Текст книги "16 лошадей"

Глава 12

Купер съела свой обед – сэндвич с говядиной под тонким слоем неопознанного красного соуса и безвкусным белым хлебом – на обочине рядом с машиной.

Она чуть улыбнулась самой себе, затем, скривившись, проглотила еще один кусок (мысленно скорбя по лошадям, которые тоже превратились в мясо) и допила кофе из термоса, который до сих пор не остыл, хотя прошло уже несколько часов.

Вокруг полно шатких ограждений, в основном дырявых, денег-то на ремонт уже не дают. Наверное, в последние годы «Родная ферма» приносит одни убытки. Если бы только хозяева задумались о продаже. И если б вообще нашлись покупатели. Земля обесценивается, превращается в заброшенные участки. А эти отец с дочерью до сих пор не сдались.

Мать сбежала, девчонка почти сразу после этого бросила школу, и отец учил ее сам. Купер узнала все это от Алека.

Полицейские тогда проверили весь дом, каждый из них повсюду совал свой нос. Мать принимала варфарин из-за проблем со свертыванием крови. На флаконе значилось ее имя: «ГРЕЙС КОУЛ».

Все остальное лежало на своих местах – одежда, украшения. Ей до сих пор приходила почта. Грейс ушла год назад и с тех пор даже не пыталась связаться со своей семьей. Она не желала иметь ничего общего со своей собственной плотью и кровью.

Солнце прорывалось через облака.

Купер доела сэндвич, встала, потянулась. Почти все головы уже погрузили.

Скоро можно будет приступать к вскрытию.

Глава 13

Позже днем Майкл Стаффорд приподнялся в постели и выглянул в окно. Извозчик рассказал полиции все, что ему было известно, но они все никак не унимались. Хотели знать, где он живет, чем занимается. И чего они пристали?

В то утро никто не играл в бинго, до трейлера не доносилась громкая музыка. Ночью шел дождь, и он плохо спал.

В заливе, на горизонте, расплывались черные пятна островов.

Надо бы выпить. Надо открыть окна, проветрить тут все и немного прибраться. Повсюду валялись пустые бутылки из-под водки и рома.

Майкл вышел наружу, в лицо ударил соленый ветер. Он запер дверь и направился в магазин.

По дороге ему позвонил Джо, сказал, что сочувствует.

– Ты о чем?

Тот невнятно прохрипел что-то в ответ, а потом попросил, чтобы Майкл пришел в зал игровых автоматов к трем часам.

•

Майкл вырос поблизости и остался жить в этом приморском городке, даже когда разъехались все друзья. В двадцать лет он и сам сбежал отсюда, от своих ошибок, однако расплатившись за них, сумел вернуться. Еще с тех лет он прекрасно помнил местных мясников: у одного были пышные усы, у другого – грязная борода, помнил их красные лица, пенно-мясной запах из сточных труб, мыльный раствор на ступеньках, аппетитные куски мяса в витрине, прямо как в кино.

Правда, на месте мясных лавок теперь стоял небольшой супермаркет.

Автоматические двери со свистом разъехались в стороны, когда Майкл подошел ко входу. Он двинулся прямиком к отделу спиртных напитков и обнаружил его рядом с замороженными продуктами. Нашел отличную бутылку рома со скидкой, схватил ее правой рукой и пошел по длинному проходу к кассе, нащупывая деньги в кармане.

Народу в магазине было не очень много.

Может, кто-то из этих людей ему знаком? Вот пожилая женщина выбирает кукурузные хлопья. Нет, ее Майкл нигде раньше не встречал. А вот дети, уткнувшись в телефоны, стоят у полки с газетами и журналами.

Возможно, Майкл с Энни катали кого-то из них? Трудно сказать.

Он встал в небольшую очередь на кассе, и в этот момент кто-то вдруг коснулся его затылка.

Майкл резко повернулся. Бутылка выскользнула из руки и разбилась о твердый пол, осколки стекла – в растекающейся жидкости, точно камешки на берегу моря.

Сзади никого не было. Майкла затрясло, по телу пробежал холодок.

Он снова услышал звук игровых автоматов, эту жуткую музыку и скрип открывающейся двери.

Прибежал продавец с рулоном голубых бумажных полотенец и совком, начал собирать разбитое стекло и вытирать пол.

– Ничего, я… – начал Майкл.

