Текст книги "Идеальный мир Антония Атропина"

– Откуда вам знать? Ведь вы даже не попробовали!

Катя уже не могла сдерживать слез и разрыдалась, хотя и давала себе зарок никогда не проявлять подобных чувств перед посторонними. Именно поэтому все и думали, что она никогда не плачет – всегда лишь смеется.

– Прошу вас, – прошептала она. – Мне больше не к кому обратиться.

Антон уперся лбом в стену, ударил по ней кулаком.

– Но я же и правда не могу…

– Пожалуйста! Очень прошу!

Он оторвал лоб от стены и заглянул ей в глаза:

– Обещаете, что, если ничего не выйдет, не возненавидите меня?

Катя поспешно закивала, вытирая слезы.

Антон накинул потрепанный серый свитер (тот самый, который она давным-давно видела на перроне), и они вышли на улицу. К удивлению Кати, у целителя оказалась довольно-таки хорошая машина – новенькая красная «ауди», резко контрастирующая с его обшарпанной одеждой и обстановкой в квартире. При виде этого автомобиля Катя тут же подумала о том, сколько же все-таки можно заработать на этой «нетрадиционной медицине», и с горькой усмешкой вспомнила свои жалкие поиски зарплатной карты. Похоже, такие услуги ей не по карману…

Они выехали на Садовую и покатили в сторону Невского проспекта.

– Я ведь вижу, Катерина, что вы не верите в то, чем я занимаюсь, – нарушил молчание Антон.

– Да, не верю, – честно ответила она, покраснев.

– Для чего же тогда обратились ко мне?

– Потому что больше не к кому.

– А если я вас обману? – усмехнулся он. – Вытрясу у вас все деньги и ничем не помогу? Вдруг я шарлатан?

– Вы шарлатан?

– Нет!

– Для меня этого достаточно. Я привыкла доверять людям.

– И что, никогда не обманывались?

– Обманывалась, и часто. И все же это еще не повод с ходу в новом человеке усматривать негодяя, – ответила Катя. И смущенно добавила: – Но вы-то сами верите, что способны помогать людям?

– Конечно, я ведь помогаю. Правда, несколько, как некоторые говорят, нетрадиционными методами…

– Для меня традиция не важна, а важен лишь результат. Если честно, я не разбираюсь ни в химии, ни в биологии. И то, что делает современная медицина, для меня точно такая же магия, как и ваши сверхспособности. Я просто вижу, что человек был болен, а, вернувшись из больницы, вдруг стал здоров. Чем не чудо? Но раз это произошло, значит, этому есть причины. Так?

– Логично, – кивнул Антон.

– Так и с вами. Если вы действительно помогаете людям, значит, и этому есть объяснение. Возможно, просто наша наука еще недостаточно развилась, чтобы такое понять. Лекарь из Средневековья, окажись он в нашей клинике с современной аппаратурой, решил бы, что это – замок колдунов, а процесс лечения – странный магический ритуал. И сколько ему ни объясняй, он так и не понял бы, каким образом с помощью этого исцеляется пациент.

– Интересное умозаключение. У меня тоже возникали подобные мысли. Например, взять этот автомобиль. – Антон постучал ладонью по рулю. – Я полный профан в технике, так что понятия не имею, каким образом тонна железа способна самостоятельно перемещаться в пространстве. Сколько мне ни объясняй, вся эта техническая белиберда звучит для меня не понятнее, чем колдовские заклинания Средневековья. И все же это не мешает мне прямо сейчас ехать в этих сказочных самоходных санях.

– Вот-вот, – улыбнулась Катя. – Главное – результат, а не то, каким образом он достигается. А что касается лечения… В моей ситуации все равно нет иного выбора. Врачи уже сказали свое слово. Вы же оставляете хоть какой-то шанс. Как спасительная соломинка.

– Соломинки чаще всего ломаются, – вздохнул Антон.

– А бывает, ее достаточно, чтобы вытянуть человека из трясины. Так почему бы не попробовать?

Когда Катя вошла в тетину квартиру – словно на стену, натолкнулась на напряженные взгляды соседок. Она тут же бросилась к кровати больной. Та лежала, закрыв глаза, неестественно запрокинув голову.

