Текст книги "Великий и ужасный"

– Я покажу тебе нечто удивительное, – пообещал он.

И девочка поверила ему. Хотя на самом деле то, что распирало ее изнутри, никоим образом не могло предоставить ей иного выбора, так как подступающее к горлу эйфорическое волнение не позволяло как-либо сосредоточиться и разобраться. В книгах встречались разные стихи про какую-то там «любовь». И потому Куна то и дело спрашивала себя:

«Может это и есть то самое?»

Однако в тех стихах совсем не говорилось о том, как опознать и выявить такое сакральное понятие. И в связи с этим девочке оставалось только надеяться, верить и шагать вперед…

– Еще немного…, – пообещал Май.

Дорожка, выложенная большими кирпичными блоками желтого цвета, давно исчезла из виду, оставив девочку и мальчика где-то посреди большого поля зеленой травы. Да, именно. Совершенно точно. В этом описании никто не ошибся, потому как неимоверное множество цветов и трав различной формы и окраски, что можно было совершенно спокойно лицезреть совсем недавно, тоже куда-то безвозвратно исчезло, оставив после себя только бесконечную, почти изумрудную гладь.

– Что произошло? – оглядываясь по сторонам, спросила Куна.

И хотя ее рассудок был изрядно затуманен переживаниями личного характера, девочка все же не могла не определить очевидную несуразность происходящего.

– Как это так? – потребовала она ответа.

Однако голубоглазый мальчик ей не ответил. Он только сильнее сжал ее руку и гораздо более настойчиво повел за собой куда-то туда, где определенно находилось нечто очень важное. Но для кого? Уж точно не для маленькой пятилетней девочки в розовом платьице с синими цветами. Первым ее порывом было желание сопротивляться, но потом она внезапно осознала, что у нее есть самый прекрасный и изумительный друг, о котором можно лишь мечтать, что ей не нужно искать что-то и где-то, что нужно лишь неотрывно держаться за руки. Ну а коли ему так хочется куда-то идти и стремиться…

«Кто я, чтобы этому противиться?»

В итоге эти двое шли и шли, шли и шли, шли и шли… И более никто не собирался сопротивляться, никто более не собирался задавать лишних вопросов, никто более не собирался противиться чужим планам… Но все же всегда существует самая крошечная и неотвратимая вероятность того, что нечто все равно произойдет даже вопреки самому здравому смыслу. Так и в этом случае. Через некий промежуток времени Куна все равно задала свой новый вопрос:

– Что такое происходит?

В этом случае она имела в виду необычный хруст травы под ногами.

– Не обращай внимания, – последовал строгий ответ Мая, – Нужно идти вперед и не останавливаться. Это важно.

– Хорошо, – пообещала Куна.

Только вот такова природа человека, что периодически вопросы возвращаются сами собой, даже если ты этого совсем не хочешь. Нечто подобное случилось и с маленькой пятилетней девочкой Куной, которая, будучи ребенком, была вполне закономерно любознательна и потому не могла просто взять и отмахнуться от кардинальных перемен, что претерпевал окружающий мир, пока она неуклонно следовала за своим другом. И хруст травы был только началом среди всего остального.

– Это очень-очень…, – прошептала девочка, когда в глазах стало рябить от невозможности происходящего вокруг.

И из-за категорического неприятия всего этого она протестующе остановилась и отказалась продолжать непонятное движение неизвестно куда.

– Это очень-очень…, – попыталась со второй попытки произнести Куна.

– Странно?

Куна давно потеряла надежду услышать от Мая какие-либо объяснения. Но из-за того, что маленькая девочка отказалась идти дальше, ему тоже пришлось остановиться и повернуться к ней лицом. При этом он перестал крепко-крепко сжимать ее руку, а мгновение погодя вовсе разжал и отпустил.

– Странно? Не правда ли?

Его бледно-голубые глаза блестели в лучах мерцающего на небосклоне солнца, которое внезапно перестало быть черным, а стало наливаться оранжевой краской. Любой взрослый и здравомыслящий человек, увидев эти глаза, несомненно, бросился бы наутек, потому как понял бы, что в них живет и поблескивает самое настоящее безумия. Однако Куна была слишком молода и слишком неопытна для того, чтобы насторожиться. И вместо того, чтобы бежать, она сделала шаг навстречу.

