Текст книги "#НАХРЕНЁБЩЕСТВО"

#пятый

Я шёл по улице. Был одиннадцатый час ночи. Мое волшебное приключение закончилось. Тем не менее, настроение сохраняло заложенный веществами подъем.

В голове то и дело мелькала беспокойная идея:

«И что теперь? Эликсир счастья не будет вечно течь по твоим венам. К завтраку он выветрится. И как дальше ты будешь решать проблему со своей головой? Вернёшься к книгам?»

Я не знал. Здесь и сейчас мне было хорошо. Тело почти парило. Я дышал полной грудью. Сердцу хотелось присутствовать в данном мгновении, ему хотелось танца. Остальное не имело значения. Вот я и пританцовывал на каждом следующем шаге.

Подойдя к перекрестку, я увидел на другой стороне вывеску «МАСТЕР ШАУРМЫ».

«Мне туда!» – подсказало ниоткуда взявшееся чутьё.

Я не стал спорить.

Единственное, уже заканчивая двигаться по зебре, мне стало немного страшно и неловко.

«А вдруг они что-то подумают?»

Мои внезапные душевные метания были связаны со страхом оказаться раскрытым. Врач с расширенными зрачками шарахается по ночной Москве… ну точно наркоман. Я бы, увидев себя, точно так и подумал бы.

Однако же очень хотелось кушать. Я страстно желал шаурму! И побольше.

В мысли тотчас закрались яркие кулинарные картинки, где зубы откусывают, где зубы впиваются в сочное куриное мясо. И соленый соус стекает по губам, соскальзывает на подбородок…

От такого рот сразу же доверху заполнился слюной. И стало уже не до глупой стеснительности своего внешнего вида. Да ещё и желудок стал изгибать в спазмах.

«Хочу!» – решил я и пошёл к ларьку, а не сразу к дому.

– Здравствуйте.

За приоткрытым окном ларька меня встретил широкой улыбкой высокий статный мужчина в белой тюбетейке.

– Чего желаешь, дорогой? – спросил он.

Позади него на красочном табло висел весь перечень широкого ассортимента.

Чебуреки, беляши, курица-гриль, ватрушки, хачапури, шаурма с курицей, шаурма…

Столько всего вкусного. У меня разбегались глаза.

– А с говядиной есть?

– Есть.

Мастер шаурмы был действительно мастером. Он отвечал на мои вопросы не как унылая продавщица из универмага, у которой коты и дети не кормлены. Он говорил так и жестикулировал так, что хотелось не только шаурмы. Возникало желание схватить и утащить к себе домой и его, и весь ларёк с причиндалами.

– А с курицей?

– Есть.

Я в него почти влюбился. Мне хотелось, чтобы он продолжал говорить. Возможно, строгать и крутить. Это был бы самый настоящий парад эмоций, вкусов и ощущений. Но ещё очень хотелось кушать.

– Две таких и две таких, – попросил я.

– Сырный лаваш? Чесночный?

Я думал, захлебнусь слюной.

– И такой, и такой.

– Богатырь!

Нет. Я точно готов был полюбить этого джигита.

– Пять минут!

Громкое обещание бросило мастера шаурмы к ножам. Их звон расценивался мной как симфония Баха. Затем ловкие руки, используя громоздкие пинцеты, буквально жонглировали нарезкой из помидор, огурчиков, салата…

Я отвернулся от всего этого от греха подальше.

За спиной меня встретила ночь. Она была по-осеннему немного пасмурная. Чуть-чуть накрапывал дождь. Но на то она и осень. Зато стало потеплее. Не подмораживало.

Внезапно я вспомнил Кирилла.

«Блин».

И тут и нескончаемый задор, и новизна в ощущениях и чувствах исчезли, словно их и не бывало. Это совсем некстати вернулось мое прошлое. А оно было горьким и печальным. Не было в нем места для радости.

Мое воспитание!

Я долгие годы гордился им, был строгим его почитателем. Считал, что ремень сделал из меня человека. Думал, что если буду строго следовать всем вбитым в меня правила, то все в моей жизни будет хорошо. С хорошими людьми случается только хорошее – это отличный девиз, пока реальность поддерживает эту иллюзию.

– Я умираю?

