Текст книги "Цивилизаtiоn"

Гном
Цивилизаtion

Часть первая
«Гном»

Глава 1

Ковш экскаватора в третий раз тяжело клюнул каменную плиту, отщепив, наконец, грязный осколок. Вниз, кувыркаясь, полетел полутонный кусок скалы, обнажив за собой темную пустоту. Начсмены лениво проводил взглядом скатившуюся глыбу и вдруг замахал руками, стараясь перекричать шум двигателя.

– Стой! Тормози!

Рокот, булькая, стал стихать. Огромный дизель остановился.

– Стой, говорю, – по инерции, казалось, уже в полной тишине произнес он.

Экскаваторщик, любопытствуя, вылез из кабины по пояс.

– Чего там, Дмитрич?

– Да погоди ты!

Дмитрич с осторожностью канатоходца, стараясь не поскользнуться на грязной земле, спустился на пару метров в карьер и заглянул в образовавшуюся каверну.

– Твою дивизию… – тихо прошептал он и полез обратно.

– Да что там, ты можешь сказать?

– Молодец, выходной заработал, – безрадостно буркнул Дмитрич, набирая полицию.

* * *

– Гена, признайся, ты позвал меня в свой кабинет, чтобы разыграть, да?

– Нет, Миша, все очень даже серьезно, – академик РАН Геннадий Андреевич печально смотрел на своего коллегу. – Никаких шуток.

– Послушай: может, он сам их туда подложил? Или кто-то из рабочих?

– Рабочие клянутся, что ничего не трогали. Власти с милицией тоже. Да и Харченко не похож на шутника. Когда я с ним виделся, он был удивлен не меньше твоего.

– Удивлен?! Я не просто удивлен! – Михаил Александрович даже позволил себе ненадолго повысить голос. – Я просто отказываюсь это понять. Глубина пять метров – то есть не менее двадцати тысяч лет. Ты говоришь, труп был забальзамирован?

– Похоже, что так. Сохранился прекрасно. И монеты лежали рядом с головой. Каждого номинала по штуке. В ряд, по порядку возрастания. – Гена поднялся и налил себе еще один стакан воды.

Михаил хаотично курсировал по кабинету, не выпуская полученные снимки из рук. Ноги, обутые в стоптанные, словно у пилигрима, сандалии, носили академика по сложно описываемым траекториям. Одаренная седая голова лихорадочно искала объяснение. Неожиданно ученый остановился, и лицо его озарила улыбка.

– Знаешь, это все ерунда. Ты понимаешь, что такой порядок придумали меньше пятисот лет назад? Не могло существовать монет достоинством 1, 5, 10, 50 и 100 не то что пять, а даже тысячу лет назад. Харченко нас дурачит.

Михаил Александрович, которому шел седьмой десяток, ждал, что сейчас его друг и коллега сменит выражение лица, хлопнет старого приятеля по плечу и, наконец, признается. Но вместо этого пасмурное лицо пожилого академика сделалось еще более угрюмым.

– Харченко послал две монеты в Принстон и Париж на элементный и изотопный анализ. Вряд ли он сошел с ума настолько, чтобы так шутить со всем миром. Наши в РАН тоже делают радиоуглеродное исследование, чтобы понять возраст мумии. Все это очень, очень, очень странно, – Геннадий сделал паузу и добавил еще раз. – Очень.

Мужчины замолчали. Михаил вертел в руках фотографию мумии, у изголовья которой, как разобранная матрешка, лежали пять монет. Через минуту он нарушил звенящую тишину.

– Ты помнишь, в восемьдесят втором Юрка Мочанов тоже нашел в Диринге стоянку с каменными инструментами, которой три миллиона лет? И что? Сначала не поверили, потом проверили, убедились, но сильно не афишировали. Сейчас уже почти забыли. К чему историю переписывать?

