Текст книги "Убийство на острове Родос"

– Сегодня днем приходили из полиции.

– Зачем? – спросила Рина, подняв голову от тарелки.

– Мужем твоим интересовались, – сказала та, четко выделяя слова.

– Янусом?

Мать кивнула.

– А что такое? Он же на Родосе.

– Вот именно! Там убили какую-то женщину, и твой благоверный оказался к этому как-то причастен.

– Шутишь? – спросила Рина холодно. – Какое отношение Янус может иметь к женщине с Родоса?

– Она не с Родоса, – возразила мать. – Выяснилось, что она эстонка и была знакома с Янусом. Наверняка очередная его подружка.

– Они так сказали?

– Нет, так они не сказали, но мне и без того все ясно. Я всегда знала, что этот трутень когда-нибудь впутает нас в темную историю.

– Он не трутень, он поэт, – возразила Рина устало.

– Одно другому не мешает!

– Что же они сказали? – спросила Рина, не обращая внимания на очередной выпад матери, она давно к ним привыкла. Мать невзлюбила зятя чуть ли не с первого дня, это Рину не особенно удивляло, Янус раздражал тещу, в первую очередь тем, что хоть и не валялся в постели до полудня, а вставал по-деревенски рано, зато без конца и без цели болтался по дому, подолгу пил кофе на кухне, уходил и приходил поздно, обедал, когда ему взбредало в голову, словом, ничем не напоминал отца Рины, работавшего денно и нощно, можно сказать, умершего на работе: он получил удар после чересчур бурного совещания. Умершего и оставившего вдове прекрасную четырехкомнатную квартиру и немалые сбережения. Старший брат Рины давно жил отдельно, а Рина с родителями, и через год после смерти отца она привела в дом Януса, посчитав, что места хватит. Собственно, места и хватало, не в месте было дело, просто Янус не соответствовал представлениям тещи о том, каким должен быть глава семьи. Конечно, он получал разные стипендии и гонорары, однако эти доходы не шли ни в какое сравнение с зарплатой Рины, работавшей в мэрии. Но все бы ничего, если б не женщины. Янус не был бабником. То есть он им был, но особенным. Если б женщины сами к нему не лезли, он, скорее всего, вполне довольствовался бы тем, что ему могла предложить семейная жизнь, ибо был ленив и не любил прилагать усилия для достижения чего бы то ни было, женской благосклонности уж точно. Но ореол модного поэта привлекал их, как свет – бабочек. И добро б они ограничивались отношениями однодневными, как те же бабочки…

– Так что же они говорили? – спросила она снова, поскольку мать не ответила. – Конкретно.

– Конкретно ничего, – сказала та сердито. – Ходили вокруг да около, задавали разные дурацкие вопросы.

– Например?

– Например, все ли у вас ладно, не ссоритесь ли…

– И что ты сказала?

– Ничего особенного. Объяснила, что как все, и ссоритесь, и миритесь, в какой же семье без ссор обходится. Да они и не поверили бы, если б я что другое сказала, разве нет?

– Да, – бросила Рина зло, но потом подумала, что мать права, кто поверит, что они с Янусом милуются, как два голубка. Тем более, что копни поглубже, и найдутся люди, которые с удовольствием расскажут, как в прошлом году она выставила Януса вон после того, как встретила на улице в обнимку с наглой девчонкой из издательства. До того наглой, что осмеливалась перед тем даже домой к нему заезжать с гранками или обложкой, еще чем-то… И какого черта надо было пускать его обратно? Ну ладно, клялся, что в последний раз, божился, так разве мужчинам можно верить?… Конечно, Петер каждый день лепетал, спрашивал, где папа, почему папа не идет… Ну и что, забыл бы, как миленький!..

– Я на твоем месте… – начала мать.

– Знаю, знаю, – оборвала ее Рина, недовольная тем, что мать почти угадала ее мысли. – Ты на моем месте давно бы с ним развелась, вышвырнула на улицу, пусть убирается в свою деревню у печи свои стишки царапать. Только ты ошибаешься, теперь и в деревнях не печи, а камины, да и Рапла вовсе не деревня. К тому же ехать ему некуда, место давно занято братишкой, да невесткой, да детишками, да сестренкой незамужней… Так что еще непонятно, может, не согласится он вот так уйти, потребует, чтобы мы у себя ему комнату выделили…

– Ну уж, – отмахнулась мать, но Рина поняла, что та испугалась всерьез.

