Текст книги "Ктулху (сборник)"

Уиллет без всякого стыда признается, что на мгновение ему стало страшно спускаться в зловонный туннель – слишком живы были в его памяти легенды о злом колдуне Кервене. Он не мог выбросить из головы мысли о том, что писал Люк Феннер про ту дьявольскую ночь. Но потом чувство долга взяло верх, и он устремился вперед, не забыв прихватить с собой большой саквояж – на случай, если внизу обнаружатся какие-нибудь важные бумаги. Медленно, как и подобало человеку в его возрасте, он спускался по влажным скользким ступенькам. Фонарик выхватывал из темноты древнюю каменную кладку, мокрую и заросшую отвратительным вековым мхом. Все ниже и ниже уходили ступени – не спиралью, а тремя узкими крутыми пролетами, где с трудом разминулись бы два человека. Доктор Уиллет насчитал примерно тридцать ступенек, когда до него донесся едва слышный звук… и после этого у него отпала охота что-либо считать.

То был неземной звук, низкий и злобный, точно разгневанный рев Природы. Глухой вой, обреченный крик, безнадежный вопль неизбывной тоски и животной боли – никакими словами было не передать омерзительных и тошнотворных обертонов этого звука. Не к нему ли прислушивался Чарлз Уорд, покидая бунгало? Ничего подобного Уиллет никогда прежде не слышал. Звук словно бы висел в воздухе, не прекращаясь, а доктор тем временем добрался до конца лестницы и осветил фонариком высокие каменные стены, взмывающие к циклопическим сводам и пронзенные бесчисленными черными арками. Зал, в который попал Уиллет, был высотой примерно четырнадцать футов и шириной около десяти-двенадцати. Пол – большие щербатые плиты, на стенах и потолке – каменная кладка с облицовкой. Длину подземелья Уиллет представить не мог: оно уходило в черную бесконечность. В некоторых арках были старинные двери в колониальном стиле, другие зияли чернотой.

Преодолев ужас, вызванный ядовитым запахом и жутким воем, Уиллет начал по очереди заглядывать в арки: за ними были комнаты среднего размера и неизвестного назначения, со сводчатыми каменными потолками. В большинстве комнат имелись очаги с весьма затейливыми дымовыми трубами, инженерное устройство которых и сейчас могло бы послужить предметом для научных исследований. Всюду Уиллет замечал диковинные, опутанные паутиной и засыпанные вековым слоем пыли инструменты – или подобия инструментов. Некоторые из них серьезно пострадали во время налета полуторавековой давности, ко многим никто с тех пор не подходил (видимо, здесь Джозеф Кервен проводил свои первые исследования, давно утратившие актуальность). Наконец пошли комнаты с явно современным оборудованием – или, по крайней мере, недавно использовавшимся. Здесь были пробирки, примусы, книжные полки и столы, стулья и шкафчики, а также заваленный бумагами стол – все разных возрастов, антикварное и современное. Тут и там стояли подсвечники и керосиновые лампы, и Уиллет, найдя спичечный коробок, зажег сразу несколько.

В свете ламп стало окончательно ясно, что перед ним – кабинет или библиотека Чарлза Уорда. Многие книги доктор Уиллет видел и раньше, мебель тоже перекочевала сюда прямиком из особняка на Проспект-стрит. Доктор встретил много знакомых вещей, и от увиденного его охватило такое странное чувство, что он на минуту забыл о запахе и вое – и то и другое здесь ощущалось вдвое сильней, нежели у подножия лестницы. Его первой задачей было найти и взять с собой как можно больше бумаг, имеющих отношение к делу; особенно те зловещие документы, что Чарлз обнаружил несколько лет назад в старом доме Кервена. Начав поиски, Уиллет понял, какой громадный труд ему предстоит: перед ним было несчетное число папок, забитых бумагами со странными надписями и значками. Чтобы расшифровать и понять все это, понадобятся месяцы, а то и годы. Уиллету попалось три толстых пачки писем с марками из Праги и Ракуси – почерк на конвертах принадлежал Хатчинсону и Орну. Их он тоже положил в груду бумаг, которые намеревался забрать с собой в саквояже.