– Юра нашел подтверждение того, что там были древние племена. Да, он отодвинул время появления человека. Сенсация. Но объяснимая! Здесь же – невероятно развитая культура, цивилизация!

– Ну, хорошо, а Адамов болт из Калуги, которому триста миллионов лет? Или окаменелый след ботинка, наступившего на трилобита? – Михаил пытался найти объяснение не столько для собеседника, сколько для самого себя. – Это ведь тоже неопровержимые доказательства развитых культур задолго до каменного века. И мир с ними как-то живет. Возьми хотя бы камни Ики. Примеров полно.

– Миша, ты пойми: болт, камни, геоглифы Наска, Тисульская принцесса и все прочее можно объяснить очень просто, – Геннадий привстал и потянулся за граненым стаканом. Его сморщенные пальцы нервно дрожали. – Пусть невероятно, но просто. Были инопланетяне, была погибшая цивилизация. Но тут…

Еще одна пустая бутылка из-под минеральной воды отправилась под стол. Геннадий, держа пузырящийся стакан, подошел к окну. Снегоуборочные жуки скребли Лужнецкую эстакаду. За ними с похоронным унынием крались сотни автолюбителей. По ту сторону окна текла жизнь, не имеющая отношения к вопросам вечности.

– Что тут?

– Тут… Тут на монетах арабские цифры. Индусы придумали их вместе с нулем всего полторы тысячи лет назад. А в современном виде они появились вообще во втором тысячелетии нашей эры.

Геннадий Андреевич вернулся за пропахший советской наукой стол и бессильно опустился в кресло.

На этот раз молчание длилось еще дольше. Как будто сквозь пелену раздался сиплый голос Михаила:

– Если все так, как ты говоришь, то скоро мы выпустим новость: при постройке гостиницы в Крыму нашли мумию с приданым в виде монет, на которых арабскими цифрами написан номинал. Мумию возрастом двадцать тысяч лет. Полный атас!..

– Пятьдесят.

– Что?

– Пятьдесят тысяч лет. Полчаса назад прислали из Франции первые результаты по монете.

* * *

Я понимал, что море бесплатного пива вредно для здоровья, но остановиться было невозможно. Биржа устроила помпезный корпоратив в баварском стиле, позвав нас в качестве почетных клиентов. Наш столик стоял ближе других к разложенным парадными рядами мини-закускам и всего в пяти шагах от взмыленного бармена. Такое стратегически выгодное положение подталкивало нас со студенческим рвением уничтожать халяву. Рядом со мной сидел Седой, бывший ВДВшник, бывший коммерсант, бывший юрист и мой бывший начальник по банковской работе. На пиво Седой налегал с азартом только что вышедшего на свободу зэка, но у него была слоновья фора по массе, и потому, в отличие от меня, выглядел он еще вполне сносно.

– Ты ничего не понимаешь, Гном, правда, – он плевал мне в ухо, стараясь перекричать музыку. – У тебя взгляд на макроэкономику, как у моей бабули: «Главное, чтобы картошка уродилась…»

Гном – это я. И это унизительное прозвище появилось именно с легкой руки Седого, обозвавшего меня так в коридоре банка в первый же день моей там работы. Потом он извинится, мы подружимся, заработаем на бирже кучу денег и еще большую кучу потеряем. Но это будет уже совсем другая история. А сейчас мы уже полчаса дискутировали с ним о бедах России, надвигающемся экономическом кризисе и путях выхода из него. Однако истина рождаться не торопилась. Даже наоборот – ситуация только усугублялась. Спору не было конца.

– Что ты знаешь о денежной массе? Нет, ну что? – не унимался он. – Вот сейчас приватизацию надо делать или национализацию? Ну, скажи! А откуда берется инфляция, ты понимаешь?