– Мне нужно все убрать. – Продавец поставил рядом желтую напольную табличку с надписью «Осторожно, мокрый пол!».

– Я просто… – Майкл осмотрелся и замер.

Вокруг собрались другие покупатели, и все они глядели в его сторону. Да на что тут смотреть! Взгляд старушки с хлопьями был полон омерзительной жалости.

Майкла била дрожь, руки тряслись. Через открытую дверь магазина доносилась жуткая музыка игровых автоматов.

– За разбитую бутылку можете заплатить на кассе, – сказал продавец.

– На две мне не хватит, – удивленно уставился на него Майкл. – Нет столько денег.

– Тогда заплатите только за одну.

– Но я же ее не выпил.

– Зато разбили. – Продавец выпрямился. – У нас тут видеонаблюдение, мы все записываем.

– Что это значит? – Лицо Майкла искривилось. – Как это записываете?

– Чего вы так волнуетесь? Просто заплатите, и все.

– Ничего я не волнуюсь! Я спросил, в каком это смысле вы меня записываете? Зачем?

– Ну, мы всех записываем. – Продавец слегка занервничал. – Сейчас везде так делают.

– Зачем? – Майкл был готов расплакаться. Какой стыд.

– На случай правонарушений.

– Кто-то потрогал мой затылок, поэтому я дернулся, – сказал Майкл. – Я… Я же ничего не нарушал.

Продавец молча на него уставился.

– Просто дайте мне то, за что я заплатил. – Тревога в голосе Майкла нарастала. – Разве я так много прошу? Дайте мне то…

Его вдруг перебила старушка:

– Успокойтесь, я заплачу. – Кивая самой себе, она выложила на ленту кассы банку кофе, коробку кукурузных хлопьев и большую бутылку рома. – Пусть рассчитается за битую, а я куплю новую.

– Зачем вам это? – спросил продавец, качая головой, но женщина не ответила.

Тот же вопрос повторил и кассир. Вам, мол, кажется, что вы делаете доброе дело, а на самом деле это не так. Не нужна ему эта выпивка.

Старушка снова промолчала.

Уже на улице она отдала Майклу ром.

– Спасибо, – пробормотал он и схватил бутылку трясущимися руками. Женщина явно хотела продолжить беседу, однако Майкл поспешил отвернуться.

– Не хотите поговорить?

Он быстро зашагал прочь.

– Вот и вся благодарность, да? – крикнула она ему вслед.

Майкл не откликнулся и пошел дальше.

•

Он постарался не напиваться перед походом в зал автоматов. Сделал себе кофе, чтобы взбодриться. Вышел обратно на улицу. Минуты перетекали в часы; такое чувство, что с утра прошло уже несколько дней.

В зале с синими коврами было темно, только автоматы мигали разноцветными лампочками. Какой-то мальчишка расстреливал бегающих по экрану инопланетян. Мужчин постарше интересовали азартные игры, и они собрались в дальней части зала, которую называли «рулеткой». Сюда, к монетным автоматам, пускали только посетителей старше восемнадцати.

Там Джо и пропадал целыми днями. Ходили слухи, что именно ему принадлежит это место. Впрочем, кто-то утверждал, что зал только формально записан на Джо, а на самом деле тут скрывается какая-то афера.

Таблички крутились туда-сюда, сверкали огни, играла музыка. На экранах мелькали утята, прямо как настоящие. На полу валялись монеты и упаковки из-под жвачки.

Зал игровых автоматов работал без выходных, хотя сюда никто не приходил.

И как этот бизнес выживает, когда все остальное вокруг закрывается? Мысль об этом долго волновала Майкла, пока однажды он не выпил и кое-кто не рассказал ему секрет.

Зал автоматов – совсем не то, чем кажется.

– Люди без конца бросают внутрь монеты, а назад ничего не получают, – объяснил мужчина. – Понимаешь?

Майкл ничего не понимал. К ним подошел какой-то парень, начал просить денег, но его друг послал незнакомца ко всем чертям.

– Здесь отмывают деньги. Эти игры, они как чистящее средство, отмывают с денег всю грязь. – Мужчина потушил сигарету в пепельнице, улыбнулся и вдруг взъерошил ему волосы. Майклу это не понравилось. – Как ты думаешь, Майки, куда идут эти деньги? Куда идут деньги этого ублюдка?

И вот Майкл снова здесь, спустя столько месяцев.