– Что… что ты делаешь?

Вычурное безумие мальчика быстро растворилось в неожиданно нахлынувшем недоумении, когда маленькие пухлые губы девочки коснулись его рта. И в течение некоего скоротечного отрезка времени он никак не сопротивлялся тому, что происходило. Но потом он резко вспомнил о том, что для него являлось гораздо более важным, и спешно отстранился от маленькой девочки в розовом платьице с синими цветами.

– Это лишнее, – и, чтобы постараться убедить самого себя в правоте этого высказывания, сделал широкий шаг назад.

– Но почему?..

Маленькая девочка смотрела на него своими широко раскрытыми ярко-зелеными глазами, хлопала аккуратными ресничками и не понимала…

– Я что-то сделала не так? Тебе не понравилось?

– Все так. И мне понравилось, – отвечал мальчик и делал один дополнительный шаг назад, дабы не передумать и не попытаться снова соприкоснуться своим ртом с маленькими пухлыми губами маленькой девочки.

– Тогда почему?

Май знал ответ на этот вопрос, но не мог заявить о нем напрямую. Точнее это не входило в его далеко идущие планы, ради которых ему пришлось забраться так далеко, а также пришлось сделать так много, что иногда ему казалось, что всему этому легендарному предприятию никогда не найдется конца и края. Возможно, он даже немного устал от всего этого и потому так рьяно мыслил проводить время с обычной маленькой девочкой, которая на самом деле была лишь средством для достижения цели.

«Наверное, я слишком долго был материальным», – подумал Май, анализируя собственное поведение, – «И потому слишком привык к безграничным слабостям этого мира».

А маленькая девочка тем временем все яростнее требовала от него какого-то пресловутого ответа, нужного исключительно для своевременного удовлетворения ее разбушевавшегося эгоцентризма и только.

– Почему? – чуть ли не кричала и чуть ли не плакала маленькая Куна в настойчивых попытках заполучить желаемое, – Неужели я в чем-то ошиблась? Я же вроде сделала именно так, как говорилось в книге… Или же все-таки не так?

Теперь она уже не была похожа на обычного простоватого и жизнерадостного ребенка, которым виделась минутой ранее. Теперь она больше походила на капризное дитя: кончик носа был раздраженно вздернут, редкие светлые бровки нахмурены, а все остальные черты лица раздраженно заострены будто рашпиль. Эта перемена, произошедшая с маленькой девочкой, немного пугала и в то же время радовала, интриговала, заставляла поверить в нечто большее, чем то, что обещала холодная логика. И потому Май подумал:

«А почему бы и нет? Почему нельзя поступить точно так, как мне хочется? Разве не я король всего этого мира? Разве создатель не заслужил маленькой поблажки?»

Все же решившись и отринув всякие промедления, он сказал маленькой девочке, что жаждала получить ответ:

– Что ты видишь?

И действительно, что видел запутанный и морально поникший пятилетний ребенок прямо перед собой и вокруг в этот самый наиконкретнейший момент? Маленькая Куна последние несколько минут была излишне увлечена терзающими мыслями и потому все метаморфозы, успевшие произойти с землей, травой и небом, стали для нее внезапным шокирующим атрибутом.

– Ты довольна? – спросил ее Май.

А она тем временем мучительно пыталась удержать накопленный в легких воздух и тем самым не закричать в приступе ужаса.

– Не правда ли, это великолепно?..

Перед Куной по-прежнему стоял все тот же самый обычный мальчик в возрасте около шести лет со светлыми волосами, короткой стрижкой и бледно-голубыми глазами. А вот все остальное никоим образом не могло принадлежать планете Натарион, входившей в систему Кентарум созвездия Кастор. Какие-то минуты назад, которые были впустую потрачены несмышлёным ребенком на выяснение чувств и отношений, окружающий мир начал искриться и солнце виртуозно превратилось из черного в оранжевое. Куна видела это, но не восприняла это как некое событие, подумала, что это еще один зрительный фокус, точно такой же как и исчезновение цветов и трав различной формы и окраски, что произошло немногим ранее где-то посреди большого поля. Тогда она все думала, что ее хотят удивить, поразить, заинтересовать… Но нет. Теперь Куна это полноценно осознала, когда увидела вокруг себя исключительно оранжевый мир.