Этот вопрос я задал примерно полгода назад своему лечащему врачу, когда во время очередного визита он стал изъясняться слишком уж завуалированными фразами. Это было похоже на:

– Свет Венеры попал в болотный газ на двенадцатые сутки от Рождества Христова…

На грамотную научную информацию его слова совершенно точно не были похоже. А я все-таки сам врач и понимаю о чем говорю.

От моего заявления Александр Дмитриевич опешил. Левый глаз стал дергаться, нижняя губа – дрожать.

– Я бы так не сказал…

– А что бы вы сказали?

Я смотрел ему в глаза и ждал правды.

– Вы можете решить мою проблему?

– Нет.

Я ждал правды. Я ее получил. Мышцы в спине немного расслабились.

– Тогда зачем был весь это миллион анализов, как за страховые, так и за наличные средства?

– Я хотел понять…

– То, что у меня отказывает печень и нарастает проблема в поджелудочной, я знал и без ваших анализов.

– В вашем случае все сложно… непонятно…

– Вы Кириллу это тоже сказали?

К тому моменту я устал ходить по коридорам и сидеть под дверьми кабинетов. Я был обозлён. И злость моя била точно в цель, при чем не целясь.

– Что вы себе позволяете?

Александр Дмитриевич подскочил со стула как самая настоящая истеричка. Его руки завертелись в пространстве как неприкаянные рукава огородного пугала. Лоб покрылся обильной испариной.

– Я буду жаловаться вашему начальству!

– Жалуйтесь. Но лучше на себя.

Меня внезапно осенило, что мне больше нечего искать в приемной этого великого специалиста. Его последний совет лечь в больницу и неподвижно ждать прихода смерти не лез ни в какие ворота.

– Вы лучше сами обратитесь к психиатру, – сказал я, вставая со стула и уходя прочь.

Доктор пытался меня остановить. Он кричал мне вслед:

– За последствия вашего отказа от лечения мы не отвечаем. У нас есть все подписи…

– Сходите с ними в туалет.

О, я не вышел. Я вылетел в двери.

Жить!!!

Вот чего я хотел, а не анализов, процедур, информированных согласий…

С другой стороны, что я тогда понимал под этим словом?

Нечто совсем другое, чем сейчас. Аморфное, беспорядочное и неосознанное.

Я не знал как по-другому. Но вся моя внутренняя суть искала этот новый путь. И я помню, как в тот момент сказал себе:

«У меня хотя бы есть немного времени. У Кирилла не было и этого».

Кирилл.

Я снова возвращаюсь к личности этого человека. Мой коллега, друг, спортсмен, душа компании и самый лучший человек в мире однажды ушёл домой с работы, да там и остался. Его нашли мертвым беспокойные друзья, не привыкшие мирится с его долгим отсутствием. А ведь анализы его ежегодной диспансеризации были куда лучше моих.

Это была большая потеря для всех, в том числе и для меня. Он был младше меня на неделю. И именно это сподвигло меня с возросшей настойчивостью начать разбираться в своём длительном плохом самочувствии и не слушать чужие реплики:

– Ты просто устал.

Я не устал.

– Что вы сказали?

Мое тело рефлекторно развернуло в ответ на оклик.

– Что случилось? Вы плачете?

Тень воспоминаний медленно отступила и ощущения в теле вернулись. Среди них оказались влажные потеки на щеках.

– Так ерунда, – сказал я, не желая перекладывать свою боль на такого прекрасного человека, – Аллергия.

Я улыбнулся как смог.

– Не на чеснок? – уточнил мастер шаурмы.

– Нет.

– Тогда мой чеснок выбьет из вас все хвори и болезни.

Он передал мне пакет, а сам снова воспроизвёл свой коронный жест, дающий несокрушимое убеждение, что море по колено, что коры по колено, а мир как колыбель – удобный и безопасный.

– Сколько с меня? – спросил я, принимая пакет.

Теперь я улыбался искренне, по-настоящему.

– Шестьсот рублей, дорогой.

Я потянул тысячу.

– Сдачи не надо.

– Спасибо, дорогой. Удачи и счастья. Заходи ещё, дорогой.

– Обязательно.

Мы расстались. Я пошёл домой. Мастер шаурмы остался продолжать радовать людей.

