Текст книги "Дракон на войне"

Глава 4

Конечно же!

Внезапно Джима осенило. Что сделал бы Брайен, так это взял бы заложников!

Сомнительно, что две знахарки являются достаточной ценностью как заложники. С другой стороны, есть еще отец Морель. Джим привлек к себе Энджи и проговорил ей в ухо так тихо, чтобы никто из находящихся в комнате не услышал:

– Ты распорядилась, чтобы кто-нибудь отправился за нами, если мы вскоре не вернемся?

– Нет, – ответила она. – Конечно же, Ив Морген пошлет кого-нибудь завтра утром; ручаюсь, что он отправит соответствующее подкрепление. Но мне не нравится идея провести здесь ночь, особенно с Каролинусом в таком состоянии. Я думаю, надо перевезти его в замок как можно скорее. Согреть, накормить и начать по-настоящему лечить.

Джим кивнул, и Энджи пошла взглянуть на Каролинуса, в то время как Теолаф, держа в руке обнаженный меч, хмуро смотрел на Элли, на случай, если она или ее сестра посмеют вмешаться.

Джим задумался.

Он мог отозвать своих воинов со двора в дом и просто закрыть дверь и запереться. Магическое заклятие, которое Каролинус наложил не только на дом и двор, но и на всю лужайку, было надежнее защиты любого неприступного замка, который только можно себе представить. Снаружи не так-то легко сюда проникнуть, хотя стены дома и выглядят так, будто их можно пробить кулаком. Жилище мага так просто не сдастся.

Но есть и другая точка зрения: Энджи считает, что Каролинуса надо как можно скорее увезти отсюда. Джим не мог с этим не согласиться. Старый маг находился на пороге смерти. Лежащий в кровати в грязном красном халате, который он обычно носил, Каролинус был бледен как покойник.

Но смогут ли они так просто уйти, используя Мореля как заложника? Вне всякого сомнения, бродяги не питают особой любви к Морелю, по крайней мере не больше, чем к любому другому. Люди вроде тех, которые составляли эту банду, потеряли всякие человеческие чувства много лет назад. Они не станут защищать святого отца ради него самого, но он им, несомненно, очень полезен.

Он не только добавлял им некой респектабельности как группе, но и был, очевидно, самым умным из них и вполне мог быть их вожаком.

Дверь открылась, и один из воинов заглянул внутрь:

– Носилки готовы, милорд. Принести их сюда?

– Минуточку, – сказал Джим. Голова исчезла, и дверь снова закрылась. Джим повернулся к отцу Морелю: – Мы собираемся унести Каролинуса отсюда. Так вот, если кто-нибудь из людей на лужайке причинит нам какие-нибудь неприятности, мы перережем тебе глотку, потому что возьмем тебя с собой как заложника.

– Вы не посмеете! – Морель вытянулся во все свои пять с половиной футов.

– Я состою в ордене францисканцев и нахожусь под защитой церкви. Кто тронет меня, погубит свою бессмертную душу.

Об этом Джим не подумал. Он сомневался, что существует столь суровое наказание для тех, кто тронет члена ордена францисканцев, к которому, без сомнения, принадлежал Морель. И все же… он уже готов был отдать приказ Теолафу, чтобы тот приставил кинжал к горлу священника.

Однако, взглянув на своего оруженосца, он увидел, что тот побелел как полотно. Сами по себе обещания Мореля ничего не значили, но они были подкреплены узловатой веревкой, которую он носил на поясе. Теолаф был не готов рискнуть и навлечь на себя такую угрозу, а это означало, что никто из его воинов тоже не захочет поднять руку на святого отца.

Вся затея полностью ложилась на Джима.

Он собрался с силами и скорчил самую грозную ухмылку, какую только смог изобразить.

– Мне наплевать на твои угрозы, – сказал он, наклоняя свое лицо к лицу коротышки. – Если понадобится, я сам перережу тебе глотку! И не сомневайся, я это сделаю!

Теперь настала очередь Мореля побледнеть. Джим почти слышал, как тот думает, что Рыцарь-Дракон уже давно продал свою бессмертную душу Сатане.