Наконец, в запертом шкафчике красного дерева, когда-то украшавшем кабинет Уорда, Уиллет обнаружил стопку старых писем Кервена – несколько лет назад Чарлз показывал их доктору. С тех пор юноша, по-видимому, хранил их вместе: Уиллет нашел все бумаги с заглавиями, которые назвали ему рабочие. Однако писем, адресованных Орну и Хатчинсону, там не было, и зашифрованного листка с ключом тоже. Уиллет сунул находку в саквояж и продолжил осматривать папки. Поскольку на карте стояли здоровье и жизнь Уорда-младшего, первым делом надлежало изучить недавние, самые свежие документы; таковых рукописей оказалось предостаточно, и, листая их, Уиллет отметил одну странность. Нормальный почерк Чарлза был лишь на бумагах двухмесячной давности, все остальное же – внушительные стопки формул и символов, исторических и философских замечаний – было написано острым архаичным почерком Джозефа Кервена, но датировано недавним временем. По всей видимости, Чарлз задался целью в точности имитировать почерк колдуна – и достиг в этом блестящих результатов. Но следов третьей руки – Аллена – доктор нигде не обнаружил. Если он в самом деле руководил исследованиями, видимо, юный Уорд исполнял роль его личного секретаря.

В этих свежих документах и записях часто повторялось заклинание – а точнее, два заклинания, – которое к концу обыска Уиллет запомнил наизусть. Оно представляло собой два параллельных столбца: левый был увенчан древним символом «Голова дракона», которым во всех старинных календарях обозначали восходящий узел, а над правым, соответственно, стоял знак «Хвост дракона» – узел нисходящий. Доктор почти подсознательно догадался, что второй столбик представляет собой тот же самый текст, записанный по слогам наоборот, за исключением последних односложных слов и странного имени «Йог-Сотот», которое Уиллет научился узнавать в самых разных написаниях. Заклинание выглядело так (в точности так, неоднократно подчеркивал доктор), причем первые слова воскресили в его памяти какое-то странное полустертое воспоминание – позднее Уиллет понял, что слышал их в рассказах миссис Уорд о событиях прошлой Страстной пятницы.

ЙА’НГ’НГАХ,

ЙОГ-СОТОТ

Х’ЕЕ-Л’ГЕБ

Ф’АЙ ТРОДОГ

УААХ

ГОДОРТ АЙ’Ф

БЕГ’Л-ЕЕ’Х

ЙОГ-СОТОТ

ХАНГ’ГН’АЙ

ЗХРО

Заклинание это повторялось так часто и было столь навязчиво, что доктор, сам того не замечая, стал шепотом его повторять. Наконец он решил, что на первое время собрал достаточно документов и больше копаться в бумагах не будет, а в следующий раз постарается привести с собой остальных врачей, и вместе они проведут более систематический обыск. Уиллету еще предстояло найти потайную лабораторию: оставив саквояж в освещенном кабинете, он вновь вышел в темный зловонный коридор, своды которого оглашали отвратительные вопли.

Уиллет прошел мимо нескольких пустых комнат, заставленных ветхими ящиками и зловещими свинцовыми гробами. Размах кервеновских исследований потрясал: доктор невольно задумался о бесчисленных пропавших без вести матросах и рабах, о разрытых по всему миру могилах и о том, что предстало взорам налетчиков сто пятьдесят лет назад. Содрогнувшись, он решил не думать об этом и поспешил дальше: справа от него начиналась новая каменная лестница – должно быть, когда-то давно она вела к какой-нибудь внешней постройке на ферме Кервена (возможно, даже к загадочному каменному зданию с узкими щелями вместо окон), а лестница, по которой спустился сам Уиллет, шла из подвала фермерского дома с крутой крышей. Внезапно стены вокруг него раздвинулись, а смрад и вой стали еще сильнее. Уиллет понял, что очутился в большом открытом пространстве – настолько огромном, что луч фонарика не доставал до противоположной стены, а лишь выхватывал из темноты массивные колонны.

