Текст книги "Проклятый"

10

Сержант открыл дверь камеры, и Уолтер Бедфорд поспешно влетел в помещение, слишком быстро для малых замеров этого помещения. Он задержался, посмотрел на меня и незначительно покачал головой, как будто удивленный моим видом.

– Джон?

– Благодарю, что пришли, Уолтер, – сказал я. – Я благодарен вам.

– Вроде бы ты убил эту женщину? – бросил Уолтер. Он не положил папки.

– Да, она была убита. Но не мной.

Уолтер повернулся к сержанту, который привел его.

– Нет ли здесь места, где можно было бы спокойно поговорить?

Сержант немного поколебался и наконец сказал:

– О'кей, на другой стороне коридора есть комната для прослушиваний. Но сами понимаете, что я должен буду оставить дверь открытой.

– Это не мешает, – уверил его мистер Бедфорд. – Проведите нас туда.

Сержант впустил нас в комнату с бледно-зелеными стенами, снабженную обшарпанным столом и двумя складными стульями. На столе стояла переполненная пепельница, а вся комната просмердела старым табачным дымом.

– Вы можете открыть окно? – обратился мистер Бедфорд к сержанту, но полицейский только улыбнулся и покачал головой.

Мы сели друг напротив друга. Мистер Бедфорд открыл папку, вынул желтую пачку бумаги и снял колпачок с дорогой перьевой авторучки. Вверху он отметил дату, подчеркнул ее, затем написал «Дж. Трентон. Убийство». За дверями полицейский громко высморкался.

– Можешь ли мне сказать, что ты делал в доме этой женщины? – спросил мистер Бедфорд.

– Я пошел туда с визитом. Хотел с ней поговорить.

– Согласно заявлению полиции, ты вошел в дом через окошко в подвал. Ты всегда именно так наносишь визиты?

– Я звонил в дверь, но никто не открывал.

– Если никто не открывает на звонок, то это обычно значит, что никого нет дома. Почему ты тогда не ушел?

– Я хотел уйти, но увидел чье-то лицо в окне на втором этаже. Лицо мужчины.

Уолтер Бедфорд записал: «лицо мужчины». Потом спрашивал дальше:

– Был ли этот кто-то тем, кого ты знал?

– Это был кто-то, о ком я только слышал.

– Не понимаю.

– Попросту, – объяснил я, – раньше этим же вечером миссис Саймонс подвезла меня из лавки в Грейнитхед и рассказала мне о нем.

– Описала ли она его.

– Нет.

– Тогда откуда ты знал, что это был именно тот самый мужчина, тот, которого ты видел в окне?

– Но ведь это должен был быть он. Ведь он же не был обычным человеком.

– Что это значит: «не был обычным человеком»? А кем же он был?

Я поднял руки вверх.

– Уолтер, – сказал я. – Ты прослушиваешь меня таким образом, что мне на самом деле очень трудно объяснить все, что произошло.

– Джон, – ответил мистер Бедфорд. – Я прослушиваю тебя так, как тебя будет прослушивать окружной прокурор. Если ты не сможешь объяснить то, что произошло, когда я задаю тебе простые вопросы, то предупреждаю заранее, что на прослушивании у прокурора у тебя будут очень даже серьезные хлопоты.

– Понимаю, Уолтер. Но теперь я нуждаюсь в твоей помощи, а если я не расскажу тебе все по очереди, ты не будешь способен мне помочь. Ты спрашиваешь меня только об одних лишь фактах, но самих фактов здесь недостаточно.

Мистер Бедфорд скривился, но потом пожал плечами и отложил ручку.

– Ну хорошо, – уступил он. – Расскажи мне все по порядку. Только помни, что мы должны будем подогнать твои показания к общепринятым методам прослушивания в суде, иначе ты проиграешь, независимо от того, виновен ты или нет. Все обстоит именно так.

– Считаешь, что я виноват?

Через губы мистера Бедфорда пробежали легкие, но заметные судороги.

– Тебя нашли одного в темном доме с убитой женщиной. Раньше в этот же вечер несколько человек видело тебя с ней в автомобиле, а у полиции еще есть свидетели, которые утверждают, что ты был очень взволнован, прежде чем пошел к ней. Один из них сказал, что ты был «беспокоен и расстроен, будто что-то тебя мучило».

– Честнейший старина Кейт Рид, – с горечью проворчал я.

