Текст книги "Звёздная Река"

Глава 6

– Да ты и свинью хрюкать не научил бы! – выкрикнула вдова Янь.

– А я бы и не стал! – парировал хозяин Чао. – Велел бы ей брать пример с тебя, да и всё!

Жэньди в садике тяжко вздохнул. Неизвестно, что хуже – завывания неба по ночам или вечная грызня хозяина Чао и вдовы Янь при свете дня. Жэньди не знал, когда и из-за чего начался раздор между соседями, но ссорились и кричали они каждый день.

Жэньди вернулся к прополке сорняков, а вернее, к сбору улиток. Гостиничный садик на самом деле был вовсе и не садик, а скорее улиточье прибежище. Как только из почвы пробивался зелёный росток, улитки покрывали его, точно бородавки. Они жадно набрасывались на любую зелень, и все листочки в саду напоминали фигурно вырезанные из тончайшей бумаги кружева.

Хуже этого сада был только один – по ту сторону стены. Там, в садике вдовы Янь, тоже резвились улитки и всё было густо усеяно их панцирями, точно коричневыми ягодами. Если у хозяина Чао и вдовы Янь и имелось чего-то больше, чем улиток, то разве что взаимных поношений, которыми они щедро осыпали друг друга.

Хлопнула дверь, и на пороге соседнего дома появилась поникшая, точно сорока с перебитым крылом, Мэйлань – дочь вдовы Янь. А это значило, что и Пэйи сейчас выглянет и попытается улизнуть из дома. Жэньди знал, что девочек связывает тайная дружба. Пэйи обожала Мэйлань – должно быть, видела в ней мать или старшую сестру, ведь ни той, ни другой у неё не было. Мэйлань с её длинными гладкими чёрными волосами, аккуратно уложенными и перехваченными витой заколкой, с кожей, напоминавшей спелый персик, была милая и нежная. Маленькой Пэйи, вечно растрёпанной и с разбитыми коленками, она казалась настоящей прекрасной дамой.

Точно, вот и Пэйи – рада, что отец занят и не смотрит на неё. Выскользнула из гостиницы и перелезла через низкую стенку, разделявшую два садика. Вот и славно, злорадно подумал Жэньди, следя, как девочки радостно обнимаются, а потом начал собирать улиток и выкладывать их на стенке. Представляю, как взбесится Пэйи, когда увидит.

– От Цзимина не было вестей? – спросила Мэйлань.

– Нет, – внезапно упавшим голосом ответила Пэйи.

– Может быть, он просто очень занят, – сказала Мэйлань с печальной усмешкой. – Может, у него там в городе всё расчудесно, и прекрасная работа, и жена…

– Жена? – воскликнула Пэйи. – Что ты! Цзимин не стал бы так быстро жениться.

– Кто знает, – пожала плечами Мэйлань.

– Нет, нет! – Пэйи уже почти кричала. А потом вдруг перешла чуть ли не на шёпот, так что Жэньди, вслушиваясь, замер с полными горстями улиток. – Он не смог бы забыть тебя.

Старшая девочка ничего не ответила – лишь посмотрела вдаль, словно пытаясь разглядеть конец расстелившейся перед ними каменной равнины. Жэньди вернулся к своему занятию. Пока что ему удалось выложить улитками только слово ПЭЙИ.

– Мэйлань, – с горящими глазами сказала Пэйи, – ты можешь мне ещё разочек показать твои свадебные украшения?

Улыбнувшись, Мэйлань пташкой упорхнула в дом и вернулась с тёмно-красной деревянной шкатулкой. Стенки шкатулки были расписаны пионами в вазах.

Мэйлань села, бережно поставила шкатулку на колени и торжественно откинула крышку. От волнения и удовольствия Пэйи взвизгнула. Жэньди тоже был доволен: улитки уже сложились в ПЭЙИ – ГЛУ…

– Вот это – для причёски, – сказала Мэйлань и воткнула в волосы Пэйи золочёный гребешок, украшенный цветами из жемчужин и самоцветов. На ослепительном солнце гребешок вспыхнул и заискрился сотней радуг. – А это, – Мэйлань достала две сверкающие золотые подвески, – это мои серьги.