Мой дом на этот раз остался прежним. Очередная спонтанная смена локации не произошла. Это был своеобразный плюс.

– Слава богу, – прошептал я, оставляя ключи и бумажник в прихожей.

Раздевшись и умывшись, я выложил еду на большое блюдо, отнёс ее в комнату и сел напротив телевизора.

– Хулио, мы в опасности!

– Что нам делать?

– Прыгаем в окно…

Кино продолжилось с того места, где я его в прошлый раз оставил. Много взрывов, погони, стрельба…

Я жил этим многие годы. Ещё вчера мне было невыносимо без этого даже на уровне предположения. И вот сегодня все стало иначе. Я не чувствовал прежнего удовольствия.

– Бежим, Хулио!

– Бросай гранату!..

Глупая, бездарная, жестко ограниченная фантазия. Другого описания сегодня у меня для этого действа не было. Я взял в руку пульт и резко оборвал свое мучение. Экран телевизора потух. Вокруг меня воцарилась тишина.

Впрочем, у меня для счастья ещё была шаурма. Точнее целых четыре.

«Приятного мне аппетита», – подумал я.

С этим внутренним напутствием мои руки развернули первую порцию и отправили ее одним концом в рот.

«Странно».

Я ждал одного результата. Но снова что-то пошло не так. Долгожданный фокус-покус вышел боком.

«Че-то не то…».

Моя челюсть услужливо сместилась вбок, попыталась пережевать жадно откусанный кусок как-то иначе. Так тоже не получилось. Некогда любимый продукт теперь воспринимался отвратительно горьким и чрезмерно соленым.

«Так не пойдёт».

Я вернул еду на тарелку и задумался. В мыслях проступило ценное указание от Капитана не жевать мясо и пшеницу. Я также вспомнил и свой скепсис по этому поводу. Сыр-бор про мясо мне был понятен. В последнее время все поголовно стремились стать вегетарианцами. Я считал это внеочередным заскоком на ниве разложения общественного интеллекта. А вот про пшеницу возник вопрос:

– С фига ли?

– Это генетический яд, созданный пришельцами, – пояснил мне Капитан во время того разговора.

– Из космоса?

– Это как тебе больше нравится.

– Мне нравятся булочки и пирожки.

– Ты предупреждён.

Наркота постепенно выветривалась из моей головы. И я все рациональнее воспринимал окружающую реальность. В ней не было места шуточкам-прибауточкам про анальное зондирование и НЛО.

«Фигня!» – подумал я тогда.

«Фигня!» – подумал я сейчас.

Передо мной лежала отличная еда (так она выглядела внешне). Я потратил на неё деньги (большие деньги). Животное умерло, чтобы меня накормить (плевать, что им был мутант, напичканный гормонами). Мастер шаурмы (а вот его действительно жалко) так усердно старался приготовить этот субпродукт.

«Жалко выкидывать», – таким было мое стандартное резюме.

И, следуя велению этой жалости, я сделал невероятное: мои руки снова потянулись к тарелке.

Каким был результат?

Я жевал около получаса. Медленно, но верно. Морщился, кривился, но не отступал с выбранного пути. В конце концов все, что лежало на тарелке, оказалось у меня в животе. И животу это очень не понравилось.

«Что-то мне нехорошо… интересно почему?»

Я попытался рыгнуть, чтобы хоть как-то снизить напряжение в желудке. Приём не сработал. Слишком уж плотно я напихал в себя шаурму.

Отодвинув от себя стул вместе с пустым блюдом, а я с предельной нежностью к себе разлёгся на диване. Через минуту стало чуть-чуть поспокойнее. Только вот я теперь не знал чем заняться. Раньше время моей жизни растворялось либо на работе, либо перед экраном телевизора. С телевизором случилась беда. Пропало желание.

А работа?

Ее я с предвкушением ждал лишь на следующий день после обеда. Вспомнив об этом, я улыбнулся и вновь окунулся в воспоминания.

Ненадолго.

Вспоминать особо было нечего. Покинув кабинет врача-убийцы, я получил жесткий выговор с лишением премии в размере более ста тысяч рублей. Такие деньги для меня на дороге не валяются. Плюс я был на эмоциях. Вот я и плюнул в морду главврачу, а потом написал заявление на увольнение. На душе после этого стало хорошо. А потом я увлёкся всяким разным личностным ростом, читал книги по психологии и психосоматике, делал дыхательные упражнения, искал себя…

Себя я в итоге так и не нашёл, но нашёл новую работу врача-терапевта в многопрофильном медицинском центре премиум-класса. Меня там ждали назавтра к 15:00.

