Текст книги "Фонтан"

Слэйн чувствовал пламя догорающей свечи, которое обжигало руки, а горячие капли воска стекали по ним.

Убрав руки, он по-прежнему видел застывших прохожих с одинаковыми лицами, но внезапно среди толпы заметил мелькающую тень и начал её отслеживать. Она приблизилась к нему, и когда он обернулся, вновь спряталась за его спиной.

– Глупые игры с собственной тенью… не схожу ли я с ума? – задавался он про себя вопросом, но в следующий момент замечал, как тень в отражении продолжала приближаться к нему.

Время неумолимо бежало вперёд, стоп-кадр, и она, обхватывая голову Слэйна, начинала с невероятно мощной силой её сжимать. Ощущалась жуткая боль, сопровождаемая его собственным стоном. Она загоняла его в самый угол. Сначала давила, затем резко отпускала, после небольшой передышки начинала новый разгон и снова зажимала.

Непонятный сгусток, который образовался после такой давки, подкатил к горлу. Слэйна начало тошнить.

Открыв глаза, продолжая извергать рвоту сквозь слезы, он постепенно стал различать текстуры перед собой.

Немного успокоившись, Слэйн увидел размытые кружева огней большого мегаполиса.

Наступили сумерки.

Вокруг знакомого сквера с фонтаном всё ещё проходили незнакомые люди. Завитые ножки скамейки находились прямо у его измождённого бледного лица – Слэйн лежал на земле.

Кажется, будто это предсмертные муки, испуганно думал он..

Это ненормально, нужно срочно соединиться с доктором Мэйсом. В одно мгновение его накрыла паническая волна.

Быстро настроив параметры для соединения с Вирт-реальностью, охрипшим голосом он прокричал:

– Оператор, срочно соедините меня с доктором Мэйсом!

На экране голограммы вновь появилось изображение девушки с платочком оранжевого цвета на шее.

– Здравствуйте, мистер Слэйн, информация до доктора Мэйса дошла, через десять секунд я вас соединю.

Слэйн молчал, настраивая для начала искусственную улыбку.

– Здравствуйте, милый мой голубчик, Брюс, – с такого приветствия начал доктор Мэйс. – Что у вас случилось? – спросил он, и его лысая голова повернулась к Слэйну. Он был похож на сумасшедшего доктора из лагеря смертников времён войны прошлого столетия. Слэйн усмехнулся, подумав об этом, – подобного героя он видел в одном чёрно-белом запрещённом фильме.

На блестящей голове Мэйса красовалось огромное родимое пятно, вокруг которого было несколько маленьких, похожих на капли, которые спускались ниже ко лбу. Лицо его было похоже на дряблую резиновую маску с красновато-жёлтыми оттенками. Его с неестественным металлическим блеском глаза были маленькими щёлками, которые пристально смотрели по всем сторонам. Их закрывали круглые очки, такие же маленькие, как и его уши, так сильно напоминающие поросячьи хвостики. В целом этот доктор своим видом и поведением не вызывал ничего, кроме отвращения.

Слэйн начал рассказывать ему о своей проблеме со снами, о головных болях и тошноте. Мэйс слушал, а его седая бородка (прекрасное дополнение к его гадкому виду) покачивалась в такт его кивающей пятнистой голове.

– Всё понятно. Всё, как и раньше. Вы принимаете энергены и капсулы, которые я вам прописал в прошлый раз?

– Конечно же, принимаю, док, – неожиданно даже для самого себя, словно отчеканивая без запинки слова, произнёс Слэйн. – Я всё делал так, как вы мне говорили, – сказал он, повышая тон, и продолжил рассказывать о том, что с прошлого сеанса прошло три месяца, но сны и головные боли так и не прекратились, а лишь усилились. Сначала они повторялись с периодичностью раз в неделю, затем каждые трое суток, пока не овладели каждым утром, днём и вечером.

Слэйн в открытой форме критиковал доктора и его метод с капсулами и энергенами. Искренне доказывая свою правоту – истину неизлечимо больного человека, он отмечал, что все средства, известные современной медицине, помогают лишь на некоторое время. Боли усиливались вдвойне и становились ещё сильнее. Холодным металлическим голосом он рапортовал Мэйсу о том, что привлечёт его к дисциплинарной, высшей мере наказания за обман.

