Текст книги "Оптический обман"

Грег Гамильтон
Оптический обман

Действующие лица

Билл Шихофф – владеет оптическим салоном.

Митч Эванс – владеет языком древних шумеров.

Ева – забывает обо всем при упоминании о Рембрандте.

Эмили – ее появление на улицах собирает толпу.

Лейтенант Бургер – гордость двадцать третьего полицейского участка.

Действие первое

Картина первая

Оптический салон Билла Шихоффа не отличается от прочих подобных заведений. Стеллажи с образцами. Яркие плакаты, свидетельствующие, как прекрасен мир, если на него смотреть сквозь линзы Шихоффа. Стол и несколько стульев. Диван и два кресла. Прилавок и холодильник за ним. В помещении никого нет, но трель колокольчика над входной дверью говорит, что сейчас кто-то появится.

Входит Митч Эванс, мужчина зрелого возраста, с виду бывший боксер, в облике и одежде которого преобладает небрежение к любому мнению на сей счет.

Митч. Кажется, это здесь… «Мы предложили вам лучшие в городе очки»… Я бы предпочел лучший в городе виски. Эй, кто-нибудь!..

Из внутреннего помещения появляется Билл Шихофф, человек одного возраста с Митчем, облаченный в белый халат.

Билл. Если вас интересует лучший в городе виски, сэр, то это в баре напротив! Для посетителей нашего салона там хорошие скидки. Ну, и соответственно, для завсегдатаев дружественного нам заведения – у нас.

Митч. Вы рекомендуете их, они вас… Разумно!

Билл. Когда человек перестает различать надписи на этикетках, ему самое время заглянуть к нам, а для этого достаточно перейти улицу.

Митч. И потом снова обрести возможность различать буквы, вернуться на исходные позиции.

Билл. Кое-кто именно так и поступает.

Митч. Тот парень, который додумался расположить оптический салон рядом с баром, смотрел в будущее.

Билл. Это был мой прадед. Он, собственно, и основал наше дело. Что привело вас к нам, сэр?

Митч. Я тоже перестал различать буквы.

Билл. На этикетках?

Митч. У меня большое собрание древних рукописей: папирусы, пергаменты, шумерские таблички. Есть несколько изданий самого Гутенберга. Но это, как вы понимаете, совсем другая эпоха.

Билл. Вы ученый?.. Простите, сэр…

Митч. Митч Эванс. Ученый? Не всякий профессор является ученым и не всякий ученый носит звание профессора.

Билл. Рад вас видеть, профессор Эванс. (В сторону.) Надо же!.. А я Билл Шихофф.

Митч. Вас очень хвалила одна моя… знакомая. После визита к вам она стала разбирать целые слова, хотя до этого с трудом разбирала буквы. Ей это, кстати, очень шло!..

Билл. Всегда рады помочь! Хотите заказать очки, мистер Эванс? Мы подберем вам линзы. Данные обследования офтальмолога у вас с собой?

Митч. Я думал, это можно сделать на месте.

Билл. Разумеется. К сожалению, моя ассистентка немного запаздывает, что случается с ней достаточно часто, и никто не знает, когда она обрадует нас своим присутствием.

Митч. Выгоните ее!

Билл. Дельный совет, профессор. К сожалению, не смогу им воспользоваться. Она – классный специалист и знает это. Может, зайдете в другой раз?

Митч. Завтра мне предстоит выступать на международном симпозиуме по мертвым языкам и, поскольку у меня достаточно неприятные оппоненты, я предпочел бы иметь перед глазами текст своего доклада.

Билл. Не будете ли вы столь любезны немного подождать?

Митч. У меня есть выбор?

Билл. Боюсь, что нет. Примите мои извинения.

Митч. Треть жизни нам приходится ждать. Большая часть этого времени уходит на ожидание женщин.

Билл. Зато когда они появляются… Да… Присядьте, сэр. Полистайте журналы. Подумайте о чем-нибудь хорошем. Я тут недавно подбирал линзы одному типу, так он не только ни черта не видит, но еще и глухой. Между прочим, по профессии он настройщик роялей. У вас есть рояль, мистер Эванс?

Митч. Нет. Зачем он мне?

Билл. Никогда не знаешь, что может пригодиться… Что ж, вы, по крайней мере, избавлены от опасности нарваться на подобного специалиста. Возможно, это у них профессиональное?.. Судя по некоторым нашим вокалистам… Я бы предложил вам выпить, но, боюсь, это может сказаться на остроте вашего зрения.

