Текст книги "Земное счастье"

– А в чем же?

– Да в обстоятельствах, наверно. Ведь я единственный, кто представляет сегодня здесь Торену. Я хотел бы делать это достойно. Не как… младший брат.

– Надеюсь, ты ей простил? – спросил Дан.

– Простил. Хотя, признаюсь, это было нелегко.

– И на том свете не забуду, как она рыдала у меня на груди, говоря, что ты никогда ее не простишь.

– У тебя на груди? – удивился Маран. – Когда это?

– На Торене, – сказал Дан лукаво. – Когда ты решил изобразить гордое презрение.

– По-моему, я сделал для нее все, что мог.

– Разумеется. Но сдается мне, она затеяла эту поездку лишь для того, чтобы с тобой увидеться. А ты…

Маран усмехнулся.

– Я в покровителях не нуждаюсь. Вариант со старшей сестрой меня не устраивал. Женщина, на которую я стал бы смотреть снизу вверх, не родилась. И не родится.

– И не только женщина, – сказал Дан, посмеиваясь. – Разве нет?

Маран лишь улыбнулся.

Оставив флайер на девятом уровне битком набитой стоянки напротив высокого и узкого, сплошь выложенного отражавшими ясное, почти безоблачное, небо и потому голубоватыми стеклами здания Городского банка, построенного в начале прошлого века, они спустились на лифте прямо в подземный переход, полный народу, прошли под опоясывавшим центр широким асфальтовым кольцом, по которому тек не поток, но все же немалый ручеек автомобилей, иссякавший уже полвека, но пока еще не высохший, и поднялись на поверхность в пределах пешеходной зоны. Узкая улица, вымощенная, как и несколько сот лет назад, булыжником, обзавелась в прошлом веке тротуарами, выложенными полусинтетической плиткой, по которой было удобно шагать, хотя смотрелась она странно, как и огромные витрины из небьющегося стекла на занятых магазинами первых этажах невысоких старинных зданий… Витрины, впрочем, появились не в прошлом веке, раньше, много раньше, да и кто в этом разбирался, для подавляющего большинства прохожих, фланирующих по старому городу целыми днями, четырех-пятисотлетние постройки давно слились в одно вполне гармоничное целое с полуголыми пластиковыми манекенами, рекламирующими одеяния, от вида которых создатели этих построек потеряли бы сознание.

Пройдя до конца улицы и свернув на другую, чуть пошире, они наткнулись на толпу, с гамом и грохотом продвигавшуюся в направлении набережной. Гремела немелодичная музыка, единственным «достоинством» которой была громкость, развевались флаги всех цветов радуги, никакой стране не принадлежавшие, а просто украшавшие шествие веселыми своими переливами, молодежь отплясывала на ходу, люди постарше держались ближе к домам, но многие и подпевали, вернее, подкрикивали, стояли шум и хохот.

– Какой-то праздник? – спросил Маран.

– Да нет, – сказал Дан, – просто пятница.

– Сегодня пятница, завтра суббота, послезавтра воскресенье…

– Да.

– И они будут валять дурака… прошу прощенья, веселиться три дня подряд?

– А почему нет?

Маран покачал головой.

– Если б мне с юности пришлось развлекаться в таком количестве и подобным образом, я бы давно умер от скуки.

– Никто же их не заставляет, – сказал Дан. – Кому неохота, могут сидеть дома и читать книги.

– И много тех, кто сидит и читает книги?

– Не думаю. Давай свернем в переулок, а то у меня от этого грохота голова начинает болеть.

Они с трудом пробрались сквозь толпу, прошли дворами к ближайшему переулку и дальше по тому в сторону от улицы, по которой продвигалось шествие, но шум не уменьшался, даже как будто наоборот.

– Такое ощущение, словно он нас преследует! – буркнул Дан сердито.

– Шум? Так и есть. Он похож на гигантскую амебу, которая вытягивает ложноножку, пытаясь тебя достать, набухает, почти в нее перетекая, и разочарованно убирает ее только тогда, когда ты поставишь между ним и собой, – Маран свернул на параллельную улицу, – стену.

– Очень образно. Почему бы тебе не писать вместо прозы стихи? Благо, лишнего времени это не требует.

– Стихи я писал в пятнадцать лет.

– Вот как?