– Тебе же нравится? – продолжал спрашивать маленький мальчик с бледно-голубыми глазами.

Его взгляд стал холодным и пронизывающим. И Куна не знала, что ему на это ответить. Ее собственный взгляд метался из стороны в сторону, но находил не нечто спасительное, а все то же самое: оранжевое небо, оранжевое солнце, оранжевый песок. В приступе охватившей паники, девочка отступила, и тогда из-под подошвы одной из ее красивых ярко-далтаиновых туфелек вырвался пронзительный чавкающий хруст. На этот раз он не был тихим и сомнительным, как прежде, когда под ногами хрустела претерпевавшая метаморфозы трава. Теперь под ее ногами хрустели кости. И осознав, что именно торчит из песка и смотрит на нее своей безукоризненной белизной, Куна более не смогла удерживать крик в собственном горле…

– Тише, тише, – вежливо попросил голубоглазый мальчик.

При этом он немного поморщился, потому как девчачий крик едва не взорвал его барабанные перепонки. Отнюдь не этого добивался Май. Но не сказать, что эдакие спецэффекты стали для него сюрпризом. Просто ему очень хотелось обойтись без них. Однако раз уж самое плохое из возможного все равно случилось, то можно было перестать бояться и начать реализовывать прочее из задуманного…

– Наверное, все же нет, – прошептал Май как бы между делом.

Когда прозвучала эта реплика, маленькая девочка смотрела на маленького мальчика и не понимала. Если честно, на самом деле Куна не понимала ничего из происходящего, но именно в этот момент в ее миниатюрной головке с косичками и алым бантом никак не укладывалось понимание того, как этот человек мог являться предметом ее восхищения, как она могла испытывать к нему нечто отличное от неприятия и опаски.

«Паспирторик», – непременно сказала бы любимая и обожаемая нянечка Форихта, если бы находилась прямо здесь и сейчас и имела бы неудовольствие лицезреть этого надутого, напыщенного и самодовольного безумца с прекрасными бледно-голубыми глазами.

Вообще-то нянечка Форихта часто и много говорила своей воспитаннице о неких голубоглазых людях, которых следует опасаться и категорически избегать. Только вот почему-то Куна вспомнила об этом лишь сейчас, то есть с изрядным запозданием. Возможно, виной тому являлось то обстоятельство, что большинство пугающих и ужасных историй от нянечки рассказывалось перед сном и потому зачастую терялись и забывались где-то между обрывками сновидений, а может кто-то заставил ее забыть и не вспоминать?..

– Паспирторик, – еле слышно слетело с губ маленькой девочки.

Теперь она помнила, теперь она смотрела прямо на того, с кем ей не стоило встречаться не при каких обстоятельствах, смотрела в его объятые бесконечным безумием бледно-голубые глаза. Впрочем, самое удивительно, что маленькая Куна совершенно точно не знала и не имела догадок, где и когда ей довелось встретить всегда вежливого и вечно обходительного мальчика Мая, сумевшего так виртуозно вскружить ей голову. Она лишь помнила неотразимое очарование его глаз, его слов, его телодвижений…

«Ох… ах», – думала девочка, мысленно прокручивая все свои прошлые переживания.

Она думала и смотрела, смотрела и все еще не понимала, как и почему в ее сердце могли зародиться какие-то нежные чувства, тем более что на лицо мальчика, ранее казавшееся красивым, стала наползать гримаса искаженного удовольствия от всего происходящего. Ему точно нравилось, и он точно был несказанно рад всем внезапно случившимся оранжевым метаморфозам.

– Тебе должно это нравиться, – сказал мальчик с бледно-голубыми глазами, а после этого сделал шаг ей навстречу.

