Текст книги "Абсолютная Энциклопедия. Том 2"

Вскоре его опустили, поставив на ноги на одной из выходящих на площадь улиц.

– Цепляйся, – произнес в самое ухо чей-то мужской голос.

Хэл увидел рядом с собой двух мужчин. Он закинул руки им на плечи, они обхватили его за пояс и таким образом, полуведя, полунеся, протащили через уже не столь густую толпу, а затем помогли подняться по небольшому трапу в фургон огромного грузовика, приспособленный под пункт «Скорой помощи».

– Кладите его сюда, – велела женщина со стетоскопом на шее, склонившаяся над лежащим на топчане человеком, и показала локтем на свободный топчан позади себя.

Двое мужчин осторожно уложили Хэла на него.

– Посмотрите, нет ли снаружи кого-нибудь, кому он известен, – коротко распорядилась женщина. – И закройте за собой дверь.

Мужчины вышли. Хэл лежал, наслаждаясь теплом и счастьем, – наконец он на свободе. Через некоторое время врач подошла к нему.

– Как вы себя чувствуете? – Она взяла его за запястье и нащупала пульс.

– Только слабость, – ответил Хэл. – Я не был в толпе. Я только что сбежал из милицейской санитарной машины. Они везли меня в госпиталь.

– Почему? – спросила женщина, доставая термометр.

– Я сильно простудился. Простуда привела к бронхиту или чему-то вроде этого.

– Вы астматик?

– Нет. – Хэл глубоко закашлялся и стал искать взглядом, куда бы сплюнуть, пока не обнаружил поднесенный к самому его рту белый сосуд. Он сплюнул и в следующий момент почувствовал, как ему под язык сунули термометр. Затем врач вынула термометр и сказала:

– Сейчас температуры нет. Но у вас сильные хрипы, воздух с трудом проходит по дыхательным путям.

– Верно, – подтвердил Хэл. – Последние несколько дней у меня была очень высокая температура, но сегодня рано утром кризис миновал.

– Закатайте рукав. – Врач достала пневмоинжектор и вставила в него ампулу. Непослушными пальцами Хэл попытался расстегнуть манжету, но у него ничего не вышло. Женщина отложила инжектор и помогла ему справиться с рукавом. Наконечник инжектора уперся ему в руку, и Хэл почувствовал холодок впрыснутого в мышцу лекарства, затем сам опустил рукав и застегнул манжету.

– Выпейте это, – сказала врач, поднеся к его губам одноразовый стаканчик. – Выпейте все.

Хэл залпом проглотил содержимое стаканчика, вкусом похожее на разбавленный лимонад. Не прошло и минуты, как свершилось чудо: легкие раскрылись и последующие несколько минут он был занят тем, что откашливал в огромных количествах мокроту, забивавшую дыхательные пути.

Он услышал, как открылась и снова закрылась дверь фургона, в котором он находился.

– Конечно, я его знаю, – раздался чей-то голос. – Это Ховард Иммануэльсон, из отряда Рух.

Хэл поднял глаза и увидел круглую решительную физиономию направляющегося к нему одного из внуков Густава Молера с фермы Молер-Бени; за его спиной виднелся мужчина – очевидно, он привел его сюда.

– С вами все в порядке, сэр? – спросил внук; Хэл не знал, как его зовут. – Вас куда-нибудь отвезти? Я приехал сюда в начале недели на одном из наших грузовиков и могу в момент подогнать его сюда. Вам не надо ни о чем беспокоиться, сэр. Мы все здесь верные слуги Господа.

При последних словах его щеки окрасил легкий румянец. Хэлу вдруг впервые пришло в голову, что хозяин и другие домочадцы до сих пор могут испытывать некоторую неловкость за тот вечер на ферме Молер-Бени, когда водитель грузовика с прицепом убеждал отчислить Хэла из отряда.

– Я в этом не сомневаюсь, – сказал он.

– Он не может ехать в таком виде, – бесцеремонно вмешалась врач, поднявшись из-за носилок с очередным пациентом, – если вы не хотите, чтобы он снова вернулся сюда, но на это раз с воспалением легких. Ему нужна одежда, в которой он мог бы выйти на улицу. Кто-нибудь из собравшихся снаружи мог бы пожертвовать куртку или пальто воину Господа.

Человек, пришедший вместе с внуком, тотчас выскочил из фургона.