– Правда, у меня не было другого выхода. Нельзя же в пятнадцать лет писать романы. Собственно, это и в двадцать делать рановато, по идее за роман надо садиться после сорока, так что я еще даже и не дозрел до того…

– А почему у тебя не было выхода?

– Ну надо же было мне с чем-то идти к Мастеру.

Дан улыбнулся.

– Понимаю. Поэт мне как-то рассказал, что он пел песни мальчишкам на пустыре, Мастер проходил мимо, услышал и позвал его к себе. Ты, конечно, не мог отстать.

– И это тоже. Но не только. Ты не представляешь себе, Дан, что это был за человек. Когда Поэт влетел во двор… Как сейчас помню, я сидел во дворе под деревом и читал «Трактат о древнебакнианской архитектуре», который мне дала Дина, я нередко брал у нее книги из библиотеки, оставшейся от ее отца, собственно, потому я и не был на том самом пустыре, ходил за книгой… Словом, он влетел во двор и крикнул от ворот: «Маран, случилось чудо! Вен Лес пригласил меня к себе! Сам Вен Лес!» И это действительно было чудо для нас обоих, мы ведь уже прочли все его книги, Поэт сиял, как купол дворца Расти в полдень, а я почувствовал черную зависть, но она сразу прошла, потому что он сказал: «Ты, конечно, пойдешь со мной? Ты ведь не пропустишь случая увидеть вблизи Мастера?» Он произнес это именно так, с подъемом, будто с большой буквы, и с этой минуты Вен Лес получил свое подлинное имя…

– То есть фактически это Поэт его так окрестил?

– Ну да. В первую же встречу он попросил позволения называть Мастера так, и тот согласился, а позднее Поэт же разнес это имя по свету.

– Как интересно! Я и не подозревал. А скажи-ка, как все-таки подлинное имя Поэта?

– Родовое, ты имеешь в виду?

– Да. Есть же у него имя. В детстве, я думаю, его не называли Поэтом?

Маран рассмеялся.

– Тут ты ошибся. Нет, родовое имя у него, естественно, есть, но мы звали его Поэтом всегда, даже в раннем детстве, и когда я в пяти-шестилетнем возрасте заходил к нему домой, я слышал, как мать называет его «мой маленький поэт». Видишь ли, это сейчас он разговаривает, как нормальные люди, а когда он был мальчишкой, он рифмовал все подряд и к любой фразе подбирал мелодию…

– Ну ладно. А что было дальше? С Мастером, я имею в виду. – Мы пошли к нему на следующий же день. Нас накормили обедом, после обеда Поэт пел, Мастер слушал, я тихо сидел в сторонке, потом Мастер стал нас расспрашивать, мы ему рассказывали о себе, и он нам в ответ рассказывал всякое… это был нескончаемый разговор, разговор на равных, такой, словно болтают три приятеля… Когда он наконец, как бы подводя итог, спросил Поэта, согласен ли тот пользоваться некоторое время его советами, как старшего коллеги… можешь себе вообразить?! Великий писатель и какой-то мальчишка… Словом, я чуть не умер от ревности. Я пришел домой и сочинил стихи. Без музыки, к мелодике у меня никогда не было ни малейших способностей. Но я слышал, что появились поэты, которые пытаются писать без музыки. И попробовал. Мастер прочел, подумал и спросил: «Скажи-ка, мальчуган, форма, я понимаю, твоя. А идея? Идея тоже твоя?» Я ответил, что да, и он сказал: «Я подозреваю, что это не твой жанр. Но пока пиши, что пишется». И я накатал потихоньку стихотворений двадцать. А потом написал рассказ. Мастер, когда его увидел, только увидел, еще не читая, сразу сказал: «Именно это я и имел в виду»… Дан, ты уверен, что мы идем в нужную сторону? Уже без десяти.

– Не совсем в нужную, но за десять минут дойдем, – сказал Дан. – Вон там, на углу, свернем и дойдем.

– Великий Создатель! – проговорил Маран пораженно. – Кто это?

Дина подняла голову и смущенно улыбнулась.

– Ты неотразима, – заявил Маран, придвигая стул и садясь.