Он сидел и ждал Джо, который, возможно, был владельцем зала автоматов, а может, вообще ничем не владел.

– Занято? – спросил какой-то мужчина, взявшись за соседний стул.

Майкл отрицательно качнул головой.

Незнакомец сел, почесал затылок. На вид пожилой, седые волосы, крепкие руки. Где-то Майкл его уже видел. За рулем машины.

– Много проиграл?

Майкл посмотрел на него и после паузы ответил:

– Да.

– Я сам не любитель азартных игр. По крайней мере, не люблю играть на деньги.

– Тогда это место не для вас. – Майкл осмотрелся – Джо еще не подошел. – Если только вам по вкусу детские автоматы.

Мужчина усмехнулся.

– Можно задать тебе вопрос?

Майкл промолчал. Что-то в этом человеке его встревожило.

– Мы знакомы?

– Сначала ты порадуй меня ответом. – Джордж улыбнулся. – Где ты был в ночь на седьмое?

Глава 14

Над полями плыли облака. Здесь, вдалеке от города, их ничто не прерывало, высотки не мешали их плавному движению.

Когда тебя обвиняют в том, чего ты не делал, это не очень-то помогает укрепить характер.

Хотя какой-то результат все же есть, правда? Этим Алек и занимался, возлагал потенциальную вину на невиновных.

Поначалу ведь не знаешь, кто говорит правду, а кто врет. Такая уж у него работа.

Он приложил телефон к уху и слушал своего друга. На грязной щеке выступил пот.

– Майкл утверждает, что в ночь убийств был на салюте. – Из-за плохого сигнала голос Джорджа казался механическим. – Не знает, кто может это подтвердить, потому что ходил туда один, но заверяет, что был там. Что тут еще скажешь?

– А права на вождение большегрузов?

– Грузовик не водил уже много лет. Единственное, чем сейчас занимается наш бывший арестант, – катает народ на лошадке. – Немного помявшись, Джордж продолжил: – Перед встречей заглянул в окна его трейлера: парень очень много пьет. Возможно, и наркотиками балуется.

– И как прошел разговор?

– Кажется, он расстроился. Не знаю… Кроме лошади у него никого нет. Она была для него и заработком, и другом, и питомцем. Сомневаюсь, что Майкл мог причинить ей вред.

– В прошлом он был склонен к насилию, – возразил Алек.

– И я тоже. Мы все ошибаемся. – Джордж вздохнул. – В общем, не знаю. Можно попробовать достать видео с камеры на побережье и проверить его алиби: во сколько ушел, во сколько вернулся. Если в этом замешан кто-то из его партнеров, я не удивлюсь, но сам Майкл – вряд ли.

– Ладно. Головы мы отправили в ветеринарную хирургию, консультант сейчас ими занимается.

На том конце провода воцарилась тишина.

С фермы Коулов донесся звук хлопнувшей двери.

– Думаешь, ей удастся что-то откопать? – Голос Джорджа казался приглушенным.

– Она сказала, что головы могли отпилить… Многообещающее начало.

– Странная у нее работа. – Через секунду он добавил: – А вы с ней вроде поладили.

– Что?

– Что слышал. Болтали без умолку.

– Четыре сотни кошек. – Алек нахмурился.

– Мне это ни о чем не говорит.

– Их… их расчленили и подкинули хозяевам… Хотя ладно, забудь.

– Зачем кому-то резать кошек? – озадаченно спросил Джордж. Он был явно шокирован и понизил голос. – Какой ужас.

– Да, жуткая история, – согласился Алек. – Перезвоню позже, хорошо?

– Да, конечно.

Алек убрал мобильный в карман и чихнул.

На мгновение ему показалось, что он чихнул кровью, хотя это была всего лишь игра света.

•

Когда Купер спросила, встречались ли они раньше, Алек солгал. Точнее, сказал не всю правду.

В свете утренних лучей она выглядела иначе, да и одежда другая: зеленый комбинезон, черные резиновые сапоги. Уставший взгляд. Но это точно она, та самая брюнетка в темно-красном свитере, которой он улыбнулся во дворике у паба.

Не признаваться же, что он и есть тот чудной молчаливый тип с бокалом. Алек не мог понять, что с ним не так, почему его одолевают такие странные мысли. Интересно, заметила ли это она? Мужики вокруг нее, наверное, так и вьются.

Вспомнилось, как Купер свернула шею ворону.