Через какое-то время доктор Уиллет подошел к месту, где колонны образовывали круг наподобие Стоунхенджа. В центре на трех ступеньках возвышался большой резной алтарь. Затейливая резьба привлекла внимание Уиллета, и он подошел к алтарю с фонариком. Едва увидев сами изображения, он с содроганием отшатнулся и не стал осматривать засохшие темные пятна и потеки на верхней плите. Вместо этого он нашел противоположную стену зала и пошел вдоль нее. Она описывала громадный круг: местами Уиллету встречались черные дверные проемы, а между ними тянулись врезанные в каменную кладку решетки, на которых висели ручные и ножные кандалы. Сами камеры были пусты, однако ужасная вонь и зловещие стоны не пропали – напротив, они стали еще сильней и временами перемежались каким-то влажным стуком.

Теперь все внимание Уиллета было приковано к этим звукам и вони. В большом зале с колоннадой они были сильней, чем где бы то ни было, и раздавались словно бы снизу – это ощущение не покидало доктора даже в кромешной тьме подземного мира. Прежде чем попробовать спуститься в одну из черных арок, Уиллет посветил фонариком на каменный пол. Плиты лежали неплотно и местами были беспорядочно испещрены небольшими отверстиями. Неподалеку кто-то беспечно бросил лестницу, и от нее, как ни странно, исходила особенно резкая вонь – та же самая, которой пропиталось все вокруг. Медленно обходя ее по кругу, Уиллет вдруг заметил, что запах и вой особенно сильны над продырявленными плитами – словно это примитивные люки, ведущие к новым ужасам. Опустившись на колено рядом с одной из них, доктор надавил на нее руками и обнаружил, что она сдвигается – хоть и с огромным трудом. Когда Уиллет с замиранием сердца отодвинул тяжелую плиту, стоны из-под земли стали еще громче, в нос ударил невыносимый смрад, и голова у доктора закружилась. Тем не менее он отпустил плиту и посветил фонариком в открывшийся черный мрак.

Если он рассчитывал обнаружить внизу лестницу, ведущую к жутчайшему из кошмаров, то его ждало разочарование. Среди зловония и надтреснутого воя Уиллет различил лишь кирпичную кладку цилиндрической шахты диаметром около ярда с половиной. Ни ступенек, ни даже веревочной лестницы вниз не вело, а когда в колодец упал луч света, вой вдруг сменился несколькими омерзительными воплями, которые сопровождались звуками скребущих вслепую когтей и влажными ударами. Доктор задрожал, не желая даже думать о том, кто может скрываться в зловонной бездне, но потом все-таки набрался храбрости, лег на пол и свесил вниз руку с фонариком. Секунду или две Уиллет не видел ничего кроме склизких замшелых стенок колодца, уходящих в бесконечную тьму, полную смрада и яростных воплей, но потом различил какое-то темное существо, неуклюже скачущее по дну узкой шахты (глубиной она была около двадцати или двадцати пяти футов). Фонарик задрожал в руке доктора, однако он нашел в себе силы вновь посмотреть вниз и хорошенько разглядеть существо, заточенное в вечной тьме этого жуткого подземелья. Уорд бросил его умирать с голоду – его и множество других тварей, запертых в таких же колодцах, что испещряли пол огромной сводчатой пещеры. Кем бы ни были эти существа, лежать спокойно в узких шахтах они не могли: все долгие недели в отсутствие хозяина они прыгали по стенкам, выли и ждали его возвращения.

