Текст книги "Цивилизаtiоn"

Глава 5

Глина, ранее найденная вверх по течению ручья, была беловатая и лепилась довольно хорошо. Я сделал четыре, с позволения сказать, чашки, ибо лепка посуды оказалась вовсе непростым занятием. Это может подтвердить каждый, кто попробует сделать из пластилина стаканчик крупнее наперстка. После того, как удалось подобрать влажность глины и чашки перестали расползаться, я приступил к обжигу. Несколько изделий позволяли искать оптимальный режим запуская одновременно серию тестов. Одну пиалу я поставил прямо на угли, другую рядом с огнем, третью засыпал золой, а четвертую просто оставил стоять на солнце.

Через несколько минут первый опытный образец приказал долго жить и покрылся паутиной трещин. Второй экземпляр присоединился к первому с небольшим опозданием. А вот чашка с золой продержалась, равно как и чашечка, стоявшая на солнце, и к концу дня они казались весьма крепкими. Вот только при попытке набрать в них воду глина стала размокать. Что-то я все-таки делаю не так. Пришлось начинать заново.

Первое, что удалось понять – сохнуть глина должна постепенно, поскольку быстрый нагрев приводил к трещинам. Но и то, что изделие придется обжигать, – тоже не вызывало сомнений. Решив, что солнышко – лучший инструмент для сушки, я принялся за работу и налепил уже с десяток чашек, когда к процессу примкнул мальчик лет восьми. Он находился в пограничном статусе – вот-вот должен был перейти из разряда детей в категорию мужчин, но пока занимался собирательством с женщинами. Вернувшись с промысла, парнишка сначала наблюдал за мной, а затем подошел к пласту глины, отковырял кусок и начал лепить. Тыкто, увидев это, покраснел от гнева. Он подскочил к ребенку и уже собрался ударить его за несогласованные действия, но я успел одернуть его возгласом.

– Хорошо, – сказал я, показав на побелевшего от страха мальчика, – хорошо!

Эти позитивные слова возымели эффект. Пацан, уже вжавший голову в плечи в ожидании удара, посмотрел на меня благодарным взглядом и продолжил лепку. На третьей чашке у него стало получаться не хуже, чем у меня. Парнишка оказался способным.

– Хорошо, – поблагодарил я его.

– Хорошо, – весьма внятно повторил юный падаван. Я удивленно посмотрел на него, поражаясь неожиданной чистоте произношения. Мальчик ответил долгим взглядом, а потом скромно улыбнулся и продолжил упражняться с глиной.

Чашки расставили сушиться уже на уходящем солнце, и мне пришлось отложить обжиг до следующего дня. Поужинав фисташками и моллюсками, я отправился спать. Никакого движения вперед в гончарном деле не произошло, но я обрел молодого помощника, а это, как ни крути, был плюс.

На следующее утро Тыкто, до этого не отпускавший меня ни на шаг, попытался заговорить.

– Гным, – позвал он меня, – сых! Аато!

Он показал на свой топор, затем на копье у ближайшего воина, затем двумя руками в сторону гор.

Судя по всему, он пытался объяснить, что уже пятый день они не охотятся, карауля меня. И, похоже, им захотелось-таки свежего мяска.

Почему бы и нет? Пока сушатся чашки, можно сходить с парнями на охоту, а заодно сделать еще одну вылазку. Может быть, встретится что-нибудь интересное.

– Идем, – согласился я и показал двумя руками в сторону гор.

Мы выдвинулись на север и через некоторое время отклонились немного левее. В небольшом овраге пришлось пробираться через заросли крапивы. Злая трава покусывала мои руки и щеки, напоминая о деревенском детстве. Удивительно, но голые туземцы не пытались обойти опасный участок, спокойно шагая сквозь двухметровые стебли. Дойдя до плато с небольшими островками рощ, дикари рассредоточились. В какой-то момент воины заметили косулю, и с этой секунды их действия стали решительными и скоординированными. Рассыпавшись широкой цепью, они стали окружать животное гигантским серпом. По его краям бежали самые молодые и выносливые. Мы с вождем остались по центру и просто двигались вперед. Через несколько мгновений животное заметило нас и рвануло от центра в сторону. Те воины, что были с краю, начали сильно кричать, и косуля изменила курс на параллельный нашему. Как только она отклонялась влево – левый загонщик криками возвращал ее обратно в центр огромного полумесяца из людей. Если бежала вправо – включался правый фланг. Серп постепенно сжимался. Я бежал изо всех сил, но все равно отставал от остальных. Не жалуясь на физическую подготовку, я все же выглядел начинающим любителем среди матерых профессионалов. Охотники бежали легко и ровно, как будто и не было за спиной километров погони. Я же в конец запыхался и остановился, согнувшись пополам от покалываний в боку, а, распрямившись, увидел, что племя гонит добычу к обрыву. В тот момент, когда кольцо преследователей почти сжалось, все воины разом издали такой дикий крик, что животное, не останавливаясь, бросилось вниз. Когда я подошел к обрыву, двое туземцев уже поднимали тушу косули, прыгнувшей с высоты около двадцати метров. Воины издали победный клич.