– Ладно, посмотрим, – сказала она после паузы, – Зачем заранее огород городить? Может, никакого отношения к нему эта женщина не имеет. Пойдем спать, я устала до смерти.

– Завтра воскресенье, выспишься, – сказала мать, но поднялась.

Лицо у нее было озабоченное, еще не заснет, будет всю ночь думать над ее словами насчет квартиры, подумала Рина, но разуверять ту не стала. Да и можно ли быть хоть в чем-то уверенным в этой проклятой жизни?

Вечерняя прогулка продлилась долго. Сначала супруги пообедали в маленьком ресторанчике у моря, можно сказать, на набережной, хотя заведение располагалось по ту сторону шоссе, проложенного по самому краю пляжа. Ветер разгулялся чуть ли не до ураганного, и разыгрался своеобразный шторм, волны не валами, а холмиками беспорядочно ходили по изумрудно-зеленой воде. Набрав со «шведского стола» всякой всячины, Калев горячих блюд, а Диана больше налегала на сыры и маслины, супруги заняли столик на террасе и медленно жевали, созерцая море. После обеда они прошли еще немного по набережной и свернули на поперечную улочку. Заглянули в очередной магазинчик сувениров, из тех, что разбросаны по греческим курортам сотнями и тысячами и уставлены везде одними и теми же изделиями, потрогали тех и других алебастровых богов, приценились к Посейдону, но бронзовый владыка морей, которым Диана хотела обзавестись в качестве оберега от штормов, оказался безбожно дорог, и они пошли дальше, к Старому городу. Пройдя между еще двух гигантских шахматных фигур, ворот было несколько, и все донельзя живописные, они влились в фланирующую по древним улицам толпу, и, как каждый день, стали бесцельно блуждать по разным закоулкам. Словом, когда они добрались до своего пристанища, было уже темно. Вошли в калитку, миновали площадку между нею и садиком, и со скамеечки под гранатовым деревом им навстречу поднялся черный силуэт. Диана от испуга даже присела, к счастью, этого никто не заметил, поскольку незнакомец шагнул вперед, под лунный свет, и был немедленно опознан Калевом, оставившим перетрусившую супругу и устремившимся к новоприбывшему.

– Андрес! Ты что тут делаешь?

– Вас поджидаю, – ответил Андрес коротко.

– Это в данный момент. А вообще?

– Командирован, – ответил тот еще более кратко.

– По поводу? – спросила Диана, придвигаясь поближе.

– Здравствуй, Диана, – сказал Андрес вместо ответа.

– Добрый вечер, – бросил Калев, опередив жену. – Я так понимаю, что тебя прислали распутывать историю, случившуюся рядом с этим самым домом?

– Правильно понимаешь, – кивнул Андрес.

– Я так и думал, что кого-нибудь из Таллина пришлют обязательно, – сказал Калев. – Как-никак убитая – эстонка.

– Откуда ты это взял? – быстро спросил Андрес.

– Что она эстонка?

– Нет, что она убита. По первоначальной версии ведь она упала с обрыва… Собственнно, и что она эстонка…

– Что до последнего, то мы слышали, как она говорила по-эстонски, – пояснил Калев.

– Когда? Подробнее, пожалуйста.

– Послушайте, ребята, – вмешалась Диана. – Может, мы поднимемся к нам, рассядемся, заварим чаю и спокойно поговорим?

– Да, конечно, – смутился Андрес, наклонился и вытащил из-под скамеечки свой вечный портфель из свиной кожи, как Диана уже знала, полученный в подарок от сотрудников ко дню рождения еще в советские времена, когда занимал пост повыше, чем должность следователя… или это называется как-то иначе? Наверно, иначе, инспектор, комиссар, еще что-то, теперь ведь все и вся переименовали, надо выяснить, а то неудобно…

В доме не слышно было ни звука, свет почти ни в одном окне не горел, наверно, постояльцы еще бродили по тропам крестоносцев, а может, кто-то уже и спал, так что в коридоре они старались говорить потише.

