Текст книги "Зов Ктулху (сборник)"

IX

В пятницу утром Армитаж, Морган и Райс отправились на автомобиле в сторону Данвича и прибыли в городок к часу пополудни. Погода была прекрасная, но даже в ярких лучах солнца казалось, что скрытый ужас и дурные предзнаменования зависли над необычными куполообразными холмами и глубокими затененными ущельями этой зловещей местности. Время от времени, скользнув взглядом в сторону неба, можно было заметить мрачные круги из каменных столбов на вершине холма. По атмосфере молчаливого страха возле лавки Осборна они догадались, что случилось что-то ужасное, и вскоре узнали об уничтожении дома Элмера Фрая и его семьи. В течение дня они ездили по окрестностям Данвича, расспрашивая местных жителей о произошедших событиях, и сами с ужасом осмотрели то, что осталось от дома Фрая, зловонные липкие следы, дьявольские отпечатки во дворе, изувеченный скот Сета Бишопа и гигантские полосы придавленной растительности. След, проходящий по Сторожевому холму вверх и вниз, показался Армитажу почти знаком вселенского катаклизма, и он долго смотрел на зловещий камень на самой вершине.

Наконец ученые, узнав, что из Эйлсбери утром приехали представители полиции, получившей телефонное сообщение о трагедии с семьей Фрая, решили найти их и обменяться результатами наблюдений. Однако они обнаружили, что это легче задумать, чем сделать; нигде не обнаружилось никаких следов прибывшей группы. В машине их прибыло пятеро, но сейчас машина стояла пустой во дворе фермы Фрая. Местные жители, уже успевшие пообщаться с полицией, сначала казались озадаченными этим не меньше, чем Армитаж и его коллеги. Затем старый Сэм Хатчинс толкнул в бок Фреда Фарра и указал на зев глубокого ущелья.

«Боже, – сказал он, тяжело дыша, – я же говорил им ни в коем случае не спускаться в лощину, да мне и в голову не пришло, что кто-то может туда полезть, там же эти следы и этот смрад, и козодои кричат день и ночь беспрестанно…»

Холодная дрожь пробрала и местных жителей и заезжих гостей, и все они замерли, инстинктивно прислушиваясь. Армитаж, впервые реально соприкоснувшийся с этим кошмаром и его чудовищными деяниями, ощутил сильнейшее волнение от груза принятой на себя ответственности. Скоро опустится ночь, и тогда горное чудовище примется за свое жуткое дело. «Negotium perambulans in tenebris…»[6]6
  Язва, ходящая во мраке (лат.; Пс 90:6).


[Закрыть]. Старый библиотекарь повторил заклинание, которое заучил, сжимая в руке лист бумаги, на котором было записано дополнительное заклинание, которое он заучить не успел. Он проверил, работает ли его электрический фонарик. Стоявший рядом с ним Райс достал из саквояжа металлический опрыскиватель того типа, какие используют для борьбы с насекомыми, тогда как Морган снял чехол с крупнокалиберной винтовки, на которую надеялся, несмотря на предупреждение коллеги о том, что материальное оружие здесь не поможет.

Армитаж, прочитавший страшный дневник, мучительно хорошо знал, чего следует ожидать, однако не дал жителям Данвича никакого намека, чтобы не усиливать их испуг. Он надеялся, что удастся справиться с угрозой без сообщения миру о той чудовищной опасности, которой он избежал. Когда сгустились сумерки, местные жители разбрелись по своим домам и вновь принялись озабоченно запираться изнутри, несмотря на явные свидетельства бесполезности людских замков и укрепленных дверей против силы, способной по своей прихоти гнуть деревья и разрушать дома. Они скептически покачали головами, узнав о намерении приезжих караулить возле развалин дома Фрая, и, расходясь по домам, почти не рассчитывали снова увидеть этих исследователей.

В эту ночь под холмами снова грохотало, и козодои пели угрожающе. Порывы ветра время от времени приносили из лощины Холодных ключей неописуемое зловоние, в точности такое же, какое все трое ощущали и ранее, когда стояли возле умирающей твари, прожившей пятнадцать с половиной лет в человеческом обличье. Однако тот ужас, который они поджидали, так и не появился. Чего бы ни скрывалось там, на дне лощины, оно выжидало, но Армитаж сказал коллегам, что нападать на него в темноте будет чистым самоубийством.