– Тетушка! Тетушка, нет!.. – рыдала Катя, растирая ее остывшие руки.

Она облегченно вздохнула, почувствовав, как пальцы тети слегка сжали ее ладонь. Жива! И все же лишь это движение и слабое едва уловимое дыхание указывали на то, что тетя еще в этом мире.

– Катенька! – Губы умирающей дрогнули. – Катенька, позаботься о Маше…

– Да что ты такое говоришь? – Катя прижала тетину ладонь к губам. – Ты сама о ней позаботишься! Вот увидишь, тебе помогут!

– Позаботься о…

Тетя не договорила. Она взглянула на племянницу и замерла с распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.

– Нет! – Катя крепче сжала холодную безжизненную ладонь. – Пожалуйста, нет!..

Но тетя была неподвижна, продолжала смотреть потухшим взглядом, и больше не слышно было ее тяжелого сиплого дыхания. Катя с рыданием упала ей на грудь.

– Царствие небесное, – прошептала одна из соседок и, перекрестившись, на цыпочках вышла из комнаты.

– О, а вы к кому? – вдруг донесся ее удивленный возглас из прихожей.

Катя тут же вспомнила про Антона. Тот все еще сконфуженно мялся у порога. Может, по Катиному виду, а может, каким-то своим особым магическим чутьем он понял без слов, что произошло, и сказал лишь:

– Как я понимаю, уже все.

Катя опустила голову.

– Но вы же все равно попробуете? – Она с мольбой взглянула на Антона.

Тот, не разуваясь, прошел за Катей в комнату. Сидящие там бабушки-соседки настороженно переглянулись и зашептались. Лишь в глазах тетушкиной дочки Маши мелькнула надежда. Антон с заметной неприязнью взглянул на кровать с телом и отвернулся.

– Простите, – сказал он, заметив осуждающий Катин взгляд. – Я покойников с детства боюсь…

Он подошел к кровати, слегка дрожащей рукой коснулся лба умершей. Закрыл глаза, запрокинув голову. Катя завороженно переводила взгляд то на напряженное лицо Антона, то на бледное тетино в надежде, что вот-вот дрогнут ее ресницы.

– Бедная девочка, – шепнула одна соседка другой. – Это ж надо, по колдунам пошла!

– Шарлатаны все, – ответила вторая. – Выжмет все до копейки, а потом кинет: мол, не вышло ничего.

Антон вздрогнул, убрал ладонь с тетиного лба и сел, закрыв лицо руками.

– Я же говорил, что это бесполезно, – сказал он скорее себе. – Я не могу! Не могу!

– Но Саша… – начала было Катя, однако замолчала, увидев вспыхнувшие глаза Антона.

– Саша? – вскричал он. – Саша – другое! Она мне дороже всего мира! Простите за прямоту, но эта женщина мне никто. Но Саша!.. Если бы она умерла… Если б это тогда случилось… Не стало бы и меня!

На лице Антона отразилась такая боль, словно он снова пережил все те чувства, когда перед ним лежало бездыханное тело его возлюбленной. Его затрясло.

– Что это с ним? – испуганно вскричала одна из соседок. – Может, он этот… как его?.. эпилептик?

Катя убежала на кухню и вернулась со стаканом воды.

– Антон, вы слышите меня? Попейте! Сделайте глоток!

Она коснулась его ладони и тут же отдернула руку: ее словно пронзило огнем, настолько та была горяча. Антон взглянул на Катю так, словно не узнавал ее, и все же принял стакан и дрожащей рукой поднес его к губам. В этот момент случился перепад напряжения, тусклая лампочка в люстре погасла, а потом вдруг вспыхнула ярче прежнего. Антон медленно повернул голову, взглянул на покойницу и в ужасе отпрянул.

– Кто это? – растерянно воскликнул он. – Где Саша?

Видимо, в его памяти так живо всплыли воспоминания об умирающей любимой, что он ожидал увидеть перед собой тело своей обожаемой Саши, а вовсе не Катиной тети. От неожиданности стакан выскользнул из его пальцев и, расплескивая воду, полетел на кровать.

– Вот привела черта на нашу голову! – покачала головой одна из соседок.

– Антон, не волнуйтесь вы так! – Катя схватила его за плечи. – Давайте я вас лучше отведу на кухню.