Пока Диана мыла виноград и наливала воду в кофейник-кипятильник, который они с Калевом обычно возили с собой повсюду, Калев рассказывал Андресу, где и когда они застали Януса с блондинкой, оказавшейся через день на задворках дома творчества, понятно, не вводить же в заблуждение родного двоюродного брата ради какого-то Януса, да и наверняка полиция об отношениях того с убитой, если они, конечно, имели место быть, давно все раскопала. Ну давно не давно, однако…

– Есть хотите? – спросила она, включая кипятильник.

– Спасибо, – сказал Андрес, – меня накормили греки.

– Не сомневаюсь. Но от пары бутербродов ты, наверно, все-таки не откажешься?

– Один съем, – сказал Андрес.

– А я съем два. Или три, – добавил Калев, и Диана стала выгребать из ящиков письменного стола тарелки и ножи с вилками, казенные, разумеется, которые там держала, дабы не бегать ежеминутно вниз на кухню, ибо для этого простого на первый взгляд действия надо было либо добраться по коридору на другой конец здания, ко внутренней лестнице, либо выбираться на наружную, где, как правило, немилосердно дуло.

– А выяснили, кто она? – спросила и тут же смутилась, вопрос был праздный, конечно, выяснили, иначе бы Андреса здесь не было.

Тот только кивнул.

– Ну и?…

Андрес ответил не сразу, и Диана произнесла с достоинством:

– Не знаю, сумеем ли мы помочь тебе и на этот раз, но право быть в курсе событий мы, по-моему, заслужили.

– Само собой, – усмехнулся Андрес. – Собственно, и помощи от вас я тоже жду. Учитывая вашу уникальную способность оказываться на месте преступления… Ведь на сей раз ты и обнаружил труп? – спросил он, обращаясь к Калеву.

– Не совсем так, но близко к тому, – отозвался тот.

– Но в полицию сообщил ты?

– Экономка с мой подачи. Однако первой злополучную красотку углядела сказочница из Чехии. Ну детские книжки она пишет, – пояснил он, заметив некоторое недоумение на лице Андреса. – Живет на первом этаже.

– Ясно.

Андрес сакраментальным жестом открыл портфель, вытащил из него папочку с бумагами, извлек пару листков и положил перед собой на край стола. Потом выудил из нагрудного кармана китайский очешник с надписью «полиция», что Диану всегда смешило, вынул очки и надел.

– Эве Петерсон, – сообщил он. – Двадцать девять лет. По профессии дизайнер. Два года назад вышла замуж за Аллана Петерсона, на двенадцать лет ее старше, преуспевающего бизнесмена. Занимается недвижимостью. Крупные сделки, большие прибыли.

– А если по-человечески? – спросил Калев.

– Квартирами торгует, – пояснил Андрес. – Хорошими, дорогими, в центре города, как правило. И не новыми. Предпочитает работать со старыми, есть и такая сторона дела: организует реновацию, ремонт, дизайн и тому подобное. На этой почве с будущей супругой и познакомился. Она была свободным художником, работала на несколько фирм, в том числе на него.

– А дети есть? – спросила Диана.

– Нет. Имели, так сказать, в планах, но до реализации дело не дошло.

– А Янус? – поинтересовался Калев. – Голову даю на отсечение, он не здесь с ней познакомился.

– Нет, конечно, – согласился Андрес. – Они знакомы уже несколько месяцев. Правда, подробности установить трудно, они свои отношения не афишировали, однако тут она отдыхала с подругой, которая утверждает, что приехали они сюда из-за Януса.

– Вот как?

– Эстонских групп на Родосе сейчас нет, они приехали с финской, через Хельсинки, хотя вполне могли б отправиться в какое-нибудь другое место прямо из Таллина, там такого добра хватает. Правда, путевки попались горящие, за полцены, почему и подруга дала себя уговорить… Но быстро, по ее словам, об этом пожалела, поскольку с первого же дня оказалась предоставлена самой себе. Эве занимал только Янус.

– А почему она одна не поехала? – удивилась Диана. – Гуляла б со своим Янусом, и все было бы шито-крыто.