В следующий миг Марин Бикнелл Уиллет пожалел, что снова посмотрел на дно шахты. Опытный хирург и ветеран анатомических театров, он оказался не готов к зрелищу, которое навсегда лишило покоя его разум. Трудно объяснить, как единственный взгляд на некий объект средних размеров может вызвать у взрослого человека такой ужас; скажем только, что порой определенные очертания и формы будят в нас такие ассоциации и переживания, которые глубоко потрясают наш впечатлительный разум одними намеками на космический ужас и неведомую реальность, что кроется за понятным и уютным пологом наших иллюзий. Уиллет выронил фонарик – его рука вдруг ослабла и перестала слушаться – и от страха едва услышал жуткий хруст, донесшийся из колодца, когда фонарик достиг его дна. Доктор кричал, кричал и кричал – этот панический фальцет не узнал бы даже его самый близкий друг; подняться на ноги Уиллет не мог, но в ужасе откатился от края колодца и пополз прочь от влажных плит, таящих под собой десятки тартаровых шахт, из которых в ответ на его безумные крики раздавался страшный изможденный вой. Он сдирал кожу на руках о грубые плиты, множество раз ударялся головой о частые колонны, но полз дальше. Наконец, окруженный кромешной тьмой и зловонием, Уиллет медленно пришел в себя и заткнул уши, чтобы не слышать монотонного воя, сменившего яростные вопли. Доктор промок до нитки, потерял единственный источник света и дрожал от ужаса, который потряс его до глубины души и наложил вечную печать страха на его память. Под ним все еще прыгали и извивались десятки омерзительных тварей, а плита над одной из шахт теперь была сдвинута. Он знал, что тварь не сможет выбраться из колодца по скользким стенкам, однако при мысли о малейшем выступе в стене невольно содрогался.

Что это была за тварь, Уиллет так и не понял. Она отдаленно напоминала резные изображения на алтаре, но была живой. Природа не могла создать такое существо, ибо оно выглядело до странности незаконченным, собранным из столь безобразных и увечных частей, что они не поддавались описанию. Уиллет потом предположил, что Уорд мог создать таких тварей из неправильно приготовленных «солей» и оставить в живых для ритуальных целей – о том, что они именно для этого и нужны, свидетельствовала резьба на проклятом алтаре. Впрочем, там были изображены чудовища и пострашнее, но другие шахты Уиллет открывать не стал. В те минуты первой связной мыслью, пришедшей ему на ум, была давно прочитанная фраза из старинных документов Кервена (Саймон или Иедедия Орн писал об этом умершему колдуну):

«Лишь толику надобного собрал Х., и из оной толики поднялось живое воплощение ужаса».

Затем, скорее дополняя, нежели замещая страшную картину, в голове Уиллета всплыли старинные байки о жуткой подпаленной твари, найденной в полях через неделю после налета на ферму Кервена. Чарлз Уорд однажды рассказал доктору, что говорил о той твари старик Слокум: останки были явно не человеческими, но и подобных зверей никто из жителей Потакета никогда не видел.

Слова эти эхом отдавались теперь в голове доктора, пока он раскачивался туда-сюда, сидя на каменном полу подземелья. Он пытался прогнать их и стал повторять «Отче наш», затем, сам того не замечая, начал твердить тарабарщину в духе модернистской «Бесплодной земли» мистера Т.С. Элиота, а потом и вовсе перешел на часто повторяющееся в бумагах Уорда двойное заклинание «Йа’нг’нгах, Йог-Сотот…» и так далее.

Это немного успокоило Уиллета, и он сумел подняться на ноги, оплакивая потерянный фонарик и дико озираясь по сторонам в поисках хоть малейшего проблеска света в чернильной, холодной и липкой темноте. Он понимал, что ничего не получится, но все же как мог напрягал зрение – где-то во мраке осталась ярко освещенная библиотека Уорда. Через какое-то время Уиллету показалось, что далеко-далеко впереди показался слабый намек на свет, и он с мучительной осторожностью пополз в ту сторону, постоянно ощупывая пол перед собой, чтобы не врезаться головой в колонну или не свалиться в открытую им же самим яму.