Она помогла ему встать. Антон безвольно подчинился, все еще с ужасом косясь на тело умершей. На кухне он постепенно пришел в себя и, видимо, осознав, в каком состоянии недавно находился, неловко отводил взгляд.

– Простите, – сказал он. – Со мной иногда такое бывает. Редко. Я понимаю, что смерть – закон природы, но все-таки не могу мириться с тем, что люди умирают. Меня это пугает до жути.

Антон поднялся с табуретки.

– Я лучше пойду. Простите еще раз.

Он направился к двери.

И вдруг из комнаты донесся истошный крик соседок: смесь ужаса, радости и восхищения.

– Она жива! – срывающимся голосом проговорила появившаяся в дверях побледневшая ошарашенная соседка. – Жива!

Катя оттолкнула ее и вбежала в комнату. Тетушка лежала все в том же положении, ее глаза по-прежнему были распахнуты, но теперь она смотрела на племянницу, а по щеке катилась слеза. Катя упала перед тетей на колени и разрыдалась, теперь уже от счастья.

– Может, она и не умирала вовсе? – сконфуженно пожала плечами одна из соседок.

– Ну да, рассказывают же про всякие там летаргические сны, – ответила вторая. – Бывает даже, живьем людей хоронят!

Услышав это, Катя вдруг вспомнила о виновнике этого чудесного исцеления. Сама-то она не сомневалась, чьих это рук дело. Но когда Катя выскочила в прихожую, чтобы поблагодарить спасителя, увидела лишь приоткрытую входную дверь.

4. Екатерина Толстая

С того дня тетя быстро пошла на поправку. Вскоре к ней вернулась прежняя румяность, а от болезни не осталось и следа. Врачи лишь удивленно разводили руками и называли какие-то невнятные причины, вследствие которых больная могла выздороветь. О мистическом повороте дела, конечно же, никто прямо не говорил, хотя даже самые рьяные атеисты про себя признавали, что это просто невероятно. Недавняя покойница утверждала, что чувствует себя лучше, чем до болезни. Катя не знала, так это или нет, но ей показалось, что у тети даже разгладились у глаз морщины и полностью исчезла на голове седина. Ощущение складывалось такое, словно она разом сбросила лет десять жизни.

Однажды тетя расспросила племянницу подробности о своем таинственном исцелении. Катя рассказала, как познакомилась с Антоном и как привезла его, когда все уже считали тетушку практически мертвой.

– И дорого взял? – поинтересовалась тетя.

И тут Катя вспомнила, что совершенно позабыла об оплате.

– Нехорошо, – покачала головой тетя, заметив, как покраснели Катины щеки. – За доброту надо благодарить. А то никто не захочет добро делать.

– На то оно и добро, что делается не из корысти, – ответила Катя. – Но мне все равно стыдно. Он ведь целитель, это его работа. А вот за работу всегда нужно платить!

На следующий день вечером Катя позвонила Антону. На этот раз абонент оказался доступен, в трубке прозвучали длинные гудки – и, наконец, раздался голос целителя:

– Антоний Атропин слушает.

Его слова едва пробивались сквозь грохочущую на заднем плане музыку. Похоже, Антон был в баре или в ночном клубе.

– Здравствуйте! Это Катя…

– Какая еще Катя? – голос его звучал печально и несколько нервно. – Я сегодня не принимаю!

– Это та Катя, которая… Которая отличный экземпляр!

– Ах, Катенька! – Голос Антона тут же смягчился. – Как ваша тетушка?

– Бегает, как девчонка. Я хотела бы…

– Слушайте, Катенька, – перебил Антон, – приезжайте ко мне в гости. Прямо сейчас. Адрес вы знаете. Запишите код от двери парадной…

Катю несколько обескуражило это предложение.

– Я вас жду, – прервал ее сомнения Антон и отключился.

«Чего он от меня хочет? Вряд ли чего-то неприличного… Тем более сомневаюсь, что интересую Антона как женщина, учитывая его вкусы. Взять ту же его любимую Сашу! Да и то, что он говорил о моей фигуре… – успокаивала себя Катя, спускаясь по эскалатору метрополитена. – К тому же я все равно собиралась отвезти ему деньги. Да и нельзя отказывать человеку, который сделал такое: ведь по тете сейчас были бы поминки на девятый день, а она выглядит так, словно только что заново родилась».