– Как я понял, дело в муже. Она опасалась, что, поехав одна, вызовет подозрения.

– Так он ревнивец?

Андрес развел руками.

– Но, значит, она не собиралась менять его на Януса в полном смысле слова. Раз уж не хотела, чтобы до него дошло…

– Не знаю, как она, – сказал Андрес, – но Янус, по всей видимости, оставить ради нее жену и ребенка не рвался, тут еще ребенок фигурирует, мальчик трех лет. В любом случае, проводить с любовницей двадцать четыре часа в сутки он не стремился, хотя здесь за ним следить некому. И тем не менее ночевала Эве, как правило, в гостинице.

Калев согласно кивнул.

– Сколько она тут пробыла? – спросил он.

– Десять дней. Путевка у них двухнедельная.

– Все верно. Если б она часто сюда ходила, мы б ее хоть пару раз да и увидели б, комната Януса-то рядом с нашей.

– Но тогда все ясно, – всплеснула руками Диана. – Мотив налицо. Она хотела заполучить его, Януса то бишь, в безраздельное пользование, а тот не горел желанием в это пользование поступать. Вот и столкнул ее с обрыва. Очень даже просто.

– Слишком просто, – сказал Калев. – Проще только послать ее ко всем чертям на словах, а не на деле.

– Может, она угрожала ему, что расскажет жене, – возразила Диана.

– Жену это не слишком бы потрясло, – заметил Андрес. – Как я понимаю, Янус, подобно всем поэтам, весьма падок на женщин.

– Или они на него падки, – бросил Калев.

– В любом случае, – вздохнул Андрес, – эта простая версия, кажется, очень по вкусу греческой полиции. Куда больше, нежели предположение, что ее сбросил с горы какой-нибудь местный грабитель. Кстати, ты не сказал мне, почему ты решил, что это не несчастный случай, а убийство.

– Мы поднялись наверх, – пояснил Калев, – на место, откуда она упала, осмотрели его…

– Главным образом, перила, – вставила Диана.

– Да. И у меня сложилось впечатление, что без постороннего вмешательства оттуда вряд ли свалишься. Но у полиции, наверно, есть нечто понадежнее впечатлений?

– Есть, – согласился Андрес. – Первый же более-менее внимательный осмотр показал, что она стукнулась затылком или ее стукнули по нему довольно увесистым предметом с острыми краями. То есть была повреждена кожа, вытекло немного крови. Довольно быстро нашелся и предмет, которым ударили. Камень. Убийца бросил его вниз, надеясь, очевидно, создать впечатление, что она ударилась о него при падении. На камне были следы крови. Но дело в том, что обнаружили и место, откуда камень был взят. Не знаю, обратили ли вы внимание, но метрах в двадцати-двадцати пяти от терраски шоссе делает довольно крутой поворот. Раньше там тоже были металлические перила, но теперь ставят ограждение из столбиков или тумб. Для красоты. Декоративные столбики, на вид, конечно, так они достаточно прочные. Их складывают из плоских обломков доломита разной величины и необточенных. Дизайн, понимаешь! И скрепляют цементом. Несколько столбиков уже готовы, а еще там куча этого самого камня.

– Я помню, – сообщила Диана. – Столбики эти. Но это не так уж далеко. Не мог разве камень сам скатиться под обрыв?

– Разве такие камни катятся? Да и если б он скатился, или, допустим, кто-то его бросил, хотя особенно некому, никаких мальчишек там не водится, все равно вряд ли он стоял бы торчком. Песка или рыхлой почвы, в которой он мог бы удержаться в стоячем положении там нет, скала, да и при падении она просто сбила бы его, а не напоролась затылком. Словом, убийца перестарался.

– Но, выходит, убийство было непреднамеренным, – сказала Диана, – раз он действовал подручным материалом… Может, все-таки грабитель?

– Грабитель, – возразил Андрес, – вырвал бы у нее сумочку и кинулся бежать. Но сумочка-то нашлась, она лежала под телом, бумажник был внутри и мобильник тоже. Украшений ее, всякие штучки из стекла и пластмассы, тоже никто не трогал. Да и кому они могли понадобиться…

– Совсем непонятно, – вздохнула Диана.