– Тише, ну что же вы, голубчик, так сразу? Хорошо, Брюс, я вас понял, в этом деле главное – без паники! – ответил доктор Мэйс, улыбаясь желейными губами. – Жду вас завтра у себя в любое время суток, начиная с обеда и заканчивая ночным энергеном. И настоятельно вас прошу не беспокоиться. Сегодня же примите энерген успокоения в двойной дозе. Пусть это и не самый лучший совет, но поспешу вас заранее успокоить, что это поможет, и за одну ночь ничего особенного не произойдет, доверьтесь мне.

– Я вас понял, док. Что же, тогда до завтра, – лукаво оскаливаясь, Слэйн свернул голограмму.

Как только голограмма доктора Мэйса исчезла, следом появилась голограмма оператора – той самой девушки с оранжевым платком. Слэйн задумался о том, как выглядела оператор в прошлый раз, и понял, что перед ним была уже не она. Эта очень похожа на предыдущую, практически точная копия.

– К вам подключается миссис Дженнифер Лэддис, мистер Слэйн, соединить вас? – улыбаясь, спросила оператор.

– Да, пожалуйста, – быстро ответил Слэйн, меняя лукавый оскал на спокойную безразличную улыбку.

Сидя в аэромобиле, он принял голограмму от жены – «Любимый Джем».

История их знакомства проста и особо не впечатляет. Так что же было?

Слушая свою жену, Слэйн погрузился в воспоминания.

Была корпоративная вечеринка компании, на которую один из любимейших сотрудников директора – Слэйна старшего – привёл свою дочку. Как и всегда на подобных мероприятиях, было очень скучно. В тот вечер, перепив антистрессовых энергенов, Слэйн был довольно разговорчив со всеми. Тут, как нельзя кстати, рядом оказалась Дженнифер, или просто Дженни.

Вечер был скрашен общением и флиртом с молоденькой красавицей с интимным продолжением в её пентхаусе. Как позже выяснилось, Дженни была совершенно ни при чём. Во всяком случае, она так отшучивалась первое время. Их роман закрутился молниеносно. Хотя было очень странно, что подобное могло произойти с таким невыносимым снобом, как Слэйн. Ему верилось в это с трудом, он всегда думал, что встреча с Дженни была подстроена их родителями. Так это или нет, но одно ему было до сих пор непонятно: как он мог полюбить человека, к которому позже, после всех признаний, остался совершенно равнодушным и как бы даже сказать, пустым, что ли? Имелись какие-то доказательства этой любви – видеоматериалы, заложенные внутрь чипа Слэйна, но почему-то иногда ему казалось, что это больше похоже на игру или ток-шоу. Во всём чувствовался неудачный сюжет для любовного романа с оттенками дешёвого, бульварного чтива.

Он устал от постоянного самообмана.

Каждое утро, вставая с постели, Слэйн чувствовал себя истощённым от жизненных обстоятельств, сложившихся именно таким образом. Устал от того, что он муж, что эта совершенно чужая женщина – его жена.

Между нами была любовь вселенского масштаба, и есть некоторые доказательства, но самое ужасное, что это нигде не запечатлено, в памяти ничего не отложилось, а сердце при виде её не начинает бешено колотиться, думал Слэйн, с интересом осматривая голограмму жены.

«Да нет же! У меня всё отлично, я просто устал», – подумал он, улыбаясь собственным мыслям в ответ.

– Дорогой, ты уже готов? – спрашивала её голограмма и мгновенно дополняла с более нервной тональностью в голосе:

– Я уже выезжаю в ресторан. Звонила твоя мама. Она передала, что они с отцом уже ждут нас. Поторапливайся!

– Жду тебя там, целую и до встречи. – Она говорила, а её губы искусственно подрагивали в такт её словам, и слегка закатывались неестественно красивые глаза.

– Я тебя понял, – единственное, что произнёс Слэйн за всё время.

