Текст книги "Гипнотизеры"

7

Каждый день после школы Джекс садился на метро и ехал в «Сентию». В уже знакомом ему небольшом кабинете он продирался сквозь новые и новые опросники. Доктор Мако, может, его и выбрал, но, похоже, слишком ценил свое время, чтобы хотя бы зайти поздороваться. Джекс начинал задаваться вопросом: бывает ли директор в институте вообще или он только и делает, что отыскивает знаменитостей, с которыми можно сфотографироваться?

В отсутствие доктора Мако главной в «Сентии» была Морин Сэмюэлс. Так что это с ней предполагалось обсуждать, в чем задачи института и что Джекс должен тут делать. Но выходило так, что всякий раз, когда он оказывался рядом с ней, мир вокруг как-то серел. Ее красота была настолько ослепительной, что в ее присутствии все остальное блекло и отступало на задний план – даже жгучее любопытство по поводу «Сентии» и его роли здесь.

Догадаться было невозможно: подсказок катастрофически не хватало. Среди многочисленных фотографий знаменитостей изредка попадались вставленные в рамочку газетные статьи, но в большинстве из них речь шла исключительно о докторе Мако и его поразительных знакомствах: Мако в конгрессе, Мако с Биллом Гейтсом, Мако выступает перед главами стран Евросоюза, Мако на церемонии «Оскар». Иногда попадались намеки на «новаторские исследования» института или на «революционные идеи», которые там рождались. Даже страница института в Википедии содержала лишь его название и адрес, а дальше следовало пространное резюме его основателя и директора.

Заканчивалось оно словами: «Элиас Мако посвятил свою жизнь развитию образования в Нью-Йорке и может послужить источником вдохновения для каждого из нас».

«Ага, – подумал Джекс. – Где-то я это уже слышал».

Какие бы цели ни ставила перед собой «Сентия», тут, похоже, не полагалось посвящать в них новичков. Сколько бы Джек ни приставал с расспросами, его неизменно отправляли к мисс Сэмюэлс – если вообще снисходили до ответа. Чаще всего сотрудники притворялись жутко занятыми и сбегали вершить новаторские и революционные дела где-нибудь в другой части здания.

Что все это значило? Джексу попались кое-какие интересные мелочи, но ни о чем конкретном они ему не сказали. Однажды, пытаясь найти мужской туалет, он застал в одном из кабинетов троих людей. Все они были босые, подпрыгивали и кричали: «Ой!.. Ай!.. И-и-и!», а рядом сидел еще один, наблюдая и записывая что-то в блокнот на пружине. В другой раз, возвращаясь из буфета, он открыл какую-то дверь и обнаружил за ней группу людей, которые, опустив головы, с искаженными страхом лицами ползали по полу на животе.

– Лежать! – приказал один из них. Он кричал так, будто боялся, что в этой тихой комнате его не услышат. – Противник открыл огонь!

Из стеклянной будки за ними следили несколько сотрудников. Среди них была мисс Сэмюэлс, поэтому большинство подробностей от Джекса ускользнуло. Но он мог бы поклясться, что мужчина слева от нее как две капли воды похож на Удивительного Рамоло.

В среду Джекс наткнулся на человека на беговой дорожке – только выглядел он так, будто не спортом занимался, а спасался от неминуемой гибели. Он был одет в костюм и галстук и оглядывался через плечо с неподдельным ужасом.

За пультом дорожки стоял Уилсон Деврис. Он обернулся, заметил Джекса, и его лицо исказилось от ярости.

– Убирайся отсюда!

Резкий окрик сбил бегуна с ритма. Он замешкался, лента дорожки швырнула его назад, и он ударился о стену.

На шум из своего кабинета явилась мисс Сэмюэлс. Она огляделась и сразу же бросилась к лежащему на полу мужчине.

Уилсон указал на Джекса.

– Он влетел сюда и сорвал мне эксперимент!

– Ничего подобного! – выпалил Джекс в ответ. – Ты на меня заорал, и сам все испортил! И вообще, чем ты здесь занимаешься? Почему никто не может мне объяснить, что происходит?

Джек почувствовал на себе взгляд сияющих голубых глаз Морин.