– А можно мне опять взглянуть на… на него? – спросила Пэйи, указывая на расшитый шёлковый кошелёк.

– О, это сокровище из сокровищ, – сказала Мэйлань. Она очень осторожно извлекла кошелёк и посмотрела на него с благоговением. – Без него я замуж не пойду.

В кошельке оказался нефритовый браслет.

Закончив выкладывать улиток на стенке и с гордостью полюбовавшись надписью ПЭЙИ – ГЛУПАЯ БАШКА, Жэньди поднял взгляд и увидел, что Мэйлань держит в руке зелёный браслет – гладкий, не резной, ничем не украшенный. Живой изумрудно-зелёный цвет был таким насыщенным и ярким, что браслет, казалось, излучал сияние; даже неумолимое солнце не могло затмить его красоту и изящество. Жэньди залюбовался им ещё сильнее, чем драгоценным гребешком Мэйлань.

– А теперь, прошу, расскажи мне ту историю! – взмолилась Пэйи.

Какую ещё историю? – подумал Жэньди.

– Да в ней нет ничего особенного, – сказала Мэйлань. – Даже не знаю, почему ты её так любишь…

– Просто люблю, и всё, – сказала Пэйи. – Ну пожалуйста!

Мэйлань рассмеялась, и Жэньди невольно стал слушать ещё внимательнее.

Когда мне было примерно столько лет, сколько тебе, мой папа слёг с тяжёлой болезнью. Он знал, что умирает. И вот однажды он призвал меня к своей постели и вручил мне этот нефритовый браслет. Раньше браслет принадлежал его матери, а до того – бабушке, потом отец всю жизнь хранил его для меня – и вот браслет стал моим.

– Это – часть твоего приданого, – сказал он. – К свадьбе. Ведь рано или поздно ты выйдешь замуж. Это очень, очень ценная вещь, береги её как зеницу ока!

Вскоре после этого отец умер. Я надела браслет и не расставалась с ним. Браслет был мне велик, и к тому же он слишком красив, чтобы носить его каждый день, но я ничего не могла с собой поделать – он напоминал мне об отце. Когда я видела у себя на запястье это гладкое и блестящее зелёное кольцо, мне казалось, что папа снова со мной.

Но мама сердилась на меня и кричала:

– Ты его потеряешь! Лучше спрячь куда-нибудь в надёжное место.

Да только я её не слушала. Я носила браслет целыми днями, а ночью прятала под рукав, чтобы мама не заметила. Но она оказалась права. Потому что настал день, когда я его потеряла – не знаю, когда и как.

Когда я поняла, что браслета на руке нет, сердце моё упало – я как будто снова лишилась папы. Маме я ничего не сказала – она пришла бы в ужас, а заодно и в ярость. Я просто дождалась ночи и тайком выскользнула из дома на поиски браслета.

Может быть, я потеряла его, когда кормила кур? Или когда работала в саду? Или – от этой мысли я похолодела – когда набирала воду в колодце? При свете луны я на четвереньках ползала по двору, и слёзы градом катились по щекам.

Луна уплывала всё дальше, а браслет всё не находился. Я пришла в отчаяние и уже не сдерживала всхлипов.

– Что с тобой? – раздался вдруг чей-то голос.

Это был мальчик – твой брат Цзимин. Он сидел на садовой стенке в серебристом свете луны и смотрел на меня так, словно я была диковинным зверьком. Я знала, что мне нельзя с ним разговаривать, потому что он из семьи Чао, но мне было всё равно. Горе моё было сильнее гордости и злости.

– Я потеряла брасле-е-ет! – прорыдала я.

– Ты не могла бы перестать реветь? – спросил он и указал на гостиницу, откуда доносился громкий плач. – Моя сестрёнка вопит часами, я вышел отдохнуть от этих криков – а тут ты…

– Я перестану реветь, когда найду браслет! – заявила я.