Она втиснулась в электричку, и какая-то женщина поспешила уступить ей место.

– Я не беременна, – с улыбкой ответила Катя. – Я такая и есть.

Женщина покраснела, и снова уселась на сиденье.

На «Спортивной» в двери ввалилась развеселая сине-белая толпа футбольных фанатов. Вагон наполнился криками, громкими речовками и свистом дудок и пищалок. Стало тесно.

– Да это просто танк КВ-2 какой-то! – сдавленно шепнул длинноволосый подросток своему приятелю-очкарику, также придавленному к двери Катиным необъятным бюстом.

– Потерпите, ребятишки, через две остановки я выхожу, – подбодрила их Катя.

Пассажиры с облегчением вздохнули, когда за окном электрички, наконец, появилось название «Садовая» и Катя вытиснулась из вагона.

Войдя в знакомую парадную, Катя еще на первом этаже услышала басовый ритм, и не ошиблась с его источником: музыка играла вовсе не в баре или ночном клубе, а в квартире Антона. Ее это еще больше смутило, и все же она стала подниматься на второй этаж. Из-за знакомой двери рвались раскаты танцевальной музыки. Она была уверена, что Антон совершенно не относится к типу людей, устраивающих шумные вечеринки. Катя поморщилась: сама она не любила подобные балаганы, предпочитая им встречи, где ведут интеллектуальные беседы, разбавленные перебором гитарных струн, в одиночестве же слушала старый мелодичный рок. Но раз уж пришла, не идти же назад! Тем более она пообещала Антону.

Собравшись с духом, Катя вдавила кнопку звонка и принялась ждать. Она позвонила трижды, но ей так никто и не открыл. Видимо, писк звонка тонул в грохоте танцевальных ритмов. Катя уже достала телефон, намереваясь звонить Антону, как вдруг дверь распахнулась. На пороге возник вовсе не Антон, а паренек с бородкой в виде подковки на блестящем от пота лице. В одной руке он сжимал бутылку мартини, а другой обнимал за талию худенькую крашеную блондиночку в обтягивающем блестящем коротком платьице. Парень шагнул прямо на Катю, глядя сквозь нее остекленевшим взглядом, врезался, словно в поставленный на дыбы батут. Девушка при этом пьяно хихикнула. Парень сдал назад и, обрулив Катю, без всяких извинений неровным шагом устремился вниз по ступенькам, увлекая за собой хохочущую подружку. Катя робко заглянула в так и оставшуюся распахнутой дверь. Квартиру Антона обволакивали клубы сигаретного дыма. Из темной комнаты в конце коридора сверкало всеми цветами радуги, гремела музыка и раздавались голоса и смех, сопровождаемые звоном рюмок. Катя с отвращением шагнула в эту преисподнюю.

В комнате стоял стол, заваленный бутылками, стопками и тарелками с салатами. В момент появления Кати над ним несколько парней столкнулись рюмками и отправили их содержимое в свои и без того проспиртованные глотки. На диване какой-то смазливый мальчик тискал не менее смазливую девочку. В центре комнаты, размахивая руками, дергались под музыку несколько людей с бешеными взглядами. Мимо, сверкая голыми коленками, шатаясь, прошествовала какая-то девица.

И тут Катя увидела Антона. Он одиноко сидел на табуретке в дальнем углу и глазами затравленного зверька смотрел на весь этот шабаш. Ей удалось-таки пробиться к нему, преодолев полосу препятствий из полуживых тел.

– Антон! – прокричала она, с трудом конкурируя с музыкальным грохотом.

Она тронула его за руку и тут же отпрянула: таким свирепым оказался брошенный на нее взгляд. Однако в следующий миг Антон узнал ее, и взгляд его просиял. К счастью, в этот миг стихла очередная песня, дав Кате возможность говорить.

– Я пришла, как вы просили, – сказала она. – Мне так неудобно, что я вас не отблагодарила тогда…

Однако ее слова потонули во вновь хлынувшей из колонок мелодии, на этот раз медленной. Тут Катя заметила, что Антон не слушает, а смотрит куда-то мимо нее. Она проследила за его взглядом и увидела темноволосую красотку в объятиях мускулистого мачо. Несмотря на полумрак, ее лицо показалось Кате знакомым. Мачо между тем вытянул красотку за руку на середину комнаты и, прижав к своему накачанному торсу, повел ее в медленном танце. Красотка положила голову ему на грудь, губы мачо коснулись ее плеча…

Антон резко встал:

– Пойдемте!