– Это часть плана доктора Мако, – мягко сказала она. – Все разъяснится, когда доктор Мако посчитает, что ты готов.

Но на этот раз ее сногсшибательная внешность не подействовала на Джекса успокаивающе.

– Доктор Мако не видел того, что только что видел я! Этот бедняга был в таком ужасе, как будто за ним стая волков гналась!

– Это был тигр! – рявкнул Уилсон.

– Что-о-о?

Сэмюэлс положила руки Джексу на плечи.

– Нам нужно, чтобы ты продолжил тестирование. Уилсон, вызови медсестру. Все под контролем.

«Это был тигр».

Слова Девриса эхом отзывались в ушах Джекса. Уилсон что, издевался над ним? Не в первый раз. Парень вел себя как законченный гад по отношению ко всем вокруг, но для Джекса всегда приберегал какую-нибудь особенную гадость.

И все же его грызла другая мысль. Что, если Уилсон сказал правду? Естественно, никакой тигр за бегуном не гнался. Возможно, это ему только казалось. На пустом месте так сильно не пугаются.

Галлюцинации – может, это и есть недостающее звено между «Сентией» и Джексом? Пока что в видениях фигурировал только он сам, но это не значит, что хуже не станет. Неужели это только начало, и в конечном итоге он будет спасаться от несуществующих хищников?

«Исключительные навыки в области межличностной коммуникации», говорилось в письме Мако. Но, возможно, это была просто приманка. Институт вряд ли получил бы приток свежей крови, если бы директор начинал пригласительные письма с фразы: «Дорогой псих»…

Что, если Джекс здесь не сотрудник, а пациент? А «Сентия» – это какая-то экспериментальная психушка? И поэтому она такая навороченная и инновационная? Это могло бы объяснить, почему никто не признается, чем на самом деле занимаются в институте.

Если это правда, в курсе ли мама и папа? В этом Джекс сомневался. Конечно, они послали его к психоаналитику из-за видений, но ведь отказались же от этой идеи после того, как доктор Гунденберг попытался выпрыгнуть из окна. И когда родители засыпали его вопросами о том, как он проводит вечера в «Сентии», в их голосах всегда звучало веселое любопытство.

«Если бы они думали, что я больной, то точно улыбались бы поменьше».

– Псих? Ты? – изумился Томми на следующий день, когда Джекс рассказал ему о своей теории. – Не обижайся, Опус, но ты не настолько выдающийся.

– Бред какой-то! Они оставляют меня в кабинете совсем одного. Да я бы мог окунуть ноги в фиолетовую краску и истоптать пол-института, прежде чем кто-то заметил бы. С настоящими сумасшедшими так не обращаются, правда?

– Ну, а что с другими ребятами? – спросил Томми. – Они тоже пациенты?

Джекс пожал плечами.

– Кажется, я там точно единственный, кому еще ничего не известно про «Сентию». По-моему, у остальных есть какое-то представление, но, может, я и ошибаюсь. Да я во всем могу ошибаться.

– А что там за народ? – продолжил допрос Томми. – Все такие же гады, как тот Уилсон?

– Он хуже всех, но особо дружелюбных там нет вообще, – ответил Джекс. – Их, наверно, предупредили, что со мной нельзя говорить, чтобы они не проболтались о чем-нибудь, что мне знать не положено. Каждый раз, как я вхожу в комнату отдыха, все разговоры замирают. Как будто я прокаженный.

Вид у его друга был странно торжествующий.

– То, что тебя куда-то выбрали, не означает, что там будет круто, – проговорил он назидательно. – Точно так же, как с ораторским кружком или ученическим советом. Ты не сумасшедший; ты просто попал в отстойный институт.

В четверг днем в ситуации произошла благословенная перемена.

1409) Насколько важна, по вашему мнению, деятельность по разжиганию садовых дымовых грелок, призванных беречь плодовые деревья от инея?

□ а) Очень важна.

□ б) Достаточно важна.

√ в) Не важна.

□ г) Не знаю.

Это был последний вопрос. Карандаш закончился вместе с терпением Джека. Он бросился сдавать работу, надеясь узнать, что будет дальше. Должно же наконец произойти хоть что-нибудь толковое.