– Ладно, – сказал он, спрыгнул со стенки и присел рядом со мной. – Если это единственный способ добиться тишины…

И мы стали вдвоём ползать в траве, будто парочка ночных сверчков. Мы искали браслет молча, не перекинувшись и парой слов, но я была благодарна Цзимину за то, что он решил мне помочь. Мне всегда говорили, что этот мальчик и вся семья Чао – ужасные, дурные люди, но в этот миг, когда над нами сияла круглая луна, я думала: может, он не такой уж и плохой?

И когда он нашёл браслет – рядом с мирно спящим петухом, – я поняла, что Цзимин совсем, совсем не плохой.

– Этот? – спросил он, поднимая браслет повыше и делая из него круглую рамочку для луны.

Я подпрыгнула от счастья и обняла Цзимина, а потом расхохоталась – такой у него сделался удивлённый вид. И как только браслет оказался у меня в руках, я бросилась в дом, чтобы спрятать его в надёжное место, и даже не попрощалась с твоим братом! Но в этот миг мы оба уже знали, что отныне мы друзья.

– Я тогда была совсем малышкой, – с гордостью сказала Пэйи. – Вы подружились благодаря мне! Потому что я так громко плакала.

– Это верно, – улыбнулась Мэйлань. – И все эти годы нам приходилось скрывать нашу дружбу от родителей.

– Нам с тобой они бы тоже запретили дружить, если б знали, – сказала Пэйи.

– Наверное, – рассеянно бросила Мэйлань. Она поднесла браслет к глазам, словно хотела разглядеть сквозь него своё будущее, и тихонько повторила: – Без него я замуж не пойду.

– Пэйи! – донёсся из гостиницы голос хозяина Чао. Сегодняшняя перебранка с вдовой Янь, видимо, уже закончилась. – Ты где?

Девочки испуганно вскочили. Пэйи быстро вынула из волос гребень, Мэйлань опустила браслет обратно в кошелёк и спрятала в шкатулку. Пэйи, точно заяц, перепрыгнула в свой сад и бросилась к гостинице, не глянув ни на стенку, ни на Жэньди.

Жэньди уставился на стенку разинув рот. Она была пуста. Надпись, над которой он так усердно трудился, – ПЭЙИ – ГЛУПАЯ БАШКА – исчезла почти бесследно, не считая еле заметных дорожек слизи. Потому что улитки спокойно расползлись во все стороны.

Глава 7

Солнце наконец начало скатываться по небу, и вдова Янь уже жарила свой знаменитый «вонючий тофу». Жэньди всегда удивлялся, как такое может быть: пахнет отвратительно, а вкус, похоже, дивный. Но с «вонючим тофу» в том и фокус, что чем ужаснее его запах, тем он вкуснее. Тофу вдовы Янь служил этому ярчайшим доказательством: когда он жарился, казалось, что смрад гниющего на жаре мусора смешивается с вонью от переполненного ночного горшка. Ужаснее запаха Жэньди не знал – однако не раз видел, как Мэйлань над садовой стенкой украдкой протягивает Пэйи кусочек тофу и та его жадно, с наслаждением уминает.

Жэньди принёс чайные чашки и выстроил в ряд, нарочно пристукнув каждой чашкой по столу. От этих пристукиваний хозяин Чао морщился и жалобно вздыхал.

– Ох, голова моя, голова! – простонал он, прижимая ладонь ко лбу. – Дождусь я когда-нибудь в этом доме тишины и покоя?

Жэньди скорчил рожу. Уж кому-кому, а ему покой был куда нужнее, чем хозяину Чао. Целыми днями Жэньди терпел его мелочные придирки, а ночами не спал из-за рыданий неба. Он уже готов был поверить, что эти звуки слышны только ему и всё это происходит лишь у него в голове. Уж не сходит ли он с ума? Нет, лучше не думать об этом…

– Наверное, – сказала госпожа Чан, поворачиваясь к своему соседу по столу господину Шаню, – что для одного – шум и скрежет, то для другого – приятные, услаждающие слух звуки. Как в истории про петуха, который звал солнце, правда?