– Таковы факты, Джон. Неоспоримые факты. Нужно смотреть правде в глаза. Естественно, если ты твердишь, что ты невиновен, то я верю тебе, но, может лучше было бы признаться, чтобы избавить себя от нескольких лишних лет в тюрьме. Роджер Адамс человек рассудительный, с ним можно всегда поторговаться. Или ты даже можешь свалить все на невменяемость.

– Уолтер, я невиновен и я не невменяем. Я не убивал миссис Саймонс, и это все.

– Ты хочешь сказать, что это сделал тот, другой? Тот мужчина, который не был, по твоим словам, обычным человеком?

Я оттолкнул кресло и встал.

– Уолтер, ты должен выслушать меня. Мне трудно об этом говорить, а тебе еще труднее будет в это поверить. Но ты должен помнить только одно, что это – правда.

Мистер Бедфорд вздохнул.

– Ну, хорошо. Говори.

Я прошел через комнату и остановился у окрашенной в зеленое стены, повернувшись спиной к Уолтеру. Мне как-то легче было говорить, стоя лицом к стене. Сержант сунул голову в двери, чтобы проверить, не выскочил ли я в окно, а потом спокойно вернулся к чтению газеты.

– Что-то удивительное творится в Грейнитхед этот весной, хотя я и не знаю, почему это так происходит. Жители Грейнитхед видят удивительные вещи. Духов, если хочешь знать точно и если это все должно объяснить. Во всяком случае, призраков, мигающих и светящихся призраков тех людей, которые жили в Грейнитхед и недавно умерли.

Мистер Бедфорд не ответил ни слова. Я мог себе представить то, что он думает. Типичный случай убийства в состоянии временной невменяемости.

– Миссис Саймонс говорила мне в машине, – продолжал я, – что она видела и слышала своего умершего мужа, Эдгара. Она слышала, как он ходит по дому, она видела его в саду. Она говорила мне, что Чарли Манци, хозяин лавки в Грейнитхед, также видит своего погибшего сына, Нейла.

– Говори дальше, – сказал мистер Бедфорд голосом, холодным, как остывший пепел.

– Вчера под прошлое утро и я пережил что-то подобное. Я слышал, как кто-то качается на старых садовых качелях. Потом, когда вчера вечером я вернулся домой, я снова слышал скрип качелей, поэтому я вышел в сад.

– Совершенно понятно, – вмешался мистер Бедфорд. – Ну и что же это было?

– Не «что», Уолтер, только «кто».

– Ну, хорошо, пусть будет по-твоему. Так кто же это был?

Я повернулся. Я должен был сказать ему это, глядя ему в глаза.

– Это была твоя дочь, Уолтер. Это была Джейн. Она сидела на качелях и смотрела на меня. Я стоял от нее на расстоянии не большем, чем сейчас нахожусь от тебя.

Сам не знаю, какой я ожидал реакции от мистера Бедфорда. Наверно же, я ожидал, что он взорвется гневом, назовет меня мерзавцем или святотатцем и откажется принимать на себя мое дело. Ведь трудно ожидать от кого-то, чтобы этот кто-то поверил в духов, пусть даже и при наиболее благоприятных обстоятельствах. Сама идея, что дух может укокошить старушку в доме у автострады, казалась исключительно мрачной шуткой.

Я сел, опер руки о колени и выжидательно посмотрел на мистера Бедфорда. Его лицо покраснело, мускулы лица дрожали. Но я не мог прочесть выражения его глаз. Его взгляд был обращен вовнутрь, его лицо не выражало ничего.

– Если хочешь, чтобы я поставил вопрос открыто, – продолжил я, – то я не убивал миссис Саймонс. Это сделал дух ее умершего мужа. Знаю, что этого ты не можешь сказать в суде…

– Ты видел Джейн? – неожиданно прервал меня мистер Бедфорд жестким голосом.

Я поддакнул, удивленный.

– Наверно, да. Собственно, я в этом даже уверен. Старина Кейт Рид пытался меня убедить, что это были огни святого Эльма или что-то в этом роде, но я же видел ее лицо, Уолтер, видел так ясно, как если бы…

– Ты не выдумал этого? Ты не пытаешься меня надуть? Это не твоя какая-то злобная шутка, чтобы отыграться на мне?

Я очень медленно покачал головой.