И, схватив Катю за руку, потянул ее в прихожую. На пороге Катя обернулась и еще раз взглянула на девушку. И вдруг поняла: это же Саша!

Антон завел Катю в темную комнату и захлопнул дверь, тем самым слегка приглушив назойливую попсу. Ее басы настойчиво стучались в стены, а сквозь щели в двери пробивались отблески радужного света. Антон долго молча стоял, прижавшись спиной к двери, словно стараясь не пустить все это в свой темный уголок. Кате стало неловко от этого молчания.

– Антон, вы… – начала она.

– Ты! – перебил он. – Давайте уже оставим это множественное число в общении.

– Ты так ты… – согласилась Катя. – Значит, Саша живет с тобой?

– Не со мной, а у меня, – довольно резко ответил Антон. И, словно оправдываясь, прибавил: – Но ведь она прекрасна, не правда ли?

– Красота – понятие относительное. На вкус и цвет, как говорится… Вот только с этой красоткой, мне кажется, шансов у тебя маловато. Как показала практика, любовь либо взаимна, либо – безнадежна… Ой, я не хотела тебя обидеть! – тут же воскликнула Катя, заметив, каким мрачным стало его лицо.

– Прости, Катенька, что выдернул тебя сюда. Пойдем, я лучше отвезу тебя домой.

Он распахнул дверь и, снова взяв Катю за руку, поволок ее к выходу.

– Разве никого не нужно предупредить, что ты уходишь? – спросила та.

– Разве кто-то заметит, что меня нет?

Однако Антон ошибся. Едва они выскочили в подъезд… пардон, в парадную, позади раздался окрик:

– Куда это ты собрался?

Антон замер. Обернувшись, Катя увидела Сашу в воинственной позе. Видимо, как только та заметила, что следом за исчезающим в дверях Антоном мелькнуло женское платье, в ней тут же проснулась собственница. Впрочем, увидев похитительницу, Саша заметно расслабилась.

– О-о-о!.. – протянула она, бесцеремонно окинув взглядом Катю с ног до головы, выразив в этом звуке столько всего, что та смутилась.

– Александра, вы не помните меня? – воскликнула Катя. – Мы с вами как-то ехали на поезде от Москвы до Петербурга!

На изящном Сашином лбу появилась пара складок, символизирующих работу мысли.

– А, ну-ну! Ты эта, как там тебя…

– Катя, – подсказала Катя.

– Да уж, Земля круглая, – смягчилась Саша, видимо, больше довольная тем, что Антон уходит в компании не какой-нибудь стройной знойной девицы. – Ты смотри, не уведи кавалера!

И Саша вновь скрылась в квартире, захлопнув за собой дверь.

Они вышли на улицу. Уже стемнело. Антон нажал кнопку на брелоке с ключами тире – и неподалеку мигнул габаритами все тот же красный автомобиль.

– Терпеть не могу транспорт, – признался Антон, забираясь в салон.

– Для чего же тогда купил машину?

– О, это подарок. За то, что поставил на ноги одного человека.

«Ничего себе подарочки!» – поразилась Катя и снова задумалась над тем, сколько же стоят услуги целителя.

– Я не хотел ее брать, – продолжал Антон. – Да только иногда бывают ситуации, когда необходимо срочно добраться до пациента. Если он при смерти, например. С машиной куда быстрее. Неправильно ведь позволить человеку умереть лишь из-за своей дурацкой нелюбви к машинам? Так что пришлось принять.

Антон положил голову на руль и долго сидел, потирая ладонью висок.

– Устал до жути, – пожаловался он. – Сегодня был очень сложный случай. Взорвался баллон на стройплощадке, пострадали двое рабочих и их начальник. Я думал, у меня сил не хватит их спасти. Хватило! Да только после такого голова просто раскалывается…

– Небось, заплатили много? – осторожно поинтересовалась Катя.

– Наверное.

– То есть как?