Честности ради отмечу, что не нашел нужным утомлять читателя детальным описанием целого дня охоты, ограничившись лишь удачной попыткой. До этого было пять или шесть погонь, в которых косули вырывались из окружения, поэтому мне пришлось набегаться так, что я не чувствовал ног. Вероятнее всего, подобная удача вообще могла сегодня не случиться, и радостный клич после поимки зверя был действительно искренним ликованием.

На ужин мне торжественно были предложены мозги зверя, но я предпочел зажарить ногу. Каковым же было мое удивление, когда несколько воинов поставили такие же, как у меня, рогатки и принялись готовить куски мяса на огне. Я помог новоиспеченным кулинарам не сжечь еду, и они благодарно закивали. Подобное обезьянничество польстило мне, несмотря на то, что большинство дикарей предпочло съесть добычу сырой.

После ужина пришла пора для моих чашечек. Мне казалось, что они отлично высохли и, взяв несколько штук, я положил их в угли. Еще часть засыпал горячей золой. Для того чтобы поднять температуру в костре, я минут десять махал сложенным пиджаком, нагнетая кислород. Одурев от жары и дыма, я сказал Тыкто:

– Помогать! – и выдал ему пиджак.

Стоило немалого труда объяснить бородатому балбесу, что от него требуется. Тыкто, наконец, увидел, что угли краснеют от каждого взмаха, после чего сразу крикнул что-то помощникам, и те притащили большую шкуру. Взявшись за углы и начав колыхать воздух, они создали такой ветер, что в Ялте затрясся самшит. Угли вспыхнули стоваттным светом и начали быстро прогорать. Жар стоял отменный.

На этот раз результат оказался приемлемым: из пяти чашек две не треснули. Когда они остыли, я постучал по краешку ногтем и услышал знакомый звенящий звук керамики. Неужели победа?! Набрав в пиалки воды, я окончательно убедился, что теперь все сделано правильно. Жидкость не протекала.

Оставалось попробовать обжечь те чашки, что ждали своей очереди, наполненные горячей золой. К моей бурной радости этот эксперимент закончился стопроцентным попаданием: пять из пяти вышли из огня без трещин. Бинго! В производственный процесс добавилась дополнительная горячая сушка, и мы торжественно вступили в эпоху гончарного мастерства.

Глава 6

Утром я посвятил два часа тому, чтобы сделать что-то похожее на кувшин (точнее, горшок литра на три), а затем обучить этому Тома. Так я назвал способного пацана, почему-то напомнившего мне Тома Сойера. После этого я попросил Тыкто «помогать» Тому сделать много таких кувшинов. К мальчику немедленно присоединились две женщины, а мы с вождем и командой снова отправились вниз, к берегу.

Этот поход к морю ничем не отличался от предыдущего. По дороге я опять дал задание по поиску и сбору зерна. Потом, у берега набрал моллюсков, но, самое главное, морская вода в оставленном углублении высохла, и в шкуре образовалось граммов пять соли. Я бережно собрал ее, оставив шкуру еще раз сохнуть. В следующий раз принесу горшки. Испаряться из них вода будет, конечно, дольше, но соли, по моим подсчетам, должно получаться не меньше десяти граммов на литр.

Вернувшись в лагерь, я обнаружил около двадцати горшков разной степени уродливости. Забраковав половину как совсем непотребные, я довел до удовлетворительного состояния оставшиеся, показав тем самым, что именно хочу получить. Прошедшие фейс-контроль изделия отправились в сушку. На следующий день они превратились в три крепких сосуда, которые сразу стали использоваться для хранения зерна. Остальные треснули, но меня это не беспокоило. На глиняном участке было три человека, включая Тома, которые начинали лепить все лучше и лучше. Немного обучения, и работнички приучились самостоятельно выставлять посуду на сушку, а затем и засыпать золой. Контроль за обжигом я все-таки оставлял за собой.