Чтобы придать убедительности своим словам, Джим выхватил кинжал, дотянулся до затылка Мореля, схватил пучок сальных волос пониже тонзуры, рывком развернул святого отца спиной к себе и приставил к его горлу острое обнаженное лезвие:

– Ну, что теперь?

И тут он столкнулся с новой трудностью.

– Ты не заберешь от нас больного! – воскликнула Элли.

Джим повернул голову, чтобы взглянуть на знахарку, и увидел, что она извлекла откуда-то из своих напоминающих воздушный шар одежд приличных размеров нож и приставила его к горлу Каролинуса.

– Скорее он умрет, чем я увижу его в руках тех, кто не сможет помочь ему!

– продолжала Элли.

Эта угроза сводила все к ничьей. Но из дальнего уголка сознания Джима внезапно вырвалась светлая идея.

– Ты считаешь, что можешь вылечить его? – яростно спросил он. – Да знаешь ли ты, что сама стоишь на пороге смерти, находясь так близко от него? Ты хоть немножечко понимаешь, какой ужасной опасности ты себя подвергаешь? – Таща Мореля за волосы, он заставил его подойти к краю кровати Каролинуса: – Посмотри на него, святой отец! Ты знаешь латынь! То, что ты видишь, – последняя стадия phytophthora infestans! Ты, конечно, знаешь, что это означает?

– Э-э… да. Да, конечно! – сказал Морель, и его зубы внезапно застучали от страха. – И как я сам этого не увидел? Знахарки обречены!

Эльдра в другом конце комнаты пронзительно вскрикнула. Лицо Элли исказилось от страха, но она продолжала угрожающе держать нож в согнутой руке.

– Ты волшебник, а не лекарь… – с укором сказала она Джиму. Но ее голос резко утратил уверенность.

– Я еще и лекарь! – огрызнулся Джим. – Ты знаешь, что означают эти латинские слова, святой отец. Разве это не самая смертельная на земле болезнь… хуже проказы?

– Да… да… да… – заикаясь, пробормотал Морель, падая на колени и стараясь удалиться от кровати, но Джим, стоя за ним, не пускал его.

Джим повернулся к Элли и Эльдре:

– Вы слышали, что сказал святой отец. Давайте я вам расскажу, что вскоре случится с Каролинусом и с вами, если вы заразились. Начнут расти отвратительные черные пятна, которые появятся по всей коже. Когда вы увидите это, то поймете, что уже начали гнить изнутри.

Эльдра опять пронзительно вскрикнула, из рук Элли исчез нож.

– Сэр… милорд, маг… – заикаясь, бормотала Эльдра, – если мы заразились, можно нам прийти в замок? Милорд нам поможет?

– Я подумаю об этом, – грубо сказал Джим. – А теперь я заберу отсюда святого отца, так, на всякий случай, а вы выйдете из дома и опишете тем людям, чему они себя подвергают… что может с ними случиться, если они вздумают приблизиться к кому-нибудь из нас.

– Милорд, – льстиво пролепетала Элли, – я не могу повторить тех латинских слов. Милорд не скажет их еще раз?

Джим четко, по слогам, произнес: – Фи-то-фто-ра ин-фес-танс. Глаза Элли загорелись. Джим был удовлетворен. Цепкая память, которой обладали все эти люди, чтобы, как клеем, зафиксировать в мозгу услышанное, вновь проявила себя. Хорошая память была просто необходима, ведь письменность не имела широкого распространения. Выйдя из дома, Элли сможет повторить эти звуки как попугай, независимо от того, понимает она их или нет. Она направилась к выходу, ее сестра уже распахнула дверь и выскочила наружу.

– Милорд, – дрожащим голосом сказал Теолаф, – я теперь оруженосец и со своим господином до самой смерти. Но вот остальные парни ни за какие коврижки не захотят быть рядом с магом, если у него такая смертельная болезнь. Нам не унести его на носилках всего лишь втроем.

Об этом Джим не подумал. Какое-то время он стоял, держа почти на весу скрючившегося, как мешок, святого отца, у края постели, затем на него опять снизошло вдохновение. Он подозвал Энджи, отстранил святого отца на вытянутой руке, а другой повернул к себе Энджи так, чтобы прошептать ей на ухо на одном дыхании:

– Картофельная болезнь.

