, закричал я,
но, увы, его лук золотой
не просох ещё. Стрелы кривые
не годились, и злой Купидон,
наклонив свою гордую выю1111
  Выя – шея (устар.).


[Закрыть],
молча вышел на улицу вон.
Вот и сказка моя завершилась,
был расстроен летучий стрелок.
Вероятно, давно уж решил он,
что напрасно замёрз и промок.
В это время сребро фюзеляжа
утопало в объятьях земли.
Я, проснувшись, глядел, как на пляже
улыбалось туристам Бали.
Чуть позднее забилось в антраша1212
  Антраша – в классическом балете так называется род прыжка, во время которого ноги танцора скрещиваются в воздухе, касаясь друг друга.


[Закрыть]
на бетоне бисквитном шасси.
До свиданья, любимая Russia!
Купидон, если можешь, прости.
 

Санкт-Петербург

Дуня

«Так вы знали мою Дуню? – начал он. —

кто же и не знал её? Ах, Дуня, Дуня! Что за девка-то была!»

(Пушкин А. С. Станционный смотритель).

 
Отсюда ворон до столиц не долетит,
правители здесь кажутся милее,
и даже перелётный дифтерит
старается отсюда побыстрее
исчезнуть. Возле леса на бугре
смотрительского дома отголоски
полуистлевшие; и кладбище везде
на солнце согревает свои доски,
венки; пятиоконная изба,
когда-то средоточие деревни,
теперь – окраина без целого окна;
живёт там баба с мужичонкой древним.
Отец он ей. Сердит и глуховат,
не жалует проезжих офицеров,
и иногда, сжимая рукоять
кинжала, вспоминает кавалеров
дочурки. Тройка маленьких детей —
завсегдатаев старых огородов —
привыкнув к полудикости своей,
резвится шумно в стае криворогих.
Порой ночной, когда уже девиц
мутнеют взоры, при содействии стакана
пасьянс та дочь смотрителя из лиц
знакомых перекладывает рьяно.
Гуляют фото по столу; врачи,
студенты, перекупщики и просто
мужчины молодые с ней в ночи
по очереди шепчутся о прошлом.
 

Санкт-Петербург

Разговор

 
– «Под огромным таинственным небом
на земле возлежит тишина,
и сегодняшней полночью мне бы
так хотелось уйти навсегда».
– «Так пойдём. Ты готов?»
– «Я оставлен
быть хочу в этой тёплой земле.
Пусть прожил я, увы, не до ста лет,
но тем счастлив, что выпало мне.
Я доволен, что жизнь исчерпал я
своей мыслью до самого дна,
и любовью, и сизою далью,
и трудом насладился сполна».
– «Очень рад за тебя».
– «А на камне
выбей надпись: «Он жил, как умел:
без сомнений, тоски и страданий,
и вернулся в родимый предел».
– «Я всё сделаю. Только скажи мне,
ты действительно рад умереть?
И безмерно довольным прожил ты?
Значит, жизнь исчерпал ты на треть».
 

Санкт-Петербург

Лемносские жёны

 
Всех мужчин перебили1313
  В наказание за то, что женщины острова Лемнос перестали приносить дары Афродите, разгневанная богиня наказала их козлиным запахом. Мужчины отвернулись от своих женщин и начали дарить своё внимание пленным фракийкам. Воспылав ревностью, лемносские женщины перебили всех своих мужей и детей. Лишь одна из них, по имени Гипсипила, спасла своего отца – царя Лемноса. Позднее проплывавшие мимо острова аргонавты вступили в браки с этими женщинами, которые родили от них многочисленное потомство.


[Закрыть]. Безлюдно
стало ночью в лемносских домах,
лишь постели холодные всюду
да игрушки в немытых углах.
Амазонки в печали. Афины
позабыто уже ремесло.
И с трудом одевают дивчины
на быков удивлённых ярмо.
 
 
Старец скрючился в брюхе у тары —
доброй дочери дар. В темноте
вспоминает, как ратей усталых,
сонных плечи дрожали, а те,
что вчера одевали, кормили,
словно стая чудовищ ножом
довершали ужасное… Били
их, стегали тяжёлым кнутом?
Оскорбляли? Плевали им в очи?
Угрожали наследства лишить?
Никогда. Только жаркие ночи
продолжали фракийкам дарить.
 