Андрес доел бутерброд, отщипнул пару виноградин и спросил, не глядя на двоюродного брата:

– Калев, а ты что скажешь? Есть идеи?

– Пока нет, – ответил тот, подумал и поинтересовался: – А с подругой ты еще будешь встречаться?

– С Ли? Да. У меня к ней еще немало вопросов. А что?

– Да хотелось бы на нее взглянуть.

– Ты подозреваешь подругу? – оживилась Диана.

– Никого я не подозреваю. Однако, если рассуждать логически…

– Да? Порассуждай!

Муж промолчал, и Диана взмолилась:

– Калев, ну пожалуйста!

– Да сама подумай! Есть две возможности. Первая, что эта злосчастная Эве была случайной жертвой. Иными словами, ее убил человек, который не собирался убивать именно ее. Грабитель, насильник, маньяк, наконец, который как раз в тот вечер принял решение истребить, скажем, всех длинноволосых блондинок, и Эве на свою беду подвернулась ему под горячую руку. Вторая возможность: убить хотели именно ее. То есть сделал это человек, с нею знакомый. А поскольку тут, на Родосе, таких всего двое, во всяком случае, на первый взгляд, Янус и эта самая Ли, то, естественно, следует к ней присмотреться. Что Андрес наверняка уже сделал. Не так ли?

– В первом приближении, – улыбнулся Андрес. – Разузнал то, что мог по-быстрому.

– И что? – спросила Диана с любопытством.

Андрес посмотрел на нее, снова запустил руку в свою папочку, достал еще пару листков и нацепил лежавшие на кровати очки.

– С Эве она дружила еще со школы. Но, в отличие от той, учиться дальше не стала, а выскочила в восемнадцать лет замуж, ненадолго, правда. Развелась и устроилась в какую-то контору секретаршей. Довольно скоро заарканила богатого бизнесмена, окрутила, прожила с ним четыре с небольшим года, потом бросила, оттяпав при этом от его имущества солидный кусок, который ныне и проедает или доедает.

– Так проедает или доедает? – спросил Калев. – Это, знаешь ли, как говорят евреи, две большие разницы.

– В ее варианте проедает. Конечно, она преподнесла все несколько иначе, но смысл примерно такой. А по другим сведениям, доедает. Банковский счет у нее почти исчерпан… Правда, есть квартира. Могут, конечно, быть и деньги, наличные или вложенные куда-то, всего сразу не выяснишь.

– А она не алименты получает? Или как это называется? Ну сколько-то там в месяц…

– Нет. При разводе они с бывшим мужем договорились, что он выплатит некую сумму одномоментно.

– Большую?

Андрес усмехнулся.

– Ты или я жили бы на проценты с этой суммы без проблем. Но не госпожа Катус. В общем, если хочешь поглядеть на нее, это можно устроить. Встретимся завтра в десять…

– Ну вот еще, – оборвал его Калев. – Я не собираюсь жертвовать утренним купанием во имя всякой криминальной ерунды.

– А где вы купаетесь? – спросил Андрес. – Тут, под окном?

– Нет. Перед казино «Родос».

– Ладно, я вас там найду. Часов, скажем, в двенадцать. Заодно, может, и сам окунусь. Идет?

– Идет, – сказал Калев недовольным голосом, но Диану ни интонации его, ни вид не обманули, как бы супруг не изображал, что ему вся эта суета глубоко неинтересна, разгадать загадку он, конечно, не прочь.

– Ладно, – сказал Андрес, – я пошел. Спать хочется, длинный получился день, с пяти утра мотаюсь.

Уткнувшись лицом в локоть, Диана лежала на большом пестром, изрисованном дельфинами, рыбами, раковинами, морскими звездами полотенце, расстеленном прямо на песке. Так ей больше нравилось, да и платить огромные суммы за аренду топчанов они с Калевом не хотели, тем более, что не имели привычки околачиваться на пляже с утра до вечера, как то делало большинство курортников… Да и не слишком приятно нагишом валяться на ложе, где до тебя перележали тысячи людей. К счастью, тут никого не неволили, поступай, как хочешь, не то что в Римини, где «безлошадные» купальщики были оттеснены к самой воде, на узкую полосочку слежавшегося песка, по которой к тому же постоянно дефилировали туда и обратно толпы людей, прямо как в фойе театра во время антракта. Не говоря уже о пляжных торговцах, именно на этой полосочке расстилавших куски брезента и раскладывавших на нем всякую пластмассовую дребедень.