– Что? – громко и удивленно переспросила Энджи. – Кар…

– Шш! – прошептал Джим. – Осторожно, не произноси вслух… даже если эти слова ничего не говорят этим людям. Я старался придумать какую-нибудь страшную болезнь, такую, чтобы отец Морель не понял даже по-латыни, но испугался. Все, что я смог придумать, это болезнь картофеля, которая случилась в Ирландии во время картофельного голода. Помнишь? В тысяча восемьсот сорок шестом и сорок седьмом годах эта болезнь опустошила картофельные поля Ирландии. Считается, что миллион человек погибли тогда от голода.

– А, – сказала Энджи, – конечно.

– Хорошо. Теперь иди и объясни Теолафу на ухо, что все это хитрость, что я просто назвал болезнь растений, которых здесь даже еще и нет. Затем оба идите во двор и прошепчи это каждому воину на ухо. Они еще могут усомниться в словах Теолафа, но леди Анджеле де Маленконтри-и-Ривероук они поверят. А эта банда во дворе пусть думает, что ты просто даешь своим людям особые инструкции и не хочешь, чтобы кто-нибудь подслушал. Сделаешь?

– Сию минуту. – И Энджи тотчас вышла из дома. Прошло около десяти минут, прежде чем Энджи вернулась, но на этот раз она привела с собой четверых воинов с носилками, сделанными из двух шестов, очевидно взятых у людей во дворе, так как шесты были сухие и обветренные, и нескольких слоев материи, прикрепленной к шестам, что и образовывало носилки, на которых можно было нести Каролинуса.

– Теперь, – сказал Джим воину с носилками, – надо аккуратненько переложить на них Каролинуса. Пусть один разложит носилки, а Теолаф, ты и остальные возьмут за края простыню. Потом поднимите простыню вместе с Каролинусом и переложите на носилки.

Они проделали все это под наблюдением Джима и Энджи. Когда Каролинуса перекладывали, он слабо застонал, но других признаков того, что пришел в сознание, не выказал. Он, казалось, все еще был без сознания либо, в лучшем случае, в полузабытьи.

Все вышли из дома; Джим по-прежнему держал кинжал у горла Мореля. Он закрыл за собой дверь, зная, что она автоматически магическим образом запрется. Четыре воина уже сидели в седлах, другие четверо, которые должны были нести носилки Каролинуса, стояли рядом, готовые взяться за ручки носилок, как только понадобится.

Толпа бродяг подалась назад от входа в дом и расчистила своего рода дорожку к лесу, но они отошли не настолько далеко, как надеялся Джим, к тому же открывшаяся дорожка была не так уж широка. Они просто перенесли шатры, стоявшие прямо на дороге, шатры, которые Джим и его люди слегка помяли копытами своих лошадей по дороге сюда.

Джим испытывал неловкость, когда, прокладывая себе путь, просто смял эти, пусть временные, укрытия, но он хорошо знал, что в четырнадцатом веке люди его звания всегда так поступают. Поступи он иначе, и не только его воины, но и сами бродяги сочли бы это слабостью.

Маленький отряд построился, окружив носилки с Каролинусом. Теперь между Каролинусом и бродягами был двойной ряд воинов, считая тех, что несли носилки, которые уже привязали к высоким задним лукам средневековых седел. Энджи вскочила в седло, Джим тоже, усадив Мореля впереди себя.

– Отлично, – сказал Джим, – а теперь поехали потихоньку, чтобы как можно меньше трясти Каролинуса. Энджи, поезжай рядом и присматривай за ним…

Со стороны Джима это была своего рода хитрость. Он хотел, чтобы Энджи, как и Каролинуса, окружали вооруженные люди. Энджи поехала как было сказано; Джим замыкал процессию с Морелем, сидящим на шее его коня, и кинжалом, приставленным к горлу святого отца. Они начали медленно продвигаться сквозь толпу.