Алек уставился на дорогу: сплошь равнинные земли, ни одного холма или оврага. Лишь пустота, перемежающаяся амбарами да парой тракторов, пустота, которая уходит за горизонт, где все остальное скрывается из виду. К востоку отсюда растянулись низкие постройки Илмарша. Даже море можно разглядеть.

За углом амбара стоял большой пластиковый контейнер для мусора, в котором среди ржавых сельскохозяйственных инструментов и аппаратов что-то трепетало.

Алек подошел ближе, солнце отражалось от пластика и слепило глаза. Что это может быть?

Он сдвинул сломанную тачку и вскоре обнаружил то, что привлекло его внимание.

Наполовину сдувшийся воздушный шар слегка приподнялся, затем снова упал.

Серебристый воздушный шар с надписью «С 16-летием!».

ПРОПАЛ КОТ ПО КЛИЧКЕ ДЖЕЙК.

ОКРАС: ПОЛОСАТЫЙ.

ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ЕГО ВИДЕЛИ В ИЛМАРШЕ,

В НИЖНЕМ ГРЕНВУДЕ, ПЕРЕД САЛЮТОМ.

НА ДЖЕЙКЕ КРАСНЫЙ ОШЕЙНИК

С БИРКОЙ «НЕ КОРМИТЬ» (У НЕГО ДИАБЕТ).

ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ ЕГО ОТЫСКАТЬ.

НАШЕДШЕГО ЖДЕТ НЕБОЛЬШОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ.

Глава 15

В центре был слив, прямо в середине желтого бетонного пола. Такой есть в большинстве загонов для скота. Судя по следам, недавно туда стекала кровь.

Хотя у открытого входа стояло еще несколько ветеринаров, старый загон казался местом уединенным. Эта уединенность была такой же неотъемлемой его чертой, как широкие, выстеленные сеном отсеки, где животных держали днем, или желтый пол. Такого пола Купер никогда раньше не видела. На полках стояли разные емкости, лежали веревки и материал для наложения швов.

Окон не было, только одна красная дверь в углу, прямо у раковины, через которую входили люди. Рядом с ней – проход для животных, закрытый металлическими рольставнями.

Головы разложили на хромированных столах под белым светом флуоресцентных ламп: две партии по пять и еще шесть. Хвосты лежали на тележке.

•

Ветеринары уже сняли перчатки и вымыли руки. Стоя у порога, они пили чай. Дул легкий ветерок. Только Фрэнк, старый седой директор ветеринарного центра, и Кейт, юная робкая мышка, остались допоздна, чтобы помочь Купер.

– Классная кружка, – улыбнулась она.

Кейт опустила взгляд, затем снова посмотрела на Купер и слегка покраснела. На кружке было написано: «Делаю свою работу, не поджимая хвост».

– Друг подарил. Такая вот шутка.

– А мне от одного бывшего досталась с надписью «Бе-е-ез ума от тебя», – сказала Купер, пожав плечами.

– И ты его упустила?

Купер снова улыбнулась, но ничего не ответила. Когда повисла тишина, она попросила своих временных коллег немного рассказать о себе.

Кейт закончила учебу относительно недавно, опыт работы – два года. Здесь она проходила практику, пока училась на заочном, здесь жила в детстве, пока родители не переехали.

Фрэнк – практикующий ветеринар с многолетним стажем. Совладелец центра, крупными животными чаще всего занимается сам. Он подробно остановился на том, как по молодости работал во Франции и Бельгии.

– Ну а вы? – спросил Фрэнк. – Вас-то как занесло в такую сферу?

Купер выдавила улыбку.

– Это не самая интересная история.

– Все равно рассказывайте.

– Телика насмотрелись, да? – добавил Фрэнк.

От чашки Купер поднимался пар и рассеивался в воздухе на фоне желтого пола.

– Это позволяет заработать на хлеб.

•

Они говорили о том, что повидали.

Рассказывали о самых страшных вещах.

Об истории инфекционных заболеваний в этом районе.

Тридцать лет назад – коровье бешенство.

Не так давно – ящур.

– Три фермы отбраковали, на остальные наложили ограничения. – Фрэнк скривился. – Владельцы, конечно, получили компенсацию, только вот… Разве деньгами восстановишь родословную, которая уходит корнями в прошлое на многие десятки лет? Я был здесь во время первой вспышки, какой же это год? Двухтысячный? Или две тысячи первый? Вы не представляете, что тут творилось. – Он снова поставил чайник и после паузы добавил: – Успели посмотреть наш городок?