– У меня нет причин, чтобы отыгрываться на тебе, Уолтер. Может, ты и обвинял меня в смерти Джейн, но ты никогда не причинял мне ничего дурного.

– Когда ты ее видел, – начал мистер Бедфорд, с трудом выдавливая слова. – Когда ты ее видел, то как… как она выглядела?

– Немного удивительно. Как будто более худая. Но это была все та же Джейн.

Мистер Бедфорд протянул руку ко рту, и я с удивлением увидел, что в его глазах блестели слезы.

– Она… что-то говорила? – спросила он, проглатывая слюну. – Она что-то сказала? Хоть одно слово?

– Нет. Но мне казалось, что я слышал ее пение. И я несколько раз слышал, как она шепчет мое имя. Вчера утром в кабинете у тебя, помнишь?

Мистер Бедфорд кивнул головой. Волнение угнетало его до такой степени, что он не мог говорить.

– Я слышал о таком. Конечно же, никто не хочет признаваться. Но ведь я же улаживаю все формальности, касающиеся браков, рождения и смертей, поэтому я также мог заметить, что что-то творится, так?

– Не понимаю теперь я, – признался я. – Так что же творится?

Мистер Бедфорд потянул носом, откашлялся и начал искать платок в кармане.

– Я мало, что об этом знаю. Только то, что говорили мне некоторые клиенты. Но многие люди считают, что Грейнитхед вовсе не является обычным городком. Многие считают, что если кто-то живет в Грейнитхед, то он сможет увидеть еще раз своих любимых умерших. Может, знаешь, что городок когда-то назывался Восстание-Из-Мертвых, пока губернатор штата Массачусетс не приказал изменить название на Грейнитхед. А назывался он так потому, что именно здесь умершие посещали живых, пока не соединялись с ними уже после их смерти.

– Значит, ты веришь мне, – потрясенно ответил я.

– А ты думал, что не поверю?

– Конечно. Я убил старушку и выдумал себе алиби в виде духа.

Мистер Бедфорд опять сложил платок.

– Ты на самом деле видел Джейн, – проговорил он. – Боже мой, как мне жаль, что меня там не было. Я отдал бы год жизни, чтобы только снова хоть раз ее увидеть.

– Ты не должен так говорить, – предупредил я его. – Эти призраки, кем бы они ни были, могут сказаться очень опасными и злобными, судя по поведению духа Эдгара Саймонса.

Мистер Бедфорд улыбнулся и покачал головой.

– А ты на самом деле можешь даже подумать, а не представить, что Джейн была бы способна поступить злобно или жестоко?

– Не та Джейн, которую я знал, но…

– Джейн никогда не обидела бы никого, при жизни или после смерти. Она была ангелом, ты сам это знаешь, Джон. Она была ангелом при жизни и такой же и осталась. Я должен рассказать об этом жене.

– Уолтер, мне неприятно возвращаться к этой теме, – сказал я. – Но я все еще не понимаю, как ты собираешься очистить меня от подозрений, если мое единственное алиби – это духи?

Мистер Бедфорд долго молчал. Потом он поднял на меня покрасневшие глаза.

– Миссис Саймонс была убита очень необычным способом, не так ли?

– Не только не обычным, но и просто невозможным. По крайней мере, я этого не смог бы сделать. И ни один человек тоже.

– Вот именно, – подтвердил мистер Бедфорд. – Наверно, я поговорю с окружным прокурором. Наверняка мы придем к чему-то общему. Он мой старый знакомый. Мы принадлежим к одному и тому же гольф-клубу.

– Ты на самом деле думаешь, что что-то сможешь сделать?

– Во всяком случае, попробую.

Он встал и отложил пачку бумаги. Он не мог сдержать улыбки.

– Я не могу дождаться, чтобы сказать все это Констанс, – заявил он. – Она же будет прямо-таки восхищена.

– Никак не пойму, чем же здесь можно восхищаться.

– Джонни, дорогой, ведь это же великолепная новость, во всех отношениях. Ну, почти во всех отношениях. Как только тебя выпустят и ты вернешься домой, мы сможем посетить тебя, ведь так? И тоже увидим доченьку, Джейн.

Я не знал, что ему можно еще сказать. Неуверенно я подал ему руку, а потом грохнулся на складной стул так, как будто кто-то приложился по моей голове толстой палкой. Мистер Бедфорд вышел. Я слышал, как скрипят резиновые подошвы его ботинок по натертому полу коридора.