Господин Шань вздрогнул, вырванный на миг из своих раздумий. Жэньди нахмурился и закатил глаза. Раньше, днём, он наблюдал, как госпожа Чан впервые увидела старого господина Шаня, с его длинной белой бородой. Господин Шань тогда как раз входил в двери, тяжко опираясь на посох. Госпожа Чан шагнула ему навстречу, улыбнулась и взяла его руку в свои.

Господин Шань взглянул на неё словно сквозь туман. Потом покачал головой, сел за стол, где уже был накрыт его обед, и немедленно принялся жевать с отсутствующим видом. Но госпожа Чан, к удивлению Жэньди, в ответ на столь явное пренебрежение проявила поразительное благородство. Улыбка её, правда, угасла, однако на лице не отразилась обида. Напротив, взгляд её потеплел, она уселась рядом с господином Шанем и подлила ему чаю. И тогда, за обедом, и теперь, за ужином, она была так ласкова и предупредительна с этим стариком, как будто он был её любимым дедушкой. У Жэньди это никак не укладывалось в голове.

– Опять история? – оживилась Пэйи, принёсшая к столу чайник. – Вроде той, что вы утром рассказывали, про шесть солнц?

– Да, – ответила ей госпожа Чан, не поворачивая головы. – Неужто, – вновь ласково обратилась она к господину Шаню, – никто больше не помнит старинных историй?

Господин Шань уставился на неё своим рассеянным взглядом и сказал – явно невпопад:

– Я потерял книгу.

Жэньди подавил раздражённый вздох. Этот господин Шань день ото дня становится всё слабее умом.

– Я так хочу послушать! – сказала Пэйи.

Жэньди тоже был не прочь послушать историю – не так уж часто в Гостинице Ясного Неба выпадали развлечения. Он вдруг заметил, что госпожа Чан глядит прямо на него, и покраснел.

– А ты хочешь узнать эту историю? – спросила она.

– Почему бы и нет, – сказал Жэньди и постарался как можно равнодушнее пожать плечами.

После того как Ван И сбил с неба пять солнц, последнее, шестое солнце в страхе укатилось само. Укатилось и спряталось в высокую гору.

Люди больше не изнывали от жары и засухи, но на них свалилась другая беда. Луна, конечно, по-прежнему выходила на небо и светила, хотя и тускло, – но вот согреть землю она не могла. Деревья и все растения мёрзли и гибли. Люди сбивались в кучки и грелись друг о друга.

– Солнце должно вернуться на небо! – сказал Ван И.

Люди были согласны с ним, но что они могли сделать? Они все пошли к горе, в которой пряталось солнце, и стали просить его выйти. Они молили, они улещивали, они угрожали, но всё было тщетно – солнце наотрез отказывалось выходить.

Но когда люди уже почти отчаялись, ветер принёс им весть от Духа Горы.

– Солнце выйдет, когда услышит зов, – прошептал Дух Горы. – Дружеский зов.

Дружеский зов? Что бы это значило? Ведь люди уже обращались к солнцу учтиво и приветливо, говорили ему самые добрые слова самыми ласковыми голосами, но оно их не слушало.

И только жена Ван И поняла, что имел в виду Дух Горы.

– Солнце не видит в нас друзей, потому и не отвечает нам, – сказала она. – Нужно найти звук, который оно сочтёт дружеским.

И люди принялись искать такой звук. Поначалу они принесли к горе сверчка. Его стрекот был нежен и мил, но очень уж тих – солнце никак не могло его расслышать сквозь каменную гору.

Тогда люди привели тигра. Его грозный сердитый рёв эхом прокатился по всей земле – но лишь разгневал солнце, и из вершины горы вырвалось пламя.

Тогда люди решили подвести к горе корову. Её мягкое доброе мычание наверняка успокоит солнце! Так и вышло: солнце, убаюканное коровьей колыбельной, просто-напросто уснуло.

Люди встревожились ещё сильнее.

– Как же его выманить? – спрашивали они друг друга. – Какой звук покажется ему дружеским?