Сначала им молча разрешали проехать, потом среди бродяг поднялся ропот, который постепенно усиливался. Затем за спиной Джима внезапно послышались яростные крики, он взглянул через плечо и увидел, что группа оборванцев попыталась ворваться в дом Каролинуса и потерпела неудачу. Конечно же, магическое заклинание, наложенное Каролинусом, удержит дверь против любого вторжения, даже если будет применен таран. Джим мысленно улыбнулся и вновь сосредоточил внимание на проходе сквозь толпу.

Бродяги теперь явно не хотели, чтобы Каролинуса и отца Мореля увезли от них. Они начали собираться вместе, закрывая проход к лесу. В толпе засверкали ножи, и, пока Джим наблюдал за оборванцами, появился сначала один, а потом еще несколько мечей, и было заметно общее движение по направлению к небольшому отряду всадников.

– Вы не имеете права забирать его! – услышал он пронзительный голос Элли у себя за спиной. – Вы несете его на явную смерть, а мы можем спасти его! Только мы!

Джим почувствовал себя неуютно. Очевидно, страх, который он рассчитывал вызвать упоминанием латинского названия картофельной болезни, быстро прошел. Он посмотрел вперед и увидел, что проход закрылся, со всех сторон к ним подступали бродяги. Голоса вокруг становились все громче, и, в конце концов, отряд оказался в центре кричащей толпы. Теперь у бродяг в каждой руке появился клинок.

– Вперед, – мрачно скомандовал Джим.

Впереди Теолаф эхом повторил команду, и воины обнажили мечи.

Толпа сомкнулась вокруг них. Их заставили остановиться. Теолаф повернулся к Джиму в ожидании нового приказа.

– Если надо, прорубите себе дорогу! – крикнул Джим.

Но, прежде чем они успели двинуться с места, раздался звук, который заставил всех замереть на месте.

Это был серебряный перезвон рожка. Нет, не грубый голос пастушьего рожка или какого-нибудь простого приспособления, а редкий звук настоящего музыкального инструмента, сделанного из металла и используемого только королевскими герольдами и важными особами.

Он слышался из леса, несколько правее того места, куда направлялся Джим со своим отрядом. Вглядевшись, Джим увидел трех всадников. Один из них, не такой плотный, как остальные, держал жезл с прикрепленным к нему раздвоенным вымпелом и только что отнял от своего поднятого забрала рожок. Он был весь закован в доспехи четырнадцатого века – сочетание металлических колец и пластин.

С другого бока от центральной фигуры ехал низенький, коренастый человек в таких же доспехах, у него тоже имелся раздвоенный вымпел, но он развевался на копье, которое было установлено в специальном гнезде, прикрепленном к седлу. А между ними возвышалась фигура с опущенным забралом, закованная в доспехи, состоящие сплошь из пластин, – нечто весьма редкое. Пока Джим их рассматривал, центральная фигура подняла забрало, и над толпой раздался голос, который был очень хорошо знаком Джиму:

– Именем короля!

Глава 5

Мечи и ножи, которыми только что открыто размахивали бродяги, моментально исчезли. Джим выпустил отца Мореля, который нырнул вниз и побежал, чтобы присоединиться к бродягам около двери дома. Когда святой отец скрылся, Джим повернул своего коня и направился прямо к фигурам трех всадников, за ним последовал весь его маленький отряд.

Бродяги, внезапно умолкнув, рассеялись по сторонам. Затих даже голос Элли.

Подъехав поближе, Джим узнал и невысокую коренастую фигуру, а фигура, только что поднявшая забрало своего шлема, открыла для обозрения лихо закрученные усы и великолепный нос сэра Жиля де Мера.

Это был тот самый сэр Жиль, у которого Джим вместе с сэром Брайеном и Дэффидом ап Хайвелом, стрелком из Уэльса, провели целый месяц в замке де Мер, на шотландской границе. Джим несколько удивился, уставившись на улыбающееся лицо этого человека. Низенький рыцарь должен был буквально висеть на хвосте у него, Брайена и Дэффида во время всей их продолжительной поездки домой, коли сумел появиться здесь сейчас. Однако если так, то где он успел прихватить двух своих спутников?