Митч. А вы не бойтесь. В конце концов, любая теория должна проверяться экспериментом.

Билл. Думаю, немного виски не повредит. Никогда не слышал об обратном. Присаживайтесь…

Митч опускается в кресло. Билл колдует за стойкой, затем с двумя бокалами присоединяется к нему.

Билл. Ваше здоровье, профессор!

Митч. Аналогично, мистер Шихофф… Можно менее официально? Я Митч.

Билл. Я Билл. Люди только и делают, что пьют за здоровье друг друга. Как думаете, срабатывает?

Митч. Официальные данные по поводу эффективности этого тоста засекречены.

Билл. Почему?

Митч. Удручающая статистика!

Билл. У вас точные сведения?

Митч. Я участвовал… в некоторых исследованиях подобного рода.

Билл. Желаешь человеку здоровья, а потом отслеживаешь, к чему это приведет?

Митч. Желали другие. Мы анализировали статистические данные.

Билл. И никакой выпивки?

Митч. Небольшая вечеринка по поводу завершения работы. И все!

Билл. А эти ваши… шумеры тоже желали друг другу здоровья?

Митч. Достаточно энергично.

Билл. Вот, значит, почему их цивилизация развалилась!..

Митч. Вообще-то она… развалилась по другим причинам. Но знаете, возможно, что и по этой. Ничего подобного мне просто не приходило в голову!

Билл. Будьте здоровы!

Митч. Не будем ускорять развитие событий… Линзы для телескопов фирмы Шихофф тоже ваших рук дело?

Билл. У нас собственное производство. Правда, теперь оно принадлежит другим… Увеличительные стекла во всех сферах их применения. Микроскопы, телескопы, подзорные трубы и бинокли, не говоря уже об офтальмологии. Если вы захотите заглянуть в лунный кратер – вам не обойтись без них! Быть может, в эту самую минуту кто-нибудь разглядывает нас в фирменный бинокль Шихоффа вон из того окна!

Митч. Из какого?

Билл. Вон из того.

Митч. Вы думаете?

Билл. Я допускаю… Людей очень интересует жизнь других. Я в свое время испытывал нашу продукцию, созерцая хорошеньких женщин в домах напротив. Случались пикантные ситуации.

Митч. И что же тот, кто, возможно, разглядывает нас, рассчитывает увидеть?

Билл. Хорошенькую женщину, если бинокль в руках мужчины.

Митч. В оптическом салоне?

Билл. Почему бы и нет? Наша Эмили достаточно привлекательна. Надеюсь, вы в этом убедитесь.

Митч. Я предпочел бы убедиться в ее профессиональных качествах.

Билл. Где же, черт побери, она?

Звон колокольчика над дверью опережает появление припозднившейся Эмили, красивой женщины, недавно миновавшей тридцатилетний рубеж, одетой в смелое платье и босоножки на высоких каблуках. Небольшая пауза, возникшая в связи с ее появлением, связана с тем, что присутствующие откровенно ее разглядывают.

Эмили. Здрасьте-приехали!..

Билл. Ты опять опоздала, Эмили!

Эмили. Сложно приходить вовремя, если постоянно натыкаешься на мужские взгляды. Это очень тормозит…

Билл переглядывается с Митчем.

Вот-вот…

Митч. Должно быть, у женщин есть некий орган, фиксирующий эти самые взгляды. На меня смотри хоть целый день – мне по барабану.

Билл. Можно считать делом неспешную прогулку по холодку?

Эмили. Еще каким! (Митчу.) Ты был боксером, парень! Плечи, торс, нос набок свернут: с таким пройтись вечерком – сплошной восторг!

Митч. Я и сейчас могу уложить кого угодно!

Эмили. Не сомневаюсь! Что касается органа, фиксирующего мужские взгляды… Датчики всюду. (Показывает, где именно.) Если вдруг тебе стало хорошо, хотя за секунду до этого ты проклинала тот последний вечерний бокал, который сделал тебя нетрудоспособной нынешним утром, значит, в этот самый момент кто-то взглянул на тебя с восхищением, забыв, что женат, куда идет, и что он тоже перебрал накануне!..

Билл. Ты трудоспособна, Эмили?

Эмили. Более чем!..

Билл. Тогда займись нашим гостем.