Эти воспоминания были радостными. Веки стали тяжелеть и мне захотелось откинуть все невзгоды, отдавшись сну. В полудреме рука нащупала ещё один пульт управления и выключила свет.

«Супер!» – подумал я.

Это был своеобразный вариант счастья.

Как всегда оно было недолгим. Во сне я начал неожиданно вспоминать очень странные вещи. Безусловно, кусочки сна не являли собой подлинную картину пережитых мной событий, а лишь предлагали фантазийную вариацию по мотивам былого. Однако даже этих крох хватило, чтобы кое-что прояснилось и стало понятным.

– Иди к нам, иди к нам…, – некий голос настойчиво звал меня к себе.

Я открыл глаза и увидел плывущую под потолком платформу. Она была деревянной. У неё была крыша. И у неё был столб.

«Мансарда», – догадался я.

Во сне мы все принимаем за чистую монету. Даже такие чудеса. С другой стороны разве в реальной жизни мы не терпим ещё большие безумства: непрерывно растущие налоги, цены на недвижимость, правила дорожного движения, жену-истеричку… Несомненно, если бы летуны и прочие сновиденные жители попали в наш мир, они тоже покрутили бы пальцем у виска.

Вот и там… парящая под потолком мансарда?.. а почему бы и нет?

Естественно, звала меня к себе не сама мансарда. Дерево не умеет разговаривать. Во всяком случае, в этом сне точно не умело.

– Иди к нам, иди к нам…, – продолжался тихий зов, кристаллизующийся из пустоты.

Я напряг фокус зрения и тогда в пределах парящей платформы материализовался Капитан собственной персоной. Он сидел на корточках. Выглядел вполне нормально. Его распростертые руки тянулись ко мне.

– Иди к нам…

– Зачем?

Кажется, я проявил в этом сне недюжую логику.

– Любовь.

– А что с ней не так?

– Что у тебя ассоциируется с этим чувством. Это может быть событие, предмет или человек. Вспомни.

Я немного разозлился, ведь даже во сне Капитан решил донимать меня своими вопросами. А я не хотел вопросов. Я хотел спать, хотел отдыхать.

– Не хочу! – капризно ответил я и развернулся на левый бок, тем самым игнорируя и Капитана, и парящую под потолком платформу в целом.

– Но ты ведь ищешь любви, ты хочешь быть любимым…

– Хочу, – сказали губы против моей воли.

Видимо во сне у них была своя автономия.

– Тогда найди это чувство…

Чертов Капитан был очень убедителен.

– Ты можешь быть с открытыми глазами или с закрытыми. Ты можешь следовать за мной или не следовать за мной. Войди в своё пространство. Будь в своём пространстве.

Не хотел я никуда входить-заходить. Но события продолжали происходить сами собой.

– Будь в своём пространстве…

Платформа витала у меня за спиной. Но все равно умудрялась строить мне козни.

– Будь в своём пространстве…

В конце концов, все эти уговоры возымели особый эффект – я как бы соскользнул внутрь себя.

– Что есть «любовь» в твоём понимании?

Сильно уменьшенная версия меня была окружена множеством экранов. По ним быстро-быстро перемещались разнообразные картинки. Я уловил ярко-желтые цветы, грибы с красными шляпками и белыми пупырышками (очевидно мухоморы), птичку с красным брюшком, прыгающую по линии электропередач.

«К чему это?» – подумал я.

Потом на экранах стали появляться люди. Сначала из детства, далее все ближе и ближе к настоящему моменту.

– Кого ты любил?

– Никого.

Этот ответ пришёл изнутри. Он ужаснул и в то же время освободил.

– Я никого никогда не любил, кроме самого себя. Я – единственный и неповторимый. Я люблю себя!

– Освободи это чувство. Убери все лишнее. Оставь только самую суть…

Фотография жизнерадостного ребёнка двенадцати лет медленно растворялась в моем сознании, будто ее окунули в кислоту. Я был заворожён этим зрелищем. Казалось, мне кроме него больше ничего не нужно. Но через несколько минут последовало новое указание:

– Слейся с этим чувством. Стань единым целым.