Робко наступило утро, и ночные звуки стихли. Начался серый, пасмурный день, время от времени моросил дождь, а на северо-западе над холмами собирались значительно более густые и тяжелые облака. Аркхемские ученые пребывали в нерешительности. Укрывшись от усилившегося дождя в одной из немногих сохранившихся хозяйственных построек на дворе Фрая, они обсуждали, следует ли мудро выжидать здесь дальше или надо отважно нападать и спуститься в лощину в поисках их неописуемой чудовищной дичи. Ливень становился все сильнее, откуда-то из-за горизонта доносились раскаты грома, и вот совсем рядом блеснула раздвоенная молния, на мгновение залив сиянием все окрестности, ударившая как будто в самый центр проклятой лощины. Небо потемнело еще сильнее, поколебав надежды ученых на то, что гроза будет бурной, но короткой и сменится ясной погодой.

Прошло около часа, было все еще зловеще темно, когда с дороги донеслись разноголосые выкрики. Вскоре затем показалась группа мужчин, не меньше дюжины, которые, подбегая, кричали и даже истерически плакали. Кто-то из бежавших впереди выкрикивал чего-то, явно обращаясь в приезжим, и ученые из Аркхема отозвались, едва поняли это.

– О, Боже мой, Боже мой, – кричавший задыхался. – Оно снова идет, и на этот раз днем! Оно вышло… оно вышло и идет сюда прямо сейчас, и одному Богу известно, когда оно нападет на всех нас!

Дыхание у него сбилось, но его сменил другой.

– Примерно с час назад Заву Уэйтли позвонили, и это была миссис Кори, жена Джорджа. Она сказала, что ее работник Лютер, пошедший после удара сильной молнии отгонять скотину, увидел, как сгибаются деревья с другой стороны лощины – напротив этого места – и ощутил тот же ужасный запах, какой был от следов утром в понедельник. И ему послышались всплески и шлепки, и звук этот был громче, чем бывает, когда деревья качаются от ветра, и тут вдруг все деревья вдоль дороги наклонились на одну сторону, и было слышно хлюпание и шлепки по грязи. Но при этом Лютер клянется, что ничего видно не было, только все деревья придавились и кусты тоже.

А затем далеко впереди, где Бишопов ручей, он услышал страшный треск на мосту, как будто дерево разламывается и раскалывается. И все равно ничего не было видно, только как деревья гнутся. А после шлепки доносились уже издалека – с дороги, что ведет к дому Колдуна Уэйтли на Сторожевом холме – у Лютера хватило духу побежать в ту сторону, откуда раздавались звуки, и посмотреть на землю. Там кругом была грязь и вода, на небе темень непроглядная, и дождь все смывает; но все равно у края лощины, где деревья были придавлены, он опять увидел эти страшные следы, размером с дно бочки, какие видел в понедельник.

Тут снова заговорил первый рассказчик.

– Но это еще не все – это только начало. Заву позвонили из дома Сета Бишопа. Салли, его хозяйка, кричала как резаная – она увидела, как деревья у дороги согнулись, и звук был такой, будто слон топает и дышит, и это приближается к ее дому. Потом она сказала, что чует ужасный запах, и ее сын Чонси закричал, что это такой же запах, какой был возле развалин дома Уэйтли в понедельник утром. И собаки все время лаяли и ужасно выли.

А затем она вдруг заорала, и говорит, что кусты у дороги примяло, как будто ураган пролетел, но только ветра сильного не было. А потом Салли опять закричала и сказала, что забор только что повалился, хотя не видно того, кто это сделал. Потом в трубке стало слышно, что Чонси и старый Сет Бишоп закричали, а Салли сказала, что в дом что-то сильно ударило – не молния или еще что-то, а чего-то тяжелое, в переднюю стену, и продолжает бить по стене, хотя через окна ничего не видно. А затем… затем…

Испуг на лицах всех слушателей усилился; Армитаж, тоже потрясенный, все же нашел в себе силы приободрить рассказчика.

– А затем… Салли… она завопила: «О, помогите кто-нибудь, дом рушится…» – и в трубке был слышен страшный треск, и все они кричали… примерно так же было, когда оно напало на дом Элмера Фрая, только…

Он замолк, и слово взял кто-то другой из толпы.