Один раз его дрожащие пальцы наткнулись на твердую преграду – ощупав ее, Уиллет понял, что это ступеньки, ведущие к дьявольскому алтарю. Он в ужасе отпрянул. В другой раз ему попалась сдвинутая каменная плита, и тогда он пополз вперед с почти болезненной осторожностью. Впрочем, дыра ему так и не встретилась, и никаких звуков оттуда он не услышал (по-видимому, сожрав фонарик, чудовище погибло). Всякий раз, нащупывая пальцами отверстия в полу, Уиллет содрогался. Когда он проползал над очередным колодцем, снизу раздавались громкие стоны, но обычно его бесшумные движения никого не тревожили. Несколько раз доктору казалось, что свет впереди слабеет – видимо, зажженные свечи и лампы одна за другой гасли. Мысль о том, чтобы остаться одному в кромешной тьме подземного лабиринта, заставила его вскочить на ноги и побежать вперед: теперь он мог не бояться упасть в колодец, ведь тот остался позади, а вот если потухнет свет в библиотеке, единственной надеждой на спасение будет поисковая группа, которую мистер Уорд отправит в подземелье еще не скоро. Вскоре Уиллет вбежал из просторного зала в узкий коридор и теперь явственно увидел впереди свет. Уже через несколько секунд он переступил порог и вновь очутился в библиотеке Уорда, дрожа от облегчения и глядя на искрящийся фитилек последней горящей лампы, которая вывела его из черного лабиринта.

В следующую секунду он принялся торопливо подливать в потухшие лампы керосин из канистры, которую заметил еще прежде. Вновь ярко осветив помещение, он осмотрелся по сторонам в поисках надежного фонаря для дальнейшего обхода подземелья. Хоть его и обуял ужас, желание докопаться до истины, кроющейся за странным безумием Чарлза Уорда, его не покинуло, и ради этого он не остановился бы ни перед чем. Не найдя фонаря, он взял самую маленькую лампу, карманы набил свечами и спичками да еще прихватил с собой галлон керосина – на случай, если все-таки сумеет отыскать потайную лабораторию за ужасным залом с алтарем и колодцами. Чтобы вновь пройти по этим плитам, ему придется собрать в кулак всю свою волю, но сделать это необходимо. К счастью, алтарь и сдвинутая плита были далеко от стены с камерами и черными арками, за которыми крылся новый объект его поисков.

Итак, Уиллет вернулся в большой смрадный зал с колоннами и закрытыми шахтами. Он нарочно отвел лампу подальше от алтаря, чтобы даже краем глаза не увидеть изображенных на нем адских тварей или черной отверстой ямы под сдвинутой плитой. Большая часть черных проемов вели в небольшие комнатки – либо пустые, либо отведенные под склады. В последних Уиллету попадались весьма странные вещи: одна комната, например, была завалена тюками ветхой и пропыленной одежды. Доктор с замиранием сердца отметил, что вся она сшита по моде прошлых веков. В другой комнате он обнаружил всевозможные предметы современного платья, как будто кто-то постепенно собирал гардероб для большого количества людей. Но больше всего Уиллету не понравились огромные медные баки, попадавшиеся ему время от времени, и зловещий налет на них. Они были страшнее даже свинцовых чаш странной формы, по краям и на дне которых запеклась столь отвратительная и зловонная корка, что ее запах можно было учуять сквозь невыносимый подземный смрад. Дойдя примерно до середины стены, опоясывающей круглый зал с колодцами, Уиллет наткнулся на второй коридор, очень похожий на тот, из которого он недавно вышел. В нем тоже было много дверей, и доктор принялся изучать помещения за ними. Осмотрев три небольшие комнаты и не найдя в них ничего примечательного, он попал в большие прямоугольные покои. По многочисленным сундукам и столам, горнам и современным инструментам, книгам, банкам и бутылкам Уиллет понял, что наконец-то нашел лабораторию Чарлза Уорда – и Джозефа Кервена, разумеется.