Она всегда говорила ему, что её пугают подобные припадки.

Однако человеку свойственно знать правду.

Существует тип людей, которые живут и стараются её не замечать, будто правды нет в этом мире. Весь парадокс в том, что они же и борются с её проявлениями, хотя по-своему уверяют, что стопроцентной правды нет, при этом слепо, с безнравственностью и насилием навязывают своё правдивое мнение. Ещё есть редкий тип людей, их небольшое количество, которые верят в собственную правду, не распространяя её на других. Они здраво и логично утверждают, что правда у каждого своя и что это понятие – сугубо личное.

Придя домой, Слэйн не переставал размышлять на эту тему, параллельно занимаясь другими делами: он провёл процедуру ионоочищения тела и… выпил две порции антидепрессанта-энергена и подобрал для себя костюм..

Что есть правда для него? Мысленно он мог задавать себе подобные вопросы, но ни на один не находил достойных ответов.

Это то, чего он не знает точно, так же как и все люди. Это то, что будет, возможно, завтра. А ещё правда в том, что он совершенно не любит и не хочет полностью знать все тайны, и поэтому ему настолько ненавистно значение слова «ЗАВТРА».

Думы о завтрашнем дне постоянно приводят в один и тот же тупик, в который все так или иначе попадают снова и снова. Самый первый человек на Земле, видимо, был таким же наивным простаком.

Если счастье существует, оно может быть только здесь и сейчас. Никак иначе.

В раю или аду нет завтрашнего дня. Если эти места существуют, то у них в запасе есть вчерашние дни, и они тесно переплетены с действующим небытием.

Пожалуй, это и есть настоящая свобода, чистая, ничем не разбавленная. Это и есть счастье – насладиться хотя бы одной драгоценной каплей существования в настоящий момент.

Круговорот, или же просто вечная мельница? Скучный мир создан по схеме только одного круга – геометрической фигуры. Вспоминается капля воды, котора, я скатившись по руке, падает с кончика пальца в маленькую лужицу, при этом образуется круглый развод, а следом появляются всё новые и новые кольца.

Необычные мысли – это словно выковыривать непонятно что из неизвестного тебе блюда.

Слэйн думал о том, что он уже привык легко отвечать на сообщения других людей, при этом совершенно не напрягаясь. Беспочвенные ответы на бессмысленные вопросы – вот в чём состоит весь маразм и глупость современного общения, скрывающегося под красивой маской всеобщего прогресса.

Тем же вечером они с Дженни и его родителями обосновались в изысканном дорогом ресторане, директором которого был её двоюродный дядюшка.

Встреча в ресторане похожа на процесс съёмки какой-то рекламы, а единственно полезное действие выполняет только твой мозг, который показывает этот долгий ролик без звука.

В этом ролике есть всё, что должно быть в подобной продукции для потребительского мира. Главное, это заученные простые фразы, до невозмутимости банальные и глупые. И, конечно же, неестественная и безобразная мимика будто нечеловеческих лиц.

– И последнее, что я хотел бы сказать: сынок, с завтрашнего дня ты становишься полноправным директором нашей крупной компании, – наконец-то Слэйн старший выдавливает слова так, что они, проходя через призму его поднятого бокала, наполненного густым энергеном, медленно доносятся до ушей Слэйна младшего.

Слэйн улыбнулся, поднял свой бокал и медленно встал со своего стула. Произнося заранее подготовленную речь, он вдруг почувствовал в ногах невероятную слабость, его слегка подкосило, но слова автоматически продолжали вылетать из его уст:

– Это великий день! Именно сегодня произойдёт укрепление не только семейных позиций, но и деловых. Уважаемый и горячо любимый отец… спасибо тебе за веру. Дорогая мама, спасибо за любовь и поддержку. Благодаря вам я стал не только мужчиной, который любит и любим, но и состоятельным человеком, крепко стоящим на ногах. Ваши надежды на продвижение мной общего семейного бизнеса будут оправданны. Я обещаю, что сделаю всё, чтобы и при мне наша компания продолжала держать авторитетный статус и достигала всё новых и новых высот, – с испариной на лбу и дрожащей улыбкой Слэйн окончил свою речь и поднял бокал газированного энергена.