– Да ну тебя, – мне уже порядком надоел этот бесполезный разговор. Где-то сквозь алкогольную пелену я понимал, что результатов его не будет помнить ни один из нас. Поэтому я просто засунул нос в гигантскую кружку нефильтрованного и сделал большой глоток. Когда я вынырнул из пшеничной пены, Седой тряс перед моим лицом зажигалкой «Зиппо» с эмблемой ВДВ и, пользуясь тишиной, возникшей в паузе между выступлениями, страстно вопрошал:

– Вот за сколько ты ее купишь? Какая ее справедливая цена, а?

Я молча забрал у него зажигалку и положил в карман.

– На-до-ел.

Седой посмотрел на меня искоса, как Хазанов, пародирующий попугая.

– Ты, Гном, как не познавший основ марксизма, не можешь претендовать на звание сколь-нибудь компетентного экономиста. Я прекращаю с тобой дебаты. Пойдем.

– Домой?

– Какой домой! Что ты дома не видел?

– Я б поспать…

– Пойдем, дружище. Длину жизни ты увеличить не можешь. Зато можешь ширину и глубину. Это мне бабуля говорила. Пойдем. Я покажу тебе Москву.

Мы оделись и, шатаясь, вышли на морозный воздух. Из фонаря пшенной крупой сыпался снег. Седой огляделся и заплетающимся языком старательно выговорил:

– Мы из лесу вышли, был сильный мороз…

Затем, заржав, он обнял меня локтем за шею и потащил в сторону набережной.

Статистика утверждает, что накатанный ноябрьский ледок и для трезвых пешеходов является причиной множества травм, умалчивая о пешеходах нетрезвых, подвыпивших, сильно пьяных и персонажах вроде нас. Последним, что я запомнил, были уплывающая из под ног земля, мелькнувший фонарь, нецензурный крик Седого и тяжелая тишина.

Очнулся я оттого, что нос что-то щекотало. Голова страшно болела. Я постарался приподняться на руках. Странно. Ведь падал на спину. Еще страннее оказалось то, что под ладонями была трава.

Я не понимал, либо я полностью ослеп, либо было так темно, что глаза не видели ни зги. Но руки точно чувствовали траву. А лицо ощущало влажный и теплый воздух.

– Седой, – прохрипел я, – и голос странно разнесся в пространстве, поглощаемый безмолвной тьмой. Вокруг было невероятно тихо.

Я сунул руку в карман пуховика и нащупал что-то тяжелое. Зажигалка Седого. То, что нужно.

Чиркнув пару раз и подняв в руке дрожащее пламя, я вскрикнул, увидев бородатое лицо в полуметре от меня. В ту же секунду тишина со всех сторон сменилась дьявольским воплем. Нервы не выдержали. Я закатил глаза и отключился.

Глава 2

Сквозь приоткрытые веки я увидел голубое утреннее небо. По-прежнему было необычно тепло. Голова гудела от похмелья и удара об лед, а движения давались с большим трудом. Пересиливая боль, я приподнялся и обомлел. Вокруг меня на корточках сидело около тридцати бородатых полуголых мужиков. Точнее сказать, практически голых, поскольку их бедра прикрывали лишь маленькие коричневые шкурки. Заметив, что я очнулся, люди встрепенулись. По кругу прокатились шевеление и легкий ропот, но все остались сидеть на месте.

Я был уверен, что сплю. Хотя все внешние ощущения говорили мне, что происходящее реально, но мозг однозначно утверждал – это сон. Приподнявшись на локтях, я осмотрел окружавших меня людей. На вид – племя туземцев с канала «Дискавери». Диковатые лица с любопытством и нескрываемым страхом рассматривали меня. Все грязные и небритые, у некоторых – бусы с когтями, в руках у большинства – дубины и палки с кремневыми наконечниками. Сидевший прямо передо мой, похоже, был вождем. Рядом с ним лежал топорик, а руки покоились на коленях ладонями вверх. Все выглядело удивительно реально. Приснится же такое…

Я сел, вызвав новую волну ропота у дикарей, и поймал себя на мысли, что в снах обычно не бывает запахов. Но в воздухе отчетливо ощущался аромат сухой травы. – Цага, – вдруг сказал вождь, приподнимая руки с волосатых колен и показывая на лежащую между ним и мной шкуру, на которой были разложены бусы из крупных зубов, нечто, отдаленно напоминающее нож из кремня и какие-то перья, сплетенные с сушеной требухой.