Доктор Уиллет зажег три лампы, в которых уже был керосин, и принялся с глубочайшим интересом осматривать комнату и ее содержимое, заметив по различным реагентам и химикатам на полках, что главным увлечением Уорда была некая область органической химии. В целом он не узнал почти ничего нового из этого набора научных инструментов и приспособлений, среди которых имелся и весьма жуткого вида секционный стол. На книжных полках нашлось ветхое старопечатное издание Бореллия, и здесь Уиллет с удивлением отметил, что Уорд подчеркнул в тексте ровно те же самые строки, что сто пятьдесят лет назад так взволновали почтенного господина Меррита, когда он попал в библиотеку на потакетской ферме. То старинное издание, конечно, должно было сгинуть вместе со всей остальной оккультной библиотекой во время налета на ферму Кервена. В стене лаборатории было еще три арки, куда доктор Уиллет не преминул заглянуть. Две вели в обыкновенные складские помещения, однако он решил внимательно их осмотреть, заметив груды сваленных друг на друга полуразрушенных гробов и с содроганием прочтя некоторые уцелевшие таблички. В этих комнатах тоже было много одежды и еще несколько новых, накрепко заколоченных ящиков, на которые Уиллет не стал тратить время. Наибольший интерес представляли фрагменты странного оборудования – видимо, то были инструменты самого Джозефа Кервена. Они изрядно пострадали от рук налетчиков, но даже по осколкам можно было определить, что это научный инвентарь георгианской эпохи.

Третий арочный проем вел в довольно обширную комнату, все стены которой были завешаны полками, а в центре стоял массивный стол с двумя лампами. Уиллет зажег эти лампы и в ярком свете принялся изучать содержимое полок. Верхние главным образом пустовали, а остальные были заставлены небольшими свинцовыми сосудами двух видов: одни высокие, без ручек, напоминающие греческие лекифы, а другие с единственной ручкой, формой похожие на пузатые арибалы. Все закрывались железными крышками и были исписаны странными мелкими символами. Вскоре доктор заметил, что сосуды четко классифицированы: лекифы выстроены вдоль одной стены (под деревянной табличкой с латинским словом «Custodes»), а арибалы вдоль противоположной, под надписью «Materia».

На каждом сосуде (кроме нескольких пустых на верхней полке) висел картонный ярлычок с номером – видимо, по этому номеру его можно было найти в каталоге. Уиллет решил непременно отыскать этот каталог, но сейчас его больше интересовала природа коллекции в целом, и потому он наугад открыл несколько лекифов и арибалов, желая получить общее представление об их содержимом. Внутри и тех и других хранилось небольшое количество одинакового вещества – мелкого, почти невесомого порошка различных бледных оттенков. Только цветами и различалось содержимое сосудов, но никакой закономерности в их расположении доктор Уиллет не нашел. Голубовато-серый порошок мог стоять по соседству с бело-розовым, а иногда в арибалах и лекифах, стоявших точно напротив друг друга, оказывалась пыль одного цвета. Самым характерным свойством порошка было то, что он совершенно не приставал к поверхностям, которых касался: доктор высыпал немного пыли на ладонь, а потом стряхнул обратно – рука осталась абсолютно чистой.

Деревянные таблички над полками также привели его в замешательство. И почему эти химикаты отделили от всех остальных, что стоят на полках в лаборатории? «Custodes», «Materia» – в переводе с латыни эти слова означали «стражи» и «материалы» соответственно. И тут доктора Уиллета осенило: ведь он уже встречал слово «стражи» в связи с этой жуткой историей! Да-да, в письме старика Эдвина Хатчинсона доктору Аллену была такая фраза: «Вы мудро поступаете, уменьшая их количество, ибо тогда нет нужды и держать овеществленными стражей, и в случае беды меньше будет найдено». Что бы это значило? Но постойте, стражи упоминались и раньше… Когда Уорд еще охотно делился с доктором своими находками, он рассказал ему про дневник Елеазара Смита, где тот описывал слежку за домом Кервена. В этих страшных хрониках говорилось о загадочных допросах, подслушанных Смитом и Уиденом возле проклятого дома (еще до того, как Кервен полностью перенес свою деятельность под землю): пленников допрашивал сам колдун и некие «стражи». Их-то, согласно Хатчинсону, Аллен больше не держал «овеществленными». А если не овеществленными, то какими? Уж не в виде ли «солей», которые колдун и его приспешники приготовляли из всех останков, какие удавалось раздобыть?