Эмили. Охотно!

Билл. Это, кстати, профессор Митч Эванс.

Эмили. Да?..

Билл. Ему нужен рецепт, Эмили. Рецепт!

Эмили. Я выпишу! Пошли, боксер!..

Эмили увлекает Митча в скрытые от посторонних глаз глубины помещения. Эванс в некотором смущении следует за ней.

Билл. Похоже, шумеров погубила не только забота о здоровье друг друга. Надо будет обязательно сказать об этом профессору. Я думаю, знатоки разных языков до этого еще не додумались.

Звенит колокольчик, распахивается дверь, пропуская Еву Баландер. Человек проницательный наверняка разглядит в ней красивую женщину, несмотря на некоторую расхристанность в одежде, свидетельствующую о поспешных сборах, растрепанность прически, очки на носу и озабоченность в лице.

Билл. Миссис?..

Ева. Мисс!

Билл. Вы к нам?

Ева. Если ты сейчас скажешь, что бар напротив, я решу, что думала о тебе лучше, чем ты того заслуживаешь.

Билл. Я не скажу.

Ева. Скорей «да», чем «нет».

Билл. О чем вы, мисс?

Ева. Сейчас все выяснится.

Билл. Вам нужны очки?

Ева. У меня есть!

Билл. Микроскоп?

Ева. Есть другие идеи?

Билл. Подзорная труба?

Ева. Обойдемся без нее.

Ева срывает платье, швыряет его на спинку стула, остается в бикини, открывая взглядам знатоков очаровательные ножки, и с разбега водружается на прилавок.

Ева. Я откликаюсь на имя Ева.

Билл. Если вы решили добиться полного сходства с той самой Евой, то явно перебрали с одеждой.

Ева. Это легко исправить! (Делает попытку расстегнуть лифчик.)

Билл. Остановитесь, мисс!.. Я бы посоветовал вам одеться. У нас здесь приличное место! Вдруг кто-нибудь войдет?

Ева. Кого не восхитит пейзаж с участием эдакой красотки?

Билл. Разве что слепого.

Ева. У меня подозрение, что у вас здесь есть и такие!.. Закрывай свою гребаную лавочку и набрасывайся на меня скорее! Какой очаровательный диванчик!.. Да, и прилавок, признаться, тоже недурен.

Билл. Одевайтесь, или я позову полицию!

Ева. Скорее «нет», чем «да»!.. У нас демократическая страна! Кто, в конце концов, решил, что в бикини надо ходить по пляжу? Еще один намек на неконструктивность моего туалета, Билл – и полицию позову я. Попытка изнасилования – знаешь на сколько это потянет? А репутация?

Билл. Хорошо, хорошо!.. Можешь оставаться в купальнике… Ева. Трудно придумать менее подходящий туалет для посещения оптического салона.

Ева. Я просто хотела взглянуть на новые солнечные очки. Подойдут ли они к моему бикини?.. Кстати, предложи мне очки, Билл!

Билл. Только, пожалуйста, слезь с прилавка.

Ева. Скорее «да», чем «нет». Ничего не имеешь против диванчика? Я, правда, предполагала, что ты отнесешь меня туда на руках…

Ева вспархивает с прилавка и совершает посадку на диване. Билл, помедлив, выходит из-за прилавка, но устраивается за столом, опасливо поглядывая на Еву.

Билл. Может, объяснишь, что все это значит?

Ева. Приходит к мужчине женщина, сбрасывает с себя платье… Что бы это значило?

Билл. То, что женщина – ненормальная!

Ева. Эй, потише там, на барже! Я, между прочим, искусствовед, лучший знаток голландской живописи в этой долбаной стране!

Билл. Манера выражаться с головой выдает в тебе искусствоведа – как я сразу не догадался?

Ева. Интересуешься, что станет делать мужчина – настоящий мужчина – когда женщина начнет перед ним раздеваться и готова сбросить то немногое, что ее сковывает? Я тоже!

Билл. Но ведь мы не знакомы!

Ева. Не скажи, Билл. Я уже три месяца к тебе присматриваюсь! Недурен собой, умен – мне нравятся мужчины, с которыми, помимо всего прочего, есть о чем поговорить – неженат, не засматриваешься на баб, постоянно отвергаешь приставания этой гадкой Эмили, что лично меня всегда заставляло думать, будто ты ждешь другую… может, меня…

Билл. Откуда такие подробности?