– Цага, – вкрадчиво повторил он, смягчая «г» на украинский манер, практически превращая ее в «х».

Я приподнял руку и понял, что все еще сжимаю в ней зажигалку. Выставив ее вперед и чиркнув колесиком, я вызвал приступ паники как минимум у половины собравшихся. Они отпрянули на несколько метров и остановились, с ужасом глядя, как из моей руки вырывается язычок пламени. Вождь остался сидеть на месте, лишь немного отшатнувшись.

Удивившись магической силе огня, я защелкнул крышку «Зиппо» и спрятал зажигалку обратно в карман.

– Цага, – в третий раз повторил вождь и указал на предметы столь красноречиво, что сомнений не осталось, – это подарок. Я привстал и подошел к шкуре. Видно было, что вождю стоило большого усилия воли остаться сидеть на месте и не удрать.

Нож на удивление хорошо лег в мою руку. Я убрал его в глубокий карман куртки. Затем взял бусы и под пристальные взгляды надел себе на шею. Оставшуюся хреновину даже не стал брать, не рискуя найти ей применение. В благодарность я медленно кивнул.

Вероятно, мои миролюбивые поступки несколько успокоили остальных, и цепь людей вокруг меня восстановилась. Я продолжал разглядывать аборигенов, пытаясь понять, что же со мной произошло. Если все это – не сон, то оставалась невероятная версия, что Седой, пользуясь моим забытьем, вывез меня куда-то на юг и ради шутки оставил с актерами. А может, и с реальными туземцами. Но тогда я нахожусь где-то очень далеко от Родины. Перевезти пьяное тело через границу – задача трудная даже для Седого, поэтому остаются актеры.

Теряясь в догадках, я смотрел на дикарей, а они на меня. Вглядываясь, я старался увидеть хотя бы одну деталь, связывающую их с современным миром. Кольцо на пальце, татуировка, бритая щека… Но не было ничего. А вот нервное поведение молодых членов племени, напряженно-испуганные лица, желтые сточенные зубы, наоборот подталкивали к невероятному чудовищному выводу, что все это не сон. Я машинально проверил телефон, в надежде обнаружить сигнал от вышки. Но мобильник был разряжен со вчерашнего вечера, поэтому ничего не оставалось, как убрать его во внутренний карман, словно бесполезный черный камень.

Стоять на месте смысла не было. Если меня привезли сюда – значит, где-то рядом цивилизация, актерам надоест шутить уже в ближайший час и вскоре мне покажут, где скрытая камера. Я сжал в кармане зажигалку и двинулся вперед, обходя вождя слева. Племя расторопно расступилось, и я беспрепятственно пошел по полю на запад, судя по разгорающемуся за спиной рассвету.

Отойдя шагов на тридцать, я обернулся. Дикари стояли и смотрели мне вслед не двигаясь и не пытаясь остановить. Я пожал плечами и пошагал дальше.

– Хэф! – раздался громкий крик, заставивший меня снова обернуться.

Вождь стоял и двумя руками указывал в противоположную моему пути сторону, будто призывая следовать за ним.

– Хэф!

Наверное, надо идти, решил я. Происходящее было настолько сюрреалистическим, что уже не пугало меня. В конце концов, эти ребята где-то живут и что-то едят. Главное, чтобы не человечину. А может, к ним в хижины и «Красный Крест» заглядывает.

Я подошел к племени, показал рукой в ту же сторону, что и вождь, и произнес:

– Хэф так хэф. Давай пойдем смотреть твой хэф, – после чего бодро зашагал навстречу показавшемуся над горизонтом солнцу.