– Выпьем же за это! – сказала Дженни и, поднимая бокал, одарила присутствующих блеском своей неестественно белоснежной улыбки.

«Увидеть бы себя сейчас в зеркале», – подумал Слэйн.

У него жутко разболелась голова. Не слыша, что ему говорят, он ответил с дрожью в голосе:

– Спасибо, отец, – ещё раз вырвалось из его побледневших уст. Ему стало казаться, что вместо него отвечала автоматически запущенная машина, использующая его голос.

Какой же превосходный выход, только он не учёл одного – это, возможно, последняя роль с отличным концом. О таком можно лишь мечтать – элита среди всевозможных смертей. Навязчивая идея мечтателя. Хотя чего скрывать, вся жизнь Брюса Слэйна – наигранная сцена, и удивительно, что при этом он ещё не совсем лишился мозгов, чтобы не заметить проникновения неизвестного и чуждого внутрь себя.

Слэйн продолжал размышлять о происходящем.

– Пора прекращать думать о подобном, смерть в таком случае – не избавление, а лишь мелочное пожертвование для неудачного калеки. Нужно собраться с духом. За всем этим скрывается некая безликая тайна – и вполне очевидно, что её власть всячески касается внутреннего стержня моей души.

Слэйн пошатнулся и вновь опустился на свой стул. Вслед за этим он залпом опрокинул в себя бокал с тёмно-красным энергеном с бархатистым привкусом старинного вина.

После короткой болтовни и нескольких бокалов винного энергена его разум словно накрыло кашемиром – занавес внутреннего театрального представления опускался, и вместе с ним его тело падало с одного стула на другой.

Всё, что он помнил дальше, – это конец торжества. Изменчивый рисунок невыносимо гладкой, зеркальной поверхности пола этого жуткого ресторана. Отполированный до идеала термомодифицированный каменный уголь – непозволительная роскошь для современного мира.

После этого Слэйн приходил в себя, облокачиваясь о дверь ресторана. Рядом с ним стоял странного типа человек в чёрном пальто, закрывающий лицо широкой чёрной шляпой. Брюс всё ещё находился в сознании, хотя с ним происходило что-то очень непонятное. Наполовину парализованное тело продолжало двигаться, им руководил мозг. Слэйн выглядел как человек, совершенно потерявший координацию. Каждый раз это состояние напоминало ему об одном значимом событии, которое он не мог вспомнить достоверно, имея в своём багаже лишь несколько обрывков из воспоминаний.

Камикадзе с насмехающимся лицом и одновременно бесстрашными глазами прицелился в него из оптического семизарядного пистолета неизвестного происхождения.

Всё произошло внезапно. На улице, у входа в ресторан, Слэйна встретила сильная пощёчина.

Голова откинулась назад так, что он начал видеть всю прелесть звёздного неба. Боль стягивала все внутренности и как будто утаскивала его сознание на глубину невидимого колодца. Окружающая картина в один миг стала расплывчатой, в глазах потемнело, и он медленно, как ему показалось, стал терять сознание, впадая в непонятное состояние, схожее с крепким сном.

«Вот так, заслужил всё-таки отдых…» – только он подумал, как вдруг внешний мир совсем исчез, а мозг уплывал куда-то по огромному коридору в неизвестном направлении.

Глава 2

Открыв глаза, первые несколько минут Колосов тщательно изучал окружающие стены небольшой комнаты.

Некоторое время пытался ответить, казалось бы, на простые вопросы: кто я? И что тут делаю?

Ему явно что-то снилось, и это был не самый приятный сон. Посмотрев на раздвижной диван, он неожиданно понял, что этой ночью спал один.

– Марина! – Отчаянный крик неожиданно вырвался из его глотки с таким трудом, будто этому препятствовал плотный комок.

Внезапно он вспомнил все вчерашние события. Вначале он поссорился со своей возлюбленной из-за проблем на её работе – это первое. После ссоры она собрала сумку, оделась и вышла на улицу, где было уже совсем темно, – это второе.