– Не беспокойтесь, сэр, – сказал молодой фермер, – многие были бы рады отдать вам свое пальто. Я, пожалуй, лучше пойду и подгоню свой грузовик, чтобы вам не пришлось долго идти по улице.

Он вышел, оставив Хэла в раздумьях, действительно ли найдется кто-нибудь, кто захочет отдать свою верхнюю одежду какому-то незнакомцу в такой холод.

Однако добровольный помощник вернулся довольно скоро, держа в руках охапку из полудюжины курток и пальто. Разумеется, Хэл взял бы первое попавшееся и был бы благодарен и за это, но вмешалась врач и выбрала куртку с подкладкой из овчины.

– Поблагодари того, кто дал мне ее, – обратился Хэл к человеку, который принес одежду.

– Он чрезвычайно горд тем, что его куртку будет носить член отряда, – ответил тот.

Спустя минуту появился внук Молера, чтобы проводить Хэла к своему легкому грузовику, стоящему неподалеку от фургона «Скорой помощи». Как только из дверей фургона появился поддерживаемый под локоть молодым человеком Хэл, собравшиеся разразились аплодисментами.

Хэл улыбнулся и помахал рукой, потом позволил довести себя до грузовика и обессиленно откинулся на сиденье. Толпа расступилась, образовав проход.

– Куда вас отвезти, сэр? – спросил внук.

– Прости… не знаю твоего имени, – произнес Хэл.

– Мерси Молер, – церемонно представился молодой человек.

– Прекрасно. Благодарю тебя, Мерси, – ответил Хэл. – И спасибо за то, что признал меня. Кроме того, я искренне благодарен тебе за предложение подвезти меня.

– А-а, ерунда. – Мерси слегка покраснел. – Так куда ехать?

Хэлу пришлось покопаться в памяти, чтобы вспомнить адрес, который он написал на конверте, когда отправлял документы. Он никогда не забывал того, что хотел запомнить, но иногда, чтобы восстановить что-либо в памяти, ему требовалось определенное мыслительное усилие. Хэл решил немного изменить адрес, который подсказала ему память, – не было никакой нужды афишировать тот факт, что он направляется в консульство экзотов.

– Квартал Французской Галеры, 43, – сказал он. – Ты знаешь, где это находится? К сожалению, мне известен только адрес.

– Ничего, я спрошу, – кивнул Мерси. Он опустил стекло и высунулся в окно, обращаясь к стоящим на мостовой людям. Через пару секунд он уже докладывал Хэлу, трогая машину с места:

– Квартал Французской Галеры находится неподалеку от авеню Джона Нокса, не доезжая Первой Церкви. Я знаю, где это. Мы будем на месте через десяток минут.

Но прошло не десять, а почти двадцать минут, пока они разыскали квартал Французской Галеры. Комфортабельные трехэтажные особняки окружали площадь, и, если судить по флагам, украшавшим многие подъезды, этот квартал был излюбленным местом, где предпочитали размещать свои консульства представители других миров. Чтобы скрыть, что его истинной целью является дипломатическое представительство, Хэл попросил несколько озадаченного Мерси высадить его у сравнительно небольшого коричневого здания, затесавшегося между консульствами Венеры и Новой Земли.

– Спасибо, – сказал он, выбираясь из кабины. – Не знаю, как еще тебя отблагодарить. Нет, спасибо, я прекрасно справлюсь сам. Не жди меня, поезжай и, когда вернешься домой, передай от меня привет деду и всем остальным родичам.

– Для меня это было одно удовольствие… и честь, сэр, – отозвался Мерси. Он помахал на прощание рукой, поднял стекло и поехал прочь.

Хэл помахал в ответ и подождал, пока грузовик в потоке транспорта обогнет круглую площадь и скроется за деревьями, обрамляющими выезд на авеню Джона Нокса. Он облегченно вздохнул. Необходимость соблюдать элементарную вежливость отобрала у него последние остатки сил.

Хэл повернулся и медленно, нетвердой походкой побрел вокруг площади к дому номер 67 в четырех подъездах от него. Короткий путь от ворот до дома он преодолел без особых проблем, но подъем на шесть ступенек, ведущих к двери, показался ему восхождением на гору. Наконец он добрался до верхней площадки и нажал кнопку домофона. Ожидание ответа растянулось на несколько томительных минут. Хэл уже готов был повторить свой вызов, когда из динамика домофона послышался голос.