– Вот и все – больше ни слова и ни звука. Мы сели в машины, собрав, сколько смогли, крепких мужиков, кого смогли собрать возле дома Кори, и направились сюда к вам, чтобы спросить, чего нам нужно делать. Я не верю, что это Божья кара за то, что мы не такие, как все, а только Божьей кары ни одному смертному не избежать.

Армитаж понял, что время действовать настало, и уверенно обратился к группе робких, перепуганных деревенских жителей:

– Нужно начать преследование, парни, – он старался говорить как можно увереннее. – Я уверен, что мы способны уничтожить это существо. Вы, парни, должно быть, знаете, что эти Уэйтли были колдунами – так вот, эта тварь создана колдовством, а значит, справиться с ней можно только теми же самыми средствами. Я прочитал дневник Уилбура Уэйтли и некоторые из тех старинных книг, которые он изучил; и думаю, что теперь я знаю нужное заклинание, которое позволит прогнать это существо. Конечно, быть полностью уверенным я не могу, но у нас хотя бы есть шанс. Оно невидимо – я подозревал, что это так – но в этом опрыскивателе сейчас вещество, который позволит нам на какое-то время увидеть его. Мы обязательно позже попробуем это сделать. Эта тварь – слишком страшная, чтобы оставлять ее живой, однако она не столь ужасна, чем то, что впустил бы в наш мир Уилбур, проживи он немного дольше. Вы даже представить себе не сможете, чего избежал наш мир. Теперь осталась только эта тварь, и она не способна размножаться. Однако она способна причинить немало вреда; так что не следует испытывать угрызения совести, уничтожая ее.

Нам необходимо догнать это существо, и первое, что для этого надо сделать – это направиться к тому месту, которое только что подверглось нападению. Пусть кто-то из вас нас проводит – я плохо знаю ваши дороги, но предполагаю, что должен быть какой-нибудь короткий путь. Ну, кто из вас?

Мужчины какое-то время смущенно топтались на месте, а затем Эрл Сойер, указывая грязным пальцем сквозь редеющею пелену дождя, сказал:

– Быстрее всего вы доберетесь до участка Сета Бишопа, если пересечете нижний луг вон там, перейдете в мелком месте через ручей, а потом взберетесь вверх и курьерской тропой пройдете через лесок. Окажетесь как раз на верхней дороге совсем рядом с домом Сета Бишопа – слегка по другую сторону.

Армитаж, Райс и Морган отправились указанным маршрутом; большинство местных последовали за ними, с меньшей скоростью. Небо светлело, и появились признаки того, что гроза заканчивается. Когда Армитаж по ошибке двинулся не в ту сторону, Джо Осборн окликнул его, а затем догнал, чтобы показать дорогу. Храбрость и уверенность у всех постепенно укреплялись, хотя мрачность леса на почти вертикальном склоне, к которому они приближались, предвещала серьезное испытание для этих качеств.

Когда они выбрались на грязную дорогу, из-за туч вышло солнце. До фермы Сета Бишопа оставалось немного, но погнутые деревья и ужасные, легко узнаваемые следы свидетельствовали о том, кто здесь побывал. Через несколько минут они увидели руины. Здесь повторилось то же, что случилось с семейством Фраев, и ни одного живого существа, как и ни одного мертвого, не удалось найти среди обломков того, что еще совсем недавно было домом Бишопа и сараем. Оставаться здесь, посреди зловония и липкой смоляной дряни, никому не хотелось, так что все продолжили идти за учеными по устрашающим следам, ведущим к развороченному фермерскому дому Уэйтли и далее к склону Сторожевого холма и алтарю на самой его верхушке.

Когда они проходили мимо фермы Уилбура Уэйтли, многие заметно вздрагивали, и похоже, в них снова доблесть соревновалась с нерешительностью. Разметать такой огромный дом было делом нешуточным, для этого требовалось обладать силой злобного демона. Дойдя до подножия Сторожевого холма, следы отделялись от дороги, и далее отпечатки шли по широкой проплешине, отмечавшей маршрут монстра на вершину и обратно.

Армитаж достал карманную подзорную трубу с сильным увеличением и осмотрел через нее крутой зеленый склон. Затем передал трубу Моргану, зрение которого было острее. Посмотрев в нее некоторое время, Морган громко вскрикнул и передал инструмент Эрлу Сойеру, одновременно указывая пальцем в определенное место на склоне. Сойер, неуклюже, как большинство новичков, не имевших дело с оптическими приборами, сначала безрезультатно пытался крутить колесо настройки, но в конечном счете, с помощью Армитажа, правильно настроил резкость и навел трубу. Сделав это, он издал крик, значительно менее сдержанный, чем был у доктора Моргана.