– Вчера только приехала, – ответила Купер.

– Думаю, вы уже все увидели. Когда загнулось рыболовство и нефтяной промысел, когда разъехались туристы, вся надежда была на животноводство. Те фермы… Если нынешняя ситуация с лошадьми вызывает у вас скверные чувства, то представьте, каково стоять среди десятков, среди сотен мертвых животных. Смотреть, как их сжигают, как взрослые мужчины не сдерживают слез. Это очень больно.

– Среди людей тоже были жертвы, – добавила Кейт.

– Да, один из фермеров покончил с собой, – сказал Фрэнк. – Выстрелил себе в рот из дробовика. Эпидемия дважды поражала его скот: сначала в две тысячи первом, потом в прошлом году. А еще тот случай на острове…

– Что произошло?

– На островке в паре миль отсюда сгорела ферма. Никто особо не знал тех людей, но ходили слухи, будто владелец сам все поджег. Кто его знает, как все было на самом деле. – Он покачал головой. – Дурные времена настали, мисс Аллен. Дурные времена.

Фрэнк налил себе еще чая, не предложив остальным.

– А что насчет фермы Коулов? – Купер глянула на часы: пора бы приступать.

– В каком смысле? – переспросила Кейт.

– Как у них шли дела все это время? Сейчас у них в основном овцы, но, может, раньше они держали и других животных?

– Насколько мне известно, у них действительно только овцы. Я бы даже фермой это не назвал, – усмехнулся Фрэнк с некоторым раздражением в голосе.

– У вас с ними возникали какие-то проблемы?

– Не то чтобы проблемы. С их скотом все в порядке, а вот сам Коул задолжал нам несколько тысяч.

Пока они разговаривали, глаза лошадей смотрели в никуда сквозь открытые рольставни. Челки на их головах намокли от дождя и растрепались.

•

Ветеринары разъехались по домам около десяти вечера. Купер осталась, закрыв загон изнутри.

Она потерла уставшие глаза.

Верхний свет располагался как-то неудобно, в загоне было холодно. Ей принесли еще несколько ламп, но их все равно не хватало. Купер приходилось отключать их и переносить за собой по ходу работы.

Она приступила к делу и начала осторожно очищать головы, чтобы обнаружить улики и при этом не уничтожить их. Занятие, обреченное на неудачу, ведь закопанные части тела подвергались воздействию стихий. Приходилось, как и во всем, искать компромисс.

Купер осмотрела головы одну за другой – нет ли между ними заметных различий – например, по степени разложения. Возможно, это ни к чему и не приведет, вода ведь просачивалась под навесы неравномерно, однако сам процесс был сродни разгадыванию головоломки. Никогда не знаешь, что окажется значимым, пока не выстроится более полная картина. Достоверных предположений тоже не сделаешь, потому что улики бывают ненадежными.

Она развесила над каждой головой снимки, сделанные полицейскими.

Первая партия фотографий – закопанные в землю головы, когда их только обнаружили, еще сухие.

Вторая – по-прежнему в земле, когда их впервые увидела Купер.

Третья – головы выкопаны, но все еще на месте преступления. Алек пронумеровал всех лошадей, и Купер разместила фото в соответствующем порядке.

Как она и предполагала, головы пролежали в земле под дождем не очень долго и не впитали много воды. Только одна из них промокла сильнее остальных, и на снимках этому нашлось объяснение: именно эту голову поместили у края небольшого холма, так что рядом с ней, на неровной поверхности, скопилось больше воды.

Затем Купер осмотрела хвосты. Без теста ДНК нельзя точно соотнести их с головами, однако у трех-четырех цвет волос довольно своеобразный и совпадает с цветом гривы, что позволяет сделать обоснованное предположение.

Переходя от одной лошади к другой, Купер выполняла одни и те же действия: заносила результаты осмотра в планшет, затем создавала резервную копию. Первым делом она искала признаки травм или заболеваний, которые могли бы привести к повреждениям кожи, не связанным с их делом.

У нескольких голов нашлись едва заметные кровоподтеки на шее.

Несколько порезов, сделанных, вероятно, ножом. Такие следы обнаружились в основном на лошадях покрупнее.

Кожа вокруг глаз немного ободрана, значит, их волокли по твердой поверхности.