Сержант снова сунул голову в дверной проем.

– Чего вы еще ждете? – бросил он. – Пора возвращаться за решетку.

11

Меня освободили ближе к вечеру под залог в 75 тысяч долларов. Залог внесла строительная фирма округа Эссекс, главным пайщиком которой была миссис Констанс Бедфорд. На дворе было светло, ветрено и сухо. Том Уоткинс, один из чиновников Уолтера Бедфорда, ожидал меня и отвез домой.

Том Уоткинс был молод, имел небольшие встопорщенные усики и очень легко краснел. Он еще никогда не имел дела со случаем убийства и я наверняка побуждал в нем страх.

– Я читал полицейский рапорт о смерти миссис Саймонс, – сказал он мне по пути. – Ужасающая смерть.

Я поддакнул. Я не был в состоянии рассказать кому бы то ни было, как глубоко меня потрясли события прошедшей ночи. Я все еще чувствовал себя выведенным из равновесия и при одних только воспоминаниях меня начинало тошнить. И все еще видел перед глазами эту цепь, пробившую внутренности миссис Саймонс, холодную и безжалостную, которую не могла убрать никакая человеческая сила. Что самое худшее, так это то, что я все еще был перепуган. Если дух мертвого мужа миссис Саймонс имел достаточно сил и жестокости, чтобы пробить свою жену цепью, то что Нейл может сделать с Чарли Манци? А что мне может сделать Джейн? По словам Уолтера Бедфорда было ясно, что Чарли, миссис Саймонс и я не были единственными людьми в Грейнитхед, которых посещали мигающие призраки умерших родственников.

По неизвестным причинам казалось, что в этом году такие явления происходят сильнее, чем обычно, хотя я и не жил в Грейнитхед достаточно долго, чтобы знать, что значит «обычно». Миссис Саймонс упоминала, что эти явления сильно зависят от времени года, что летом они случаются чаще и они более сильны, чем зимой. Один Бог знает, почему: может, летом воздух более заряжен электричеством, которое естественным образом усиливает призраков?

– Мистер Бедфорд вытащит вас из этого болота, – заговорил Том Уоткинс. – Вы должны только немного подождать. Он уже разговаривал с окружным прокурором, а завтра у него встреча с начальником полиции. По сути дела, полиция также не верит в вашу вину. Она не имеет понятия, как миссис Саймонс была надета на эту цепь, и вообще не считает, что это вы ее на эту цепь засадили. Вас же арестовали по формальным причинам, ну и просто, чтобы успокоить прессу.

– Значит, об этом пишут? Я еще не читал сегодняшних газет.

Том Уоткинс кивнул головой в сторону заднего сиденья.

– Там лежат местные ежедневные газеты. Смотрите сами.

Я потянулся за себя и взял «Ведомости Грейнитхеда». Заголовок гласил:

«Ужасное убийство в Грейнитхед. Вдова пробита цепью. Арестован местный торговец».

Ниже была траурная фотография миссис Саймонс десятилетней давности и моя фотография, сделанная перед лавкой «Морские сувениры» в день открытия.

– Неплохая реклама, – заявил я. Я сложил газету и бросил ее назад, на заднее сидение.

Том Уоткинс въехал в Аллею Квакеров, завернул перед моим домом и остановил машину.

– Мистер Бедфорд сказал, что позвонит вам позже вечером. Он должен договориться о визите.

– Да, – подтвердил я.

– Вам нужно что-нибудь еще? Мистер Бедфорд сказал, чтобы я доставил вам все, чего вы себе пожелаете.

– Нет, это наверное все, крайне благодарен. Сейчас мне наверно больше всего нужно выпить.

– Ну, с этим наверно вы справитесь сами.

– Конечно. Благодарю, что подвезли. И прошу поблагодарить мистера Бедфорда.

Том Уоткинс уехал, и я снова стоял перед домом в одиночестве с руками в карманах, не имея понятия, что в нем меня ожидает, какие удивительные явления, источника которых я не знал и о которых мог только догадываться, будет меня беспокоить. Откуда появляются эти призраки? С неба или из ада? Или, может быть, из какой-то неизвестной области возмущений, из мира перепутавшейся психической энергии, где души умерших мигают и растекаются, как искаженные радиосигналы, которые иногда можно перехватить ночью?