«Всемогущий Боже, трава и кусты шевелятся! Оно поднимается вверх… медленно… ползет вверх по склону… ползет на вершину прямо в эту минуту, и лишь небеса знают, зачем!»

Паника быстро охватила всю группу. Одно дело – искать непонятное чудовище, совсем другое – найти его. Заклинания, возможно, сработают – но что если нет? Все начали расспрашивать Армитажа, пытаясь узнать больше об этой твари, и, похоже, его ответы не удовлетворили местных жителей. Все, казалось, почувствовали близость к таким проявлениям Природы, которые крайне запретны и лежат полностью за пределами нормального опыта человечества.

X

В итоге трое приезжих из Аркхема – старый белобородый доктор Армитаж, коренастый седоволосый профессор Райс и худой моложавый доктор Морган – стали подниматься на гору без сопровождающих. После долгих терпеливых объяснений, как настраивать и пользоваться трубой, они оставили прибор перепуганным мужчинам из Данвича, и, пока ученые совершали восхождение, местные жители наблюдали за ними. Подъем оказался тяжелым, и Армитажу не раз понадобилась помощь. Высоко над головами поднимавшейся группы колыхалась растительность по краям широкой просеки – проложившее ее адское создание продвигалось вверх с неумолимой настойчивостью гигантской змеи. Через некоторое время стало ясно, что преследователи настигают его.

Кертис Уэйтли – из тех Уэйтли, что еще не деградировали – держал трубу, когда группа из Аркхема двинулась в сторону, удаляясь от просеки. Кертис сообщил, что они явно собираются забраться на небольшую побочную вершину, возвышающуюся рядом с просекой в том месте, где кусты еще не приминались. Так оно и случилось, и при этом ученым удалось перегнать преследуемую тварь.

Затем Уэсли Кори, взявший трубу, закричал, что Армитаж направляет опрыскиватель, который держит в руке Райс, и сейчас что-то должно произойти. Толпа беспокойно зашевелилась, поскольку все слышали, что этот опрыскиватель должен сделать невидимое чудовище на какое-то время видимым. Некоторые даже закрыли глаза руками, но Кертис Уэйтли выхватил трубу и напряженно прильнул к окуляру. Он увидел, что у Райса, находящегося со своими коллегами в удобной позиции, хорошие шансы опрыскать тварь волшебным составом.

Те, кто наблюдал за происходящим невооруженным глазом, увидели только появившееся на мгновение серое облако – размером с умеренно большое здание – неподалеку от вершины холма. Кертис, смотревший в это время через подзорную трубу, с диким воплем выронил ее прямо в глубокую, по лодыжку, дорожную грязь. Он пошатнулся и упал бы на землю, не подхвати его вовремя стоявшие рядом. После этого он смог только почти беззвучно застонать.

– О… о, великий Боже… там… там…

На него посыпался град вопросов, но только Генри Уилер догадался поднять упавшую трубу и очистить ее от грязи. Кертис все еще не мог внятно сказать что-нибудь, даже короткие ответы давались ему с большим трудом.

– Больше, чем амбар… весь в извивающихся канатах… по форме как яйцо, только неимоверного размера… несколько дюжин ног толщиной с бочку, и они до середины уходят в землю, когда оно ступает… ничего твердого в нем… все как желе, как будто извивающиеся канаты, которые собрали в пучок… над этим большие выпученные глаза… десять или двадцать ртов или хоботов, торчат со всех сторон, толстые, как труба дымохода, и они то и дело вскидываются, открываются и закрываются… все серые, с голубыми или багровыми кольцами… и, Боже праведный на Небесах – на самом верху половина лица!

Последнее воспоминание, чем бы оно ни было, оказалось для бедняги Кертиса чрезмерным, и он потерял сознание, прежде чем успел сказать еще хоть что-то. Фред Фарр и Уилл Хатчинс отнесли его в сторону от дороги и положили на сырую траву. Генри Уилер, вздрагивая всем телом, посмотрел через спасенную трубу на гору. Ему удалось различить три фигурки, бегущие, очевидно, к вершине так быстро, как только могли и как позволял склон холма. Только это – больше ничего не заметил. Затем все услышали странный шум, доносящийся из долины позади и из подлеска на самом Сторожевом холме. Это было пение бесчисленных козодоев, и в их пронзительном хоре можно было различить нотки тревоги и зловещего ожидания.