Она перевернулась на спину, переложив свою черную соломенную шляпу с затылка на лицо, и с неудовольствием подумала, что осталось всего ничего, четыре дня, а потом прощай, солнце, прощайте, шорты и майки, придется вернуться в Таллин, напялить брюки и свитер и окунуться в дождь и ветер, да не такой, как здесь, а покрепче, который чуть ли не полощет тебя, как флаг.

– Диана, ты? – услышала она знакомый голос и сдвинула шляпу на грудь.

Андрес стоял рядом, высокий и донельзя одетый, аж в носках и туфлях, и, разумеется, со своим драгоценным портфелем.

– Привет, – сказал он, удостоверившись, что опознал именно ту, которую надо. – А где Калев?

– Там, – Диана села и неопределенно махнула в сторону моря. – Сплавать за ним?

– Не надо, я сам сплаваю. – Андрес поставил портфель и стал проворно расстегивать пуговицы на рубашке, потом сел на песок и принялся за шнурки туфель.

Он быстро разделся, плавки, как выяснилось, уже были надеты, наверно, с утра ходил в боевой готовности, а может, прямо из Таллина так и прилетел, оглянулся на Диану, сказал:

– Покарауль портфель, там документы и бумаги.

И побежал в воду.

Диана тоже предпочла бы еще разок окунуться, но поскольку ей доверили государственное имущество… Она меланхолично поглядела на купающихся и снова легла на спину.

До гостиницы, где их поджидала подруга погибшей Эве, идти было недалеко, несколько минут неспешным шагом, собственно, большинство отелей города сгрудилось тут, на самом носу острова, где была как бы курортная зона. Номер на третьем этаже, куда их поднял небольшой и не слишком современный лифт, был самый обыкновенный, две кровати, тумбочки, два стула, туалетный столик с большим зеркалом, шкафы в прихожей… На одной из постелей лежал ворох одежды, а на подставке стоял раскрытый чемодан.

– Вот, собирала вещи Эве, – пропуская всю компанию в комнату, сказала печально или просто сдержанно Ли Катус.

Диана исподтишка рассматривала ее. Высокая, ростом чуть ли не с Калева, белые шорты до упора обнажают тонкие длинные загорелые ноги, полы белой блузочки без рукавов завязаны узлом под грудью, оставляя открытым не менее загорелый плоский живот. Очень коротко остриженные темно-русые, почти каштановые волосы, большие глаза и еще большая самоуверенность.

– Садитесь, пожалуйста, – сказала она, показывая на стулья. И добавила: – Кому-то придется на кровать. Или можно принести пластмассовое кресло с балкона.

Она перевела взгляд с Андреса на Калева, потом на Диану, и чуть смущенный Андрес сказал:

– Это мой двоюродный брат с женой. Они тоже тут отдыхают, надеюсь, вы не будете возражать против их присутствия?

– Нет, что вы, – ответила она любезно и повернулась к Калеву. – Вы ведь Калев Кару, не так ли? Я читаю ваш роман.

– Какой? – поинтересовался Калев.

– Последний. Вот. – Она кивнула на тумбочку, и присевшая на кровать Диана действительно увидела знакомую обложку.

– Ну и как? – спросил Калев.

– Очень интересно, – ответила девица степенно и, возможно, собиралась изложить свои впечатления подробнее, но Андрес не дал. Сурово поглядев на Калева, не для того, мол, я тебя сюда привел, чтобы беседовать о твоих книжках, он нетерпеливо сказал:

– Вчера меня больше интересовал последний день Эве…

– Я вам все рассказала, – перебила его Ли Катус чуть капризным тоном. – И я в самом деле в четыре вышла. А Эве собиралась идти обедать с Янусом. По-моему, в пять.

– Однако Янус это отрицает, – заметил Андрес.

Ли фыркнула.