Мисс Сэмюэлс одарила его ослепительной улыбкой.

– Спасибо, Джекс. Мы очень ценим твое трудолюбие. – Она исчезла в подсобке и вышла с новой охапкой страниц. – Теперь нам только нужно, чтобы ты сделал вторую часть, и сможешь двигаться дальше.

На это Джекс ответил коротко:

– Нет.

Она нахмурилась.

– Так нужно. Доктор Мако сказал…

– Я тут уже неделю пробыл, и лично мне доктор Мако еще ничего не говорил. Может, его и вовсе нет на свете, а все эти фотографии с ним – сплошной фотошоп. Я ухожу! Ухожу, и все!

Резко развернуться и уйти оказалось трудновато, потому что для этого надо было оторвать взгляд от Морин. Но оно того стоило.

– Доктор Мако с тобой еще не побеседовал, – возразила замдиректора, когда он направился к лифту.

– Поэтому я и ухожу!

Шагая к метро, он почувствовал себя так, будто сбросил пятьдесят фунтов. Было немного досадно, что теперь он никогда не узнает, что они все-таки делают в этом дурацком институте. Но вообще Джекс был уверен: чем бы там ни занимались, ему лучше держаться подальше. Если он сходит с ума, то и так скоро это поймет. Хотя вряд ли он тронулся. Наоборот, уйти оттуда было самым здравым решением, когда-либо принятым им в жизни.

Придется устроить родителям сюрприз. Они будут разочарованы, узнав, что их единственный сын больше не особенный и, наверное, никогда таким не был. Джекс даже не знал, как им обо всем рассказать – то ли описать институт как сборище психов, то ли просто дураков. Он еще не определился.

Добравшись до дома, мальчик махнул рукой консьержу и поднялся на лифте на седьмой этаж, настраиваясь на тяжелый разговор. Может быть, мама и папа не поверят ему до конца, но им придется смириться с его решением. Даже если забыть обо всех тамошних странностях, у него есть дела поважнее, чем часами сидеть и закрашивать кружочки карандашом.

Открывая дверь квартиры, он раздумывал, что ответить, когда они попытаются убедить его вернуться.

На кухне мама говорила по телефону.

– О, было очень приятно с вами пообщаться. Как мило, что вы нашли время позвонить лично… Да, взаимно… Огромное спасибо. Увидимся завтра.

Джекс швырнул рюкзак в угол.

– Кто звонил?

– Доктор Мако.

Он чуть не упал.

– Да ну!

– Ага! – выдохнула мама, краснея, как юная поклонница в очереди за автографом. – До чего же исключительный человек!

– Ты смеешься? Он даже в собственном институте не появляется! Они, наверное, просто наняли какого-нибудь актера, чтобы попозировал для фото. И его же заставили позвонить – только потому, что я решил больше туда не ходить!

Она с раздражением посмотрела на сына.

– Знаешь, что-то не понимаю я твоих шуток. Доктор Мако только и говорил о том, как замечательно у тебя все получается.

– Это потому, что он ничего не знает! – возразил Джекс. – Я всю неделю занимался какой-то ерундой!

– Ну, все начинают с малого, – предположила она. – Но «Сентия» ожидает от тебя больших успехов. Доктор Мако это особенно подчеркнул.

– Не верю я, – отрезал Джекс.

– Тогда послушай, как он сам тебе это скажет. Он назначил нам встречу – всем троим – завтра в половине пятого.

Джекс прикинул в уме, не отказаться ли. Но любопытство взяло верх. Он должен был собственными глазами увидеть, что этот человек, миф, легенда существует на самом деле.

8

Морин Сэмюэлс ни полсловом не намекнула, что вчера Джекс устроил сцену и сбежал из института. Она усадила Опусов в роскошной приемной.

– Доктор Мако очень рад, что вы нашли время приехать сюда и встретиться с ним, – заверила замдиректора. – Он как раз заканчивает предыдущую встречу. Займется вами буквально через минуту.