Дом наблюдал за мной равнодушными, прикрытыми глазами. Я пересек садовую тропинку, вынул ключи и открыл передние двери.

Все выглядело точно так же, как и вчера вечером. По крайней мере, у меня еще хватило ума выключить печь, прежде чем я вылетел из дома. Полуприготовленная лазанья лежала на средней полке. Я вошел в салон. Огонь погас, вытяжка из камина выдула пепел на ковер. Мои книги лежали разбросанными по полу, а изображение «Дэвида Дарка» стояло, горделиво опираясь о ножку кресла.

Я прошел через комнату и выглянул через квадратные стекла окна в сад. Отсюда я видел часть кресла качелей сзади и кусок сада справа от тропинки. Вдали, над заливом Салем, клубились серебристо-серые тучи. Чайки, размахивая крыльями, кружили над водой, как обрывки газет, несомые ветром. Я прижался лбом к холодному стеклу. Впервые в жизни я чувствовал себя побежденным.

Может, я должен навсегда уехать из Салема? Продать дело и переехать в Сент-Луке? Может, у меня был бы шанс получить то же место в Мид-Вестерн Кемикал Билдинг. Действительно, я потерял два года и должен был бы стараться вернуться к квалификации, но что это значит в сравнении с теми ужасами, какие творятся в Грейнитхед? Особенно меня беспокоит реакция энтузиазма Уолтера Бедфорда при сообщении, что я видел Джейн, какое-то нездоровое, опасное возбуждение.

Я как раз собирался налить себе выпить, когда от передних дверей донесся звонок. Не Джордж ли Маркхем? Может, Кейт Рид? Лучше, чтобы это был не Кейт Рид. Вот уж я натру ему уши за то, что он болтал полиции, что я был «беспокоен и взволнован».

– Уже иду, – закричал я и поспешил к двери.

За дверью стоял Эдвард Уордвелл, дрожа на вечернем ветру, одетый в плащ в шотландскую клетку и вельветовую шляпу с козырьком.

– Извиняюсь за набег, – сказал он. – Но я слышал, что случилось, и просто должен был с вами поговорить.

Честно говоря, его вид доставил мне удивительное облегчение. В этом свихнувшемся доме любое общество было лучше, чем одиночество. А к тому же я еще хотел поговорить с ним об изображении «Дэвида Дарка».

– Войдите, – пригласил я его. – Я еще не разжег камин. Я только что появился дома. Меня недавно выпустили.

– Вы думаете, что ваш адвокат вытянет вас из этого? – спросил Эдвард Уордвелл, снимая шляпу и входя в холл.

– Надеюсь. Это мой тесть. Собственно, мой бывший тесть, раз моей жены уже нет. Уолтер Бедфорд, из фирмы «Бедфорд и Биббер». У него широкие знакомства. Даже очень. Он играет в карты с судьей и в гольф с прокурором округа.

– Я знаю его, – ответил Эдвард Уордвелл. – Вы наверное забыли, что я знал вашу жену. Мы ходили вместе с ней на семинар по морской истории. Это было в Рокпорте, три или четыре года тому назад. Ваша жена была очень красива. Все ребята хотели ходить с ней. Красивая и способная девушка. Меня очень огорчило известие о ее смерти.

– Что ж, благодарю и за это, – ответил я. – Что-нибудь выпьете?

– Лично я предпочитаю пиво.

– В холодильнике есть Хейнекен.

Эдвард Уордвелл вошел за мной в кухню. Я открыл бутылку, а он внимательно присматривался ко мне, когда я наливал пиво.

– Вы же не убивали эту бабулю, не так ли? – спросил он.

Я поднял на него взгляд. Потом медленно покачал головой.

– Откуда вы это знаете? – спросил я.

– У меня есть определенное понятие о том, что здесь творится. Вы же знаете, я не напрасно работаю у Пибоди. Никто лучше меня не знает морской истории Салема и Грейнитхед, может, исключая семью Эвелитов… Но ведь у меня же нет доступа в их библиотеку.

– Вы знаете, что здесь творится?