Племя тихо семенило вслед за мной. В трех метрах от меня шел вождь, за ним – крупные мужчины с копьями, затем молодые воины с палками – дубинами и замыкали отряд совсем мальчишки лет десяти – двенадцати. У этих не было даже повязок.

В какой-то момент вождь снова окликнул меня:

– Хэф! – повторил он и показал двумя руками скорректированное направление. Я молча изменил курс и продолжил движение.

Примерно через час пути мы приблизились к невысоким горам. Растительность поредела, появилось больше камней, идти стало заметно тяжелее. Хорошо, что у меня были ботинки на толстой подошве, которые я носил, чтобы казаться выше. А вот мои провожатые топали по камням босиком. Интересно, сколько же им заплатили, чтобы разыграть такой спектакль?

Мы спустились с ровного плато и теперь шли вниз под уклон. Слева начинала расти стена известняковой горы, нависавшая мрачной тенью. Утреннюю тишину нарушал лишь хруст веток под моими ногами. Мужчины в повязках передвигались настолько тихо, что я то и дело оборачивался, чтобы удостовериться, сопровождают ли меня волосатые копьеносцы или уже разбежались, перейдя к следующему этапу программы «Розыгрыш». В какой-то момент мне показалось, что впереди какое-то движение. Я остановился, чтобы приглядеться. Похоже, это был лагерь.

– Хэф, – подтвердил мои догадки вождь.

Еще минута, и стала отчетливо видна пещера, а около нее несколько десятков женщин и детей. Одни что-то делали со шкурами, другие возились с младенцами. Малышня постарше играла. Завидев приближающихся мужчин, женщины вскочили и подались навстречу, но, увидев впереди шествия меня, с криком бросились в глубь пещеры. Версия об актерах постепенно теряла состоятельность.

– Ааато! – истошно гаркнул вождь, и женщины замерли. Дети боязливо попрятались за их ногами, движение мгновенно прекратилось. В наполненной испугом тишине мы вышли на площадку перед пещерой. Стоит отметить, что женщины, несмотря на гораздо более сильное, чем у воинов, эмоциональное потрясение, не смели двинуться с места. Вероятно, слово вождя для них было много выше животного страха.

Так мы стояли минуты три, пока все племя дотошно рассматривало меня. Устав от пристального внимания дикарей, я начал оглядываться по сторонам. Чуть ниже пещеры сгущалась зелень, и было похоже, что там есть вода. Я направился вниз, не обращая внимания на следовавший за мной эскорт из пары дюжин мужчин, и, правда, обнаружил речушку, скорее напоминавшую ручей. В месте, расположенном ближе к пещере, русло было расширено, а выкопанная яма образовывала небольшой бассейн, вероятно, предназначенный для купания. Я поднялся чуть выше по течению и напился, жадно набирая воду пригоршнями. Умыв лицо и утолив жажду, я снова почувствовал себя человеком. Похмелье почти отступило, ледяные капельки на лице бодрили, и настроение неожиданно улучшилось. Пора было налаживать контакт.

Вернувшись на площадку перед пещерой, я снова огляделся и понял, что огня у туземцев не было. Следов очага также обнаружить не удалось. Интересно, что же они тут едят?

Вождь, всегда находившийся ближе других ко мне, выжидающе смотрел, не пытаясь начать знакомство первым. Темные волосы этого крепкого воина были завязаны в пучок, половину лица скрывала короткая, но плотная растительность. Его грудь и плечи покрывала кудлатая шерсть.

Я взял воображаемую ложку и жестами показал, что было бы неплохо чего-нибудь съесть. Но тут же спохватился и изобразил кость, которую грызу, держа двумя руками. Вождь понял намек мгновенно. Несколько отрывистых указаний, и женщина расторопно принесла из пещеры кусок подвядшего мяса весом около килограмма. Она оставила его перед главарем и шустро удалилась. Вождь взял мясо и положил его в нескольких метрах от меня. Любопытно, что расстояние между мной и кем-либо из племени еще ни разу не становилось менее полутора-двух метров.