Закованная в доспехи, фигура с рожком явно являлась оруженосцем. Высокую фигуру в пластинчатых доспехах Джим уже опознал. Он, несомненно, командовал не только этими двумя, но и армией, которая была скрыта лесом, но следовала за всадниками.

То, что здесь присутствует армия, только предполагалось. Но ее возможного присутствия, звука рожка и провозглашения имени короля было достаточно, чтобы бродяги немедленно изменили поведение. По славным норманнским традициям, их следовало из принципа повесить на ближайших деревьях, и толпа прекрасно это знала.

Джим подъехал к центральной фигуре и остановился:

– Счастлив встретиться с тобой вновь, сэр Джон? Я в любом случае был бы счастлив снова увидеть Жиля, но твое присутствие делает это вдвойне приятным. Могу я надеяться, что ты отправишься с нами в Маленконтри, какой бы скромный прием ни оказал тебе мой замок?

– Именно туда мы и направлялись, сэр Джеймс, – ответил сэр Джон Чендос.

Человек, сидящий перед Джимом на высоком и могучем чалом боевом коне, был широко известен, но отказался от всех высоких титулов и настоял на том, чтобы остаться просто рыцарем-знаменосцем, как Брайен и Жиль. Правильные черты его продолговатого лица говорили о силе и власти, не нуждавшихся ни в титулах, ни в гербах.

Теперь он, улыбаясь, смотрел на Энджи:

– Как я полагаю, это леди Анджела, твоя очаровательная супруга? Не только о тебе, но и о ней говорят при дворе.

Джим взглянул на Энджи и мог поклясться, что ее лицо на секунду покраснело.

– Сэр Джон, я могу только надеяться, что обо мне там отзывались хорошо, – пробормотала она.

– Не сомневайся, – ответил рыцарь. Он опять взглянул на Джима и понизил голос: – Разбойники за твоей спиной не знают, что нас всего трое. Я думаю, нам следует удалиться как можно быстрее.

– Совершенно верно, – пылко ответил Джим. – Предоставь мне честь показать дорогу.

– Давай считать, что мы просто едем вместе, и, с твоего разрешения, сэр Джеймс, может быть, леди Анджела согласится составить мне компанию? – сказал сэр Джон, направив своего коня вперед и ставя его в ряд по другую сторону от Энджи. – Ты не откажешь мне в любезности последовать вместе с сэром Джеймсом, сэр Жиль?

– С удовольствием! – сказал Жиль. – Очень рад снова видеть тебя, Джеймс!

– И я тебя тоже, – ответил Джим.

Жиль и Джим вместе с оруженосцем Чендоса, сопровождаемым Теолафом, а за ними вооруженные воины повернули своих коней и направились в лес, срезая угол, чтобы выбраться на дорожку, которая вела из Маленконтри в Звенящую Воду. Как только на них упала тень деревьев, воины вложили мечи в ножны. И уже через мгновение их полностью поглотил лес.

– Как получилось, что вы появились именно тогда, когда нам понадобились?

– спросил Джим у Жиля.

– Нет ответа проще, Джеймс, – откликнулся Жиль. – Мы с сэром Джоном выехали на границу твоих владений. Там мы встретили пахаря, который сказал нам, что ты только что уехал в местечко под названием Звенящая Вода. Он указал нам, в какую сторону ехать, но, поверь, этого можно было и не делать, потому что расстояние невелико, а путь прямой.

– Я не ожидал так скоро снова тебя увидеть, Жиль, – заметил Джим.

– Произошли печальные события, Джеймс, – не поворачивая головы, сказал сэр Джон. Очевидно, он прислушивался к их разговору, не прекращая беседы с Энджи. – Но не будем о них говорить, пока не окажемся в безопасности в замке, где и побеседуем без посторонних. – Теперь он повернул голову, чтобы взглянуть на Жиля, который ехал прямо за его спиной. – Жиль, – сказал пожилой рыцарь, – я не хотел бы, чтобы ты говорил об этом с сэром Джеймсом, пока мы не уединимся.

– Конечно, раз ты так желаешь, сэр Джон, – ответил Жиль. Он повернул к Джиму свое жизнерадостное лицо: – Могу побиться об заклад, что ты не ожидал увидеть меня так скоро! Я обещал Брайену приехать на рождественские праздники, но не раньше. А ты не собираешься на праздники к графу, Джеймс?