– Я не спрашивал. Скорее всего, что-то заплатили. Ведь люди становятся невероятно щедры, когда речь идет об их жизнях. Хотя некоторые щедры лишь на словах, пока грозит беда.

Антон это сказал просто, без всякого намека, и все же Катя ощутила в этом, как говорится, камень в свой огород.

– Кстати, ты ведь и мне очень помог, – сказала она, раскрыв сумочку. – Сколько с меня?

– Вот. – Он вынул из кармана визитку. – Тут номер кредитки. Кинь, сколько посчитаешь нужным.

– А если я вообще не сброшу деньги? – удивилась Катя.

– Твое право. К тому же я все равно об этом не узнаю. Никогда не проверяю. Это ведь не плата, а благодарность – личное дело каждого. Признаться, я поначалу вообще ничего не брал. Кому необходимо, я и так помогу. А потом все равно пришлось. Это принцип современного человека: за все надо платить, просто так ничего не делается. Если ты кому-то говоришь, что сделаешь бескорыстно, тебя тут же начинают подозревать в мошенничестве: мол, в чем подвох? Бесплатный сыр только в мышеловке! А если все-таки убеждаешь, что ты действительно не берешь плату, тебя тут же относят в разряд лопухов и придурков. И при этом все равно не доверяют: какое может быть доверие к идиоту? Мало ли что этот дурачок может потом отчебучить? Вот я и завел эту карту – для успокоения недоверчивых душ.

– Так там, небось, накопилась огромная сумма.

– Может быть, – пожал Антон плечами. – Я оттуда почти не трачу. Иногда Саша пользуется.

– А как же продукты? Плата за жилье?

– Продуктами часто благодарят пациенты, так что холодильник никогда не пустует. Я не прожорлив. Время от времени мне даже приходится отдавать еду, чтобы не портилась. У храмов обычно много нуждающихся, тех, кто просит милостыню. За квартиру тоже не плачу. Мне это жилище выделил один благодарный пациент: живи, мол, сколько хочешь. Сам он пенсионер, круглый год на даче за городом обитает. До этого я жил у другого исцеленного. Тот меня не гнал, но я решил, что в отдельной квартире принимать больных удобнее. К тому же есть лишняя комната для… гостей. Потому и переехал.

Катя задумалась: какой суммой должна исчисляться ее благодарность? А потом сняла с шеи цепочку с кулончиком – ликом святой Катерины.

– Такую оплату примешь?

– Приму любую, – улыбнулся Антон. – Лишь бы от чистого сердца.

– В этом не сомневайся!

И Катя надела подарок ему на шею.

Антон завел машину, они покатили по ночной улице. Мимо понеслись освещенные сотнями огней старинные петербургские фасады.

– Обожаю этот город, – сказала Катя. – Он словно огромный музей.

– Мне тоже тут нравится. Люблю старину, – сказал Антон. – А Саша заявила: мол, лучше бы в Москву ехал. Она больше любит современность. Но ведь это тоже крупный город – второй по величине в стране! Чем она недовольна?

– Так твой переезд – это была ее идея?

– Нет, моя! – как-то чересчур резко возразил Антон. – Она лишь сказала, что в нашем поселке, который она называет деревней, перспектив нет. Добиться чего-либо можно лишь в крупном городе. Вот я и подумал, что если перееду…

Он замолчал. Катя могла закончить его фразу: «Если перееду, Саша это оценит и согласится приехать ко мне», но тоже промолчала. И так уже упрекала себя за то, что наступила ему на больную мозоль.

– Ух ты! Грамотная статейка, – вдруг воскликнул Антон, когда они остановились на светофоре. – Читал. Согласен с автором на все сто!

Катя проследила за его взглядом и поняла, что он разглядывает торчащую из ее сумочки газету с размашистым заголовком «Городские коновалы», которую она зачем-то до сих пор таскала с собой.

– Так ведь там и тебя упоминают, – заметила она, покраснев.

– Конечно, ведь я довольно-таки известная личность в этих кругах. Еще бы она про меня не упомянула! – без доли стеснения ответил Антон. – Но эту женщину нельзя упрекнуть в том, что она внесла меня в этот список. Ведь она не знает, что я вовсе не целитель.

– Как это? – поразилась Катя. – Ты ведь лечишь!