Мясо было сырым. А я был еще не настолько голоден, чтобы употребить его в подобном виде. К тому же в кармане лежала зажигалка Седого. Пора укрепить статус Бога, – решил я и подошел к сухому дереву, стоявшему на краю площадки. Сняв пуховик и оставшись в синем костюме и галстуке, я сломал несколько веток разной толщины и выложил из них шалашик. Племя, притихнув, с интересом наблюдало за мной. Поразительно, что даже младенцы не проронили ни звука. Пришла пора поджигать.

Глупо было упускать момент для небольшого шоу. Я вытянул руку вверх и чиркнул зажигалкой. Пламя крошечным язычком взметнулось над зиппой и, несмотря на светлое время суток, породило новую волну ужаса. Вождь остался стоять на месте не дрогнув, и, возможно, именно его спокойствие предотвратило панику.

Я зажег приготовленные кусочки коры, и пламя начало проворно лизать сухие палки, разгораясь все сильнее.

Полагаю, мало существует зрелищ, способных столь же сильно впечатлить современного человека, сколь ошеломляющим был эффект, производимый на дикарей разгорающимся костром. Наверное, левитация, телепортация и прочие фантастические фокусы не вызовут у нас подобного изумления, так как после изобретения шестого «айфона» с палкой для селфи человечество уже мало чем можно удивить.

Племя завороженно смотрело, как дрова превращаются в угли, а я тем временем подошел к дереву и попытался отломать пару палок с рогатинами на конце. Если с первой мне это удалось, то со второй возникли проблемы. В этом месте дерево уже не было таким сухим, и ветка не поддавалась. Я переглянулся с вождем и отошел на три метра назад, показав на дерево рукой. Он, на удивление, оказался сообразительным малым. Достав из-за пояса топор, вождь двумя сильными движениями перерубил ветку в том самом месте, где я безуспешно ломал ее минуту назад.

Я показал пальцем на топор и попросил:

– Дай-ка мне, пожалуйста.

Дикарь стоял не шелохнувшись.

Поняв, что слова бессильны, я выразительно ткнул пальцем в топор и протянул руку ладонью вверх. Вождь обиженно снял оружие с пояса и положил перед собой на землю, отступив назад.

Топор был кривой и несуразный: в расщепленное не до конца дерево был вставлен острый кремневый наконечник. Обух был замотан жилами или чем-то на них похожим, а рукоятка пропитана потом и кровью. Сразу видно, что оружие не болталось на поясе без дела. При всей кустарности исполнения, в руке этот топор лежал отменно. Я взял две палки и с помощью инструмента сделал клинышки на их концах, после чего вонзил получившиеся рогатины в землю по бокам от костра. Все-таки удивительно, каким острым может быть ломаный кремень. Топор я положил между собой и вождем и кивнул, говоря «спасибо».

Вождь, довольный, что избежал конфискации, молча, с достоинством взял его и заткнул обратно за пояс.

Прямую сухую ветку я заострил кремневым ножом, весьма кстати обнаруженным в кармане пуховика. Этим же ножом я разделил мясо на два довольно приличных куска и насадил их на шампур. После чего, отодвинув еще горевшие ветки чуть в сторону от рогатин, принялся за приготовление шашлыка.

Уже через пару минут послышался запах жареного, и я почувствовал, как сильно проголодался. Не желая съесть первобытного паразита, я заставил себя не предаваться спешке и прожарить мясо до состояния well-done[1]1
  Хорошая прожарка (англ).


[Закрыть]. Когда еда была готова, я разломил шампур по почти прогоревшей середине и взял палку с нанизанным на нее куском жареного мяса, как большое эскимо. Второй кусок я аккуратно положил на большой плоский камень и показал на него вождю. Он стоял не двигаясь. Тогда я откусил от своего куска и принялся жевать. Мясо было жесткое, но вполне съедобное. Не хватало лишь соли. Интересно, что это был за зверь? Я повторно указал пальцем на шашлык и сказал:

– Цага.