– А если позвать петуха? – сказала жена Ван И.

– Петуха? – усомнились люди. Многие считали, что пронзительный петушиный крик немилосердно режет ухо.

– Этот звук наверняка пробьётся сквозь камень, – объяснила жена Ван И. – В нём нету ни гнева, ни праздности. Давайте попробуем!

Люди принесли к горе петуха, и петух издал свой громкий, торжествующий клич.

Солнце прислушалось. «Какой приятный голос!» – подумало оно и выглянуло посмотреть, кто это так поёт.

В солнечных лучах петух вспыхнул золотом, а гребешок его сделался алым, как пламя. Увидев золотого петуха, люди поняли, что солнце готово вернуться. Они разразились ликующими криками – и солнце, услышав столько приветливых дружеских голосов, наконец выкатилось из горы.

Вот так петух вернул солнце на небо.

– Но раз этот петух стал золотым, значит, это необыкновенный, особенный петух? – спросила Пэйи.

– Да, – сказала госпожа Чан, кивая. – Он превратился в Небесного Петуха и по сей день остаётся другом и спутником солнца.

– Так вот почему петухи кукарекают по утрам? – спросил, не удержавшись, Жэньди. Он сразу подумал про петуха вдовы Янь. Каждое утро, как только жалобы неба стихали и Жэньди удавалось уснуть, петух будил его своим душераздирающим воплем. Как же он ненавидел этого петуха!..

– Верно, – с довольной улыбкой ответила госпожа Чан. – Петухи призывают солнце – точно так же, как звал его Небесный Петух в те давние времена.

– В те давние времена… – внезапно эхом откликнулся господин Шань.

На миг Жэньди показалось, что в глазах у господина Шаня сверкнул огонёк и взгляд его впервые сделался острым, умным, живым. Но затем огонёк угас и господин Шань вновь сгорбился над своей миской. Капли супа стекали по его бороде.

Глава 8

Ночью стоны безлунного неба по-прежнему не давали уснуть, хотя Жэньди и пытался не замечать их. Он скрежетал зубами от бессилия и досады. Сколько уже ночей оно завывает, это небо? И сколько дней он торчит в этой глуши? Да появится ли тут наконец хоть кто-нибудь?

А ведь кое-кто уже появился, вдруг понял Жэньди – и злость как рукой сняло. И он стал думать о госпоже Чан.

Да, она пришла пешком, и у неё нет повозки, в которой он мог бы спрятаться. Зато у неё полно историй! И когда она их рассказывает, он, Жэньди, словно на крыльях уносится далеко-далеко, прочь от этого убогого постоялого двора и ненавистных воспоминаний.

Как она улыбнулась ему – приветливо, даже нежно, как матери улыбаются сыновьям… Вот почему эта улыбка наполнила его сердце тоской, вот почему он теперь ворочался в кровати и вздыхал горестно – почти как небо.

– Ох… ох-ох-ох…

В завывания неба вплелись чьи-то жалобные охи. Это явно не было эхо, и неслись эти звуки прямо из-за двери.

Жэньди встал, распахнул дверь и увидел Пэйи. Она съёжившись сидела с фонарём в руке на пороге своей комнаты, прямо напротив комнаты Жэньди.

– Так темно, – прошептала Пэйи. – Звёзды почти не светят, и луна куда-то подевалась.

Может, и она слышала стоны неба? Может, они звучат не только у него в голове? Он хотел было спросить, но увидел, что её большие, расширившиеся от страха глаза полны слёз. В груди у него вдруг всколыхнулось что-то нежное, мягкое, как дымок от благовоний. Пэйи сейчас была так похожа на… Воспоминание обожгло его болью, и Жэньди нахмурился.

– Наверно, она испугалась твоего сопливого курносого пятачка, – сказал он.

Страх на лице Пэйи мгновенно сменился гневом:

– Ты жуткий, жуткий! Тебе никого не жалко, на всех тебе плевать! – Её белые щёки от злости стали пунцовыми. – Когда ты уже уберёшься от нас? Все уезжают, один ты тут торчишь!