Джекс почувствовал какое-то смутное удовлетворение, заметив, что его отца она поразила не меньше, чем его самого. В папином представительстве «Бентли» появлялись поп-звезды, знаменитые актрисы, богатые светские львицы, но госпожа Сэмюэлс выигрывала даже на их фоне.

Миссис Опус завороженно разглядывала фотографии на стенах.

– Вот он с президентом Бурунди. А это случайно не Джастин Бибер? И далай-лама… и Боб Дилан! Просто восхитительно!

Через несколько минут дверь в святая святых распахнулась и в проеме показался великий человек собственной персоной. Доктор Элиас Мако оказался выше, чем выглядел на фотографиях, и намного представительнее. Густые брови нависали над пронзительными черными глазами, а в гуще темных волнистых волос на висках, словно крылья, пролегали две серебряные пряди. Его сопровождал другой хорошо одетый мужчина, который показался Джексу смутно знакомым.

Миссис Опус сжала руку мужа.

– Эштон, это сенатор Дуглас!

– Какой сенатор Дуглас? – прошептал Джекс.

Отец одарил его укоризненным взглядом.

– Трей Дуглас – ведущий кандидат на пост президента от Демократической партии! Если бы вы с Томми хоть иногда отлипали от своих приставок, то знали бы о нем.

– А вот и Опусы. – Доктор Мако шагнул вперед и пожал им руки, ослепительно улыбаясь. – Позвольте представить вам сенатора Трея Дугласа. Он большой друг института. Трей, Джексон Опус – самое свежее вливание в наш коллектив. Запомни это имя.

Сенатор Дуглас с профессиональной твердостью политического деятеля пожал руку Джекса.

– Вам повезло, юноша, заручиться поддержкой доктора Мако. Он посвятил свою жизнь развитию образования в Нью-Йорке и может послужить источником вдохновения для каждого из нас.

– Да уж, мне ли не знать, – кое-как выдавил Джекс. Интересно, они когда-нибудь сменят пластинку?

Сенатор откланялся, и доктор Мако пригласил Опусов в свой кабинет. На мгновение цепкий взгляд директора словно проник в зрачки Джекса. От этого мальчик почувствовал себя так, будто вода попала не в то горло, вот только ощущение возникло не в горле, а, скорее, в мозгу. Он смело встретил взгляд почти непроницаемо черных глаз, и ощущение вторжения исчезло.

– Да, я тоже вижу. – Доктор Мако казался довольным.

– Что вы видите? – спросил Джекс.

Директор ответил не сразу. Он с демонстративной неторопливостью устроился в просторном мягком кресле из черной кожи.

– То, что я собираюсь вам рассказать, возможно, будет трудновато уложить в голове. Поэтому лучше я буду говорить прямо, без обиняков.

Семейство притихло в ожидании.

– Здесь, в «Сентии», мы изучаем… гипнотизм.

– В смысле – гипноз? – Миссис Опус подалась вперед. – Которым лечат от курения? Или от боязни полетов?

Мако покачал головой.

– Такой терапией занимаются психиатры, но настоящий гипнотизм не в этом. Мы в «Сентии» изучаем особый талант проникать в умы людей и влиять на них. Так случилось, что у меня самого есть некоторые способности в этой области, но они ничтожны по сравнению с даром вашего сына.

У Джекса отвисла челюсть.

– Я? Я никогда никого не гипнотизировал! Даже не пробовал ни разу!

Директор понимающе улыбнулся.

– Отнюдь… только ты сам этого не осознавал. Бывало с тобой такое, чтобы ты смотрел кому-то в глаза и вдруг обнаружил, что видишь самого себя чужим взглядом?

– Откуда вы узнали? – Изумлению Джекса не было пределов.

– Это означает, что ты начал гипнотизировать этого человека. Между вами двумя налаживается гипнотическая связь, а ты попадаешь в мозг объекта и видишь то же, что и он.