Куна чувствовала, что ничего хорошего за этим не последует, но почему-то не смогла себя перебороть и не смогла заставить себя незамедлительно отступить на расстояние того самого шага, на которое мальчик Май попытался к ней приблизиться. И потому этот маленький негодяй все-таки смог беспрепятственно взять в плен ладонь ее руки, смог сжать ее с неистовым упоением во взгляде и на этом не остановился. Его неумолимое наступление продолжалось. И пока мельчайшие доли секунд безвозвратно отправлялись в никуда, бесконечно наивная пятилетняя девочка в красивом розовом платьице с синими цветами не просто стояла и молчала, а очень настойчиво ждала самой долгожданной развязки.

«Разве не этого ты хотела? Разве не об этом ты мечтала? Разве не об этом пишут во всех твоих книжках?» – пытался утверждать ее мысленный антипод.

А Куна тем временем все смотрела на мальчика с бледно-голубыми глазами и не могла с ним не согласиться. К ее невнятному сожалению, многие яростные желания и помыслы действительно существовали в ее детском разуме и теперь, когда появился некто, кто, возможно, имел способность помочь им реализоваться в действительность, их былое смирение вмиг улетучилось. Теперь они уже не могли себе позволить тихо и безмолвно прозябать в голове породившего их пятилетнего ребенка. Отныне они имели шанс позволить себе нечто гораздо большее – прорваться сквозь не успевшую окрепнуть пелену внешней догматики и создать для себя новую жизнь в новом мире…

– Нам нужна была ты, и мы тебя нашли…

Произнося эту свою очередную крайне патетичную реплику, мальчик Май безусловно выглядел еще безумнее, чем раньше. Но маленькой Куне не было до этого никакого дела. Другие мысли и действия занимали ее взбудораженный мозг.

«Вот оно! Скорее всего, то самое…!» – мысленно кричала она самой себе и единовременно пыталась вырваться из пут неисчисляемой совокупности утверждений, которой ее одарили мама, папа, сестры, бабушка, нянечка Форихта, молочник-посыльный с другого конца поселения Тапиркаусик, отведенного под аграрные нужды и многие-многие другие.

– Зачем все это? – спросила девочка в красивом розовом платьице с синими цветами.

– А разве это важно?

Он улыбался. И ей понравилась эта улыбка. Конечно, это воспринималось как нечто странное и скабрезное, ведь от его смеха веяло безумием, а не радостью. Но ей все равно нравилось, как этот загадочный мальчик с бледно-голубыми глазами улыбается и вглядывается теми же самыми глазами в прежде недоступные закрома ее души. Прежде и сама Куна ничего не подозревала, но теперь…

– Теперь все будет иначе, – пообещал мальчик Май.

Его рука крепко сжимала руку девочка в восхитительном розовом платьице с синими цветами. Его дыхание было таким близким и таким манящим. И эти бледно-голубые глаза, что волей-неволей заставляли утонуть в них целиком и полностью. Они сводили маленькую Куну с ума. И все же что-то другое заставило пятилетнего ребенка пойти на очередное сумасбродство. Наверное, тихий и поначалу еле слышный шелест, что неожиданно донесся до ее маленьких ушей.

«Что это?» – возник вопрос в ее голове.

Она оглянулась, но так и не поняла, откуда же происходит некий постепенно нарастающий в громкости и крайне приятный для слуха шелест. Вокруг нее по-прежнему располагался мир в исключительно-оранжевых очертаниях. Оранжевое солнце сливалось воедино с оранжевым небом, что в свою очередь утопало в оранжевых песках. И обглоданные до ослепительной белизны кости все так же неизменно торчали тут и там, растворяя тем самым всякую надежду на романтику, что так старались подарить бледно-голубые глаза мальчика Мая.

– Ты это чувствуешь? – спросил он маленькую девочку в потрясном розовом платьице с синими цветами.

Она не ответила. Не потому что не поняла вопроса, а потому что не хотела отвечать, потому что ей хотелось и нравилось верить, что от каких-то вещей можно запросто отмахнуться. Только вот маленькая Куна никак не могла себе позволить отмахнуться от мальчика, что неистово смотрел на нее чарующим взглядом. И пускай в нем было полным-полно дичайшего и самого отвратительного безумия, она все равно находилась у него в плену. И его теплое и влажное дыхание все больше и больше привлекало к себе маленькую девочку в умопомрачительном розовом платьице с синими цветами.