Это был первый осмысленный диалог с туземцем. Вождь, услышав от меня знакомое слово, просиял, подошел к камню и схватил дымящийся кусок. Стоит признать, что в этот момент меня немало удивили железная выдержка этого мужчины и пиетет перед пришельцем. Вместо того, чтобы бросить пышущее жаром мясо и закричать, он спокойно, насколько позволяла ситуация, положил его обратно на камень и сжал руку в кулак. Я понял, что туземцы никогда не ели горячую пищу. Пришлось демонстративно показать, что эту еду берут за палку, затем несколько раз дуют, и только после этого можно откусывать.

Вождь, смешно брызгая слюнями, дул на мясо с такой силой, что кусок едва не слетел с шампура. Затем он немного откусил и старательно прожевал.

Как минимум, не выплюнул, – довольно покачал головой я, увидев, что дикарь проглотил мою стряпню. Дальнейшее меня весьма удивило. Вождь стал отщипывать кусочки жареного мяса, а воины по очереди подходили пробовать. Мясо получили все, кто был сегодня в поле, включая десятилетних мальчиков, но ни одна женщина не сделала даже попытки подойти к еде. Оставшийся кусок размером с кулак вождь съел сам. К окончанию этой дележки я тоже доел свою порцию и бросил палочку в угли. Обед завершился, и нужно было что-то делать дальше. Я не оставлял надежды найти цивилизацию, поэтому единственное, что пришло мне в голову, – пойти по течению реки в надежде выйти к большой воде или к другим, более развитым поселениям.

Несмотря на то, что температура воздуха была градусов пятнадцать и в костюме мне было не холодно, я накинул пуховик и двинулся вдоль ручья. За мной тут же увязались десяток крепких воинов, включая главаря. Молодняк остался на стоянке. Пробираясь по ходу русла сквозь кустарники, я вдруг понял, что до сих пор не знаю, как зовут вождя, и остановился.

Замерло и мое сопровождение. Я подошел к вождю и, ударив себя в грудь кулаком, сказал:

– Юра.

Туземец с интересом смотрел на меня.

– Юра, – повторил я, и вождь сделал робкую попытку скопировать звук. Получилось не очень. Дикари не выговаривали букву «р». К тому же, гласные у них были грубые, поэтому «ю» превратилось во что-то вроде «у», и «Юра» получилось как «Угха».

Я решил зайти с другой стороны.

– Гном, – ударил я себя снова в грудь.

– Гным, – неожиданно четко скопировал вождь.

Ну вот. И здесь, похоже, не отделаться от прозвища.

– Гном, – хлопнул я себя еще раз и показал на вождя. – Ты кто?

Вождь помедлил несколько секунд и внятно повторил:

– Тыкто.

Затем он повернулся к воинам и, стукнув себя в грудь, громко прокричал:

– Тыкто!

Судя по всему, я произвел крещение, оказавшись в роли Бога. Ну, хорошо, пусть будет Тыкто. Я еще раз запустил процедуру идентификации, указав на себя, на вождя и произнося наши имена. Тыкто послушно повторил. Ну, вот и познакомились.

Мы продолжали идти вдоль реки. В какой-то момент деревьев стало меньше, и отряд вышел на открытое пространство. Вдали я увидел бескрайнее море, крутые берега и ни одного признака цивилизации. Я вглядывался в береговую линию и неожиданно остановился, словно сраженный молнией. От увиденного колени мои подкосились, и я сел на землю. Сомнений быть не могло. Передо мной были Медведь-гора и «Шаляпинская» скала. Я находился в Крыму. И, судя по окружавшим меня людям во главе с Тыкто, задолго до появления там русских, татар и украинцев.