Так вот что хранилось в лекифах! Чудовищные плоды колдовских ритуалов и практик, несчастные твари, которых с помощью черной магии заставляли служить коварному хозяину и истязать тех, кто не желал отвечать на вопросы! Уиллет содрогнулся при мысли о том, что за порошок он держал сейчас в руках, и на секунду его обуяло непреодолимое желание сбежать из этой пещеры, заставленной молчаливыми, но, быть может, бодрствующими часовыми. И тут его посетила другая мысль – о мириадах сосудов с «материалами» на противоположной стене. Если в них покоятся не «стражи», то что? О, Господи! Уж не хранятся ли в этих арибалах останки величайших мыслителей всех веков, похищенные негодяями из склепов и могил, – чтобы в любую минуту явиться на зов безумцев, преследующих неизвестно какие цели? Цели, которые, если верить последнему отчаянному письму Чарлза Уорда, могут повлиять на судьбу «всей человеческой цивилизации, природы, а может, и Солнечной системы, целой Вселенной». И Марин Бикнелл Уиллет держал в ладонях этот прах!

Тут ему в глаза бросилась небольшая дверца в дальнем конце комнаты. Он взял себя в руки и изучил грубо вытесанную табличку над дверью: на ней был изображен символ, который наполнил Уиллета смутным суеверным ужасом. Один его приятель, сновидец и человек, склонный слишком часто размышлять о смерти, однажды нарисовал ему этот символ на бумаге и рассказал, что он значит в темном царстве снов. То был знак Ко́та, который встречает сновидцев на входе в одинокую черную башню, – Уиллету совсем не понравилось то, что он узнал от Рэндольфа Картера о значении и могуществе этого знака. Однако секундой позже он начисто забыл о зловещем символе, поскольку его внимание привлек знакомый едкий запах – скорее химический, нежели животный, шедший явно из-за двери. Именно так пахло от Чарлза Уорда в день, когда его забрали в лечебницу. Значит, вот где его прервали врачи? Он оказался мудрее Джозефа Кервена и не стал сопротивляться. Уиллет, вознамерившись открыть все загадки и тайны этого жуткого подземелья, схватил лампу и храбро переступил порог. Его тут же окатило волной непостижимого ужаса, однако доктор не поддался дурным предчувствиям и суеверным страхам. Здесь не было ни единой живой души, а значит, никто не мог причинить ему вред – он должен во что бы то ни стало развеять удушливое облако безумия, окутавшее его пациента.

За дверью оказалась почти пустая комната средних размеров: в ней помещались стол со стулом и два диковинных устройства с зажимами и скрепами – в следующий миг Уиллет признал в них средневековые орудия пыток. Сбоку от двери стояла полка с жуткими хлыстами и кнутами, а над ними помещались плоские свинцовые чаши наподобие древнегреческих киликов. На столе Уиллет увидел мощную аргандову лампу, блокнот с карандашом и два закупоренных, брошенных в спешке лекифа. Уиллет зажег лампу и внимательно прочел заметки в блокноте, надеясь узнать, чем занимался Уорд, когда его прервали. Однако на страницах блокнота было лишь несколько не связанных друг с другом предложений, написанных каллиграфическим почерком Кервена и не проливающих никакого света на последние события:

«Б. не умер. Вошел в стену и сгинул под землей».

«Видел, как старик В. прочел заклинание «Саваоф» и познал тайное».

«Трижды вызывал Йог-Сотота и на следующий день преуспел».

«Ф. хотел стереть с лица земли всех, кто умеет взывать к Потусторонним».