Большую часть повреждений, за исключением собственно отрезания голов, нанесли уже после смерти.

•

Затем, насколько это было возможно, Купер провела опознание.

Незнакомцы приобрели индивидуальность. Почти у всех лошадей в шеях нашлись чипы.

По микрочипам можно узнать имена животного и хозяина. Купер дали временный логин для поиска по базе ветеринарного центра, чтобы уточнить возраст и просмотреть медицинскую карту животного.

С большинством лошадей за последний год к ветеринару обращались только из-за одной проблемы – хромоты. Вполне ожидаемо, так как мало что еще влияет на первостепенную ценность лошади, а именно возможность на ней ездить.

Только две головы остались неопознанными: в них не было чипов и об их пропаже никто не заявлял. В таком случае возраст можно определить лишь по зубам. У обеих имелись канавки Гэльвейна, заметные бороздки на резцах, которые появляются у лошадей после десяти лет, постепенно удлиняются, а в более старшем возрасте исчезают. У одной канавка доходила до середины зуба, у второй была чуть короче. Судя по состоянию других зубов и самой головы, Купер дала бы первой лошади от семнадцати до девятнадцати лет, а второй, пожалуй, от двадцати двух до двадцати пяти – уже старушка. В голову Купер вдруг пришла странная мысль – а почему именно старушка? Пол же она определить не может.

•

У раковины в углу Купер привела себя в порядок. В горле пересохло, даже слегка саднило, но заканчивать она пока не хотела.

Купер рассмотрела каждый обрубок через мощную лупу в черной оправе, которая увеличивала мельчайшие выступы и складки на коже. Она направила свет на мертвецов. На каждой отрубленной голове остались следы, как на плоти, так и в костях. Сначала им перерезали горло аккуратным полукруглым движением сквозь мягкие ткани. Кожа, трахея и основные кровеносные сосуды рассечены надвое. На некоторых головах тем же движением пытались перерубить кость и хрящ, но это лезвие не справилось. При отсечении головы позвоночник был перепилен.

На грязно-белых костях – следы трения. Кончики на срезе немного обуглились, мягкие ткани сверху и по бокам от позвоночника истрепаны и обожжены. Купер обнаружила мелкие фрагменты проволоки, что подтверждало ее первоначальную теорию о том, что головы отрезали, однако преступники вряд ли пользовались электроинструментами, иначе откуда взяться ножевым порезам и проволочной нити? Нить, кстати, походила на старинный инструмент, который ветеринары раньше использовали (а некоторые применяют до сих пор) для фетотомии, то есть рассечения и удаления мертвого плода из родовых путей коровы. Такой проволокой отрезают голову и конечности теленка, чтобы, извлекая его, не навредить матери. Сейчас с ее помощью срезают рога и иногда ампутируют пальцы крупному рогатому скоту.

На некоторых головах надрезы выглядели более умелыми по сравнению с другими. Возможно, наловчились в процессе или, наоборот, к концу пилили в спешке. А может, один из них знал, как нужно резать, а второй оказался менее опытным.

Перерезаешь ножом горло стоящей лошади, на которую начало действовать успокоительное.

Ноги животного медленно подкашиваются.

Оно истекает кровью, перестает дышать и падает на пол.

Пока лошадь умирает, отрезаешь голову проволочной пилой. Если понадобится, пускаешь в ход нож.

Купер прочитала показания свидетеля: «Они… они плакали. Точнее, один из них плакал», – сказал бездомный. Сделала пометку – разузнать о случаях жестокого обращения или внезапной пропажи животных в этом районе.

Она вернулась к работе и принялась снимать с голов кожу. У некоторых животных она отделялась легко, с другими было сложнее. У лошадей кожа плотно прилегала к костям черепа, так что приходилось снимать ее частично, лоскутами, хотя Купер старалась захватить за раз как можно больше. Начать надо с голов, которые лучше сохранились, заодно осмотреть их еще раз, вдруг пропустила след от укола, особенно на шее. Там могла остаться запекшаяся кровь. Нескольким лошадям успокоительное ввели сами ветеринары, но что насчет остальных?

Купер разложила лоскуты кожи, пометила поврежденные и стертые места, которые могут на что-то указать в дальнейшем. Приложила к каждому куску бумажную записку, сфотографировала их с разных сторон изнутри и снаружи, внесла информацию в свой планшет.

Автолиз шел полным ходом. Организм начал переваривать сам себя.