Дан тоже смотрел во все глаза. Он отлично знал, какие чудеса могут делать с женщинами одежда, косметика и прочие подобные мелочи, но такого преображения не ожидал. Волосы Дины были пострижены и слегка подкрашены, чуть зеленоватый оттенок придавал ее светлой головке изысканность, а пышная прическа делала похожей на хризантему. Лицо ненавязчиво, но умело подгримировано, так что она казалась на десять лет моложе, слишком худенькая фигурка задрапирована в модное платье с широкими рукавами и складочками там и сям, с пышной юбкой, и в целом она стала почти красивой.

– Наи, девочка, – сказал Маран после того, как расторопный официант принес кофе, – ты не хотела бы навестить отца?

Наи посмотрела на него сердито, промолчала.

– Так не может продолжаться, – сказал Маран настойчиво.

– Ты же знаешь, я хочу, чтобы он сделал первый шаг.

– Он его сделал.

– Какой? – живо спросила Наи.

– Неважно. Я тебе говорю, он его сделал.

– Да?

– Уж не сомневаешься ли ты в моих словах? – спросил Маран спокойно, но в его голосе мелькнул легкий холодок, словно звякнула льдинка.

Наи посмотрела на него и встала.

– Пойду позвоню из магазина, – сказала она. – По стационарному аппарату.

Дан подумал, что она хочет видеть лицо отца крупным планом, чтобы сделать свои выводы.

Она обошла столик и остановилась.

– А ты поедешь со мной к нему?

– Как он скажет, – ответил Маран коротко.

– А мне самой предложить?

– Нет.

Она быстро зашагала через площадь, стуча каблучками по булыжнику и обходя сидевших группками прямо на мостовой подростков, почти неотличимых друг от друга мальчишек и девчонок в одинаковых мятых и не очень чистых джинсах и свитерах, с волосами разной длины, от почти щетины на недавно выбритых головах до кудрей, ниспадающих до пояса, последнее вне зависимости от половой принадлежности. Они обнимались, целовались, человек менее деликатный сказал бы, лапали друг друга и не обязательно по двое и даже не всегда разного пола.

Увлекшись изучением молодежи, чего ему давно не приходилось делать, Дан не сразу заметил, что Ника повернулась к Марану и смотрит на него, чуть прищурившись.

– Могу я попросить тебя о дружеском одолжении? Когда будешь учить Дана тому, чему ты собираешься его учить, эту главу, пожалуйста, пропусти, – сказала она наконец.

Маран улыбнулся.

– Такой главы не существует.

– Ага! Значит, это из области твоих личных способностей?

– Именно.

– То есть Дан ничему подобному не научится. Это меня утешает. Я бы очень не хотела, чтобы он так со мной разговаривал.

– Как ты думаешь, с Даном никогда не случается ничего такого, что ему хотелось бы скрыть от тебя? Хотелось или, более того, полагалось? – спросил Маран.

– Можно делать это как-то иначе!

– У каждого свой стиль, – сказала Дина.

– Стиль! Но она не ездит к отцу из-за него! Ради него она готова…

– Мне этого не надо, – прервал ее Маран. – Я знаю, что они с отцом любят друг друга, и никогда не позволил бы себе стать между ними. Даже если б он никогда не признал нашего союза. Даже если б он ничего для меня не сделал, а он сделал для меня больше, чем… чем люди делают для собственных сыновей.

Появилась Наи, она не шла, а летела, ее глаза сияли, она подбежала к Марану, обняла сзади за плечи и поцеловала в висок.

– Как хорошо, что ты заставил меня позвонить! Он так обрадовался! Какая я дура! – Она села на свое место. – Сегодня он домой не попадет, но сказал, что будет завтра вечером. И он хочет, чтобы мы поехали с тобой вместе. Он спросил, почему я не хочу жить дома. Я не помешаю вам, сказал он, я приезжаю так редко…

– И что ты ему ответила? – поинтересовался Маран.

– Ничего. Сказала, что спрошу тебя.

Маран покачал головой.

– Не надо меня спрашивать. Я даю тебе carte blanche, так это, кажется, у вас называется? Решай сама.

– И ты?…

– Я соглашусь с твоим решением, каким бы оно не было. Это твой дом и твой отец.

Наи задумалась.