К этому моменту от фотографии остался лишь голубоватый силуэт. Он вальсировал вокруг меня. Он то приближался, то удалятся. Он был прекрасен. И я позволил ему проникнуть в себя.

«Боже!»

Мой мозг тотчас взорвался бурными нескончаемыми фейерверками. Красные, жёлтые, синие огни!!! Одно сплошное великолепие.

– Наконец-то…, – прошептали губы.

Бесконечно долгие годы глубоко спрятанная внутри меня вина не давала мне жить полной жизнью. Я постоянно боялся очередных обвинений в эгоизме, цинизме и ещё какой-нибудь ерунде.

Думаете, приятно ребёнку выслушивать безумные фантазии взрослых, порождённые немощностью и слабоволием?

Нет.

Ребёнок прячется от этого безумия всеми доступными способами. И как результат он становится мной, адептом самобичевания. Не по своей воле…

Да какая теперь разница?

Врачи не могли понять причину моей болезни. Они искали ответы в бесчисленных анализах. А ответ прост и уходит корнями в общество. Все в этом обществе считают себя умными и правильными и потому стремятся уничтожить самое дорогое, светлое и чистое – душу ребёнка.

«Будьте вы прокляты!»

Я заплакал. Во сне. А потом проснулся и понял, что слезы текут по-настоящему. Но я не расстроился. Ведь это были слезы радости, слезы освобождения.

– Бл**…, – прошептал я, принимая сидячее положение, – Это было нечто.

Секундой позже я бросил взгляд на потолок. Пытался убедиться, что уже не сплю. Мансарды и Капитана там не было.

«Ну, слава богу…», – подумал я, – «Пока с меня достаточно переживаний».

Вокруг было темно и тихо. Соседи спали. Лифт отдыхал от дневной беготни вверх-вниз. Это было отличной возможностью побыть наедине с собой.

Я откинулся обратно на диван и погрузился в рассредоточенные мысли:

«Почему я раньше этого не понимал? Теперь это кажется таким очевидным».

А еще я вспомнил все прочитанные книги по психоанализу, что были уложены огромной стопкой в углу квартиры, и понял, что Зигмунд Фрейд многое потерял:

«О, если бы он знал, что весь многолетний затык можно запросто решить по щелчку пальца».

Уровень эндорфинов в моей крови уверенно нарастал. Я постепенно возвращал себе желание жить. Жизнь налаживалась.

Мне захотелось пить.

«Тоже хорошо», – подумал я.

Я поднялся с дивана. Свет включать не стал. Мне захотелось побыть в темноте. Тьма и тишина – разве это не прекрасно?

Я тоже так подумал.

Неторопливыми движениями я добрался до кухни. Там в окно падал свет от полной луны. Было очень светло. Я нащупал початую бутылку бутилированной воды, свинтил крышку, сделал мощный глоток и выдохнул:

– Отлично.

Рука продолжала сжимать открытую пластиковую бутылку. А глаза смотрели на серебристый круг в небе. Я любовался. Я испытывал некое новое чувство.

«Это произошло не сейчас», – говорило мне нечто изнутри, – «Это всегда было в тебе. Просто ты этим не пользовался».

Я сделал ещё один глоток. Шипучая вода медленно сползла по горлу вниз.

Свобода? Счастье?

Как назвать это?

А может это и есть та самая «любовь», которую пробудил во мне Капитан Джек Воробей?

Я вспомнил свою бывшую жену – безумную шизоидную алкоголичку, которая при очередном приступе пряталась под кровать в обнимку с котом и уже оттуда кричала, что я хочу убить и съесть Пушистика.

– Признайся!

– Да не хочу я его убивать!

– Значит, ты лжец… какая я несчастная…

Я тратил часы своего времени на то, чтобы успокоить ее и вызволить из-под кровати, я тратил месяцы и годы жизни в глупой надежде разделить с ней счастье.

Какое?

То, где она билась головой о стену, а потом рассказывала соседям, что я ее избиваю?

В конце концов, она нашла себе ровню. Грязный безработный наркоман стал для неё новым идеальным мужем. Счастье было схвачено за горло.