– Разумеется, он будет отрицать! Любой на его месте отрицал бы!

– А что вы, начиная с четырех, делали?

– Я?! – Ли снова фыркнула. – Вы что, подозреваете меня?

– Дело не в подозрениях, – сказал Андрес спокойно. – Есть порядок ведения дела…

– Ладно, ладно! Я пошла окунулась, потом пообедала, а попозже вечером встретилась с… в общем, я тут завела пару знакомых, это ведь к делу не относится.

– Где вы обедали? – поинтересовался Андрес.

– В старом городе.

– А конкретнее?

– Думаете, я помню? Там сотни ресторанчиков и все впритык друг к другу, поди отличи!

– А с кем вы провели вечер?

– С одним парнем. Он тут отдыхает. Немец.

– Подтвердить может?

– Конечно. Я дам вам его номер. Звоните, выясняйте. Мне скрывать нечего.

Она вскочила с кровати, на которую незадолго до того уселась чуть поодаль от Дианы, схватила сумочку, открыла, немного порылась в ней и извлекла слегка помятую визитную карточку.

– Вот! И ничего больше я добавить не могу.

– Я понимаю, – сказал Андрес умиротворяюще. – Речь теперь пойдет о другом, Я хотел бы, чтобы вы рассказали об Эве. Какой она была. Вы ведь хорошо ее знали, не правда ли? Дружили с детства…

Ли подумала.

– Это, может, слишком сильно сказано, – призналась она. – Мы учились с ней в одном классе, я, кажется, вчера вам об этом говорила.

– В двух словах.

– Но тут больше и не скажешь. В школе мы подругами, в сущности, не были. Просто одноклассницами. И потом тоже. Она пошла учиться в художественное училище, а я вышла замуж. Глупо, конечно, но так уж получилось, оказалось, что у меня будет ребенок, и мы поженились, он тоже был совсем мальчик, и нас на самом деле ничего не соединяло. Потом, когда у меня на пятом месяце случился выкидыш, все пошло наперекосяк, и мы довольно скоро развелись. Я стала работать. И вот тогда мы с Эве снова встретились. Я познакомилась с парнем, у родителей которого была дача, ну и мы часто туда ездили и не одни, компанию нам составляли его сестра, пара приятелей и, как ни странно, Эве. Дело в том, что эта самая сестра с ней училась и дружила. Потом, когда я с этим парнем рассталась, разладились и отношения с его сестрой, но с Эве мы продолжали общаться, ходили вместе в театр, кино, даже ездили в Прагу и в Испанию, на автобусе, тогда других возможностей у нас не было. А когда я вышла замуж, я стала находить ей заказчиков, в нашем кругу, я имею в виду себя и мужа, было немало хорошо зарабатывавших людей, покупавших квартиры и дома и нуждавшихся в услугах дизайнера. Но при всем, при том наша близость никогда не была чрезмерной. Эве всегда отличалась редкостной скрытностью. Случалось, она являлась к нам с приятелем, о котором я от нее до того момента не слышала, хотя могла встречаться с ней чуть ли не каждый день. И когда она собралась замуж за Аллана, сообщила мне за две недели до бракосочетания, собственно, тогда, когда привезла приглашение на свадьбу.

– И часто она ему изменяла? – внезапно спросил Калев.

– Аллану? Не думаю. На самом деле она была довольно холодной женщиной.

– Но ведь у нее были, по вашим словам, друзья.

– Да. Но мне всегда казалось, что это просто… Как вам объяснить? Ну для порядка, что ли. У всех же есть…

– А Янус? – спросил Андрес.

– По-моему, роман с Янусом больше льстил ее самолюбию, известный поэт все-таки, но чтоб тут присутствовала большая страсть… вряд ли.

– То есть это была единственная ее внебрачная связь за все время замужества? – уточнил Андрес, прилежно что-то записывавший.

– Этого я утверждать не буду, – покачала головой Ли. – Она могла мне не говорить. Насчет Януса она сказала, поскольку гордилась. Утверждала, что он посвятил ей замечательные стихи и чуть ли не целую книжку. Правда, самих стихов я не видела, может, это пустая болтовня… Но она прямо упивалась. Словом, она бегала не за мужчиной, а за поэтом.