Затем Эрл Сойер взял трубу и сообщил собравшимся, что три фигурки теперь стоят на самом верху холма, на одном уровне с камнем в форме алтаря, но на значительном расстоянии от него. Одна из фигурок, доложил он, ритмично поднимает над головой руки; и как только Сойер об этом сказал, все различили слабый, почти музыкальный звук издалека, как будто его движение рук сопровождалось громким пением.

– Наверное, он произносит заклинание, – прошептал Уилер, снова берясь за подзорную трубу. Козодои теперь кричали совершенно неистово в каком-то причудливо изменяющемся ритме, нисколько не совпадающем с ритмом проводимого ритуала.

Вдруг показалось, что свет солнца померк, причем без вмешательства какого-либо облака. Все сразу же обратили внимание на это странное обстоятельство. Грохочущий звук из-под холмов причудливым образом гармонировал с раскатами, доносящимися с неба. Наверху сверкнула молния, и люди с изумлением начали безуспешно высматривать признаки приближающейся грозы. Пение трех смельчаков из Аркхема теперь стало хорошо различимым, и Уилер видел через трубу, что, произнося заклинание, они уже все вместе ритмично поднимают и опускают руки. Издалека, от какого-то фермерского дома, донесся яростный лай собак.

Дневной свет изменился еще сильнее, и собравшиеся люди в изумлении уставились на горизонт. Багрянистая темнота, порожденная не чем иным, как спектральным смещением небесной голубизны, наползала сверху на грохочущие холмы. Снова сверкнула молния, на этот раз она была ярче, чем раньше, и всем показалось, что вокруг каменного алтаря, там, на вершине, сгустилось что-то типа тумана. В трубу сейчас никто не смотрел. Крик козодоев все так же совершал неритмичные пульсации, а люди из Данвича напряглись в ожидании неуловимой угрозы, которой казалась пропитана атмосфера.

И тогда внезапно раздались те глубокие, пронзительные и мелодичные звуки, которые не мог потом забыть ни один из присутствовавших. Это были слова, рожденные не человеческим горлом, ибо человек не в состоянии породить такое акустическое извращение. Можно было подумать, что они доносятся откуда-то из глубины, не будь их совершенно очевидным источником камень в форме алтаря. Называть это звуками не совсем правильно – значительная часть их инфразвукового тембра не воспринималась ухом, – но тем не менее по сути это были, все-таки, отчасти артикулированные слова. Они были очень громкими – как грохот снизу и раскаты грома сверху, которым они вторили – и при этом не исходили от какого-либо видимого существа.

– Игнаиих… игнаиих… тхфлтхкх’нгха… Йог-Сотот… – гудел ужасающий голос из иного мира. – Й’бтхнк… х’ехйе… н’гркдл’лх…

На этом речь запнулась, словно бы говорящего пересиливали в неком сверхъестественном противостоянии. Генри Уилер припал к трубе, но увидел все те же три силуэта на вершине: фигурки яростно размахивали руками, делая странные жесты, тогда как их пение, похоже, близилось к кульминации. Из каких черных колодцев ахеронского ужаса, из каких неизмеримых пучин внекосмического сознания или тайной и долго не проявлявшей себя наследственности порождались эти не вполне четкие громовые каркающие звуки? Затем они начали заново набирать силу в решительном и безумном неистовстве:

– Ех-й-йа-йа-йахаах… е’йайайаааа… нгх’ааааа… нгх’ааа… х’йух… х’йух… ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ!.. п-п-п… ПАПА! ПАПА! ЙОГ-СОТОТ!..

На этом все закончилось. Побледневшие люди на дороге все еще вслушивались, ожидая продолжения этих слов, произнесенных по-английски, громоподобно льющихся из сводящей с ума пустоты над ужасным алтарем, но им не суждено было услышать когда-нибудь хоть что-то подобное. Вместо продолжения слов прозвучал грохот взрыва, казалось, расколовшего горы; оглушающий апокалипсический громовой раскат, настолько мощный, что невозможно было определить, откуда он доносится, находится ли его источник на земле или на небе. Единичный штык молнии ударил из багрового зенита в центр каменного алтаря, и невидимая волна невероятной силы и с неописуемым зловонием прошлась от вершины холма во все стороны. Деревья, трава и кусты яростно всколыхнулись, а испуганные люди у подножия холма, едва не задохнувшись от смертельного смрада, с трудом удержались на ногах. Вдали завыли собаки; зеленая трава и листва деревьев на глазах увядали, принимая странный серо-желтый оттенок, а в полях и лесах повсюду валялись тела мертвых козодоев.