Рядом с диваном лежал мобильный телефон, на нём тридцать пять исходящих звонков. Последний был в 4 утра – это третье.

Он так и не дозвонился – четвёртое. Загнув ещё один палец, Колосов с красными от недосыпа глазами уставился на сжатый кулак.

Схватившись за голову, он повернулся на другой бок и начал вспоминать вчерашний вечер во всех подробностях.

Как же надоело возвращаться после трудной рабочей недели домой, в эту маленькую съёмную комнату, еле держась на ногах выслушивать все несчастья, которые случаются в жизни моей любимой второй половинки. Вчера всё происходило по такому же сюжету.

Он вспомнил, как просил её успокоиться и попробовать провести сеанс медитации наедине. В этот же момент умом он ненавидел весь мир, свои слова и больше всего рабочий коллектив Марины, из-за которого она стояла перед ним. Заплаканная, она говорила, всхлипывая, что начальник по фамилии Исаковский однажды унизил её при всех, и теперь весь коллектив ждёт, когда он это повторит. Она говорила, что теперь каждый день он издевался над ней так же легко, словно выпивал чашку кофе, вдохновляясь страдающим блеском её глаз. Он ненавидел её из-за того, что она нравилась его покойному отцу – бывшему директору фирмы.

Как бы ему хотелось его смерти, однако это слишком сладкий подарок. С самого первого раза, когда Марина рассказала о нём, Колосов затаил ненависть к этому человеку. Хоть он ни разу не видел Исаковского вживую, это не мешало ему в своих заветных мечтах проводить над ним изощрённые пытки. Колосов вкушал сладковатый привкус крови в воздухе, и всё, чего ему хотелось – повторять эти пытки до бесконечности.

Он испытывал истинное разочарование, когда кто-нибудь или что-нибудь из реального мира развеивали все созданные им явления, когда всё одномоментно растворялось в воздухе как пар, выпущенный изо рта.

Зачем это вспоминать?

Колосов сам себе задавал вопрос и тут же, качая головой из стороны в сторону, возвращался обратно, в беспощадную реальность прошлого дня. Он вспоминал её светло-зелёные глаза, хладнокровно застывающие на одной воображаемой точке. Ещё через некоторое время он заметит, что она мертвецки спокойна.

Она же никогда не была спокойной – вздрогнув, он неожиданно поймал себя на этой мысли. Страшные перемены происходили в ней в тот момент, и уже, как только он пытался что-то понять в сложившейся ситуации, она тихо и безмолвно обнимала его, как будто в последний раз.

– Прошу, Марина, не надо, – повторял сквозь слёзы Колосов и чувствовал, как его сердце сжималось, словно клочок бумаги.

– Сволочи! Как же я вас ненавижу! Как такие существа могут жить?!

Он пытался её успокоить: приглаживал светло-русые волосы, обнимал и целовал в шею, как она любила. Затем покрывал легкими поцелуями её мокрые от слёз глаза.

– Успокойся, дорогая, любимая моя, всё пройдет, – говорил он, а сам в то же время начинал про себя думать:

«Что я делаю?»

Сидя на кровати и вцепившись длинными руками в густые тёмно-русые волосы, Колосов промычал и опрокинулся лицом на подушку.

Зачем-то он начал её успокаивать, прекрасно зная, что она этого не выносит.

Резко прекратив рыдать, она оттолкнула его и выбежала в коридор коммуналки. Быстро взяв сумку, она накинула сверху пальто и надела сапоги. Всё произошло так быстро, что лишь на пороге он успел схватить её за рукав и прокричать хриплым голосом:

– Куда же ты?! Не делай глупостей!

Взгляд Марины был отрешённым, но она проговорила твёрдым голосом:

– Глупо продолжать всё это. Мечты маленькой девочки по имени Мэри не сбылись. А это серьёзное нарушение моего внутреннего баланса. Я поеду к сестре, как только буду у неё, я тебе позвоню, – закончила Марина и развернулась к выходу.