Ева. С помощью самого мощного бинокля фирмы Шихофф, который мне удалось найти.

Билл. Вот оно что!.. Ты живешь в доме напротив?

Ева. На третьем этаже.

Билл. Что побудило тебя перейти к решительным действиям?

Ева. Я сделала свой выбор!

Билл. И кто же… он?

Ева. По-моему, я переоценила твои умственные способности.

Билл. Пожалуй…

Ева. Я не сторонница затягивать начало боевых действий, когда уже готов стратегический план.

Билл. Меня не привлекали к разработке этого плана.

Ева. А зачем? Я тебе нравлюсь?

Билл. Скорее «да», чем «нет».

Ева. Хватаешь на лету! Так чего же ты ждешь?

Билл. Для начала надо бы… о чем-то поговорить.

Ева. Потом поговорим. Удастся завязка разговора – знаешь сколько сразу найдется тем!

Билл. Я так не могу!

Из внутренних покоев доносятся стоны Эмили и характерное рычание Митча.

Ева. А кто-то вот может! Это, наверное, твоя змееобразная ассистентка с тем ученого вида типом.

Билл. Он действительно ученый. Профессор!

Ева. С виду уж слишком умен!.. В мужчине ничего не должно быть чересчур. Обычно, если у него что-то очень уж выпирает, то чего-то явно недостает. Тут могут быть неприятные сюрпризы. Лучше не рисковать.

Билл (прислушиваясь к звукам из внутренних помещений). Не похоже.

Ева. У тебя на уме только одно, дорогой! При такой сдержанности… Может быть, твоему ученому другу недостает интеллигентности? Многие из этих профессоров – такие мужчины!.. Впрочем, это еще терпимо. Так что, приступим?

Билл. Подозреваю, что у меня в роду не было мужланов.

Ева. Успокойся, милый, этим занимаются все: и мужики, и знать.

Билл. Может быть, нам следует начать с легкого, возбуждающего разговора о голландской живописи?

Ева (в сторону). Он знает, как меня остановить… Что ж, теперь уж точно «да»! (Биллу.) Что ты знаешь о голландской живописи, дорогой?

Билл. Ничего.

Ева. Значит, облегченный курс… Это не займет много времени… (Прислушивается к звукам из внутренних помещений.) Когда же они наконец угомонятся? Такой серьезный разговор… Итак, голландская живопись… Я тебе нравлюсь?

Билл. Ты уже спрашивала.

Ева. Спрашиваю еще раз… Глядя на меня, испытываешь ли ты состояние, близкое к восторгу?

Билл. Возможно.

Ева. Тебя ко мне тянет. Ты хочешь рассмотреть меня под разными ракурсами:, ближе, дальше, сбоку, спереди, сзади… Ты меня хочешь?..

Билл. О чем ты?

Ева. О голландской живописи, любимый. О ней можно говорить, когда ты видишь эти картины, когда испытываешь к ним – как бы это сказать поточнее – то же, что к женщине, которую ты страстно любишь… Хотя бы несколько полотен… Хотя бы одно… Великого Рембрандта или не столь именитых его соотечественников, которым в силу разных причин не суждено было стать великими, но которые – это сугубо между нами, потому что противоречит общепринятому мнению – были не менее талантливыми.

Билл. Талантливыми все не могут быть. Кому-то же надо быть бездарными.

Ева. Для чего?

Билл. Для контраста. Серая масса всегда удручающе безлика. Но как же на ее фоне играют другие краски!

Ева. Здорово сказано, Билл! Откуда такие познания?

Билл. Из созерцаний. В доме, где жили наши предки и где теперь обосновалась матушка, есть картина Рембрандта.

Ева. Ее подлинность установлена?

Билл. Конечно.

Ева. Я хочу взглянуть!

Билл. Для этого тебе придется одеться.

Ева. Я готова.

Билл. И два часа проболтаться между небом и землей в старой шарманке, именуемой самолетом. Это не здесь.

Ева. Тогда я, пожалуй, повременю… А где?

Билл. Я же сказал, в доме, где жили предки. Что с тобой, дорогая? Ты же собиралась приступить к реализации некого стратегического плана!

Ева. О каком плане ты говоришь, когда где-то на стене какого-то старого дома, всего лишь в двух часах лета, висит подлинный Рембрандт… Кстати, а что это за план?