– Ну конечно, – ответил он, взяв бокал из моей руки. Он сделал небольшой глоток, на его губах осела пена. – Грейнитхед известен духами, так же как Салем известен ведьмами. Хотя отцы города сделали все, чтобы это затушевать, по моему мнению, нет сомнений, что Грейнитхед является звеном цепи, соединяющей мир духов, если можно так выражаться, и материальный мир. Это единственное такое место во всех Соединенных Штатах, может даже на всей планете.

– Значит, согласно вам… согласно вам, я совсем не отвечаю за то, что случилось с миссис Саймонс?

– Это возможно, но, по-моему, крайне маловероятно. Вы не знаете, конечно, что в течение последних десяти лет в Грейнитхед имело место шесть или семь смертельных случаев среди людей, которые недавно потеряли кого-то близкого. Что характерно, каждый раз смерть наступала при удивительных и необъяснимых ситуациях. Одного мужчину нашли утонувшим, с головой, засунутой внутрь ванны. Газеты твердили, что этот тип сунул голову в отверстие, чтобы увидеть, что блокирует выливание, но полицейский рапорт говорит о чем-то другом. Отверстие в ванне было настолько мало, что в нем еле умещалась шея человека, так что этот тип никак не был способен всадить голову в отверстие. Врачи были вынуждены отрезать ему голову, а потом выдавить ее из канализации сильным потоком воды.

Я скривился, а Эдвард Уордвелл пожал плечами.

– Смерть миссис Саймонс была такой же, – заявил он. – Физическая невозможность. Это значит, что если бы вы захотели убить ее таким образом, то как, по вашему, смогли бы вы это сделать?

– Нет. Все это напоминало какой-то кошмарный цирковой трюк.

– Вот именно, полиция тоже так считает. Они обязаны доказать в суде, что вы убили миссис Саймонс, а если вы неопровержимо докажете, что ни один человек не смог бы пробить ее цепью висящей люстры, то вы будете свободны.

– Пройдемте в салон, – предложил я. – Я хотел бы разжечь камин, прежде чем превращусь в сосульку.

Мы вошли в салон. Я встал на колени перед камином, чтобы вычистить пепел. К счастью, возле камина были сложены сухие щепки и газеты для поджига, поэтому мне не нужно было выходить. Эдварда Уордвелл отставил бокал и поднял акварель с видом пляжа в Грейнитхед. Небрежно он присматривался к картине, а когда я отвернулся, разыскивая спички и за газетами, то краем глаза увидел, что он жадно уставился на корабль.

– Во всех шести или семи случаях, – продолжал он, – только двух человек обвинили в убийстве и обоих освободили после первого же дня суда. Всякий раз окружной прокурор приходил к выводу, что нет достаточных фактов вины. То же самое будет и с вами.

Я поджег первую спичку и поджег ей край свернутой газеты.

– Откуда же вы так подробно все это знаете? – спросил я.

– Поскольку морская история Грейнитхед неразрывно связана со спиритической историей Грейнитхед. Это магическое место, мистер Трентон, как вы наверное сами убедились. Более того, эта магия реальна и опасна. Это не Дом Психов в Диснейленде.

Дерево начало разгораться. Я встал и отряхнул брюки.

– Я начинаю понимать, мистер Оруэлл.

– Уордвелл. Но можешь звать меня просто Эдвард.

– Хорошо. Меня зовут Джон. – Впервые мы пожали друг другу руки.

Я кивнул в сторону акварели.

– Теперь я знаю, почему ты так пылал жаждой, чтобы получить эту картину. Вчера вечером я провел небольшое следствие и открыл, что за корабль нарисован на фоне картины.

– Корабль? – повторил Эдвард.

– Не притворяйся, Эдвард, не делай невинный вид. Этот корабль – «Дэвид Дарк», наверняка единственное изображение, которое сохранилось до нашего времени. Ничего удивительного, что картина стоит много больше пятидесяти долларов. Я теперь не отдам ее меньше чем за тысячу долларов.

Эдвард дернул себя за бороду и начал яростно накручивать ее себе на пальцы. Он посмотрел на меня водянистыми глазами из-за круглых очков, наконец издал длинный протяжный вздох. Снова до меня долетел запах конфет: анисовых и лакрицы.

– Я надеялся, что ты этого не обнаружишь, – признался он. – Опасаюсь, что я сам из себя вчера сделал идиота. Мне незачем было гоняться за тобой. Следовало разыграть всю сцену спокойно.

– Ты разбудил мой интерес. А теперь также разбудил надежду на заработок.