Зловоние быстро рассеялось, но растительность так и осталась пожухлой. На том холме и по сей день растет что-то странное, несущее на себе отпечаток греха. Кертис Уэйтли пришел в сознание лишь после того, как трое из Аркхема спустились с холма – сошли медленно, освещаемые солнцем, которое вновь стало ярким и чистым. Они были мрачны и молчаливы, казались подавленными воспоминаниями и впечатлениями куда более сильными, чем те, что превратили группу местных жителей в кучку дрожащих трусов. В ответ на посыпавшиеся вопросы они только качали головами, но подтвердили самое главное:

– Эта тварь исчезла навсегда, – сказал Армитаж. – Она распалась на элементы, из которых была сотворена, и больше ее не будет. В нормальном мире такое существо вообще невозможно. Лишь в самом малейшем отношении оно было материей в том смысле, как мы это понимаем. Оно было похоже на своего отца – и большая его часть вернулась к нему в некую область или измерение вне нашей материальной Вселенной, в некую пучину, из которой вызвать его на миг на холмы могли только самые разнузданные и святотатственные ритуалы.

Наступила недолгая тишина, и в этот момент чувства бедного Кертиса Уэйтли наконец начали приходить в порядок; он с протяжным стоном поднял руки и обхватил свою голову. Память его, казалось, вернулась к тому моменту, когда он от потрясения потерял сознание, и увиденный в подзорную трубу кошмар вновь обрушился на него.

– Ох, о Боже, эта половина лица… половина лица на самом верху… это лицо с красными глазами и белесыми курчавыми волосами, и без подбородка, как Уэйтли… Это был осьминог, стоногое существо, король пауков, все это вместе, но у них было почти человеческое лицо, там, вверху, и оно было похоже на лицо Колдуна Уэйтли, только… только размерами оно было в ярды, целые ярды…

Он замолчал в изнеможении, а вся группа местных жителей уставилась на него с замешательством, не превратившимся пока что в новый приступ ужаса. Только старый Завулон Уэйтли, то и дело припоминавший не к месту далекое прошлое, но пока что не проронивший ни слова, смог заговорить вслух:

– Пятнадцать лет прошло, – прошамкал он, – с тех пор как я слышал от старика Уэйтли, что наступит день и мы все услышим, как дитя Лавинии прокричит имя своего отца с вершины Сторожевого холма…

Но тут Джо Осборн перебил его, задав вопрос людям из Аркхема:

– Что же это все-таки было и как молодой Колдун Уэйтли вызвал это из воздуха?

Армитаж, задумавшись, попытался объяснить.

– Это было… ну, это было проявление некого могущества, которое относится не к нашей части мироздания, могущества, которое оказывает действие и проявляет себя согласно иным законам, чем те, что господствуют у нас. Людям незачем вызывать подобных существ оттуда; лишь исключительно безнравственные люди и наиболее жуткие секты пытаются совершить подобное. Этим могуществом отчасти обладал и сам Уилбуре Уэйтли – в достаточной мере, чтобы превратиться в дьявольского и не по годам развитого монстра, и потому его смерть стала ужасающим зрелищем.

Я собираюсь предать огню его проклятый дневник, а вы поступите мудро, если взорвете динамитом этот каменный алтарь и разрушите все эти круги из каменных колонн на вершинах холмов. Такие сооружения служат для вызова существ, подобных тем, которых так любили Уэйтли – тварей, которых они собирались впустить, чтобы те изничтожили весь человеческий род, а саму Землю утащили в неведомое место для каких-то неведомых целей.

Что же касается той твари, которую мы только что отослали обратно – семейство Уэйтли растило ее для выполнения самого страшного из того, что должно было произойти. Она росла быстро и стала такой огромной по той же причине, что и Уилбур – но обогнала Уилбура в размерах и в скорости роста, поскольку в ней было больше потустороннего. Нет смысла задаваться вопросом, как Уилбур вызывал ее из воздуха. Он не вызывал это существо. Это был его брат-близнец, но гораздо более похожий на отца.

1929