Билл. Ты собиралась заняться со мной любовью.

Ева. Только не сейчас, Билл. Мне надо прийти в себя… Подлинный Рембрандт.

Билл (про себя). Как легко выбить из седла искусствоведа… Надо взять на вооружение. Это может пригодиться в дальнейшем. К сожалению, мои познания в живописи оставляют желать лучшего. Прекрасный повод расширить свой кругозор! Надо будет переговорить с профессором Эвансом – у него наверняка есть знакомые в соответствующих кругах.

Голос Эмили. Мы уже почти закончили исследования, если вы об этом.

Голос Эванса. Конечно…

Ева. Рембрандт!..

Билл. Ева!

Ева. Да!

Билл. Нам надо торопиться. Они уже почти закончили.

Ева. Что нам до них.

Билл. Согласен. Но рано или поздно они появятся здесь, и тогда ни столь симпатичный тебе диван, ни столь же симпатичный прилавок уже не смогут послужить нам укрытием.

Ева. Под ним можно спрятаться… А зачем прятаться? Я не намерена скрывать своих чувств к тебе! Что касается Рембрандта, то это больше, чем чувства.

Билл. Что ты предлагаешь? Игнорировать зрителей? А если заглянет кто-нибудь с улицы?

Ева. Что нам до них… Пойдем ко мне!

Билл. Куда?

Ева. Дом напротив. Третий этаж. Прямо над баром, но вход отдельный.

Билл. Жаль. Могли бы хлопнуть по рюмочке.

Ева. Я все еще надеюсь, что ты схватишь меня и поволочешь!

Билл. Через улицу?

Ева. Дом напротив. Третий этаж. Прямо над баром. Но вход отдельный. Или мне прикажешь волочь тебя? Я уже не искусствовед, Билл. Я – женщина. И эта женщина тебя хочет.

Билл. И все-таки предлагаю сделать это с соблюдением всех законов искусств. Ты одеваешься, и мы чинно следуем через улицу. Дом напротив. Третий этаж. Прямо над баром. Но вход отдельный.

Ева. Вижу, не только меня расслабляет разговор о голландской живописи. Ладно, пойду сама. Только ничего надевать не буду. Мне жарко!

Билл. Представляешь, какой ажиотаж вызовет твое появление на улице?

Ева. Какой, к черту, ажиотаж? Они и так лицезреют меня каждый день.

Билл. Но не в таком виде! Подумаешь, пару машин столкнутся, бар потеряет выручку…

Ева. Зато потом они превысят ее втрое! Такой выброс адреналина у посетителей надо как-то гасить!

Билл. Я не пойду.

Ева. Последний моралист в этом городе – и тот мне достался. Не хочешь снимать штаны – не надо. Иди так!

Ева срывает со спинки стула платье и движется к выходу.

Ты идешь?

Билл продолжает сидеть. Ева достигает двери и оглядывается.

Ты идешь?

Билл. Скорее «да», чем «нет».

Звенит звонок над входной дверью. Буквально через мгновение Билл срывается с места и устремляется за Евой. Еще раз звенит звонок. Хлопает дверь.

Голос Эмили. Они ушли.

Появляется Эмили, ведя за руку Митча. Эмили в трусиках и лифчике. Профессор в рубашке, галстуке, но без брюк.

Эмили. Я должна выписать тебе рецепт.

Митч. Да.

Эмили. Не слышу энтузиазма в голосе.

Митч. Устал.

Эмили. Еще бы – так голосить! Надо тебя взбодрить. Видишь вон тот диванчик…

Занавес.

Картина вторая

Оптический салон Билла Шихоффа. Никаких изменений в интерьере. Со дня предшествующих событий прошло около месяца. Судя по одеждам участников, стало еще жарче, чем прежде. Присутствующих двое: профессор Эванс и Эмили, чья расслабленная сдержанность идет ей не меньше, чем очаровательная развязность. Эванс расположился на диване. Эмили возвышается за прилавком.

Митч. Так, значит, шеф отправился отдыхать?

Эмили. Угадай, с кем?

Митч. Представить не могу.

Эмили. С той, кто при упоминании о Рембрандте забывает, что находится в постели с мужчиной.

Митч. Но это же замечательно, Эмили!

Эмили. О чем толкуете, профессор! О том, что босс пустился в загул, в чем, кстати, до сих пор замечен не был, хотя рядом постоянно находилась такая девушка, как я? И что мешало… Что он в ней нашел, в этой засохшей малярной кисти?