Она не сказала слов на прощание и не подарила последний поцелуй. Вихрем пролетев коридор, Марина громко захлопнула дверь. В тот самый момент Колосов, словно Кай из детской сказки, ощутил холодное дыхание рядом с собой. Впервые в жизни всё смешалось в его подсознании. Внутренний голос вопил, стараясь истошным криком донести важные слова:

– Это Смерть!

Леденящее дыхание, словно сквозняк, ощущалось от закрывающейся за Мариной дверью. Внутренний мир, как и тело, парализовало на целые сутки.

Этот момент во всей жизни Колосова стал самым ужасным и невыносимым из-за нескончаемой боли, навечно нарушающей баланс между его прошлым, настоящим и будущим.

Можно ли назвать это ссорой? – задавался он очередным вопросом.

Он этого не знал.

Уже утро. Он лежит в кровати и по-прежнему ждёт звонка. Все предыдущие тридцать попыток дозвониться на её мобильный телефон не увенчались успехом – на первые десять звонков она не брала трубку, а затем её телефон вдруг оказался вне зоны действия сети. Тогда он решил попробовать дозвониться до её двоюродной сестры Жени. Спустя несколько гудков наконец услышал её голос.

– Алло, Женя, привет, это Ярик, а Марина сейчас у тебя? – спросил он дрожащим голосом.

– Привет, Ярик. Нет, послушай, вчера она позвонила мне и сказала, что приедет сегодня днём.

В голову Колосову резко вонзился невидимый острый осколок, но он продолжил задавать вопросы:

– Странно, ты уверена в этом? Она же вечером собиралась к тебе. Где же она? – Он чувствовал, как еле шевелятся губы. Не выдержав, он начал нервно теребить волосы.

Она старалась не паниковать и говорила спокойным тоном:

– Послушай, я не знаю, что происходит и где моя сестра. Если ты сам что-нибудь узнаешь, то позвони мне обязательно, а пока я обзвоню родителей. Всё будет хорошо, Ярик, не переживай. – На том конце голос постепенно сужался, пока не начал полностью исчезать.

– Хорошо, позвоню, слышишь? Позвоню! – крича в трубку телефона, Колосов только через некоторое время понял, что связь оборвалась и на том конце просто положили трубку. В уши ударил резкий звук прерывания связи, как будто это был его собственный крик в быстрой перемотке.

Где же она?

Надев куртку, он нервно ходит по комнате от одного угла к другому, спрашивая самого себя. Постепенно воздух становится спёртым, ему тяжело дышать.

– Чёрт! Марина, что же ты наделала?!

Колосов выбежал на улицу. Чистый, колючий и морозный воздух резко ударил в ноздри и будто предвещал беду.

Дурные мысли надо отгонять, как тараканов метлой – так учил его преподаватель в художественном лицее. Достав сигарету, впервые за долгое время он решил закурить. Едкий дым табака медленно заполнял лёгкие и спасал его, хотя полгода назад он бросил эту пагубную привычку.

– Всё нормально, Ярик, не бойся, всё будет хорошо, – сделав затяжку и выкинув сигарету, твердил сам себе под нос слова ободрения, как некое заклинание. Сжав до посинения кулаки и еле сдерживая слёзные потоки, Колосов широким шагом двинулся в сторону автобусной остановки. Ещё мгновение, и ужасный скрип будет то и дело звенеть в его ушах, как напоминание о молчащем мобильнике.

Похоже, кто-то начинает сходить с ума.

Марина, милая моя, где же ты?

Следующие попытки найти её в этот день не увенчались успехом.

Этим же вечером Колосов случайно наткнулся на старую телефонную книгу в кожаном потрёпанном переплёте. Она стала его единственным утешением за весь день, именно в тот момент, когда глаза покрылись красной паутинкой, а любое явление, событие, звук человеческого мира вызывали тошноту и раздражение.

Колосов нервно перелистывал страницу за страницей, был озлоблен и раздражён, всякий раз задавал себе один и тот же риторический вопрос: «Ведь она не заслужила этого?»

Он вскрикивал:

– О чём я думаю? Вспоминай же!

Наконец, он находит нужный номер.

– Вот он! – обрывком вырывается из его уст.