– Я не могу заплатить больше, чем триста долларов.

– Почему?

– Просто потому, что у меня нет больше.

– Но ты же говорил, что покупаешь для музея, – напомнил я ему. – Не пытайся меня убедить, что у музея есть только триста долларов.

Эдвард сел, не выпуская из рук картины.

– Правда такова, – начал он, – что музей вообще не знает об этой картине. На самом деле у Пибоди не имеют и понятия, что я сам по своей воле исследовал историю «Дэвида Дарка». В Салеме, особенно у пибоди, люди вообще не хотят разговаривать об этом корабле. Ты говоришь: «Дэвид Дарк», а они отвечают: «Никогда о подобном не слышал!» и чертовски ясно дают понять, что не хотят об этом и слышать.

Я налил себе виски и сел напротив него.

– Но почему? – спросил я. – Ведь этот же Дэвид Дарк вроде лично разговаривал с дьяволом или чем-то в этом роде, разве нет? Но я нигде не вычитал, почему убрали название корабля из всех реестров и почему люди не хотят о нем говорить?

– Ну, я сам не совсем в этом уверен, – заявил Эдвард Уордвелл. Он допил пиво и отставил бокал. – Впервые я натолкнулся на имя Дэвида Дарка, когда кончил учиться и начал работать у Пибоди. Мне приказали приготовить небольшую витрину, такую специальную экспозицию, представляющую историю морской спасательной службы в окрестностях Салема и Грейнитхед на протяжении последних трехсот лет. Честно говоря, это была ужасная скука, за исключением одного или двух корпусов судов, перевернутых кверху брюхом. Но меня заинтересовал один из самых старых документов, который я нашел. Это был палубный дневник спасательного корабля «Мимоза» из Грейнитхед. Видимо, капитан «Мимозы» был истинным спецом восемнадцатого века по вытаскиванию корпусов судов. Ему удалось спасти один из китайских кораблей Элиаса Дерби, который подгоняемый штормом, заплыл в устье реки Дэнверс и затонул на глубине в шесть саженей поблизости от Мыса Туска. Этого капитана звали Пирсон Тарнер и он очень скрупулезно вел дневник целых пять лет, с 1701 по 1706 год.

– Рассказывай дальше, – буркнул я. Я пошевелил кочергой колоды дерева, чтобы они лучше горели.

– Теперь многого рассказывать не осталось, – продолжил Эдвард. – В какой-то из годов, летом, вода в заливе Салем упала исключительно низко, и многие даже небольшие корабли завязли в иле. Это было или в 1704 году, или в 1705 году. В некоторых других календарях и мемуарах также есть упоминания о низком уровне воды, так что это звучит правдоподобно. Именно тогда один из товарищей Пирсона Тарнера заметил ему, что в гуще ила к западу от пролива Грейнитхед торчит что-то, что чертовски напоминает носовой кубрик затонувшего корабля, наполовину погребенного в иле. Пирсон лично отправился смотреть корпус, надев высокие сапоги, хотя он так и не смог подойти близко, поскольку слишком глубоко проваливался в болоте. Однако он вынес на берег кусок фигурно вылитого железа, а Эса Хаскет, хозяин «Дэвида Дарка», признался, что этот обломок мог бы происходить с его исчезнувшего судна.

– Исчезнувшего? Значит, «Дэвид Дарк» исчез?

– Да. Он выплыл из залива Салем в последний день ноября 1692 года, а я знаю это лишь потому, что один из первых хозяев побережья в Салеме упоминает об этом случае в своих мемуарах. Он пишет более или менее так: «Штормовой ветер с северо-запада дул три дня и не казалось, что погода исправится, но „Дэвид Дарк“, невзирая на опасность, поставил паруса, единственный корабль, который выплыл из порта за всю эту страшную неделю. Его поглотила буря и никогда больше его не видели в Салеме». По крайней мере таков общий смысл написанного. Если хочешь, я могу принести эти мемуары.

– Но какую связь это имеет с призраками в Грейнитхед? – спросил я. – Наверняка же здесь у берегов целая куча корпусов.

Огонь бушевал в камине, так что Эдвард расстегнул пиджак.

– Подожди, принесу тебе еще пива, – сказал я.