В обретенной посуде я варил себе мидии, раз в три дня пополнял их запас, отправляясь к морю за моллюсками, а заодно и за солью. В горшке получилось сварить и первый мясной суп. Оставшиеся кости и кусочки потрохов после приготовления дали наваристый бульон, и, разлив его по пиалам, я позволил племени отведать горячее и сытное питье. Жаль, не было картошки или морковки, но это уже мечты. Насколько я знал историю, их завезут в Европу ой как не скоро.

Голод обходил племя стороной. Раз в неделю, а бывало и чаще, охотники приносили дичь. Каждый день подростки добывали несколько птиц, а у меня был стратегический резерв моллюсков, которые жили в кувшине с морской водой. Принесенная соль делала еду не такой пресной. Но все равно эффективность труда была очень низкой. Практически все свободное время племя тратило на добычу еды, при этом запасов почти не оставалось. Нужны были улучшения, чтобы подняться хотя бы на одну ступеньку пирамиды счастья, описанной когда-то господином Маслоу.

Я решил начать с мальчишек, которые били птиц. Кидать камни можно было гораздо результативней и дальше: например, пращой. Но для обучения этому древнему искусству потребовалось бы несколько месяцев, а за это время они всех покалечат, – я вспомнил свои детские опыты в деревне. Так что, после многочасовых размышлений, мной был избран другой способ. Любой хулиган знает, что наколотое на палку яблоко после взмаха летит гораздо быстрее, чем просто брошенное рукой. По этому нехитрому принципу я решил смастерить камнеметалку. Первый же опыт с более или менее подходящей веткой показал, что затея перспективная. Мне пришлось перебрать несколько палок, пока я не нашел такую, чтобы с её конца не сваливался камень, удерживаемый крючковатыми сучками. Потренировавшись, я усовершенствовал конструкцию, прикрепив кожаную заплатку к раздвоенному кончику и примотав ее жилами, остававшимися после разделки туш крупных животных.

Через пару дней я собрал мальчишек и продемонстрировал им свое изобретение. Для этого я попросил их кинуть камень в стену с расстояния около пятидесяти метров. Почти все добросили, но, в основном, на излете. Затем я попросил повторить это подошедших воинов. Результат был гораздо лучше. После выступления племени я взял свою металку и запустил ею камень. Тренировки не прошли даром: первый же выстрел вышел отменным. Камень врезался в скалу с таким звуком, что было ясно – сила многократно превосходит все детские попытки и даже некоторые взрослые. А если учесть, что голой рукой я бы просто не докинул камень до стены – эта выдумка могла стать для мальчишек мощнейшим подспорьем в охоте. Теперь оставалось всего ничего: наделать еще металок, научить туземцев ими пользоваться и изготавливать самостоятельно, а также натренировать меткость до уровня броска рукой.

Я бросил все силы на выполнение этого плана, и уже через неделю появилась первая птица, сбитая новым способом. А через десять дней – первая лиса, убитая этим оружием. Добыча вроде лисы или зайца до сего момента была практически недоступна. К таким зверям нереально было подобраться ближе, чем на тридцать метров, а металка позволяла поражать цели на расстоянии до семидесяти метров. После убитой лисы Тыкто приказал четверым солдатам, которые плохо бегали на загонной охоте, приступить к обучению вместе с детьми. Все-таки Тыкто неплохо соображал и, я бы даже сказал, был способным менеджером.

Количество добываемых пернатых возросло. Я начал запекать их в глине – так было легче чистить перья, и пропекание стало более равномерным. Впервые за почти четыре недели пребывания здесь я сделал свой личный запас из нескольких зажаренных птиц. Но племя по-прежнему съедало все, что удавалось найти, поймать и подстрелить.

По моим подсчетам, оставалось два дня до Нового года, и ночи стали гораздо холоднее. Я еще раз промазал в своей хижине все щели и, после завешивания входа шкурой, в ней было вполне тепло. Проснувшись первого января, я хмуро поздравил себя вслух:

– С Новым годом, Гном! Надеюсь, что ты вернешься домой в наступившем году, а если нет, то не помрешь от какой-нибудь доисторической инфекции.

Выпить было нечего. Я чокнулся кулаком с каменной стеной и вышел на улицу. Перед входом уже смиренно стояла моя доисторическая тень в лице Тыкто.