– Все будет зависеть от обстоятельств, – ответил Джим.

Но правда заключалась в том, что он из всех сил старался при любой возможности увильнуть от этого рождественского празднования, которое Брайен и Жиль обожали. Празднование заключалось в детских играх, опасных соревнованиях и огромных усилиях заполучить к себе в постель чью-нибудь жену, а в довершение ко всему веселье сопровождалось поглощением огромного количества еды и выпивки. Ни одно из этих занятий совершенно не привлекало Джима.

Но, с другой стороны, общество требовало, чтобы они с Энджи показывались в свете при соответствующих обстоятельствах. И Джим все еще старался придумать веский предлог, чтобы и в этом году увильнуть от празднования.

Эти мысли заставили его вполуха прислушаться к тому, что происходило впереди. А там сэр Джон, следуя лучшим придворным манерам, посвятил все свое внимание лести, – словом, вежливо готовил почву для соблазнения Энджи. Энджи, похоже, отражала его атаки вполне успешно, но все же Джим обнаружил, что восторгается этим рыцарем на войне и негодует на то, что тот так откровенно ухаживает за его женой под самым его носом. Однако здесь это вполне обычное и общепринятое поведение.

Джим ничего не мог с этим поделать, но непосредственной опасности, пока они едут верхом в замок, не было. Он надеялся, что сэр Джон достаточно благородный человек и просто превратит все это в игру, не пытаясь довести дело до логического конца. Инстинкт подсказывал Джиму, что сэр Джон действительно человек такого сорта. Но он все же не был полностью в этом уверен, потому-то инстинкт и не гасил беспокойство.

А тем временем Жиль болтал:

– …как ты думаешь, чем болен маг? Хотя я имел честь лишь недолго общаться с ним во Франции и в нашем замке, я был бы опечален, узнав, что с ним и в самом деле случилось что-то серьезное… или действительно опасное для жизни.

– Я думаю, в этом случае просто переусердствовали с лечением, вот и все,

– пояснил Джим несколько короче, чем намеревался, потому что его внимание все еще было приковано к Энджи и сэру Джону. Он постарался вернуть свое внимание к Жилю и заставить свой голос звучать спокойно: – Там были две женщины, которые называют себя знахарками. Как я догадываюсь, они обычно помогают при родах и ухаживают за больными в округе. Не думаю, что они на самом деле связаны с шайкой, которую ты видел около дома. Они просто пичкали Каролинуса одним снадобьем за другим, это их метод лечения. Но финалом могла быть только смерть Каролинуса, в конце концов, он старый человек, и они должны были понимать это. Со смертью Каролинуса магические заклинания, наложенные на дом и округу Звенящей Воды, пропали бы, и вот тогда эти знахарки вместе с бродягами надеялись поживиться в его доме.

– Чем поживиться? – спросил Жиль.

– Не знаю, – ответил Джим. – Возможно, там есть обычные ценности вроде драгоценных камней, а может, даже какие-нибудь деньги. Но настоящими ценностями являются разные приспособления Каролинуса, например магическое стекло и что-нибудь подобное, что можно продать молодым волшебникам, нуждающимся в этом. В общем, они, возможно, нашли бы в его доме достаточно. Но если мы довезем его до замка, обогреем, окружим заботой и накормим необходимой ему нормальной пищей, то, я думаю, он вполне оправится.

– Что ж, приятно это слышать, – сказал Жиль. – Как я уже говорил, я никогда до путешествия во Францию его не встречал, но, как и все, много слышал о нем. О нем говорят как о великом волшебнике всех времен.

– Я полагаю, так оно и есть, – откровенно признал Джим. – Теперь-то я знаю его.

Они продвигались медленным шагом, стараясь не растрясти Каролинуса. Но даже таким образом они очень быстро добрались до Маленконтри. Как только отряд остановился во дворе замка, колонна сбилась в кучу, подбежали конюхи.