– А она бегала? – снова вмешался Калев.

– Ну она же добралась ради него до Родоса! И что? Кстати, я всю ночь над этой трагедией думала, – обратилась она к Андресу. – Вы, по-моему, ошибаетесь. Насчет грабителей. Не знаю, на что они могли позариться. Трудно представить. Ведь сумку у нее не забрали, и внутри как будто все цело. Если б еще ради украшений… Будь это в Таллине, одно дело… Но сюда же она не взяла с собой никаких драгоценностей, одну бижутерию…

– А у нее были драгоценности? – спросил Андрес.

– Были. Аллан подарил ей на свадьбу. Он вообще любит шикануть. Бриллиантовые серьги, кольцо и колье.

– Дорогие?

– Весьма, – уронила она выразительно. И добавила с неопределенной интонацией: – Теперь их будет носить Кати.

– Кто такая Кати? – спросил Андрес.

– Сестра Эве.

– Сестре не полагается… – начал Андрес, но девушка перебила его:

– Эве ей их завещала.

Диана вытаращила глаза. Хоть они и жили в новых реалиях уже немало лет, но о завещаниях и связанных с ними тяжбах она пока только читала в книгах.

– Она написала завещание? – удивился и Андрес. – В ее возрасте? Не очень-то у нас такое принято.

– Как бы в шутку, – пояснила Ли. – Кати стала восхищаться драгоценностями, как я понимаю, не в первый раз, потому что Эве засмеялась и сказала: «Ладно, я оставлю их тебе». Аллан улыбнулся и заметил, что пока Кати этих драгоценностей дождется, ей уже будет не до украшений, а Эве, серьезно так, возразила, мол, в наше время, когда каждый день валятся с неба самолеты и разбиваются в лепешку автомобили, ничего нельзя знать наперед. И заявила, что немедленно напишет завещание. Все развеселились, захихикали… Если я не ошибаюсь, это было на рождество, Петерсоны позвали человек двадцать гостей, но к тому моменту почти все уже разошлись, остались только мы с Кати и приятель Аллана с женой… Эве была в черном вечернем платье, я думаю, она нарочно его купила, чтобы бриллианты лучше смотрелись… Словом, она пошла, написала завещание… она, кстати, была страшно упряма, если что надумает, ее уже не остановишь…

– А кто-то пытался остановить? – спросил Калев.

– Да нет. Написала, принесла и зачитала. И вручила Кати. Та, конечно, брать не хотела, но потом все-таки сложила и сунула в сумочку.

– Это касалось только украшений?

– Только. Собственно, у нее ничего другого и не было. Ценного, во всяком случае. Все принадлежит мужу.

– А что сделал бы муж, если б узнал про Януса? – спросил Андрес.

– Аллан? – в очередной раз переспросила она, и Диане показалось, что она произносит это имя с тайным удовольствием. – Трудно сказать. Вообще-то он человек толерантный, но мужчина есть мужчина, и как он себя поведет в подобной ситуации…

Она поглядела на Андреса, потом Калева и очаровательно улыбнулась.

– Каким словечкам научились, – ворчал Калев двадцатью минутами позже, когда они спускались по лестнице. – Толерантный! Раньше мужья были ревнивые или равнодушные, а теперь, видите ли, толерантные!

– Вообще-то, – заметил Андрес, – ревнивыми могут быть и равнодушные мужья, одно вовсе не исключает другого.

– Хорошо, хорошо, если тебе больше нравится слово «толерантный», будь им, – отмахнулся Калев.

– Хватит спорить о ерунде, – вмешалась Диана. – Лучше скажите, вам не показалось, что она произносила имя этого самого Аллана с каким-то особым оттенком?

– Каким особым? – спросил Андрес.

– Может, даже интимным.

– Почему бы и нет, – сказал Калев по-прежнему ворчливо. – Понятие толерантности ведь весьма растяжимо. Почти как современные одежки, которые на каждого влезают. Экая важность – спать с мужем подруги!

– Или с подругой жены, – отпарировала Диана.

– Так ты тоже думаешь, что здесь кроется еще одна связь? – обратился Андрес с Калеву.