Глава 7

Планов было много, но для их осуществления нужны свободные человеческие ресурсы. А мы все еще не могли выйти на уровень, когда племя тратит меньше восьмидесяти процентов времени на поиск пропитания.

Однажды, проходя в сторону плато через крапиву, я вдруг вспомнил детский мультфильм. Там девочка должна была сплести братьям-лебедям рубашки из этой жгучей травы. Это навело меня на мысль, что крапива является подходящим материалом для веревки. Изучив ее стволы, я понял, что их действительно покрывают довольно прочные волокна. Теперь осталось понять, как из всего этого сделать бечеву.

В нормальной жизни я очень любил логические загадки. Находить решение на первый взгляд невыполнимой задачи – это особый кайф. Азарт усиливается, когда знаешь, что задачка непременно имеет решение, и, например, твой не шибко смышленый коллега уже дошел до правильного ответа. Сейчас одной из таких головоломок для меня была веревка.

Я принес охапку стволов крапивы, очистил их от листьев и веточек и попробовал оторвать волокна. Но не тут то было! Они упирались, словно приклеенные, и рвались в самый неподходящий момент. Так что за день я сделал лишь небольшой пучок из ниток. Стало очевидно – выбранный путь не верен. Только что сорванная крапива была влажной, и, это сильно мешало. Разбросав растения около очага, я оставил их на солнце, и через пару дней попытался снова. Стало гораздо легче. Нити отслаивались от ствола, и кусочки сухого стебля осыпались. После нескольких часов мучений на ум пришло новое усовершенствование: волокна не обязательно отделять от стебля. Можно отделить стебель от волокон. Я разложил сухую крапиву на камне и принялся стучать по ней палкой. После такого обмолота получился солидный пучок, напоминающий грязный конский хвост с болтающимися на нем кусочками стеблей. Призвав на помощь несколько доисторических рук, я быстро добился подходящей чистоты продукта.

Для того, чтобы веревка получилась крепче, я начал плести волокна как косичку. Скорее, для простоты я закручивал нити пальцами, и только затем вплетал получавшийся шнурок в косу. Оказалось, это добавляло прочности. Когда волокна кончались, к ним подцеплялись новые, поэтому веревочка получалась достаточно однородной.

Уже через три дня я получил двухметровую косичку в полпальца толщиной. На удивление прочность была такая, что руками разорвать ее не сумел ни один воин из племени, включая здоровяка, которого я окрестил Быком. Выходило, что я могу делать веревки для любых целей. Даже если вдруг потребуется канат, переплетем три косички в одну большую косу, решил я.

Теперь надо было поставить процесс на поток. Четыре женщины и ребенок включились в сбор крапивы, обмолот и кручение нитей. В день получалось сделать около трех метров стандартной веревки, причем с наработкой опыта скорость производства все увеличивалась.

Мои гончары тем временем научились производить что-то вроде фляги, выковыривая глину палочкой из цельного куска. Затыкая горлышко деревянной пробкой, воины получили возможность брать с собой на охоту до трети литра воды.

Из мастерской выходили блюда, чашки, тарелки, большие и маленькие кувшины. Уровень мастерства, несмотря на отсутствие гончарного круга, неуклонно возрастал.

С появлением веревки эффективность охоты повысилась. Нет, лук я изобретать не стал. Его появление входило в мои планы, но явно не в ближайшие. На это могла уйти не одна неделя, а, вероятнее всего, месяцы. Основное применение веревки в охоте заключалось в помощи при ловле птиц. Петля, разложенная на земле, немного зерен, насыпанных на камне, и мальчик в засаде, – вот и весь секрет.

Добытых птиц стало еще больше, но главное, что наконец дала мне веревка, – это возможность ловить рыбу. Тонкий шпагатик, выдерживающий килограммов пять веса, крючок из отломанной косточки и наживка из мидии. Моя первая же рыбалка с утеса закончилась уловом в десяток рыб. Хорошо, что я взял запасные крючки и веревки: рыбалка остановилась именно потому, что весь инвентарь был испорчен.

Племя пускало слюни на запеченную в глине рыбу, но ханан не позволял им притронуться к ней. Так что морепродукты я ел в гордом одиночестве. Сделав заводь у ручья, я хранил там недельный запас рыбы и моллюсков, позволяющий мне не зависеть от результатов охоты.