– Не будешь ли ты так любезен, сэр Джеймс, – сказал Чендос, когда все спешились, – послать за славным сэром Брайеном Невилл-Смитом, лучником и волком, которые были с тобой в прошлом году во Франции? Мне бы хотелось, чтобы они присоединились к нам.

– Теолаф? – Джим поискал взглядом своего оруженосца. – Немедленно отправь кого-нибудь в замок де Шане… пусть передаст сэру Брайену, что у нас в замке гостит досточтимый рыцарь сэр Джон Чендос, который хочет немедленно с ним поговорить.

– Да, милорд. – Теолаф повернулся к одному из стоящих рядом воинов и стал давать ему распоряжения.

– И пошли почтового голубя к Дэффиду. Сэр Джон хочет встретиться и с ним. А теперь убери со двора всех, кому здесь нечего делать, – добавил Джим, – а то здесь скоро весь замок соберется.

И действительно, такая опасность существовала. Обитатели замка, все, кто сумел найти какой-нибудь предлог и оставить работу, высыпали во двор и глазели на сэра Джона Чендоса. Они, конечно, не узнали его, он жил в мире совершенно ином, нежели они, но прибежали полюбоваться его пластинчатыми доспехами, о которых слышали, но которых никто из их сословия не видывал, – такие доспехи были редкостью, носить их могли позволить себе лишь короли, высшая знать и те, кто был в это историческое время как знатен, так и богат.

Кузнец так близко подобрался, чтобы полюбоваться доспехами из сплошного металла, что Джим строго посмотрел на него, и тот отступил, бормоча:

– Прошу прощения. – Но в кузню, где его нетерпеливо поджидал один из пахарей, чтобы тот закончил подковывать его лошадь, не вернулся.

– А что касается волка, сэр Джон, – повернулся Джим к старому рыцарю, – я сделаю все, что в моих силах, но он может быть где угодно, к тому же нельзя с уверенностью сказать, ответит он на зов или нет. Он очень независимое создание.

– Я понимаю, – улыбнулся сэр Джон, – мне говорили, что это характерно для волков. И все же ты сделаешь все что можешь? А пока мне бы хотелось, чтобы мы и сэр Жиль уединились где-нибудь, чтобы обсудить события, которые и вызвали этот визит. Пока не приехал сэр Брайен, и будем надеяться, что волк тоже появится, я скажу только пару слов, затем оставлю тебя с сэром Жилем, который расскажет остальное, а тем временем, надеюсь, – он огляделся, ища взглядом Энджи, – леди Анджела будет так добра и покажет мне замок. – Он обаятельно ей улыбнулся: – Мы, военные люди, всегда интересуемся фортификационными сооружениями.

– Я думаю, что с осмотром замка придется немного повременить, сэр Джон, – решительно проговорила Энджи. – Я… и, думаю, милорд тоже… должна сначала взглянуть на Каролинуса. Надо убедиться, что его надлежащим образом поместили в чистой комнате, и направить туда кого-нибудь, кто будет за ним ухаживать. А после этого, может быть, мы и сделаем обход замка.

– Как я могу противиться выполнению долга? – сказал сэр Джон. – Я согласен с отказом. Во всяком случае, серьезность положения мага совсем выпала у меня из головы. Конечно же, о нем надо позаботиться в первую очередь, сколько бы усилий и времени это ни потребовало. Я вполне могу подождать.

– Спасибо, сэр Джон, – сказал Джим. – Тогда я пойду с Энджи. Я присоединюсь к вам, как только Каролинус будет устроен.

К этому времени Теолаф умудрился разогнать со двора всех зевак, кроме тех, которые нашли более или менее подходящий предлог, чтобы задержаться. Джим и Энджи повели всю процессию через главный вход в большой зал. Они прошли в дальний конец, где на небольшом возвышении стоял стол, расположенный перпендикулярно тянущемуся через весь зал низкому столу.

К удивлению Джима, высокий стол оказался занят, хотя в отсутствие его и Энджи в замке не оставалось никого, чье звание позволяло бы подобное поведение. Но, когда они подошли ближе, он узнал смельчака. Наполовину закованная в доспехи фигура сидела рядом с кувшином, несомненно полным вина, и кубком.

Когда Джим с остальными приблизились, фигура вскочила с места.