– Да? – спросили изнутри.

– Меня зовут Ховард Иммануэльсон, – сказал Хэл, устало прислонившись к косяку. – Несколько дней назад я отправил вам документы…

Дверь отворилась. В проходе, вырисовываясь на фоне тускло, освещенной прихожей, стоял человек в ярко-оранжевом хитоне примерно того же роста, что и Хэл. По упитанному круглому лицу трудно было определить его возраст.

– Ну конечно, Хэл Мэйн, – произнес мягкий баритон. – Амид просил нас сделать для тебя все, что сможем, и предупредил, что ты скоро объявишься. Ну, заходи, заходи.

Глава 38

Хэл лежал, завернувшись в просторный, цвета лесной зелени экзотский хитон. В затейливое пение птиц вплетался плеск струй фонтана, скрытого трехметровыми, похожими на иву деревьями, росшими по левую сторону небольшой беседки, в которой он отдыхал. Гармония окружающего, созданного экзотами, снимала остатки напряжения.

Хэлу казалось, что он насквозь пропитан этой призрачной летаргией. Его теперешнее местопребывание, обычное жилище экзотов, в которых зачастую даже трудно определить, на улице ты или в доме, создавало у него такое чувство, словно впереди – целая вечность и он непременно успеет сделать все, что намечено. Однако по мере выздоровления внутри него все сильнее нарастало чувство какого-то беспокойства, появившееся еще в милицейской камере.

За эти последние несколько недель Хэл очень повзрослел. Теперь он понимал, что вряд ли экзоты доставили его сюда, на Мару, лишь только по доброте душевной или из-за личного расположения к нему Амида. В принципе, экзоты были людьми доброжелательными, но прежде всего достаточно практичными. Вся эта забота и внимание наверняка связаны с какими-то дальнейшими событиями; и, если говорить честно, он даже приветствовал это, поскольку ему самому было что обсудить со своими гостеприимными хозяевами.

Хэл не видел Амида, если не считать нескольких его кратких визитов, с тех самых пор, как прибыл сюда, в его дом. Начиная с момента старта с Гармонии он почти всегда имел дело с женщиной по имени Нералли, представителем по связям с консульскими службами на Гармонии. На протяжении всего их пути сюда она была его компаньоном и нянькой одновременно. Теперь же Хэл видел Нералли все реже и реже. Он ощущал горечь потери, понимая, что вскоре она должна будет вернуться к своим обязанностям; и, скорее всего, они никогда больше не встретятся.

Сейчас Хэл лежал, воскрешая в памяти события, приведшие его сюда. В консульстве экзотов в Аруме ему сначала предоставили возможность выспаться. Он не помнил, чтобы ему давали какие-нибудь лекарства; и хотя экзоты, в принципе, не имели ничего против фармакологических препаратов, они предпочитали применять их лишь в крайних случаях. Если уж быть более точным, он не мог припомнить и никакого особого лечения или манипуляций над своим сознанием или телом. Только вот постель под ним была именно такой, какую бы ему хотелось, то же самое относилось и к температуре воздуха в комнате, а легкое дуновение ветерка – теплым, нежным и обволакивающим.

Нералли находилась рядом, как только он появился в консульстве; именно она сопровождала его к закрытому служебному транспорту, который доставил их по специальному дипломатическому маршруту, минуя обычную таможенную проверку и паспортный контроль, от консульства прямо к принадлежавшему экзотам кораблю. Нералли и, как считалось, больного сотрудника консульства тут же провели на борт. Хэл не помнил старта корабля с Гармонии. В памяти остались лишь первые несколько дней полета, да и те представлялись как один бесконечный, долгий сон. В краткие минуты пробуждения он всегда видел рядом с собой Нералли, которая старалась хоть немного накормить его. В конце концов он поправился настолько, что сумел осознать, что Нералли никогда не оставляла его – ни днем ни ночью. Легко и просто, совсем не думая об этом, он почти влюбился в нее.

Это была короткая, мимолетная печальная любовь, которая, вспыхнув лишь на мгновение, угаснет в тот же миг, когда они расстанутся, и они оба знали об этом. Нералли отдавалась ему целиком и полностью, что входило в круг ее профессиональных обязанностей целительницы. Однако она тоже влюбилась в него, разглядев в нем нечто, чего не было, у тех других, которых она лечила до него и которые тоже нуждались в ее умении восстанавливать их тела, разум и души, – Хэл понял это прежде, чем она сама сказала ему.