– Пэйи, ты почему не спишь? – послышался голос хозяина Чао. Увидев его, Жэньди почувствовал, что и сам краснеет. – А ты, Жэньди?

– Мы просто… – начал было Жэньди, но хозяин перебил его.

– Ну-ка быстро спать, – приказал он.

Жэньди молча скрылся в своей комнате. Но всё в нём бурлило от злости. Ещё миг – и он сам завоет вместе с небом! «Все уезжают, один ты тут торчишь!» – сказала Пэйи. Да он бы уехал, если бы мог! Появись хоть кто-то с повозкой или с каретой, и Жэньди тут же укатит. Неважно куда. Куда угодно, лишь бы подальше от этой дыры… и от дома тоже…

Однако он застрял накрепко. Утро принесло с собой крик петуха, жару и хлопоты – но никаких гостей. Жэньди сидел за столом, уныло ссутулившись над завтраком.

– Старый колодец на заднем дворе на прошлой неделе окончательно пересох, – сказал хозяин Чао, – а теперь он ещё и осыпается. Не хватало нам, чтобы какой-нибудь гость в него угодил, выйдя на ночную прогулку. Жэньди, засыпь-ка ты его сразу после завтрака.

– Засы́пать? – удивлённо переспросил Жэньди.

– Это, похоже, первый пересохший колодец в наших краях, – сказал хозяин Чао. – Но не последний, если ничего не изменится. Вскоре всей деревне придётся носить воду из Колодца Полумесяца, как это делаем мы. Иди, Пэйи покажет тебе, где взять лопату.

Через минуту Жэньди с лопатой на плече шагал за Пэйи, которая вприпрыжку пересекала двор. Солнце поднималось быстро, словно тоже неслось прыжками. Жэньди казалось, что его макушка плавится и дымится. Кипя от негодования, он представлял тенистые беседки и холодный – со льдом – сливовый сок, который приносят, кланяясь, слуги…

Что я здесь делаю? – со злобой подумал он, погружая лопату в землю. Земля, как ни странно, оказалась мягкой, копать её было легко, крупные камни в ней почти не встречались. Не земля, а пыль, думал Жэньди. Он окинул взглядом каменную равнину на том месте, где прежде была гора. Вон он где, весь камень, догадался он.

Когда он бросил в колодец первую лопату земли, раздался звук, похожий на звон кáпель, если тряхнуть ветку дерева после дождя. И тут же эхом прокатился другой звук, ни на что не похожий.

– Бре-ке-ке! Бре-ке-ке! – проверещал колодец.

– Жэньди! – воскликнула Пэйи, бросаясь на землю и заглядывая в колодец. – Там кто-то есть!

Глава 9

Жэньди опустился на колени и тоже посмотрел вниз. Пэйи была права. Там определённо кто-то был. Из тьмы, со дна на них глядели два блестящих глаза.

– Бре-ке-ке! – снова донеслось со дна колодца, и Жэньди чуть не расхохотался.

Это была всего-навсего жаба.

Старая уродливая бородавчатая жаба, которая сидела на камне в тёмной лужице воды.

Она снова заверещала, напомнив Жэньди о жалобных звуках неба, не дающих ему спать по ночам. Может, это жаба так завывает? Да нет, невозможно. Те звуки громом отдавались в ушах, а это кваканье в лучшем случае походило на отдалённое эхо.

– Это просто глупая старая жаба, – сказал Жэньди и бросил в колодец ещё одну лопату земли. Жаба снова застонала.

– Стой! – воскликнула Пэйи, вскакивая. – Ты же её убиваешь!

– Никого я не убиваю! – огрызнулся Жэньди. – Я засыпаю колодец землёй. Что твой отец велел мне делать, то я и делаю.

Он забросил ещё одну кучку земли, потом ещё.

– Бре-ке-ке! Бре-ке-ке! – заголосила жаба, словно догадавшись, что происходит. Звуки эти напоминали пение похоронного рожка.

– Перестань! Прекрати! – завизжала Пэйи и схватила его за локоть. – Ты так похоронишь её заживо!