Джекс потерял дар речи. Он пришел сюда, намереваясь разоблачить мошенников и бездельников. Но не прошло и минуты, как директор не только доказал, что он не прав, но и объяснил необъяснимое – странные видения, которые почти убедили Джекса, что у него в голове винтиков не хватает. Выходит, в финале чемпионата Стедман завалил штрафные, потому что Джекс стоял рядом и шептал: «Промахнись, промахнись»? Сколько еще других безумных событий можно объяснить этим? Что он сказал доктору Гунденбергу? «Лучше сами выпрыгните в окно». А во время представления? «Сами попробуйте побыть курицей, и посмотрим, как вам будет весело!» Раньше он думал, что психиатр и Рамоло просто свихнулись. Но на самом деле они просто в точности исполняли его приказ. Он их загипнотизировал!

– А Удивительный Рамоло… – выдохнул Джекс. – Он что, работает здесь?

Доктор Мако снисходительно улыбнулся.

– Увы, наш Рэй не может заставить себя расстаться с шоу-бизнесом. Не сказал бы, что в этом его поддерживаю, но и жаловаться не на что. В конце концов, именно он рассказал мне о тебе.

Миссис Опус весь день сияла в ожидании этой встречи. Сейчас сияние померкло.

– Так вы говорите, у нашего сына есть… сверхъестественные способности?

– Зависит от того, как вы понимаете слово «естественный», – успокаивающе сказал Мако. – Человеческий разум хранит много тайн, которые официальная наука пока не может раскрыть. Это не делает его способности ни магическими, ни паранормальными. Просто их еще не изучили. Именно такими исследованиями и занимается «Сентия». Мы уже многое выяснили о том, как работает гипнотизм. Например, то, что для гипноза непременно нужны карманные часы или кулон на цепочке, – это миф.

– А Рамоло их использует, – заметил Джекс.

Директор только махнул рукой.

– Ради зрелищности. Настоящий проводник – глаза. Чтобы понять это, достаточно посмотреть в зеркало. Кроме того, неверно, что загипнотизировать можно только добровольца. Одних подчинить легче, чем других, но гипнозу подвержены все – даже сами «властители разума». Невозможно предсказать, у кого будет дар, а у кого нет. Но мы заметили, что он часто носит наследственный…

До сих пор мистер Опус сидел тихо, но тут вдруг застонал в отчаянии:

– Я так и знал! Это моя вина! Все дело во мне!

Жена и сын недоуменно уставились на него.

– Папа? – осторожно позвал Джекс.

– Нельзя мне было жениться! – стенал Эштон Опус. – И ребенка заводить – тоже!

– Эштон, что ты такое говоришь? – почти прошептала его жена. – Ты не гипнотизер – ты продавец автомобилей!

– Дело не во мне! – выдавил тот. – А в моей семье! С древних времен! Во времена Салемской охоты на ведьм всю массачусетскую ветвь Опусов сожгли на кострах!

Мако кивнул.

– Да, это фигурировало в личном деле, которое мы собрали. Отвратительная история. Соблазн использовать гипноз для личной выгоды может быть очень велик, особенно в полузамерзшей колонии, в Новой Англии, посреди долгой зимы. Уверен, вы также знаете о Бертране Опусе, который внушил Наполеону совершить стратегические просчеты, решившие исход битвы при Ватерлоо. И, конечно, наверняка слышали о Гарриет Опус-Берман.

Отец Джекса сглотнул.

– Это та, что гипнозом заставила Борглума вырезать на горе Рашмор Тедди Рузвельта вместо Александра Гамильтона?

– Но ведь все это случилось сотни лет назад! – попыталась воззвать к разуму мужа миссис Опус. – Они не имеют к тебе никакого отношения.

– А мои собственные родители? – воскликнул он скорбно. – Это для тебя достаточно свежо? Знаешь, каково было расти, никогда не зная, почему ты ешь брокколи – потому что любишь ее или потому что мама заставила тебя думать, будто она тебе нравится?

– Эштон, ты же обожаешь брокколи!

– Точно? Мы никогда этого не узнаем.

– Кончайте! – воскликнул Джекс. – Подумаешь, брокколи!

– Да дело не в брокколи, – попытался объяснить отец. – Дело в том, что ты все время сомневаешься, есть ли у тебя свобода воли. Раньше я боялся высоты. Преодолел я этот страх сам или мне помогли? Твой дед держал кафе. У него были постоянные клиенты. Или, может быть, они не были постоянными, пока он их не загипнотизировал? – Он повернулся к сыну. – Джекс, прости меня! Я думал, что ты избежишь проклятия, как и я. Но, видимо, я ошибся.