– Все не так просто, – сказала она наконец. – Конечно, это мой дом и мой отец, а точнее, мой отец и мой дом, а еще точнее, дом моего отца. Понимаешь, мама с папой купили этот дом, когда поженились. Его обставляла и обустраивала мама. Это был их дом. Когда она умерла, сначала меня забрала тетя, потом я жила в интернате. Позднее я уехала учиться в Сорбонну, там лучшая школа арт-истории. Правда, всякий раз, когда папа прилетал, он забирал меня домой, но одна я там почти не жила, во всяком случае, до последних нескольких лет, да и тогда только периодами. Я знала, что для папы это тот дом, где он жил с мамой, может, поэтому, он и оставался для него родным домом, и я никогда ничего там не меняла, только в своей комнате, а все прочее оставалось таким, как двадцать пять лет назад. Понимаешь? Так что… Я знаю, что папе будет тяжело возвращаться в пустой дом, и это меня удерживает там… Но в то же время мне хотелось бы создать самой, своими руками, на свой вкус другой дом, – она заглянула Марану в лицо. – Для тебя.

– Интересная идея, – сказал Маран. – И почти фантастическая. Нечто из области неизведанного.

– В каком смысле? – спросила Ника.

– Самом прямом. У меня ведь никогда не было дома. Я имею в виду, конечно, не крышу над головой, крыш-то я повидал много и самых разных. Но что касается дома… При жизни матери я был слишком мал, чтобы разбираться в таких вещах, после ее смерти наша развалюха превратилась скорее в логово, потом я попал в приют, потом жил у Поэта… Возможно, это было наиболее близко к понятию дома. Потом война, палатки и окопы, потом мне дали крохотную комнатку в большой общей квартире, где я только спал, да и то лишь в дни, или, вернее, ночи, когда спал один, что в те времена случалось нечасто, потом Крепость, потом Малый дворец… Но даже дворец не был для меня домом, может, потому что я все время знал, что это ненадолго…

– Не поэтому, – сказал Ника. – Дом может создать только женщина. Я тоже решила. Хватит с меня космических баз, я останусь здесь и приведу в порядок наше бытие.

Дан посмотрел на нее с изумлением.

– Да, Дани, – кивнула она. – Я ведь своего добилась, ты стал другим человеком.

– Мужчиной, ты хочешь сказать, – усмехнулся Дан. – Надеюсь. Я согласен – приводи в порядок. Правда, со мной проще, мой дом – Земля, и здесь я везде дома.

Он умолк, поняв, что сказал не то. Ника посмотрела на него укоризненно.

– И где ты хочешь строить свой дом? – спросил Маран, глядя на Наи.

– Где скажешь. Мне все равно. Хоть на Второй Гаммы Водолея, – ответила Наи беззаботно.

Маран молчал довольно долго.

– Наверно, здесь, – сказал он наконец.

Дан услышал, как шумно вздохнула Дина Расти. Маран повернулся к ней.

– Что, Дина? – спросил он.

– Но ведь твой дом это Торена, – прошептала Дина смущенно. – Разве не так?

– Так, – согласился Маран. – И я обязательно вернусь туда. Умирать уж точно. Если доживу. Но сейчас? Я сделал там все, что мог. Хорошо или плохо, но сделал… Ребята, а тут выпить найдется что? – спросил он вдруг.

– Есть повод? – улыбнулась Ника.

– Есть.

– Тут не подают, но вон там автомат, на углу. Можешь послать официанта.

– Я сам схожу.

– Зачем лишать людей работы? Им и так делать нечего, втроем в этом крохотном кафе… Так и хочется разбить стакан, чтобы дать им шанс подобрать осколки.

– Стаканы небьющиеся, – заметил Дан. – А подбирать они в любом случае прислали бы робота-уборщика.

– А зачем здесь вообще люди? – спросил Маран. – Сошли бы и автоматы.

– Должны ведь и люди где-то работать, – объяснил Дан. – Их и так уже с производства попросили, потихоньку вытесняют с земли…

– Я все-таки схожу сам.

Маран встал.

Когда он ушел, Ника поглядела на опечаленную Дину.

– Тебя так огорчает, что он хочет остаться здесь?

– Я подумала, как расстроится Поэт, – сказала Дина грустно. – Но я и сама огорчена, ты права. У него ведь есть непостижимое свойство, у этого Марана. Там, откуда он уходит, остается невосполнимая пустота. Непонятно, как это у него получается, но когда он приближает к себе людей, они уже… ну просто не могут без него.