– А мне-то какое дело, – ухмыльнулся Жэньди и оттолкнул её.

Солнце адски пекло голову и руки, и внутри у Жэньди тоже всё горело. Ему и правда не было никакого дела до этой иссушенной зноем деревни. Да он сам спалил бы её, если б мог! Гори она огнём! Пусть она исчезнет как не бывало, эта Деревня Ясного Неба, вместе с этими ночными рыданиями и с его прошлым, которое никак не забывается…

– Что случилось? – спросил нежный, тихий голос госпожи Чан.

Жэньди и Пэйи обернулись, и Жэньди опять захотелось поклониться госпоже Чан. Она возвышалась над ними, стройная и грациозная, смотрела сверху вниз своими блестящими глазами, и Жэньди стало совестно.

– Жэньди должен засы́пать землёй старый колодец, – умоляющим голосом начала объяснять Пэйи, – но там жаба! Она погибнет!

– Понятно, – сказала госпожа Чан. Не боясь испачкать своё серебристое платье, она опустилась на колени у старого колодца, заглянула в него и улыбнулась жабе: – Что, дружище, сбросил шубку? Жарко стало?

Пэйи озадаченно посмотрела на Жэньди. Он пожал плечами.

Жаба продолжала свою печальную песню. Интересно, подумал Жэньди, что собирается делать госпожа Чан? Колодец слишком глубокий, до жабы не дотянуться даже палкой. Уж не попросит ли она его спуститься по верёвке? Он вздрогнул при этой мысли. Стенки старого растрескавшегося колодца крошились и осыпались – если спуститься туда, можно и не выбраться из-под обломков.

И вдруг жаба умолкла. Госпожа Чан встала на ноги.

– Можешь продолжать, Жэньди, – сказала она.

– Но как же? Ведь жаба… – в отчаянии выпалила Пэйи, разрываясь между отчаянием и правилами поведения с гостями.

– Не беспокойся, – сказала госпожа Чан. Она ласково положила руку на плечо девочки и повела её прочь от колодца. – С жабой всё будет хорошо.

Пэйи смотрела снизу вверх на госпожу Чан, и сомнение на её лице постепенно уступало место щенячьему восторгу и обожанию. Если в хорошенькой Мэйлань ей виделась прекрасная дама, то госпоже Чан она и вовсе готова была поклоняться как царице. Жэньди смотрел им в спины.

Потом, в полной тишине, он принялся швырять в колодец землю, лопата за лопатой. Появление госпожи Чан, точно лёгкий ветерок, остудило его гнев, и теперь ему было стыдно. Каждая лопата земли тяжким грузом ложилась на его совесть. Неужели он и правда убивает старую жабу? Почему в колодце так тихо? Может, жаба выбралась другим ходом? А вдруг она уже мертва? Жэньди набрался храбрости, перегнулся через край колодца…

…и открыл рот от изумления. Он попросту не верил своим глазам. Жаба с довольным видом сидела на горке земли – той самой земли, которую Жэньди набросал в колодец. Он бросил ещё одну лопату и стал наблюдать. Жаба отряхнулась и бодро запрыгала, утаптывая землю. Она делала горку, сама оставаясь на вершинке. С каждой лопатой земли, которую Жэньди швырял в колодец, горка становилась выше.

Жэньди продолжил копать. Руки покраснели и распухли, и землю брать приходилось всё дальше и дальше от колодца, чтобы не получилась ещё одна яма. Солнце жгло макушку, голова, казалось, вот-вот взорвётся, пот непрерывно катил по лицу, словно он, Жэньди, был сосулькой, которая таяла и таяла.

Наконец жаба очутилась у самого края колодца. Жэньди следил, как чутко и насторожённо восседает она на вершине горки. Со своими буро-зелёными бородавками жаба напоминала гнилушку, поросшую грибами. Блестящие чёрные глазки смотрели внимательно и умно.

– Бре-ке-ке-ИК! – издала жаба звук, похожий не то на икоту, не то на отрыжку.