Шел январь, и мне пришло в голову, что пора бы озаботиться и сельским хозяйством. Я нашел подходящее поле в километре от лагеря. Племя очистило его от камней и разрыхлило деревянными мотыгами. Собранные ранее три горшка семян были бережно посеяны на площади в треть гектара. Частые в это время года дожди, надеюсь, благоприятствовали прорастанию. Я наивно полагал, что озимые сеют именно зимой, и радовался, что не упустил время. Благо, мягкий климат Крыма позволил так ошибиться и не сильно меня наказал.

Через какое-то время случай преподнес на блюдечке еще одно изобретение. Веревки с петлями для ловли птиц на ночь развешивали на ближайших деревьях, чтобы утром забрать с собой на охоту. В какой-то день одну из них не сняли, и трехлетний мальчик, пробегая мимо, не заметил кольца и влетел в него головой. Петля тут же затянулась, и малыш упал. Племя занималось своими обыденными делами. Никто не обращал внимания на свалившегося ребенка. Я тоже продолжил крутить в руках веревки, придумывая хитрые узлы, но потом внутри что-то екнуло. Отложив занятие, я подошел к дереву и увидел, что лицо ребенка уже приобрело синюшний цвет. Слабые ручки не могли ослабить затянувшуюся удавку, и мальчик лежал без движения. Я бросился на помощь. Дрожащими пальцами старался распутать необычайно крепкий узел, но через несколько долгих секунд понял, что голыми руками мне это сделать не удастся. Крапивная веревка, в отличие от привычных нам синтетических, затягивалась намертво. Женщины, заметив мои манипуляции, стали собираться. У меня на руках лежал бездыханный малыш, и со стороны ситуация выглядела совсем не в мою пользу. Я полез в карман за кремневым ножом, но наткнулся на зажигалку. Подойдет. Чиркнув, я поднес пламя к детской шее. Ропот собравшихся перешел в натуральный крик, и небольшая кучка женщин привлекла внимание всех находившихся возле пещеры людей. Теперь за мной с подозрением наблюдало около двадцати взволнованных дикарей. От огня веревка наконец лопнула. Я наклонился и резко выдохнул в рот ребенку. Потом нажал ему на грудь, выпуская воздух, и снова повторил искусственное дыхание. На третий выдох малыш закашлял, и лицо его начало розоветь. Уже через минуту мальчик вырвался и убежал к матери, плача и потирая ожог. Племя разошлось. В нервном ознобе я вернулся к своим занятиям.

Этот чуть не ставший трагедией случай подсказал мне гениальную идею. Звери ходят тропами, и таких петель можно наставить достаточно, чтобы вероятность попадания туда животного была высокой.

Это был прорыв! Силковая охота моментально начала приносить плоды. Олень, две лисицы, волк, небольшой кабан и пять зайцев – такой улов мы получили в первую же неделю. После этого веревки были изорваны, изгрызены и приведены в полную негодность.

Свалившееся изобилие требовало перераспределения ресурсов. Во-первых, я усилил команду веревкоплетов. Крапивы поблизости уже не было, приходилось высылать экспедиции на ее сборы. Вследствие дефицита материала приходилось расплетать порванные веревки. Звучит забавно, но я изобрел первый пункт приема вторсырья.

Охотники больше не носились по полям, загоняя дичь, а расставляли и проверяли силки. У племени появилось свободное время и запасы мяса. Если время отдыха использовалось мною для обучения языку, а впоследствии – и счету до десяти, то с запасами надо было что-то делать. Мясо портилось.

Солить или вялить. Других идей мне в голову не приходило. С солью все еще были проблемы, так как проклятый «ханан» не позволял перепоручать ее. Оставалось попробовать сушку мяса. Я вялил куски на солнце, вешал их в сухой пещере, раскладывал на разных уровнях над костром и коптил в дыму. Последний способ оказался наиболее эффективным. После пары недель подобных попыток удалось сделать продукт, который не портился целый месяц. Несмотря на то, что мясо получилось жестким, как палисандр, его все-таки можно было съесть в случае крайней нужды. Особенно хорошо коптились олень и кабан. Остальных зверушек мы употребляли в пищу сразу в вареном или жареном виде.

Племя почти полностью перешло с сыроедения на мои рецепты, а я обучил готовке двух женщин, которые теперь занимались обеспечением двухразового питания. Был введен режим: еда до полудня и перед темнотой. В этот момент вся большая семья собиралась около стола. Женщины смотрели на меня с восхищением – благодаря мне они впервые стали нормально питаться. Для супа были сделаны тарелки. Из дерева выдолблено что-то похожее на поварешку. Пищевая ступень пирамиды Маслоу была мною если не полностью, то в большей части пройдена.