Доктор Мако сочувственно кивнул.

– Я понимаю, почему вы называете это проклятием, но на самом деле все не так. Это величайший дар. И мы в «Сентии» считаем, что он однажды изменит будущее. И ваш сын сыграет далеко не последнюю роль.

– Звучит жутковато, – вставила миссис Опус. – Но, если задуматься, это по-настоящему захватывающе.

– Ты присоединишься к нам, Джексон? – спросил доктор Мако. – Станешь одним из моих учеников?

– А что надо делать? – спросил Джекс. – То есть вы говорите, что я такой сильный гипнотизер, но я даже не знаю, как надо гипнотизировать.

– Мы тебя научим, – пообещал директор. – Мы воспитаем тебя, всесторонне разовьем твой дар. И вместе мы изменим мир.

9

Обнаружить, что у тебя есть сверхъестественные способности, – это одно дело. А вот использовать их, как оказалось, – совсем другое.

В субботу с самого утра доктор Мако приступил к делу в кабинете с табличкой «Лаборатория № 2». Он усадил Джекса за стол напротив дамы, которую представил как «миссис Парк – имя не настоящее». Она была волонтером института, объяснил доктор, и сама не была способна к гипнозу.

По мнению Джекса, она в этом ни капли не нуждалась. Женщина-гора, лоб которой был прорезан глубокими морщинами, а переносицу венчала крупная родинка неправильной формы, – вот с каким грозным противником ему предстояло начать карьеру гипнотизера.

– Что мне делать? – спросил он.

– Ты сам поймешь, когда придет момент, – заверил его доктор Мако. – Помни, глаза – это твой инструмент.

Что поделать, Джекс уставился на миссис Парк – а та уставилась на него в ответ. Гипнотизером она, может, и не была, но пугала порядочно; взгляд у нее был такой тяжелый, словно она сердилась на Джекса за то, что приходится тратить на него свое время. Он знал, что надо сосредоточиться на ее глазах, но взгляд все время съезжал на родинку, форма которой до жути напоминала штат Техас, если его положить на бок. Прошло двадцать минут, но не появилось ни малейшего намека на видения, которые, как уверял доктор Мако, были свидетельством гипнотической связи.

Директор с беспристрастным видом сидел неподалеку. Если новый ученик и испытывал его терпение, виду он не подал.

В квинтиллионный раз Джекс перевел взгляд с Техаса на черные дыры зрачков миссис Парк. Кого он обманывает? Ему не под силу подчинить чужую волю! Все это просто ошибка! То, что доктор Мако постоянно тусит со знаменитостями, не значит, что он не может разок ошибиться в выборе!

Стоило примириться с неоспоримым фактом: какими бы ни были причины странных видений Джекса, гипнотизм тут ни при чем.

Не в силах больше вынести испытания, он оторвался от лица женщины и попросил директора отпустить его.

– Пожалуй, пора сделать небольшой перерыв, – согласился доктор Мако.

Джекс бежал с поля боя. Уже из-за порога лаборатории он отчетливо услышал скрипучий голос миссис Парк.

– Мне же все равно заплатят, так?

Провал. Полный провал. Едва странности в его жизни стали обретать смысл, как все пошло прахом. Джекс побрел в уборную и, глянув на себя в зеркало в люминесцентном свете, опешил. Он был смертельно бледен, лоб блестел от пота, а глаза потемнели до цвета баклажана.

– Не могу я! – воскликнул он вслух, ополаскивая лицо водой.

– Ну, это и я тебе мог сказать. – Дверь одной из кабинок открылась, и оттуда вышел злорадно улыбавшийся Уилсон.

Джекс был так расстроен, что сил отвечать на колкость не было. Какой смысл защищаться. Уилсон, конечно, придурок, но на этот раз он был прав.

– Ты не виноват, – продолжал здоровяк с притворным сочувствием. – Мако каждого дурака, у которого глаза есть, провозглашает чудом. А я, как только увидел тебя – сразу понял, что ты ноль.

Джекс уже и сам убедился, что он ноль, но, услышав это от Уилсона, пришел в ярость.