Но даже она, при всем своем опыте и подготовке, не смогла объяснить, чем именно он отличается от других, хотя они обсуждали этот вопрос достаточно глубоко, впрочем, как и многое другое. То, что Нералли делала, было частью предъявляемых к ней требований: стараясь вызвать на откровенность своих подопечных, она сама должна была быть с ними предельно откровенной. Так из ее рассказов он узнал, что она, как и все другие, кто занимается целительством, каждый раз, как и предполагалось, все глубже познавала саму себя; и, если когда-нибудь случится так, что она уже не сможет этого сделать, ей придется оставить свою работу.

Несмотря на то что Хэл общался с ней почти постоянно вот уже на протяжении нескольких недель, он не смог четко представить себе ее лицо. Занимаясь генетическими исследованиями почти три столетия, экзоты добились того, что среди них не было ни одного, лишенного физической привлекательности. В течение первых дней их общения лицо Нералли казалось ему неприметным, почти заурядным, но потом оно так часто менялось, что он совсем запутался. Оно было то волнующе прекрасным, то таким милым и бесконечно любимым, что естественная красота его просто терялась, вызывая в нем чувство того неизъяснимого узнавания, по которому младенец различает лица заботливых родителей. Нечто подобное появляется у супругов, проживших долгую совместную жизнь, когда невозможно представить себе лицо близкого человека, а видишь лишь некий обобщенный его образ.

Нералли сумела дать ему то, что ему было нужнее всего, хотя он этого и не осознавал, – она настолько поглотила все его внимание, что дала покой его душе. Сейчас, когда силы снова вернулись к нему, в этом уже не было необходимости; и следовательно, Нералли покинет его, уйдет к тем, кто нуждается в ее помощи.

Хэл лежал, прислушиваясь к голосам птиц и плеску воды. Немного погодя он услышал тихое шарканье подошв по земле и повернул голову как раз в тот момент, когда Амид располагался напротив него на удобной скамье. Хэл приподнялся и сел на своей кушетке.

– Итак, неужели мы наконец-то поговорим? – поинтересовался Хэл.

Амид улыбнулся и поправил на коленях красно-коричневый хитон. Бывший посредник изредка навещал его ранее, но визиты длились не более пары минут – из-за чрезмерной занятости Амида.

– Дело, которым я был поглощен, – ответил низенький старец со сморщенным лицом, – теперь уже улажено. Да, сейчас мы можем говорить с тобой столько, сколько ты захочешь.

– Не с моим ли пребыванием здесь было связано это ваше дело? – улыбнулся Хэл.

Амид громко рассмеялся. Этот звук напоминал скорее сухой кашель, чем смех, но звучал он довольно дружелюбно.

– Вряд ли бы ты мог оказаться на Маре, – сказал он, – не втянув нас в те или иные отношения с Иными, пусть хотя бы и косвенные.

– Косвенные? – эхом отозвался Хэл.

– Поначалу косвенные. – Амид уже не улыбался. – Боюсь, ты прав. Вот уже несколько дней, как они имеют к тебе самое прямое отношение. Блейзу известно, что ты здесь.

– Здесь? В твоем доме?

– Только то, что ты на Маре и, возможно, в этом полушарии, – ответил Амид. – Точного твоего местонахождения ему никогда не узнать.

– Но, думаю, стремясь заполучить меня, он оказывает на вас сильное давление, – сказал Хэл.

– Да, – кивнул Амид, – оказывает. И боюсь, мы будем вынуждены ему уступить, если продержим тебя здесь чуть дольше. Но не обязательно делать это прямо сейчас. В любом случае взять и сразу же подчиниться его требованию было бы крайне унизительно для нас.

– Рад слышать это, – произнес Хэл.

– Однако, я вижу, ты не очень-то удивлен, – заметил Амид. – Думаю, ты понимаешь, что у нас свой интерес к тебе и нам есть о чем поговорить?

– Я полагаю, ваш интерес как-то связан с теми расчетами, которые сделал Уолтер относительно меня, когда он стал одним из моих воспитателей, – уточнил он.