Дан вспомнил, как не так давно, на Палевой, сидя в одиночестве на пустыре у орбитолета, пытался представить себе, как жил бы дальше, если бы Маран… у него снова, фигурально выражаясь, отнялся язык, он не мог это «если бы» оформить в слова даже мысленно… как пытался представить и к какому неутешительному итогу пришел. Что-то из его воспоминаний, наверно, отразилось на лице, поскольку Ника встрепенулась.

– Что ты людей пугаешь? – полушутливо-полусерьезно попрекнула она Дину. – Ни от кого он уходить не собирается, ни от нас, ни от вас. Это ты по старой памяти… Но ведь если даже он когда-то от вас ушел, то вернулся.

– По правде говоря, – смутилась Дина, – он от нас не уходил. Это мы от него ушли. Не сразу, но… Отношения наши стали разлаживаться после того, как он зачем-то сунулся в Охрану, однако еще довольно долго мы собирались, спорили, ссорились. Но когда он занял ту жуткую должность… Спецотдел! Тогда да, все…

– Когда он занял ту жуткую должность, – сказал Дан сухо, – с ним уже два года были рядом Лет и Науро, и они немало успели сделать. И на должность он пошел, во-первых, потому, что так было легче организовывать все эти подпольные действия, а, во-вторых, если б не пошел он, это место занял бы кто-нибудь типа Песты, и было бы куда хуже.

– Вот видишь, – заметила Дина, – тебе он свои поступки объяснил. А почему он не мог прийти к нам, самым близким людям, и все рассказать?

– Наверно, не хотел признаваться, что ошибался, – предположила Ника.

Дина вздохнула.

– Все его чрезмерная гордость.

– Не говорите ерунды, – бросил Дан. – Он просто считал, что самые близкие, как ты выразилась, люди, должны понимать его без объяснений.

Дина промолчала, а Ника возразила:

– Он слишком многого ждет от людей.

– Разве ждать верности от друзей это слишком много? – спросил Дан.

На сей раз промолчала Ника, но неожиданно сидевшая, не вмешиваясь в дискуссию ни словом, ни жестом, словно безучастная Наи коснулась своими тонкими изящными пальцами лежавшей на столе руки Дана, и, когда он повернул к ней голову, шепнула:

– Спасибо.

Дина засмеялась.

– Вы, двое, неужели вы полагаете, что Маран нуждается в заступничестве? Маран!.. Да он… Знаете, позднее, когда все осталось позади, я много думала о тех временах, и моментами у меня возникало подозрение, что причиной полного разрыва… ну, мы четыре года практически не встречались… причиной был скорее подсознательный страх…

– Какой страх? – спросил Дан, нахмурившись, но Дина ответила весело:

– Страх, что Маран придет, улыбнется своей великолепной улыбкой, и мы ему все простим.

– По-моему, ты слегка преувеличиваешь, – сказала Ника.

– Да? Думаешь? Вот скажи, Дан, ты с ним дружишь года четыре, по-моему? И успел уже побывать с ним во всяких сложных ситуациях… Вспомни, знаешь ли ты хоть одного человека… Нет! Слышал ли ты когда-либо хоть об одном случае, когда Марана предали? Не враги напали, а предали друзья, товарищи, ну более или менее близкие люди?

– Нет, – ответил Дан.

– Харизма, – пробормотала Ника.

– Что это такое? – спросила Дина.

– То, о чем ты только что говорила, – усмехнулся Дан. – Но на врагов эта штука, к сожалению, не действует.

– Когда как, – возразила Ника. – Или смотря на каких врагов. На благородных может и подействовать.

– Боюсь, что о благородстве Лайвы или Мстителей говорить не приходится, – заметил Дан. – Или вы забыли, что всего лишь пару недель назад на него устроили охоту натуральные убийцы?

– Наверно, потому что им он не улыбался, – сказала Наи, и Дан удивился тому, что она уже способна шутить на эту тему.

Когда позвонил Патрик, Дан сидел один в большой гостиной и мрачно смотрел на часы. Ника с Диной улетели в город смотреть какой-то нашумевший мьюзикл, он отказался сопровождать их, так как терпеть не мог этот жанр, но теперь жалел, поскольку… Уж лучше б он отправился в театр!..

– Маран дома? – спросил Патрик.