Митч. Ты о ком? О Еве?

Эмили. Чем красят стены?

Митч. Кистями.

Эмили. Ну вот!..

Митч. Замечательно, когда женщиной можно так легко управлять! Одно лишь слово – и она забывает обо всем!

Эмили. А потом заставь ее вспомнить…

Митч. Во всяком случае, сейчас никто не таращится на нас в бинокль. Кстати, Эми, мы могли бы этим воспользоваться! Я сейчас в настроении.

Эмили. А я нет! Я директор салона, хотя и временно, и отвечаю здесь за все, в том числе и за нравственность персонала.

Митч. Ты стала вовремя приходить на работу?

Эмили. Да.

Митч. Мужчины этого города понапрасну торчат вдоль пути твоего утреннего следования – ты не реагируешь на их взгляды.

Эмили. Да… к сожалению…

Митч. Всякий может получить у тебя рецепт, не опасаясь, что ты под предлогом дополнительного исследования поведешь его знакомиться с архитектурой внутренних помещений.

Эмили. Тонкие ценители архитектуры почему-то встречаются именно среди мужчин.

Митч. Ты перестала реагировать на разные заманчивые предложения, исходящие от меня.

Эмили. Секс на работе?

Митч. А где же еще?.. Поскольку к вечеру ты устаешь настолько…

Эмили. Самый тяжелый груз – это груз ответственности!

Митч. О, да!.. Особенно если эта ответственность сводится к рассуждениям о ней.

Эмили. Вам, мужчинам, этого не понять! Вы всегда за что-нибудь отвечаете. За дела, которыми заняты. Реже за нас. Иногда за кого-нибудь еще. За какие-нибудь пустяки, типа организации вечеринки с друзьями. А мы, женщины, легкомысленны от природы. Мы порхаем. Мы привлекаем вас своей безответственностью – ведь она вам безумно нравится! Но когда на нас сваливается груз ответственности в виде дебильного муженька, дебильных деток от него…

Митч. Почему дебильных? Других не бывает?

Эмили. Не знаю, не слышала… больной свекрови или неожиданного отъезда шефа, бросившего на твои хрупкие плечи непосильное дело, потому что, видите ли, на пятом десятке наконец-то обнаружил, что он – мужчина… Только природное легкомыслие способно сделать человека ответственным за все. И только женщину!.. Ты же сейчас не общаешься с кем-нибудь на своих мертвых языках…

Митч. Не с кем!

Эмили….а торчишь здесь, подбивая меня на разные несвойственные мне поступки.

Митч. Ты сама просила помочь тебе в салоне.

Эмили. Кто, я?.. Попросила. Но я не думала, что ты истолкуешь это подобным образом.

Митч. Теперь я понимаю, как заставить тебя забыть обо всем.

Эмили. Уж просвети!

Митч. Тебя надо повысить в должности.

Эмили. Не спорю – я заслужила это повышение. Своей преданностью делу…

Митч….и заботой о нравственности персонала, для которого ты в этом смысле являешься примером.

Эмили. Да!.. Между прочим, есть еще один способ заставить меня забыть!

Митч. Я теряюсь в догадках.

Эмили. Предложи мне выйти за тебя замуж.

Митч. Не могу.

Эмили. Почему?

Митч. Ты сама сказала, что позабудешь обо всем на свете, а ведь ты у нас теперь директор!

Эмили. Да, я директор… Директор!.. На кой черт это мне?

Митч. Не расслабляйся, Эми. Кому-нибудь могут понадобиться очки, рецепты, и все такое, а ты вся в грезах…

Эмили. Все, кому по карману заказать у нас очки – а они могут стоить, что твой автомобиль, – сейчас нежатся на Гавайях, как и мой босс, так почему бы не расслабиться, не почувствовать себя невестой.

Митч. Такие цены? Что-то я не заметил.

Эмили. Я добилась для тебя скидки. Кстати, очень существенной.

Митч. Чем же я заслужил?

Эмили. Да уж заслужил, поверь мне!

Митч. Я знал, что мои пристрастия, мои занятия, моя репутация в научном мире найдут отклик в твоей душе!

Эмили. Так они и нашли… Я знаю, почему ты не зовешь меня замуж.

Митч. Я уже объяснил: ты забудешь обо всем, а сейчас это не ко времени.