– Да, конечно, – сказал Амид. – В твоем досье имелась пометка: ты являешься человеком, способным оказать влияние на ход истории. Следовательно, все, что касалось тебя, тщательно фиксировалось, вплоть до смерти твоих воспитателей и твоего появления на Абсолютной Энциклопедии…

– Это делал Уолтер? – спросил Хэл.

– Уолтер, конечно, – спокойно ответил Амид. – После его смерти и твоего бегства на Абсолютную Энциклопедию мы тебя потеряли; и только на Коби, да и то лишь благодаря проявленному к тебе интересу Блейза, нам снова удалось тебя найти. Уже одно то, что тебе так долго удавалось ускользать от него, факт сам по себе, скажем, примечательный; и именно это главным образом явилось причиной нашего повышенного внимания к тебе. В общем, ты был как раз тем, кого все мы в последнее время так упорно искали. Когда стало ясно, что Блейз делает все возможное, чтобы заставить тебя покинуть Коби, мы организовали дело так, чтобы на каждом корабле был наш человек, который при случае помог бы тебе. Мне повезло, я оказался как раз тем, на кого ты вышел.

– Да, – кивнул Хэл. – Понимаю. Вы заинтересовались мной из-за Блейза.

– По той же причине, что и Блейз, – пояснил Амид. – Мы допускаем, что он хочет тебя нейтрализовать или перетянуть на свою сторону. Но дело не только в его интересе. Ты привлек наше внимание только лишь потому, что это рекомендовалось нашими онтогенетическими расчетами.

– И не только рекомендовалось, ведь так? – спросил Хэл.

Амид склонил голову набок, словно птица, пристально глядя на него.

– Я не совсем тебя понимаю, – сказал он. Хэл медленно вздохнул, прежде чем ответить. Летаргия прошла. Ее сменили печаль и мрачные раздумья.

– Блейз и Иные угрожают самому существованию вашей цивилизации, – ответил он. – При таком положении дел нет ли в ваших расчетах чего-то большего, нежели просто рекомендации обратить на меня внимание. Или позвольте поставить вопрос немного по-другому. Были ли другие кандидатуры, помимо меня?

Амид молча глядел на него.

– Нет, – наконец вымолвил он.

– Тогда все, – сказал Хэл.

– Да, – произнес Амид, все еще не спуская глаз с него. – Ты, несомненно, понимаешь ситуацию гораздо лучше, чем мы предполагали. Тебе ведь немногим более двадцати, не так ли?

– Да, – подтвердил Хэл.

– Твои рассуждения соответствуют зрелому возрасту.

– Сейчас я чувствую себя гораздо старше, – сказал Хэл. – Это чувство пришло ко мне совсем недавно.

– На Гармонии?

– Нет. С тех пор, как у меня появилось время подумать. Вы говорили, что я постоянно ускользаю от Блейза. Ведь вам известно – это мне не всегда удавалось. И я оказался в камере Главного управления милиции в Аруме.

– Да, – сказал Амид. – Но ты же убежал. Кстати, тогда, когда погибли твои воспитатели, ты беседовал с ним?

– В день смерти моих воспитателей мы с ним не говорили, – ответил Хэл. – Но нам пришлось пообщаться – за день или за два до моего побега Блейз пришел ко мне в камеру.

– Могу я спросить о чем?

– Он, похоже, решил, что я принадлежу к Иным, и привел мне ряд доводов. Блейз считает, что я в конце концов перейду на их сторону, так как у меня просто не будет другого приемлемого выбора.

– Насколько я понимаю, ты не согласился с ним?

– Выходит так.

Амид посмотрел на него с любопытством.

– Ты не уверен в том, что он не прав?

– Я не могу позволить себе роскошь быть в чем-либо уверенным – разве вы, экзоты, сами не придерживаетесь того же принципа?

Амид кивнул.

– Да, порой ты мыслишь гораздо более зрело, чем можно было ожидать. Но ты все же послал мне свои документы. И пришел к нам за помощью.

– Я и Блейз с Иными – по разные стороны баррикады. Единственное здравое решение – объединиться с теми, кто тоже находится к нему в оппозиции. В камере у меня было достаточно времени, чтобы все обдумать.

– Могу себе представить. По словам Нералли, ты словно побывал на том свете, – покачал головой Амид.

– И много она вам рассказала? – спросил Хэл.

– Да, пожалуй, это и все, – пожал плечами Амид. – Она целительница, и у нее есть своя этика. К тому же мы бы предпочли услышать все, что ты считаешь нужным, от тебя самого.