– Понял! – огрызнулся он в ответ. – Ты до смерти боишься, что реально появится новое чудо, и тебя выкинут на улицу! Ну, может быть, это буду не я, но кто-нибудь рано или поздно здесь окажется. Тебе тут недолго осталось – не дольше, чем мне!

Уилсон угрожающе шагнул вперед, сжав кулаки. Джекс с вызовом вскинул подбородок. Какая-то часть его понимала, что у него столько же шансов победить Уилсона, сколько воспарить над землей. Но после краха в лаборатории он чувствовал, что терять ему нечего. Отчаяние сделало его безрассудно храбрым. В этой драке ему достанется так, что мало не покажется, но и он сам успеет поставить Уилсону пару синяков на память.

Но тут дверь открылась, и между ними оказался доктор Мако. Над Джексом он возвышался, как башня, да и Уилсон уступал ему в росте. Напряжение мгновенно спало.

– Это не то, что вам показалось, – пробормотал Уилсон.

– Отлично, – похвалил директор. – Потому что мне показалось кое-что очень-очень плохое. Что ж, насколько я знаю, у тебя есть дело, которое только и ждет применения твоих талантов.

Уилсон поспешно ретировался.

– Извините, – сказал Джекс. – Я пытался загипнотизировать ту леди. Честно. Но это без толку.

Доктор Мако слегка улыбнулся.

– Надо же, как ты за полчаса все понял лучше, чем я за двадцать лет.

– Я понимаю, когда человек не поддается гипнозу, – сказал Джекс. – С ней ничего не получится.

– Мы здесь не деревья рубим. Сколько ты ни напрягай мышцы, быстрее и лучше не выйдет. Силой ничего не добьешься.

– Скажите мне, что делать, и я сделаю, – в отчаянии попросил Джекс.

Директор был спокоен.

– Когда ты гипнотизировал людей случайно, это выходило совершенно без усилий. Само собой. Просто позволь этому случиться.

Джекс должно быть, выглядел совершенно раздавленным, поэтому доктор Мако смягчился.

– Пойди прогуляйся. Подыши воздухом. Проветри голову.

– Но миссис Парк… – начал Джекс.

– …подождет тебя. Встретимся через четверть часа во второй лаборатории.

Джекс вышел на Восточную Шестьдесят пятую, засунув руки в карманы. Попытался глубоко вздохнуть, но легкие не желали наполняться, а голова – проветриваться. Хотелось просто идти и идти вперед – добраться до метро, а там и до дома. Что бы ни происходило в «Сентии», его это никак не касалось. У него в жизни были серьезные трудности: галлюцинации и странное поведение окружающих. Зацикливаться на чем-то несуществующем – не просто безумие, это пустая трата времени. Лучше было бы заняться решением настоящих проблем.

Он плюхнулся на скамейку и попытался придумать хоть одну причину вернуться в лабораторию.

– Эй, парень, мелочь есть?

Джекс поднял взгляд. Перед ним стоял небритый потасканный мужчина в красно-черной клетчатой куртке. Он не выглядел опасным, но Джекс вырос в большом городе и знал, что с незнакомцами лучше не заговаривать.

Он отвернулся.

– Извините, мистер.

– Да ладно, я же вижу, ты не бедный… Выручи, а?

Это было просто апофеозом провального утра. Сначала позор в институте, а теперь еще придется сняться с насиженной скамьи, чтобы отвязаться от этого попрошайки. Джекс было поднялся, но встретился с мужчиной взглядом.

Реакция была мгновенной. Только что он глядел на человека, который нарушил его уединение, а в следующую секунду уже видел самого себя.

Видение! По словам доктора Мако, это признак гипноза! Эх, как бы проверить…

– У вас нос чешется, – осторожно произнес Джекс.

С изумлением он наблюдал, как попрошайка яростно скребет под носом.

– А теперь все прошло.

Тот успокоился.

– Присядьте. Вы устали.

Мужчина сел на скамейку.