А я?

Мне достались счета по кредитам и неясная неизлечимая болезнь от нервов.

Но это в прошлом!

Я теперь свободно дышал…

«Чем бы ещё заняться?»

Я бросил взгляд на холодильник. Он только что врубил своё неровное урчание.

«Он тоже живой или как я? Тоже хочет проснуться?»

Я погладил его прохладный пластик.

«Ответ всегда внутри», – чьё-то умное замечание пришлось к месту.

Что ж, содержимое холодильника было известно: колбаса, сыр, консервы, помидоры и молоко. Я знал этот перечень, ведь сам его купил и заложил внутрь. Это знание давало понимание: эта начинка не похожа на божество. Свет, конечно, присутствовал, но и он являлся лишь частью внешнего электронного механизма.

«Так может я точно такой же?» – спросил я у холодильника, у шкафа с посудой, у сковороды, у электроплиты, у электрочайника и даже у луны в ночном небе, – «Пустой сосуд для чужой колбасы?»

Никто из всех перечисленных предметов мне не ответил. У них была своя жизнь. У них было своё понимание жизни.

Мой взгляд соскользнул на дверь в ванную. Захотелось туда. Там было тепло и уютно. Там можно было скинуть все старое эмоциональное тряпьё и одеть новое.

«Отлично».

Я оставил бутылку на столе. Крышка упала и закатилась. Нагибаться и искать не было желания. Так что, оставив как есть, я неторопливым шагом побрел к ванной. Будучи на месте, я нажал на выключатель. Яркая вспышка искусственного света ослепила на мгновение. Потом глаза привыкли. Захотелось посмотреть назад. Там остались темнота, луна урчащий холодильник…

«Можно выбрать только что-то одно».

Я сделал шаг внутрь и закрыл за собой дверь.

Вода.

Я вставил затычку и открыл сначала холодную воду, затем горячую. Нашёл удобоваримый баланс, добавил пену и вытер руки о полотенце.

Я посмотрел в зеркало. Видок у меня был ещё тот. Очки перекосило. Волосы торчали во все стороны. Глазами был похож на жертву экзофтальма.

– Ничего, ничего, – шептали губы, – сейчас окунусь и все устаканится.

Это был хороший план.

Руки стали расстёгивать рубашку, снимать ремень, стягивать джинсы. В процессе этого едва не выпал из кармана и не разбился телефон.

«Повезло!» – подумал я.

Резкий скачок сердцебиения пошёл на убыль.

Радостно поглаживая дорогую вещицу, я подумал, что его присутствие как раз к месту.

– Я никогда никого не любил…

Это слова из моего сна. Это слова, рождённые в трансовом состоянии. А ещё это слова из песни Глеба Самойлова. Я был на том концерте…

«Дурачок».

Пальцы быстро нашли нужный трек. Один момент… я увеличил громкость, и лиричный звук постготики заполнил мою ванную комнату.

– А как же себя не любить, как же себя не жалеть…

«Это оно. То, что нужно!»

Вокалист выдал как раз тот словарный запас, которым здесь и сейчас можно было доподлинно перевести мою внутреннюю бурю в нечто дискретное и понятное.

Я положил телефон на стиральную машину, снял трусы, снял носки. Затем шагнул в воду и погрузился. Температура была как раз подходящей.

Музыка продолжала играть фоном. Я не пытался более вслушиваться в слова. Играла и играла. Хорошо, что играла. Она создавала интересную вибрацию и этим успокаивала. Но только лишь до определенного предела.

Отмечу, что для меня горячая ванна всегда была как наркотик. Я мог лежать в ней часами. И многие непременно удивлялись:

– Что ты там делал?

– Мылся, – отвечал я каждый раз.

– Как можно так долго мыться?

Они не понимали.

Я тоже не понимал. Как впрочем, и не пытался понять. Мне всего лишь нравилось пребывать в горячей воде, чувствовать ее тёплое обволакивающее присутствие, а время само себе выставляло рамки.

Так было…

Утверждение прошедшего времени.

Сегодня и с моей любимой горячей ванной тоже происходило что-то не то. В первый момент погружения – да, все отлично. Но через пять минут эффект радости ушёл и стало безгранично скучно. Естественно, я не знал, что с этим делать и как изменить. Возникло беспокойство.