Эмили. Нет, дорогой! Ни одна женщина не способна сосредоточиться на идее собственной свадьбы настолько, чтобы забыть об остальном! Наоборот! Эта мысль преображает жизнь, расцвечивает ее в немыслимые цвета, появляются неведомые ранее идеи, и их много. Сотни!.. Тысячи!..

Митч. Тоже мне идеи… Где приобрести платье, приглашать спеть песню-другую леди Гагу – разумеется, речь о том, кому это по карману, – или удовольствоваться лихим составом из соседнего бара? А как быть с тетушкой Софи, старой, но очень богатой родственницей? Надо бы позвать, но она мочится под себя, и при ней следует постоянно держать человека с горшком…

Эмили. Нет, дорогой! Получив предложение от любимого, женщина думает о будущей жизни с ним, и если у нее есть хоть капелька разума, старается трезво оценить собственные перспективы. Хорошо если ее будущий муж сумеет обеспечить семью – здесь, правда, многое зависит от того, хочет ли он этого сам. А если из достоинств у него – (деньги – это ведь тоже достоинство, правда?) – только умеренные мужские качества и умение говорить на разных языках, на которых, кроме него, никто не говорит – вот и проверь!.. Семья – то же самое, что улей, Митч. Каждый занят своим делом, и результат делят на всех. Но медосбор-то осуществляют пчелы! Пчела… Существо женского рода. В улье, правда, есть особи и мужского рода – ты знаешь, о ком речь: о трутнях. Они не собирают мед, перелетая с цветка на цветок и при этом любуясь красотой окружающей природы. Они не способны укусить и даже не жужжат. Их предназначение – хорошо себя чувствовать, и они добиваются этого, не прилагая никаких усилий. Им хорошо, и больше им ничего не надо.

Митч. Сдаюсь! Ты очень точно вычислила причины моей неготовности сделать тебе предложение. Моей скромной профессорской зарплаты не хватит на то, чтобы содержать самый маленький улей. Перспективы улучшения материального положения крайне туманны, разве что, расшифровывая какую-нибудь табличку, я прознаю про местонахождение ценного клада, не выкопанного до сих пор, ухитрюсь его обнаружить, уцелею в многочисленных перестрелках с конкурентами, напоследок буду ранен и рухну к твоим ногам, разжав ладонь, на которой ты увидишь бесценный перстень царицы Савской. Деньги – это достоинство, правда? Вот тебе уже минус одно достоинство. А дебильный муженек в перспективе?

Эмили. Почему дебильный?

Митч. Гены, милая. У нас в роду были такие монстры!.. А дебильные детки от него!.. А безнадежно больная свекровь, изъявившая желание проживать вместе с нами?..

Эмили. Ты же говорил, что ты сирота.

Митч. Не хотел расстраивать заранее. Под вопросом, правда, бросание дела на хрупкие плечи, потому что я сам себе шеф, а ты не моя подчиненная. Но есть варианты. Вдруг я где-нибудь на шестом десятке обнаружу, что во мне проснулся мужчина? Достаточно причин для того, чтобы мне отказать?

Эмили. Но ведь ты даже не просил?

Митч. Мужчина должен быть успешным или хотя бы казаться таковым, иначе его место в канаве!

Эмили. Значит, твои высокопарные речи о репутации в научном мире – всего лишь выдумка?

Митч. Отчего же?.. Я – почетный член семи иностранных академий!

Эмили. И к каждому такому титулу прилагается чек на солидную сумму?

Митч. Разумеется, нет. Видишь ли, Эми, репутацию невозможно измерить суммой прописью.

Эмили. Да что ты говоришь!.. А как же тогда некий парень, заработавший миллионы на торговле наркотиками, шагавший по трупам и совращавший малолетних, который в финале сериала становится столпом общества, политиком, отцом семейства, просветителем и гуманистом, причем авторы этого идиотского шоу беззастенчиво утверждают, что он вообще-то всегда таковым и был? Деньги, значит, здесь не при чем?

Митч. Я не гангстер.

Эмили. Мертвые языки!.. Мертвые языки!.. Научись говорить на живом! Слово «гангстер» надо произносить с почтением!

Митч. Гангстер!