Джекс почувствовал прилив радостного волнения. У него получилось! Он – гипнотизер! Хотелось одного – поскорее все рассказать доктору Мако. Мальчик двинулся было обратно к зданию, но вдруг замешкался. Ощущение успеха едва не вытеснило одну назойливую мысль. Попрошайка все еще находился под его контролем. Джекс был в этих делах новичком. Кто знает, какой сигнал он может неосознанно подать? Вдруг бедняга выйдет прямо на проезжую часть, и его собьет машина?

– Я досчитаю до трех, а потом вы проснетесь, ладно? – Чепуха какая-то. Мужчина же даже не спит. – В смысле, выйдете из-под гипноза. Будете отлично себя чувствовать. Вообще замечательно. И будете осторожны, и не наделаете глупостей. В городе бывает так опасно, понимаете… – У него было ощущение, что он начал заговариваться. Другие гипнотизеры из «Сентии» так не делали. Приказы, которые ему доводилось слышать в коридорах института, были простыми и четкими. – Ладно, удачи, мистер. Раз, два, три.

И, удостоверившись, что его первый настоящий подопытный вышел из транса и с довольным видом раскинулся на скамейке, Джекс помчался через улицу обратно в «Сентию».

– Доктор Мако!

Он летел по коридору как на крыльях.

Кира Кендалл выглянула из комнаты отдыха, чтобы посмотреть, что стряслось.

Джекс схватил ее за плечи.

– Я загипнотизировал человека!

Девочка стряхнула его руки.

– Мы вообще-то все тут этим и занимаемся, – сказала она со снисходительной улыбкой.

Но Джекс уже оставил Киру в покое, заметив директора у двери лаборатории номер два.

– Доктор Мако! Вы не поверите! Какой-то бродяга просил у меня мелочь, и я его загипнотизировал! Я позволил этому случиться – прямо как вы сказали!

Директор кивнул.

– Готов закрепить успех в лаборатории?

При мысли о том, чтобы опять любоваться миссис Парк и ее опрокинутым на бок Техасом, у Джекса слегка поубавилось пыла. Но он все равно был готов следовать за доктором Мако куда угодно.

– Давайте!

Было по-прежнему страшновато, да и «Штат одинокой звезды» отвлекал. Джекс постарался игнорировать родинку и, сосредоточившись на глазах миссис Парк, вспомнил, как все происходило там, на скамейке, что было у него на уме. Он не пытался никого загипнотизировать – как раз наоборот. Он думал только о поражении, о том, как завалит задание и отправится домой. Он хотел лишь, чтобы его оставили в покое – и бездомный, и доктор Мако, и особенно весь тот бред, которым полнилась его голова.

И стоило отвлечься, как вот оно – Джекс увидел себя в лаборатории глазами миссис Парк.

Попалась. Значит, он все-таки был гипнотизером. Победа казалась сладкой, как меткий трехочковый.

Но приятнее всего была похвала «человека-легенды».

– Отлично, Джексон, хотя я должен заметить, что ничуть не удивлен. Ты унаследовал дар Опусов. Поздравляю.

Джекс просиял.

– Спасибо, доктор Мако.

– Но помни, – торжественно продолжал директор, – твой развивающийся талант принадлежит не только тебе, но всему человечеству. Никогда не используй его в личных целях, чтобы отомстить или обмануть.

– Я бы никогда такого не сделал…

– Искушение будет велико, – оборвал его доктор Мако. – Даже если ты считаешь, что твои действия безвредны, не гипнотизируй из легкомыслия или для развлечения. Это правило номер один в «Сентии», и оно касается каждого из нас, включая меня. Никакого снисхождения к таким поступкам не будет. Нарушителя, кем бы он ни был, исключат из института.

– Я понимаю.

Слова директора звучали отрезвляюще, но сейчас ничто не могло испортить Джексу настроение. Он столько дней провел здесь, на Восточной Шестьдесят пятой, но лишь сегодня в первый раз почувствовал себя на своем месте.

Он уже собирался домой – ждал лифта, – как вдруг приметил то, что дало ему еще больше пищи для размышления, чем неожиданные успехи. Сквозь приоткрытую дверь кабинета мисс Сэмюэлс он увидел человека, который, сидя в кресле для посетителей, пересчитывал купюры.

На нем была куртка в красно-черную клетку.