Он смотрит и медленно протирает руками глаза. Перед ним мелькают знакомые цифры, номер Гришки. Сейчас он – его единственная надежда. В этот самый момент, уже как по привычке, Колосов нервно начинает звонить другу детства Гришке Рощину. Он всегда готов был прийти ему на помощь, имея в себе те особенности и черты характера, которые были присущи величайшим лидерам всех свершённых революций. Рощин был таким ещё с тех далёких времён, когда они делили ворованные конфеты из столовой детского дома, в котором вместе росли.

Ожидание, гудки… сердце начинало сжиматься в комок, холодная дрожь постепенно овладевала телом.

– Алло, Гришка. Здравствуй, друг мой. Не занят? У тебя найдётся для меня свободная минутка? – быстро начал Колосов.

– Аа… Май бразе Ярик… Гуд дэй, мой милый друг, для тебя у меня всегда найдётся свободное время, – весело ответил Рощин и тут же добавил:

– Что случилось? А хотя, знаешь что, приезжай и всё расскажешь, по твоему голосу слышу, что дела плохи.

– Хорошо, выезжаю, – коротко ответил Колосов, нажимая кнопку отбоя.

Он даже не заметил, как быстро покинул здание полуразрушенной хрущёвки. По пути ему попался пьяный мужик, который, завидев Колосова, неожиданно нахмурил брови и, качаясь из стороны в сторону, нацелился идти прямо на него. Он всячески старался задеть Колосова своим плечом. Но тот уклонился от его выпада. Мужик с пеной на губах произнёс что-то невнятное. Колосов не стал вслушиваться и пошёл дальше.

– Нет, нет, нет! – твердил он себе под нос.

«Это всего лишь страшный сон, и всё, что мне нужно сделать, – это проснуться и открыть глаза», – думал Колосов, направляясь в сторону трамвайной остановки.

Но кошмар был реальностью, похоже, что теперь он никогда не прекратится.

Колосов сел в трамвай, включил свой старенький плеер и, прислонившись к окну, задремал под грустную музыку дождя.

Сквозь сон ему было слышно, как диспетчер произносит названия остановок, как громко сморкается кондуктор, как сигналят машины, как колёса машин будто мягким лезвием разрезают кашицу из мокрой грязи и снега.

Пока он был в пути, ему приснился очень странный сон. Длинный, непонятный, хотя дремал он всего лишь несколько минут.

Начинался он так…

Им с Рощиным было по семь лет. В тот день они оккупировали один из участков садоводства «Мирское», которое находилось в двух километрах от детдома. Время было уже позднее, около часа ночи, они сидели на ветвях яблони и собирали уже четвёртый мешок золотисто-жёлтого налива. Насытившись на день вперёд, ребята потихоньку готовились спускаться вниз.

– Ярик, у меня есть кое-что для тебя, – шмыгая носом, сказал Гришка.

– Что же?

Рощин достал из военной кожаной сумочки пачку сигарет с иностранным названием и изображённым на ней верблюдом.

– Закурим? – спросил он, улыбаясь.

– А ты что, знаешь, как? – неуверенно переспросил его Колосов.

– Да, естественно, меня Сипун, из старших, научил – весело ответил Рощин и тут же проинструктировал:

– Берёшь, поджигаешь, затягиваешься, глотаешь дым и становишься увереннее и взрослее. Мозг подаст сигнал всему организму, нервные клетки изменятся, и ты становишься уже другим человеком. Интересно ведь?

– Разве это не вредно, Гри?

– Вредно, не вредно. Фигня! Наша жизнь вреднее. Представь себе, что под этим лунным светом ты прямо как величайший Аль Капоне. Достаёшь сигарету, смотришь спокойно по сторонам, оцениваешь обстановку, закуриваешь. После бросаешь взгляд на луну и слегка отдёргиваешь уголок своей шляпы, как будто приветствуешь её, красавицу, плавающую в волнах сливового ликера. Только представь. Почувствуй, как это круто.

– Послушай, Гри, а кто такой Аль Капоне?

Колосов посмотрел на своего друга, который стоял широко раздвинув ноги и, прищурив глаза, поправлял крылья невидимой шляпы.