– Я уверен, что ты слышишь это, – продолжал говорить мальчик Май.

«…это-о-о», – мысленным эхом прозвучало в мозгах маленькой Куны.

Голос мальчика с бледно-голубыми глазами так мелодично накладывался на не перестающий нарастать в громкости и крайне приятный для слуха шелест, что пятилетней девочке более не захотелось тратить подаренное Вселенной время на пустое и компромиссное ожидание. Она и так прекрасно знала, чего хочет на самом деле. Так что последние попытки промедления были разом отброшены в сторону. Ей только и оставалось, что сделать последнее движение в сторону самого главного и очевидного.

«Сделай это», – требовал от нее ее внутренний антипод.

– Я жду твоего решения, – тихо и мелодично шептал маленький мальчик с бледно-голубыми глазами, не забывая при этом дарить маленькой девочке самую безумную улыбку на свете.

«Так что?»

Этот вопрос Куна задала себе в самый последний момент.

«Ты все еще желаешь этого?»

«Несомненно».

«А как же…».

«Может в этом и есть вся цель?»

«Может, нет никакого средства. Может, есть только здесь и сейчас, и решиться можно, лишь по-настоящему захотев?..»

Нет, это вовсе не был вопрос и уж точно не последний, потому как разум маленькой девочки в утонченном розовом платьице с синими цветами критически заполонило множество разношерстных мыслей и мнений по одному и тому поводу. И повод, зародивший все эти метания, не был чем-то эфемерным или надуманным. Он стоял прямо перед ней и никуда не уходил, он смотрел на нее бледноватой голубизной своих глаз, дышал на нее воздухом из своих легких и ждал, ждал, ждал…

«Так что?»

Цикл сомнений совершил полный круг, противоречия вернулись в самое начало, и тогда маленькая Куна внезапно решила для себя, что более не станет медлить. Ей надоело спорить с самой собой…

«Ведь я всего лишь маленькая девочка и не приспособлена для таких вещей…».

Вот именно. Она не была приспособлена. И все же при всем при этом этот несмышлёный ребенок не сделал один или несколько шагов назад, не развернулся и не побежал, преследуя попытку скрыться от того, кто нескончаемо источал прекрасное и сладострастное безумие. Вместо этого маленькая девочка Куна немного подалась вперед и положила свободную руку на плечо мальчика Мая.

– Ты ведь тоже этого хочешь? – спросила она у пленившего ее обладателя бледно-голубых глаз и чего-то еще, что ей пока не было понятно.

– Наверное…

Его взгляд, его дыхание теперь были совсем-совсем близко. Их губы почти касались, и маленькая девочка в сказочно-розовом платьице с синими цветами пускай и совсем чуть-чуть, но все же перестала воспринимать мальчика с бледно-голубыми глазами как некоего полоумного безумца, обманувшего ее хрупкое детское доверие и заманившего черт знает куда и черт знает за чем. А еще этот нежный и ласковый шелест…

«О, он гораздо более прекрасен и замечательно восхитителен, чем этот непонятно откуда взявшийся мальчик, что совсем немного старше меня, но при этом способен на такие странные и пугающие вещи, что я даже не знаю…», – думала маленькая Куна.

Но любые мысли и слова в ее голове внезапно потеряли всякое значение. Ведомая убаюкивающим ритмом неведомых, постепенно нарастающих в громкости и крайне приятных для слуха звуков, она решительно перестала сопротивляться тем порывам, что так настойчиво пытались ею овладеть, а потому еще сильнее подалась вперед и еще сильнее вцепилась в чужое плечо. И вот уже то самое произошло само собой…

– Ты чувствуешь разницу? – спросил Май, когда их губы снова разошлись по разные стороны баррикад и снова появилась возможность для разговора.

– Да… конечно…

Взгляд Куны пылал, ее ярко-зеленые глаза светились неистовым восторгом. Да и как иначе, ведь она только что ощутила и прочувствовала то, что никоим образом не может быть втиснуто в ограниченный рамками переплет обычной материальной книги, даже если она бесподобна, гениальна и великолепна.

– Я хочу еще, – сказала Куна, уже не пытаясь себя сдерживать.

– Пожалуйста, – ответил мальчик с бледно-голубыми глазами.