– Лекарство тоже лечит, но это еще не значит, что оно делает это осознанно. Разве какой-нибудь анальгин понимает, почему с его помощью излечивается человек? Нет! Просто по законам биологии и химии он способен оказывать на организм определенное воздействие, которое приводит к некоторым результатам. Не больше и не меньше. Так и я – не доктор, а лишь средство. Я никогда ничему не учился. Я знаю лишь, что мое тело наделено какими-то возможностями, способными влиять на другие организмы, но я понятия не имею, как именно это происходит.

– И что, разве ни разу не пытался в этом разобраться?

– Не-а. Для меня это не важно. По мне важно лишь то, что это помогает. А о том, как именно это работает и почему, пусть думают всякие там ученые. Например, когда ты ешь, ты ведь не думаешь о том, каким образом пища насыщает твой организм и какие процессы в этот момент происходят у тебя в желудке. Еда спасает тебя от голодной смерти, тебе становится лучше – большее тебя и не интересует. В моем случае примерно то же самое. Так что, уверен, если бы официальная наука признавала подобные вещи, доктора могли бы прописывать таких, как я, в рецептах, как какую-нибудь ромашку, касторку или аспирин.

– Атропин, – пошутила Катя.

– Ну нет. – Антон покачал головой. – Уже есть такое лекарство. Причем я слышал, что весьма опасное и галлюциногенное при передозировке.

За окном между тем появился темный простор Финского залива, и Катя вдруг поняла, что они приехали к тетиному дому. «Антон ведь не знает, что я живу не тут, а в общежитии!» – спохватилась она. Хотя тут же решила, что и к лучшему: почему бы не проведать тетю, раз уж приехала?

– Прибыли, госпожа Екатерина! – сказал Антон, когда они въехали во двор, и красная «ауди» остановилась у тетушкиной парадной.

Катя насторожилась, уловив в этих словах грусть. Видимо, ему не очень-то хочется расставаться!.. Или возвращаться?

– А давай к тете в гости зайдем, – предложила она. – Вот обрадуется! Тем более она говорила, что хочет лично поблагодарить своего спасителя.

Антон замялся.

– Спасибо, конечно, за приглашение. Но мне ехать пора. Саша, небось, волнуется.

«Да уж, прям с ума сходит от переживаний», – подумала Катя, вспомнив, как Саша нежилась в объятиях мускулистого мачо. Но вслух этого, конечно же, не сказала, чтоб не расстраивать Антона. Тем более что по его интонации поняла: он сам в это не верит.

– Что ж, мое дело, как говорится, предложить. – Катя распахнула дверцу и с трудом выбралась из салона.

У двери парадной она с сомнением обернулась. Антон помахал ей рукой. Катя махнула в ответ и вошла в дом. Всю дорогу, пока она поднималась на нужный этаж, ее терзали сомнения и беспокойство. Она всегда чувствовала, когда человеку плохо. Однако едва она распахнула дверь квартиры и увидела тетину приветливую улыбку, тут же заразилась ее жизнерадостностью и задором. Вскоре Катя уже сидела на кухне перед кружкой чая и, уплетая бутерброд с маслом и вареньем, рассказывала тетушке о своей поездке. Но едва она упомянула о расставании с Антоном, сердце ее сжалось и вновь нахлынуло беспокойство. Она подбежала к окну, выглянула и тут же поспешила к входной двери.

– Ты куда это? – окликнула ее пораженная тетя, однако Катя уже мчалась вниз по лестнице.

Красная «ауди» стояла на том же месте с заглушенным двигателем. Антон сидел, навалившись локтями на руль и опустив голову. Катя распахнула дверцу и на его удивленный взгляд твердо ответила:

– Мы идем пить чай! Отговорки не принимаются!

Антон пожал плечами и покорно выбрался из машины. И когда они спустя несколько минут уже сидели за столом и вместе уплетали варенье, Катя почувствовала, как отчаяние на лице Антона уступает умиротворению.