Обыденным средством от скуки в моей жизни всегда была мастурбация. Я нежно обхватывал ладонью свой член и начинал дрочить, пока не достигал экстатической разрядки. Несомненно, я подумал об этом. Но в тот же миг от этой мысли мне стало тошно. Видимо после нового рождения и это прежде полное азарта занятие было зачислено в разряд глупых бестолковых трат бесценного времени жизни. На мастурбацию меня больше не тянуло.

– Так чем же мне теперь заниматься, – спросил я у потолка, – если даже кончать теперь не в радость?

Потолок был белым. Мансарда в данном случае не парила надо мной. Такие сказки случались лишь во сне.

Был вариант позвонить Капитану и высказать все, что я о нем думаю. Однако же я сам пришёл на улицу Достоевского и сам принял волшебную таблетку. Никто меня силком туда не тянул и в рот не запихивал. Винить можно было только себя. Но зачем?

Я просто ещё не понял, как жить по-новому. Нужно подождать, сонастроиться. Может и придёт случайное озарение…

В голове начался систематичный поиск полезной информации. Он знал, что в мире существуют миллионы и миллиарды причуд.

«Может, найдётся одна и для меня?»

Я очень сильно просил и мне дали эту причуду.

Ошо-пульсация.

«Как я мог забыть?» – хлопнул себя по лбу.

Вода вокруг меня расплескалась, и тем самым напомнил о правилах безопасности. Верхний сток не работал в моей прежней квартире. Я не хотел рисковать. Все-таки скольжение между мирами – явление непредсказуемое. В связи с этим приподнялся и закрутил оба крана. Затем спокойно погрузился обратно в воду.

Итак, Ошо-пульсация…

Я узнал про эту методику от сестры. Мы не общались с ней длительное время. Не то, чтобы между нами был какой-то конфликт. И мы даже были довольно близки в прежнее время. Но потом нам видимо захотелось оставить тяжёлое прошлое в прошлом. А для этого нужно было перестать быть гнетущим напоминанием друг для друга. Так шли годы. Никто не жаловался. Но тут случилась моя болезнь, и я позвонил ей с надеждой услышать родной голос и испытать хоть какое-то облегчение.

– Привет.

– Привет.

– Давай встретимся.

В телефоне раздался звонкий женский смех. Я уже и забыл про ту радость, которую она когда-то дарила мне и окружающим. Так много времени прошло…

– А ты помнишь, что я живу в другом городе? – спросила она.

– Помню, – ответил я.

– Если хочешь что-то сказать, то говори сейчас.

Я хотел, но мое намерение давить на жалость граничило с паскудством. Я не хотел этого.

– Слушай, у меня много дел…

Зоя чётко пыталась дать понять, что мое молчание в эфире ее не устраивает. И тогда я сказал так как есть:

– У меня возникли проблемы со здоровьем.

– У тебя рак?

Голос сестры звучал очень рационально. В этот миг она казалась мне судьей, выносящей безапелляционный приговор.

– Нет. Ничего такого…

Я стал зачем-то оправдываться и этим в конец все испортил.

– Тогда что?

– Врачи не знают.

– Как это так?

– Говорят, возможно это случилось на нервной почве.

На заднем плане закричал ребёнок. Я услышал: «Миша, осторожно». Сестра отвлеклась на мгновение, а когда вернулась в эфир, то закончила разговор скороговоркой:

– Если ты не умираешь, то сходи на Ошо-пульсации. Мне лично это помогло. Пока.

Связь оборвалось.

Я тогда подумал:

«Сколько мы не разговаривали? Семь или восемь лет? Вряд ли это новое начало».

Стало очень грустно от такого осознания. И чтобы не чувствовать гложущую боль от произошедшего, я залез в интернет поискать информацию про выше упомянутые «Ошо-пульсации». Ссылок сразу же выпало очень много. И я стал в них копаться.

Как оказалось, был такой в Индии мудрец по имени Ошо, который радел за свободу и против разных ограничений. И был такой немецкий психолог Райх, который любил раскрепощенную жизнь. Умные люди послушали обоих и изобрели на этой основе новый метод групповой и индивидуальной психотерапии. Смысл ее был в том, чтобы правильно дышать и тогда все проблемы не заставят себя ждать и полезут наружу, а там уж наслаждайся процессом.