– Дома. Только он… Они у себя наверху. А почему ты по его личному VF не звонишь?

– Вот потому и не звоню, – сказал Патрик. – Как там? С концами?

– Нет, – буркнул Дан. – Нам надо еще кое-что обсудить. Он попросил меня в восемь… напомнить.

– Что тебе не очень приятно, – сказал Патрик весело.

– А тебе было бы приятно?

– Навряд ли. Ну и задачки он тебе задает! Ладно, когда напомнишь, спроси у него… Тут у меня сидит один человек, который очень хочет его видеть.

– Какой человек?

Вместо ответа Патрик подвинулся, и Дан увидел сидящего у большого обеденного стола за сдвинутой на его угол шахматной доской Артура.

– Артур?! – спросил он. – На что ему Маран?

– Не говорит. Ты же знаешь, какой он упрямый осел, – сказал Патрик добродушно. – Пришел, обыграл меня в шахматы, да еще и пристал, чтобы я замолвил за него словечко. Словом, узнай у Марана, хочет ли он подобной встречи. Я тебе через полчаса перезвоню.

Дан выключил видеофон и снова уставился на часы. Он не мог читать, его прямо-таки бросало в жар при мысли о том, что ему предстоит. Но без пяти восемь дверь наверху мягко чмокнула, и через минуту Маран, как всегда неслышно, возник на пороге.

– Ты прямо как привидение, – сказал Дан, против воли расплываясь в улыбке.

– А ты не рад? – спросил Маран. Он прошел между креслами, сел напротив Дана и констатировал. – Рад. Так я и думал. Я не сразу сообразил, что при твоей природной деликатности подобное поручение тебе не очень понравится. Но ничего, кажется, я наладил свой таймер.

– Какой таймер? – не понял Дан.

– Внутренний. Ты ведь можешь дать себе команду проснуться в определенном часу?

– Проснуться – да. Но…

– А какая разница? Я знаю, что у меня есть полтора часа и, как вы тут выражаетесь, программирую себя на то, чтобы к концу этого времени, так сказать, закруглиться.

Он посмотрел на удивленное лицо Дана и засмеялся.

– По-моему, – сказал Дан, – некоторые черты члена рыболовного клуба у тебя все же есть.

– Разве? – Маран снова засмеялся. – Извини меня. И… Не требуй от меня слишком многого. Я ведь тоже всего лишь человек. А человек, если он в силах подарить кому-то капельку рая, уже начинает мнить себя богом. Но что самое поразительное, Дан, когда я правил огромной страной и воображал, что могу сделать счастливыми сорок миллионов человек, я ни на секунду себя богом не почувствовал. А с этой маленькой женщиной…

Он недоверчиво покачал головой.

– А с другими так не было? – спросил Дан.

– Нет, Дан. Поэт был прав. Когда в это вкладываешь душу, все меняется.

– А раньше ты не вкладывал?

Маран подумал.

– Может, какую-то частичку. Иногда. – Он помолчал, посмотрел на Дана и сказал: – Ты мне не нравишься.

– Что ты имеешь в виду? – пробормотал Дан.

– Ты отлично понимаешь, что я имею в виду, не прикидывайся. Когда мы прилетели на Землю перед Палевой, ты не мог оторваться от Ники, что, в общем-то, в порядке вещей. А теперь? Что происходит? А ну выкладывай!.. ученик.

Дан взглянул на него с испугом.

– Да-да, а что ты думал? Придется тебе выложить мне всю свою подноготную. Иначе ничего не выйдет.

– Всю?

– Всю.

– Ну, – сказал Дан смущенно, – ничего такого. Просто Дина своими рассказами совсем задурила Нике голову.

– Ох уж эти женщины, – вздохнул Маран. – Не знаю, как тут, но у нас все о мужчинах узнаешь от женщин. И чем больше у тебя перебывало женщин, тем больше ты знаешь о мужчинах. Я, наверно, в очередной раз тебя шокирую, но… Есть такая поговорка, даже не поговорка, а почти заповедь: хочешь лучше узнать своего друга, переспи с его любовницей. Конечно, имеется в виду не любимая женщина, а…

– Уровень инстинктов. Это я уже выучил. Ну и часто вы этим занимались?

– Кого ты подразумеваешь под «вы»?