Тетушка места себе не находила, беспокоясь, чем бы еще потешить дорогого гостя. Она всегда была довольно косноязычна на похвалы, зато ее благодарность с лихвой выразилась в щедрости и заботе. Стол она накрыла в гостиной и даже вынула из закромов покрывало, которое стелила лишь по случаю больших праздников вроде дней рождения и Нового года. Количеством выставленных перед гостем пряников, печений, варений и компотов можно было, пожалуй, накормить роту. После очередной кружки чая Антон шепнул Кате, что вот-вот лопнет, и дезертировал из-за стола. А чтобы не выглядеть неблагодарным, сделал вид, будто встал рассмотреть получше развешенные по стенам гостиной портреты. Большей частью это были черно-белые фотокарточки, некоторые настолько пожелтевшие и потрескавшиеся, что печатались, небось, еще до революции. Но были и современные цветные. Например, Катино фото.

– Да, в нашем роду барышни всегда выделялись чрезмерной упитанностью, – прокомментировала тетя. – Это, так сказать, наша родовая марка. Как товарный знак.

Действительно, со всех портретов смотрели круглолицые женщины, притом что чаще всего рядом с ними висели изображения мужей весьма худощавых. Тетя принялась перечислять все ветви их необъятного родового древа, указывая на портреты и комментируя, кто кому кем приходится. Дошла очередь и до Катиной фотографии.

– Ну а эту девушку вы уже знаете, – сказала тетя. – Дочка моей сестры Лизы Глотовой, после замужества Толстой.

– Да-да, мне еще и с фамилией повезло, – воскликнула Катя. – Представляешь, сама пышка, так еще и Толстая! Особенно в школе пришлось туго. Комплексовала жутко. Мама меня все успокаивала, говорила: «Звучит ведь здорово, прям по-княжески – Екатерина Толстая!» Я же считала это своим проклятием, словно сама судьба мало того, что наградила излишним весом, так еще и издевается. А на уроках литературы, как назло, время от времени вспоминали Льва или Алексея Толстых! Вообще, я ненавидела школьные занятия именно из-за своей фигуры. Стоило, к примеру, учителю географии сказать: «Столько-то широты, столько-то долготы», как весь класс тут же оборачивался на меня. Математику я презирала за ее «периметры» и «величины». Физику – за «массы» и «объемы». На биологии изучали слонов и носорогов, которых непременно сравнивали со мной. В общем, казалось, во всем крылся намек на мое, как я считала, безобразное тело.

– Кстати, мое предложение по поводу фигуры все еще в силе, – весело напомнил Антон. – Я и правда это умею!

– Ну уж нет, – отмахнулась Катя. – Это уже в прошлом. Вот появись ты в тот момент, когда подо мной рухнул злополучный стул!..

– Какой еще стул? – удивилась тетя. – Что-то я такого не припомню.

– Да потому что я почти никому об этом и не рассказывала, – ответила Катя и, вздохнув, продолжила: – Ладно, расскажу. Дело было еще в школе. Уж и не помню, в каком классе тогда училась, но возраст самый жестокий – лет 13—14, когда дети издеваются друг над другом беспощадно. Так вот, однажды подо мной сломался стул! Представляете? Конечно, он просто был старый и дряхлый, давно шатался. Развалился б под любым учеником, даже под нашим тощим Славиком. Но треснул-то он именно подо мной! Я грохнулась на пол, а класс просто взорвался хохотом. Этот хохот еще долго стоял у меня в ушах. Я убежала домой и едва не покончила с собой – мама вовремя подоспела и отобрала бритву. А потом у нас был долгий нудный разговор. Мама спросила: и что дальше, запрешься в комнате до тех пор, пока не высохнешь как мумия? «Пойми, тот стул уже сломан. Нельзя все вернуть назад, – сказала она. – Что произошло, то произошло. Теперь лишь можно научиться с этим как-то жить». Мама говорила о том, что нельзя все принимать так близко к сердцу: «Знаешь, сколько в твоей жизни еще будет трудностей, по сравнению с которыми сломанный стул – тьфу, мелочевка? И что же ты, от каждой будешь бежать?» Она объясняла, что можно вечно себя жалеть и бегать от проблем, а можно научиться с ними справляться и попытаться изменить свою судьбу к лучшему. Мол, трудности нужно преодолевать! Для меня же все это звучало как стандартное взрослое бла-бла-бла… «Да что они понимают, эти взрослые! – думала я. – Не они же попали в такое идиотское положение!» И я клялась, что больше никогда не вернусь в школу…