Я вышел в кухню. У подножия ступеней я на секунду остановился и напряг слух. Я еще не был наверху с тех пор, как увидел тот мигающий свет вчера ночью. Я только молился Богу, чтобы меня не ждало там что-то, чего я бы не хотел видеть. Я также молился за то, чтобы Джейн не появлялась вторично, чтобы она не навещала отца и мать, а тем более меня. Она была мертва, и я хотел, чтобы она оставалась мертвой для ее же собственного добра и для добра нашего не родившегося ребенка.

Когда я вернулся с пивом, Эдвард просматривал «Великих людей Салема».

– Спасибо, – буркнул он и добавил: – А у тебя самого нет иногда хлопот?

– Хлопот?

– Ты не заметил никаких признаков, свидетельствующих о том, что Джейн пытается связаться с тобой? Или, может, ты что-то слышал? Ведь большая часть сверхъестественных явлений в Грейнитхед – это явления скорее звуковые, чем визуальные.

Я сел и тут же встал, заметив, что мой стакан пуст.

– Я… э-э-э… нет. Ничего подобного. Наверно это касается только коренных жителей Грейнитхед. А не нас, приезжих.

Эдвард кивнул головой, будто принимая мои слова к сведению, но не совсем в них веря.

– Ты говорил о связи между призраками и «Дэвидом Дарком», – напомнил я ему.

– Что же, должен тебя честно предупредить, что в смысле строго научном вся эта связь крайне сильно натянута. Такое открытие не заслуживает награды. Но, не знаю, с каким миром мы имеем тут дело, не знаю; не знаю, почему появляются эти духи и каким образом. Может, это только какой-то мерзкий заскок природы, что-то, связанное с погодой или с географическим положением. Может, Грейнитхед – как Остров Вознесения: место, где случайно, по абсолютно непонятным причинам, царят условия, благоприятствующие появлению здесь духов?

– Но ты же думаешь, что все это из-за корабля?

– Я склонен думать, что это из-за корабля. А склонен я думать так потому, что я открыл два замечания, касающиеся последнего рейса «Дэвида Дарка». Одна запись была сделана перед выходом корабля в плавание. Вторая же – почти восемьдесят лет спустя. Более раннюю я нашел в самой нудной книге, которую только можно себе представить: в монографии о корабельном строительстве и обработке металла, написанной в конце семнадцатого века. Ее написал кораблестроитель из Бостона по фамилии Пимс, и должен тебе сказать, что этот тип был ужасным брюзгой. Но в конце книги он упоминает о двух котельщиках из Салема, Перли и Фиске, которые якобы великолепно справились с заданием, выполняя по заказу «большой медный ящик», затем помещенный в трюме «Дэвида Дарка», чтобы «запереть в нем эту Великую Мерзость, что так измучила Салем, что от всего сердца желаем от этого избавиться».

– Ты знаешь это на память? – заметил я с неожиданным восхищением.

– Я достаточно часто к этому возвращался, – ответил Эдвард. – Но Джейн на самом деле знала историю на память. Она могла цитировать даты и имена как компьютер.

– Да, – подтвердил я, припомнив себе, как Джейн запоминала номера телефонов и даты рождения. Собственно, я не хотел разговаривать о Джейн с Эдвардом Уордвеллом; это была слишком деликатная тема, к тому же я чувствовал абсурдную ревность при мысли, что Эдвард знал ее раньше меня.

– А какое было второе упоминание? – спросил я.

– Более поздняя запись, на восемьдесят два года, она происходит из записок преподобного Джорджа Нурса, который большую часть жизни жил и работал в Грейнитхед. Преподобный Нурс рассказывает, что однажды, в 1752 году, он пребывал у смертного ложа старого боцмана из Грейнитхед, который просил, чтобы его душу поручили особой опеке Бога, поскольку в юности он подсмотрел, как вносили последний, тайный груз на «Дэвида Дарка», хотя его остерегали, что каждый, кто увидит, будет каяться вечным странствием по земле, ни живым, ни мертвым. Когда преподобный Нурс спросил боцмана, что же это был за груз, на боцмана напали конвульсии и он что-то начал вопить о Мике-ножовщике. Преподобный Нурс был этим очень обеспокоен и начал расспрашивать всех ремесленников, изготавливающих ножи в округе Салем, но ни один из них не мог объяснить слова боцмана. Но сам преподобный твердил, что позже, после смерти боцмана, он видел его собственными глазами на углу улицы Деревенской.