– Две коровы! Две прекрасные молодые молочные коровы!

Это был сэр Губерт Вайтби, один из соседей Джима. К тому времени, когда Вайтби подал голос, Джим подошел достаточно близко, чтобы рыцарь мог говорить нормальным тоном, но он все равно продолжал кричать. Сэр Губерт никогда не упускал возможности покричать. Это просто вошло у него в привычку.

Он проревел на пределе возможностей своего голоса:

– Это наделали твои драконы! Остались только рога да жалкая кучка костей, даже шкуры нет, только развороченная кровавая грязь. Я говорю, это твои драконы! Заставь их прекратить это и заплати мне за этих двух коров.

– Это не мои драконы, – ответил Джим самым убедительным тоном, какой только сумел изобразить. Он знал, что ничто так не действует на сэра Губерта, как спокойный разговор. Его собеседник не был высоким, и Джим, даже стоя перед возвышением, был с ним одного роста. Джим продолжал: – К тому же нет ни одного дракона, который делал бы то, что я ему прикажу. Они так же независимы, как и люди. Почему ты думаешь…

Он уже готов был спросить, почему он, Джим, вообще должен нести какую-то ответственность за то, что сделали драконы, даже если они это и сделали, когда услышал слабый хрип в дыхании лежащего на носилках Каролинуса. Джим взглянул на него и увидел, что глаза мага открыты.

Когда глаза Джима остановились на Каролинусе, тот слегка повернул голову слева направо и обратно.

– Хорошо, – примиряюще сказал Джим, – я посмотрю, что можно сделать. А пока разреши мне представить тебя нашим уважаемым гостям. – Он повернулся к закованной в пластинчатые доспехи фигуре, стоящей за его спиной: – Сэр Джон, это славный рыцарь сэр Губерт Вайтби, мой ближайший сосед. – Он опять повернулся к сэру Губерту: – Сэр Губерт, разреши представить тебе благороднейшего и знаменитого сэра Джона Чендоса, который нанес короткий визит к нам в Маленконтри.

У сэра Губерта отвисла челюсть. Вид у него был довольно нелепый: пухлые красноватые щеки, косматые серые с проседью брови, такие же седые волосы торчали и из носа. Лицо заросло по крайней мере суточной щетиной. Из него получился бы отличный Санта Клаус, прими он добродушный вид вместо рассерженного, как в большинстве случаев, т. к. его любимым занятием было найти что-нибудь, на что можно рассердиться, загнать кого-нибудь в угол и реветь на всю округу.

– Сэр… сэр Джон? – Теперь он начал заикаться. – Сэр Джон Чендос? Я… э… прошу прощения, я мог показаться несколько назойливым… – Его голос понизился, не до воркования, но близко к тому звучанию, которое свидетельствует об искренней вежливости. – Возможно, мы сможем поговорить потом… – продолжил он.

Он взглянул на Джима. Но Джим был уже сыт им по горло. Будь он проклят, если пригласит сэра Губерта на обед, как бы тот на это ни намекал.

– Ты уж извини нас, сэр Губерт, – сказал он, – но нам сейчас надо позаботиться о Каролинусе. А потом сэр Джон, сэр Жиль и я хотим немного поговорить между собой, одни. Я свяжусь с тобой по поводу твоих коров в ближайшие дни.

– Но… но… – заикался сэр Губерт. Он не смел возмутиться тем, что ему было оказано недостаточно гостеприимства в присутствии сэра Джона Чендоса.

Джим вместе с Энджи и людьми, которые несли носилки, направился к входу в башню, где находились комнаты, в одну из которых можно было отвести Каролинуса.

Когда небольшая процессия, несущая Каролинуса, оставив за спиной остальных присутствующих, проходила мимо высокого стола, Джим прихватил чайник. Он осторожно взял его за деревянную ручку – чайник был горячий, потому что продолжал хранить воду закипающей.

– А это еще зачем? – спросила Энджи, когда они вышли из большого зала в буфетную, куда сносили блюда из кухни, чтобы подать их на стол в нужное время, и начали подниматься по винтовой лестнице на верхний этаж, где находились жилые комнаты.