В мощном свете аргандовой лампы доктор Уиллет увидел, что в стену напротив двери между двумя пыточными орудиями вбиты крючки, на которых висят бесформенные одеяния неприятного желтоватого цвета. Но куда интересней оказались две пустые каменные стены, сплошь покрытые грубо высеченными символами и заклинаниями. На влажном каменном полу тоже были следы резьбы, и, присмотревшись, Уиллет различил в центре огромную пентаграмму, а между нею и углами комнаты – четыре круга диаметром около трех с половиной футов. В одном из них, рядом с небрежно скинутым на пол желтоватым одеянием, стоял неглубокий килик – такой же, как на полках у входа, – а за пределами круга доктор увидел арибал с цифрой 118 на ярлычке. Он был открыт и оказался пустым, а вот килик – нет. В плоской чаше Уиллет с содроганием различил горстку сухого бледно-зеленого порошка, который не разлетелся по комнате лишь благодаря отсутствию сквозняков, – его явно насыпали сюда из кувшина. Доктор едва не упал от ужаса, когда малые подробности обстановки постепенно сложились перед его взором в цельную картину: кнуты, орудия пыток, пыль или «соль» из кувшина с «Материалами», два лекифа со «Стражами», одеяния, знаки на стенах, заметки в блокноте, подсказки из давних переписок и легенд, тысячи догадок и подозрений, мучивших друзей и родителей юного Чарлза Уорда – все это захлестнуло доктора мощной волной безотчетного ужаса.

И все же усилием воли он взял себя в руки и начал изучать заклинания, высеченные на стене. Потемневшие и покрытые слоем грязи буквы явно вырезали здесь еще в позапрошлом веке, а тексты могли показаться смутно знакомыми тем, кто внимательно читал материалы по делу Кервена или глубоко изучал историю магии. Одно заклинание доктор узнал сразу: то были слова, которые миссис Уорд подслушала в роковую Страстную пятницу и в которых ученые признали обращение к неведомым потусторонним богам. Записано оно было несколько иначе, нежели смогла по памяти записать миссис Уорд, но и не так, как гласили запретные магические писания Элифаса Леви, однако доктор Уиллет узнал слова «Саваоф», «Метратон», «Альмонсин», «Зариатнатмик», и его – человека, столько раз познавшего за последние несколько часов космический ужас, – насквозь пробил озноб.

Этот текст был высечен на левой от входа стене. На правой, столь же густо покрытой символами, Уиллет с удивлением и испугом встретил знакомое двойное заклинание, которое часто встречалось ему в тетрадях и рукописях Уорда. По сути это был тот же самый текст со знаками «Голова дракона» и «Хвост дракона» над двумя столбцами, однако написание существенно отличалось: Кервен словно бы по-разному записывал одни и те же звуки, создавая все более совершенное и могущественное заклинание. Доктор попытался сравнить высеченный на стене вариант и тот, что по-прежнему крутился у него в голове, – и понял, что это непростая задача. Заученные Уиллетом слова звучали как «Йа’нг’нгах, Йог-Сотот», а строки на стене начинались словами «Ай, энгэнга, Йогге-Сототта», что на его слух казалось серьезным нарушением стихотворного ритма.

Поскольку текст заклинания прочно засел у доктора в голове, это различие не давало ему покоя, и он принялся вслух проговаривать первое заклинание, стараясь соотнести звуки с высеченными в камне буквами. Странно и угрожающе звучали эти древние богохульные строки в темноте подземелья; тягучий монотонный напев будил воспоминания о древних колдовских наговорах – и о жутком нечеловеческом вое, что ритмично поднимался и опадал в темных смрадных сводах.

ЙА’НГ’НГАХ,

ЙОГ-СОТОТ

Х’ЕЕ-Л’ГЕБ

Ф’АЙ ТРОДОГ

УААХ!

Но что за холодный ветер поднялся в углу, как только отзвучала последняя строчка? Огонь в лампах тревожно задрожал, и в комнате сгустился такой мрак, что буквы на стенах стали почти неразличимыми. Откуда-то появился дым и знакомый резкий запах – только куда сильнее и ядовитее прежнего. Уиллет резко обернулся: из килика на полу, в котором лежал таинственный летучий порошок, валили клубы на удивление плотного черно-зеленого дыма или пара. Этот порошок… о, Господи! Его принесли сюда с полки «Материалы», что же с ним теперь происходит… и почему?! Уиллет прочел первую часть заклинания, «Голову дракона», восходящий узел… О, силы небесные, неужели…