 
Царь молчит и кричать бесполезно,
только волны да пена вокруг
необъятные. Отроки слезно
пощадить умоляли и рук
не жалели. Напрасно. Где ревность
вакханалию правит, там дочь
или сын – не особая ценность,
лишь усталость там может помочь.
 
 
И вздыхает старик… Гипсипиле
одиноко теперь во дворце.
Хорошо, что начинку могилы,
а не мужа узрела в отце
амазонка. Природа в другие,
как известно, ворота вползёт.
Выше голову, девы! Тугие
паруса уж волна вам несёт.
И наполнятся говором спальни,
бык получит подстилку и кнут,
демографию местную парни —
моряки мимоходом спасут.
 

Санкт-Петербург

Баллада о господине Олафе

 
Ночь. Тишина. Только где-то вдали,
там, где сверкают извивы реки,
всадник стремится на чёрном коне,
складки играют волной на плаще.
Кто это мчится? То Олаф, барон.
Завтра – женитьба, торопится он.
Гости приедут на свадебный пир,
стукнутся звонко бокал и потир.
Слышишь? Какие-то в лунную ночь
звуки в долине: прекрасная дочь
эльфов царя в полуночной глуши
в танце кружится. Барон, не дыши!
Всё ж заманила на отсвет огня
всадника дочерь лесного царя.
– «Олаф, недавно прослышала я,
в танце Вы – мастер. Прошу, на меня
нежно взгляните. Под музыку лир
в танце сплетёмся, tritt tanzen mit mir!»1414
  «tritt tanzen mit mir!» – «потанцуй со мной!» (с нем.).


[Закрыть]
– «Лучше меня и двурогий сатир
сможет сплясать. Засмеёт Вас весь мир».
– «Олаф, барон, я Вам парочку шпор
дам, каковых Вы ещё до сих пор
в жизни не видели».
– «Нет, госпожа! И окончим же спор!
Плохо танцую, мой танец не спор».
– «Много рубах
шёлковых Вам…». – «… nicht tanzen ich mag!»1515
  «…nicht tanzen ich mag» – «я не хочу танцевать» (с. нем.).


[Закрыть]
– «Золота много».
– «Деньги, почёт
я не люблю, и Вы, знаете, ждёт
дома невеста меня – я женюсь».
– «Олаф, постой!»
– «Вас не боюсь».
– «Горе и боли тебя целиком
скоро поглотят! Тебя и твой дом!
Всё, убирайся! Исчезни ты прочь!
Вспомнишь когда-нибудь царскую дочь!»
– «Больно мне, мама», – Herr Olaf сказал,
когда на коне он домой прискакал —
попал я в лесу на таинственный бал.
Он был без свечей, канделябров и зал,
я видел там эльфов и гномов, цариц,
не пал я пред ними от гордости ниц,
не стал танцевать я с царевной. В груди
теперь так тревожно от серой тоски…».
– «Господь милосерден. Тревоги твои
пройдут в одночасье. Прими мой совет:
скоро проглянет далёкий рассвет,
а завтра – твой день. Ты иди отдыхать.
Недолго тебе в одиночестве спать».
Утром, как только на небо взошло
солнце и стало повсюду светло,
говор и смех растеклись по полям —
гости катили к баронским дверям.
– «Где наш жених? Где счастливый барон?»
– «Тише, друзья! То ли явь, то ли сон —
ночью сегодня казалось ему,
будто бы он танцевать на балу
с дочерью эльфов не стал! Побелел,
молча лежит, и, боюсь, заболел…».
– «Счастьем разгоним барона хандру,
мёд привезли мы на свадьбу ему!
Где же наш Олаф? Затих его глас,
громко на свадьбу сзывал он всех нас…»
– «Тише, друзья! Не кричите сейчас».
– «Просим, сударыня, старых друзей
тотчас ведите к нему поскорей».
Скрипнули двери и с шумом толпа
вниз по ступеням, как змей, поползла.
В тёмных покоях увидели: он
тихо вкушает предсвадебный сон.
Что это? Пала на грудь голова,
вздохов не слышно – вокруг тишина1616
  В основу стихотворения положен сюжет старинной скандинавской баллады. К нему также обращались поэты XIX века.


[Закрыть].
 

Санкт-Петербург