– Тебя и Поэта, кого еще я могу подразумевать? – усмехнулся Дан.

– В молодости частенько, – признался Маран. – Но не знаю, столь ли это аморально, сколь тебе кажется. В этих ваших фильмах полно сцен, где двое мужчин занимаются любовью с одной женщиной. Одновременно. У нас это исключено. Что же более нравственно? И потом… Ну Ника, понятно. Но она ведь не единственная женщина в твоей жизни. Что ты предпочел бы? Чтобы я узнал все твои данные от твоей бывшей любовницы или из твоего доклада?

Дан задумался.

– Может, ты и прав, – признал он.

– Ну а что все-таки с Никой? – спросил Маран.

– Да понимаешь, у меня уже чувство, что она поглядывает на меня с иронией.

– Ерунда. Это твои фантазии.

– Не знаю. Не уверен.

Маран поглядел на него задумчиво, потом встал и огляделся.

– По-моему, я оставил его здесь, – сказал он. – Наи завладела стационарным компьютером целиком, так что мне пришлось просматривать свои материалы в карманном. Конечно, ей необходим большой монитор…

– Наи? – удивился Дан. – Она работает?

– А что она, по-твоему, должна делать?

– Ну… Я думал… – Он смутился.

Маран усмехнулся.

– Но не без меня же. Она занимается картинами с Палевой. Уже почти закончила, обещала на днях познакомить с выводами. Тебя тоже позову. – Он подобрал прибор, лежавший на столике у одного из диванов, и нажал на клавишу. – Так и есть. Я выну кристалл, потом заберешь. Я вставил бакнианские названия мышц. Конечно, я мог бы выучить ваши, будет время, и выучу, но, в принципе, полезнее, чтобы ты знал наши. Даю тебе два дня, ну три. Выучишь все мышцы, а потом займемся.

– Когда ты успел? – сказал Дан с признательностью.

– Утром. Встал пораньше.

Раздался перезвон видеофона, и Дан спохватился.

– Ах да! Это должен быть Патрик. Он спрашивал, можно ли привезти сюда Артура. Тот хотел с тобой поговорить.

– Артур? – удивился Маран.

– Да. Ты его примешь?

– Ну и выражения у тебя! Я что тебе, Илери Одиннадцатая? Да ради бога, пусть едет.

Патрик с Артуром явились минут через сорок. Дан с любопытством отметил про себя, что они уже не ссорятся, как на Палевой, а поддевают друг друга вполне добродушно.

– Я ненадолго, – сказал Артур почти сразу. – Вы, наверно, настроены на дружеское общение в своем кругу, не хочу мешать.

Маран поглядел на него, тронул сенсор пульта, не включая изображения, бросил: «Наи, у нас гости», положил пульт и только затем спросил:

– Ты хочешь поговорить со мной?

– Да, – ответил Артур коротко.

– Один на один?

Тот на секунду заколебался, потом покачал головой:

– Нет. При всех.

Маран промолчал.

Артур посмотрел по очереди на него, на Дана, на Патрика и сказал:

– Это хорошо, что вы все трое здесь. Я хотел бы сперва… Понимаете, ребята, когда все началось, там, на Палевой, я действительно думал, что Разведка… Ну что Разведка? Мы даем технику, они собирают данные, а осмысливаем их опять-таки мы… Словом… – Он запнулся и покраснел.

– Словом, чернорабочие космоса, – вставил Патрик без всякого запала.

– Да. Но это вначале. А когда все кончилось, я понял, что на самом деле мы с Дэвидом только мешали вам работать. Путались под ногами. Особенно мне стало не по себе, когда вы, в сущности, добились контакта. Ведь вы его добились. Правда, они не высказали желания поддерживать с нами отношения, но… Это ведь умирающая цивилизация, а умирающие вообще не склонны к общению. Во всяком случае они дали вам информацию и простились более-менее дружелюбно… Словом, я был кругом неправ и действительно вел себя, как упрямый осел. Вы извините меня?

Дан только молча кивнул, а Патрик хлопнул Артура по спине.

– Что касается тебя, – Артур повернулся к Марану, – к тому моменту, когда случилась вся эта история с Натали, я кое-что уже понял. Но не все. Для начала я убедился в том, что ты всегда ухитряешься оказаться правым.

– Ну не всегда, – возразил Маран.