– Капоне – это такой гангстер, недавно по телевизору про него показывали фильм. Он был неуловимым. Кстати, как и у нас, его детство не сложилось. Он обитал в бедных кварталах Чикаго, где жили эмигранты из Италии. Позже, в годы Великой депрессии, он смог войти в мафию и подняться в ней так, что стал самым богатым и знаменитым человеком того времени.

– Ты курить-то будешь? – неожиданно добавил Рощин, выпуская изо рта колечко дыма.

Только Колосов начал затягиваться, как в сад вбежал сторож со своей овчаркой. Всё произошло так быстро, что Рощин, выронив из рук пачку сигарет, рванул в кусты.

– Шухер! Беги! – прокричал он.

Но Колосов не успел вовремя среагировать, и сторожевая овчарка одним прыжком сбила его с ног. Закрыв лицо, он начал кричать, чувствовалось, как онемела правая рука. Создавалось странное ощущение, будто сотня пиявок единовременно присосалась к руке. Собака изо всех сил крутила головой в разные стороны, словно пыталась вырвать его руку. Он закрыл глаза, слыша яростное рычание с горячим дыханием и ароматом свежей крови.

– Пошла вон, дура!!

Внезапно Колосов услышал глухой стук и визг, сопровождающийся новым рычанием.

– Вот тебе, шавка!!

Ещё удар, и рычание полностью сменилось визгом, который начал удаляться всё дальше и дальше от его ушей.

– Ярик, ты как?

Открыв глаза, Колосов увидел в темноте своего друга Рощина с лопатой в руке.

– Вставай, нам надо бежать, – прокричал он.

Но было поздно. За Рощиным выросла массивная фигура сторожа, который одной рукой выхватил у него лопату, а другой поднял его за шкирку так, что маленький Капоне повис в воздухе как тряпичная кукла. Это было последнее, что увидел Колосов. В глазах потемнело, и перед зрачками поплыли круги. Он пытался препятствовать этому, но мозг не поддавался. Колосов потерял сознание.

Он проснулся в кабинете терапевта детского дома. Рука была перебинтована и слегка ныла от боли.

Взгляд Колосова остановился на резиновой собачке, которая вместе с плюшевым слоном и другими игрушками стояла на полочке, рядом с лекарствами.

«Я всегда любил эту игрушку», – подумал он и тут же вспомнил всё: и прошлую ночь, и пачку сигарет с верблюдом, и Аль Капоне, и Гришку, и овчарку сторожа, которая, видимо, хорошенько покусала его правую руку. Эта резиновая собачка ему нравится больше, чем живая. Она всегда его успокаивала и в трудные минуты уколов, и тогда, когда он заболел полгода назад.

– Проснулся, воришка! – с такими словами в кабинет вошёл главврач Шнятко. Это был крупный мужчина, с маленькими рачьими глазками и неуклюжими ручищами, похожими на лопаты. Первое, что бросалось в глаза во всём его образе, – это торчащая из кармана пачка сигарет, точно такая же, как вчера была у Гришки. От него пахло табаком, а на носу от чрезмерного курения полопались капилляры. У него было мало волос на голове, остатки он пытался зачесывать набок, что вызывало ещё большее отвращение. Он не любил детей, многие его боялись, но Рощина и Колосова всегда смешили его пухлые щеки, которые тряслись как желе, когда он говорил.

– Готовься, хулиган, сейчас пойдешь к директору, – продолжал он.

Испуганный Колосов спросил:

– А Гришка где?

– Сейчас узнаешь. Вставай же, мелкий преступник, сейчас ты и Гришку увидишь, и директора, и воспитателя своего. Они все тебя уже ждут не дождутся. Вставай, вставай! – Он выговаривал слово за словом, немного запинаясь и краснея от напряжения.

Пройдя по коридору, они зашли в кабинет директора детского дома. В тот момент, когда открылась дверь, Колосов зажмурил глаза.

Всё, сейчас начнется, пронеслось в его голове. Каково же было его удивление, когда вместо кабинета директора они вошли в огромный зал, где было полно зрителей. Все аплодировали и смотрели на них так, будто они прилетели с другой планеты.