Эмили. Уже лучше!.. Ты внушаем, Митч, значит, все не так безнадежно. Поищем, что можно сделать… Ты тут упоминал о каких-то кладах… Поскольку фантазийность тебе не свойственна, разве что в определенных сферах, значит, речь шла о чем-то таком, что уже приходило в голову. Это действительно реально – искать клад? Я имею в виду нечто действительно стоящее, а не еще одну глиняную плитку с откровениями наложницы шумерского царя?

Митч. Серьезное научное открытие может оказаться бесценным!

Эмили. Это мы уже обсуждали.

Митч. Кое-кому из моих коллег действительно посчастливилось откопать клад. Совершенно случайно – искали совсем другое, а наткнулись на золото. Можно сказать, повезло. Только в голливудских комедиях клады обнаруживают в результате серьезных научных изысканий в соединении с поразительной интуицией героев. Дальше триумф! На голову сваливается сногсшибательная блондинка, удачно заблудившаяся в пустыне, и в самом конце – перспектива новой авантюры на другом конце света. Везенье реальных персонажей обычно заканчивалось в тот момент, когда они обнаруживали нечто ценное с точки зрения скупщика краденого. Дальше следовало таинственное исчезновение наших прозорливых парней, а ценности оседали в закрытых для постороннего взгляда коллекциях, периодически возникая на чьих-нибудь очаровательных шейках и пальчиках, обладательницам которых строго указывали отвечать на все назойливые вопросы, что «это талантливая подделка». Им верили, потому что никто из широкой публики не знал, что же это на самом деле.

Эмили. Как тебе эта шейка? А эти пальчики? Подходят?

Митч. Сначала надо что-нибудь найти.

Эмили. Ну так найди!

Митч. Если найду и уцелею – сможешь полюбоваться этим в экспозиции какого-нибудь серьезного музея.

Эмили. Я предпочитаю быть обладательницей этих самых раритетов, а не подружкой человека, который их нашел.

Митч. Тогда тебе следует обратить внимание на богачей, интересующихся раритетами.

Эмили. Интересная мысль, Митч!

Митч. Какая-никакая от меня польза.

Эмили….высказанная человеком, далеким от жизненных реалий. Представляешь, какая толпа красоток их осаждает? И каких?..

Митч. Страшишься конкуренции, Эми? Ты?.. Никогда не думал.

Эмили. Меня не интересуют богачи. Явиться на все готовенькое – какая в том радость для девушки со Среднего Запада? Иное дело заполучить целое состояние в результате собственных усилий. Только тогда можно оценить те возможности, которые предоставляют деньги. Ненавижу разглядывать витрины, когда в кармане пусто!

Митч. Теперь я понимаю, почему наше общение перестало доставлять тебе радость.

Эмили. Намекаешь на ту легкость, с которой я заполучила тебя?

Митч. Что ты!.. Это был каторжный труд.

Эмили. В тот день, когда ты приперся в нашу контору с банальной целью заказать очки…

Митч. А как еще можно скоротать время в оптическом салоне? Сыграть на бильярде? Прослушать фортепианный концерт? Дать кому-нибудь по роже или схлопотать самому?

Эмили….ты ведь не ожидал кого-нибудь встретить.

Митч. Разумеется. Только в таком месте и можно найти тишину и уединение.

Эмили. А нашел меня. Я была обворожительна, легкомысленна, желанна, распущенна и доступна настолько, чтобы свести тебя с ума на счет «четыре».

Митч. Почему «четыре», а не, скажем, «одиннадцать»?

Эмили. Недоработала, знаете ли… Обычно это происходит на счет «три». А знаешь, сколько времени, сил и средств было потрачено на то, чтобы заставить тебя обалдеть между двумя ударами собственного сердца? Всех сокровищ твоего друга Соломона…

Митч. Какого еще Соломона?

Эмили. Царя Соломона!.. Богатств, которые, кстати, до сих пор не найдены, не хватило бы, чтобы компенсировать мне расходы. Особенно душевные… Знаешь, сколько душевных сил расходует женщина в ожидании своего единственного? А попытки выяснить, нет ли его среди придурков, которые ей периодически встречаются, – это так изнуряет!..

Митч. Ты порядочная женщина, Эми.

Эмили. Сомневаешься?

Митч. Ты надеешься обрести счастье с одним единственным мужчиной, отсеивая всех остальных с той же тщательностью, с которой золотоискатель ищет крупинку драгоценного металла в груде пустой породы.

Эмили. Не знаю, как реагировать на твои слова. Это комплимент или…