– На Палевой всегда. Начиная с предположения, что палевиане от нас прячутся… признаться, эта идея показалась мне совершенно дикой, и я был потрясен, когда она подтвердилась… и кончая корреспондентами. Когда я осознал, что ты и насчет корреспондентов не ошибся, я подумал, до чего, наверно, трудно постоянно находиться рядом с человеком, который всегда прав. Как это подавляет. Бедный Дан, подумал я.

Маран нахмурился.

– А потом… Потом ты пошел туда и поменялся с Натали. И только тогда я по-настоящему понял, кто ты есть. А вчера, – он скосил глаза на появившуюся в дверях Наи и продолжил, – я видел ваше фото в газете, вдвоем, снимали, видимо, издалека, а вы не знали… Вы ведь тогда уже были знакомы?

– Да, – сказал Маран.

– Но еще не были близки?

– Нет.

– И она ждала тебя?

– Да, – сказала Наи от двери.

– И ты знал, что она тебя ждет?

– Догадывался, – сказал Маран, посмотрев на Наи.

– С ума сойти! И ты остался там из-за совершенно чужой тебе женщины!

– Не хватит об этом? – сказал Маран нетерпеливо. – Сколько можно мусолить один эпизод.

– Эпизод? – Артур усмехнулся, потом сказал другим тоном: – Ладно, мусолить не буду. Перейду к делу. Я… Одним словом… Возьми меня в свою команду. Я на все согласен – будь всегда прав, подавляй, но возьми. Я слышал, что тебе нужен биолог. Так я биолог.

Он замолчал. Патрик удивленно поднял брови, он, видимо, не подозревал о целях Артура. Маран ничего не сказал, только посмотрел на Артура тем самым внимательным взглядом, который Дан знал по Торене. Не раз при нем Маран после подобного осмотра вверял собственную жизнь незнакомым людям. Затем он повернулся ко все еще стоявшей в дверях Наи, ничего не сказал, но та вышла и буквально через секунду сервировочный автомат вкатился в гостиную. Маран поднялся, словно давая Наи возможность хозяйничать, прошелся по комнате, машинально притрагиваясь кончиками пальцев к попадавшимся на пути предметам, и остановился у окна. Взял тайм-аут, подумал Дан, пытаясь угадать, каков будет ответ. Наи сама назвалась и протянула руку Артуру, который встал и чуть ли не щелкнул каблуками. Потом Дан увидел, как он целует протянутую руку и подумал, что в Наи тоже есть непонятная тайна, все мужчины целуют ей руку. Почему? С Никой обычно ограничивались рукопожатием… Ну не оттого же, что Ника предпочитала ходить в брюках, а Наи не носила их практически никогда, вот и теперь длинная, расширенная книзу юбка вилась за ней между кресел, словно шлейф какой-нибудь королевы…

– Я не помешаю? – спросила Наи, прежде чем поставить пятую чашку.

– Нет, – ответил Маран, не оборачиваясь.

Когда она села, он вернулся к столу и стал напротив Артура.

– Откровенно говоря, – сказал он, глядя на того в упор, – я не вполне уверен, что был на Палевой прав во всем. И не только я. Возможно, мы были не совсем справедливы по отношению к тебе. Я имею в виду историю с Миут.

Артур покачал головой.

– Я вел себя, как идиот. Я, по сути, подал им идею. Похищение Натали было прямым следствием того, что я утащил палевианку.

– Да, но в итоге мы получили словарь, – заметил Патрик. – Конечно, с моральной точки зрения все это выглядело не слишком пристойно, да и дальнейшее развитие событий было не самым приятным… мягко говоря… Но как иначе нам удалось бы расшифровать язык, ума не приложу.

– Ну, какие-то идеи у меня были, – отозвался Маран, – но…

– Но?

– Видишь ли… – Маран остановился, помолчал и сказал: – По правде говоря, я не очень-то доволен своей деятельностью на Палевой. Если на то пошло, я отработал просто скверно. Ну да ладно, переигрывать поздно. Так вот, мы могли бы перехватывать сообщения их собственных подслушивающих устройств. Например. Как мало бы они между собой не разговаривали, но за месяц-другой материала, достаточного для расшифровки языка, набралось бы. Правда, у нас не было с собой соответствующей техники, но наверняка инженеры астролета смогли бы что-то собрать.