«Попробую», – решил я.

Тем более сестра посоветовала.

И попробовал. Нашёл в сети телефон. Записался. Оплатил. И через неделю заехал с ветерком в очень достойный эко-отель, оформленный в самурайском стиле. Происходило это где-то в Тверской области, село Кукуево… не запоминающаяся информация. Но это не важно. Главное, что получил целый вагон эмоций от пребывания в этом месте. Там была отличная вегетарианская кухня. Совсем не морковка с перловкой как это обычно бывает. Здесь был самый разнообразный шведский стол из овощных салатов, тушеного соевого мяса в разнообразных формах с соусами и без, тушеных грибов, тушеных овощей, ягодных напитков. Было какао и козье молоко. Очень вкусные спагетти. Домашний хлеб. Масло. Глаза разбегались, руки хватались за все подряд, а желудок с трудом все это переваривал. Ведь все хотелось попробовать. А ёмкостные возможности были ограничены.

Потом свежий воздух, природа и погода самый смак. Там были добрые и приветливые люди. Вместе с ними я целых пять дней плясал, дышал и делился переживаниями. Но по истечению пяти дней выезду на природу пришёл конец, и я вернулся обратно в Москву. Стоя на кухне перед окном и вглядываясь вдаль на Останкинскую телебашню, я понял, что чувство зияющей пустоты внутри меня никуда не делось. Я так и остался прежним: одиноким и запутавшимся человеком. Но целых пять дней я мог об этом не помнить и не думать. Это стало хорошим подарком. Но потом мой личный ад возымел продолжение.

И вот сейчас, лёжа в горячей в ванне, я подумал:

«А почему бы не вспомнить то, чему меня учили?»

Колени уже были согнуты. Я упёрся стопами в боковину, руки положил на бортики, голову откинул назад. Закрыв глаза и широко открыв рот, я начал дышать. Медленно. Глубокий вдох – глубокий выдох. Глеб Самойлов продолжал петь на фоне всего этого.

– …я тебя целую, на ухо шепча…

Идиллия полная.

Нужно было только продолжать. И я продолжал. Не ленился. Ещё вдох, и ещё выдох… третий, четвёртый, пятый… пятидесятый.

Признаком движения в правильном направлении стало легкое покалывание в области кистей рук.

«Отлично», – подумал я, – «Все идёт по плану».

Эти первые позитивные результаты оказали на меня окрыляющий эффект и усердие поперло так поперло. Я дышал, дышал, дышал…

Вскоре онемение перекинулось на всю поверхность рук. Затем такие же ощущения появились в других местах: грудная клетка, область в основании горла, околоротовая область. Все эти части тела ощущались как предельно наэлектризованные.

«Круто! Мастерство не пропьёшь».

Теперь мне определенно не было скучно. И хотя я смутно представлял нюансы технологии, потому как помнил ее обрывочно, азарт перечеркивал все опасения.

«Неважно», – говорил я себе, – «Интересно, чем это все закончится».

И я продолжал дышать.

– Я говорю тебе: здравствуй!..

Как раз в тему. Глеб Самойлов как знал, как чувствовал…

Сначала это была легкая, еле уловимая вибрация. Она исходила из центра тела.

Возник вопрос:

«Дышать или не дышать?»

Я не знал. Возможно, стоило сходить на дополнительные курсы по этой методике (они предлагались за отдельную плату). Но я был слишком расстроен, чтобы смотреть в лицо собственной неудаче. А потому остался неучем и теперь пребывал в творческих сомнениях.

«Лучше дышать, чем не дышать», – таким было мое решение.

Я сделал ещё несколько вдохов и выдохов с некоторой неохотой. Желания продолжать не было. Интерес переключился на другое, на нарастающую внутреннюю вибрацию. Ей оказалось отдано все внимание. Причина банальна – я наслаждался этими легкими конвульсиями.

Но в какой-то момент конвульсии перестали быть легкими. А ещё через пару мгновений меня уже трясло. Захотелось сбавить обороты, и я положил руки на колени. Решил, что заземление поможет. Не помогло. Стало только хуже. Кроме того, возникло ощущение, что вода под ногами кипит.