– По крайней мере для начала? – уточнил Хэл. – Я вовсе не против того, чтобы вам это стало известно. В действительности же то, через что я прошел, не имеет никакого значения. Просто теперь я более четко, возможно, даже лучше, чем вы здесь, на Маре, представляю себе истинное положение вещей.

Амид слегка улыбнулся. Но улыбка тут же погасла на его лице.

– Все может быть, – медленно проговорил он.

– Да, – отозвался Хэл.

– Тогда скажи мне, – Амид пристально смотрел на него своими мудрыми, окруженными сеткой морщин глазами, – что же все-таки будет?

– Армагеддон. Последняя война. Когда она закончится, все окажется полностью под контролем Иных: не будет ни экзотов, ни дорсайцев, ни квакеров. И разумеется, никакого прогресса. Просто четырнадцать миров под властью Иных, где не может быть и речи ни о каких переменах.

Амид медленно кивнул.

– Возможно, – промолвил он, – если только Иным удастся это сделать.

– И тебе известно, как их можно остановить? – спросил Хэл. – Если да, то зачем нужен я?

– Ты можешь явиться средством или частью его, – ответил Амид, – поскольку в истории нет простых решений. Буду краток. Оружие, которое мы создали здесь, на Маре и Культисе, против Иных бесполезно. Только одна из Осколочных Культур способна противостоять им.

– Дорсайцы, – произнес Хэл.

– Да. – На минуту лицо Амида застыло и стало совершенно безжизненным, подобно маске. – Именно им придется сразиться с Иными.

– Физически?

Глаза Амида встретились с его взглядом.

– Физически, – подтвердил он.

– И вы решили, – сказал Хэл, – меня, воспитанного на культуре экзотов, дорсайцев и квакеров, послать к ним с этим известием.

– Да, – кивнул Амид, – но не только это. Наши выводы относительно тебя говорят о том, что ты сам по себе являешься крайне необычной личностью, – может быть, здесь и сейчас именно ты больше всего подходишь на роль лидера. Представляешь, насколько высоко некоторые из нас оценивают твои возможности…

– Спасибо, – сказал Хэл. – Но я думаю, вы мыслите слишком незначительными категориями. Похоже, вы считаете, что существует некто, кто поведет всех за собой, но под вашим контролем. Неужели у экзотов именно такое представление о ситуации?

– В каком смысле? – Голос Амида внезапно стал резким.

– Я не могу поверить, – медленно произнес Хэл, – что вы питаете какие-то иллюзии. То, что вы создали здесь и на Культисе, не имеет ни малейшего шанса выжить в той форме, к какой вы привыкли. Равно как и дорсайская и квакерская цивилизации в существующем ныне виде, независимо от того, остановят они Иных или нет. Единственная надежда состоит в том, чтобы любой ценой дать выжить всей расе, иначе – гибель. Человечество погибнет, если победят Иные. Хотя, возможно, им понадобится несколько поколений.

– И?.. – это прозвучало почти как вызов.

– И для того чтобы выжить, надо прежде всего ясно представлять, чем, вероятно, придется пожертвовать, – сказал Хэл. – Что, по твоему мнению и мнению твоих соотечественников, должно быть сохранено любой ценой?

Амид смотрел на него невидящим взглядом.

– Идея эволюции человечества, – произнес он. – Это ни в коем случае не должно умереть. Даже если будет суждено исчезнуть нам и всей нашей работе, проделанной за прошедшие четыре столетия.

– Так, понятно. Но, я думаю, идеи можно спасти, – сказал Хэл, – только если будет спасена раса, как таковая. Хорошо. Ты бы хотел, чтобы я встретился кое с кем из твоих соотечественников?

Он встал. Амид тоже поднялся со скамьи.

– Я считаю, – проговорил он, – мы недооценили тебя.

– Может, и нет, – улыбнулся Хэл. – Я думаю, прежде всего мне надо переодеться. Вы не подождете меня пару минут?

– Конечно.

Хэл отправился в свою спальню. Он сменил зеленый хитон на одежду, которая была на нем, когда он постучался в дверь консульства экзотов на Гармонии, и вернулся к Амиду.

– Да, мы действительно недооценивали тебя. – Старик окинул взглядом Хэла. – Ты очень, очень повзрослел с тех пор, когда я встретил тебя на борту корабля, направляющегося к Гармонии.