И вот опять их влажные части тела слегка соприкоснулись в поисках некой истины. Вновь иначе, чем в предыдущий раз. Новый поцелуй повлек за собой нечто новое и неизведанное. Конечно, кое-кто именно этого и добивался. Но это не столь и значимо. Значимо то, что вслед за этим бесконечно тошнотворный оранжевый мир затрясся, заскрипел, затрещал по швам.

– Что это? В чем дело? – испуганно спросила Куна и стала инстинктивно оглядываться.

– Все в порядке. Не волнуйся, – попытался убедить ее Май.

С этим были свои сложности, ведь маленькая девочка никак не могла поверить в некое умозрительное благополучие именно в тот момент, когда с изрядно покосившейся реальностью стали твориться совсем непоправимые вещи. Ей было страшно! Очень! И ее спасли… Испуг готовился поработить ее нервной дрожью, но был нивелирован простым и нежным поцелуем…

«Это уже третий», – сладострастно считала Куна и наслаждалась процессом.

И потому вся грандиозная тряска, что неожиданно постигла бесконечно оранжевый мир, прошла мимо.

«Все совершенно иначе», – продолжала думать маленькая девочка в розовом платьице с синими цветами и при этом не переставала целоваться с мальчиком, что появился в ее жизни неизвестно как и непонятно откуда, – «Это не выглядит как поднаторевшее обязательство. А значит, именно этого я хотела, именно этого искала и ждала…».

– Я люблю тебя, – произнес мальчик Май, когда третий поцелуй закончился.

Так неожиданно, жестко и прямолинейно. Словно вся суть вселенского мироздания внезапно реализовалась в одной единственной фразе.

– Я люблю тебя, – сказал он еще раз.

Такие обычные и в то же время странные и непонятные слова. Не думать, не гадать о них не представлялось возможности. Вот маленькая Куна все равно думала. Не хотела, но думала. Она удерживала мальчика с бледно-голубыми глазами в своих руках и спрашивала себя, как же так получилось, что в своем пятилетнем возрасте ей внезапно удалось постичь то самое чувство, что согласно книжным легендам всегда ютилось где-то в глубине ее сердца, где оно непрерывно ждало кого-то, кто обязательно отыщет нужный золотой ключик к ничем неприметной и яростно стучащей темнице. Конечно, можно было сомневаться, пытаться всячески переубедить внутреннюю суть и некое содержание, однако как ей было убежать и спрятаться от неуемной эйфорической дрожи в кончиках пальцев? Никак. Такое было невозможно. Немыслимо. Абсурдно.

– Я тоже тебя люблю.

Куна не хотела этого говорить. Точнее думала об этих самых словах, но совсем не пыталась их произнести. Просто они как-то сами сорвались с языка, и теперь уже никак нельзя было догнать их и вернуть на прежнее место. И потому ей оставалось лишь признаться самой себе и повторить еще раз, чтобы теперь вся бесконечная Вселенная услышала о раздирающих ее чувствах, чтобы взорвалась вновь и уже не смогла бы быть тихой и спокойной, зная, что где-то есть маленькая девочка в красивом розовом платьице с синими цветами, которая очень-очень хочет огромной… гигантской любви, которая уже осознала в себе это прекрасное и бесконечное чувство и которая уже никогда и ни за что не отпустит его от себя, не променяет на нечто другое, не забудет о его существовании…

– Это прекрасно, – сказал Май.

Куна попыталась было удивиться, но тут же брезгливо забросила эту затею. А все потому, что ей стало ясно, словно под влиянием некоего озарения, что все то, что нескончаемо мелькало в ее голове в виде мыслей и желаний, теперь было доступно не только ей, но и этому странному непонятно откуда взявшемуся мальчику с нескончаемо диким и смеющимся безумием в бледно-голубых глазах, что смотрел на нее самым прекрасным взглядом на свете и говорил самые прекрасные на свете слова. Так что внезапно маленькой Куне пришлось категорически признать и осознать, что новое чувство, которое совершенно незапланированно вырвалось из ее юного сердца, отнюдь не какое-то новое событие или излишне мудрёный термин…

– Любовь – это нечто большее, – шептала она, пока ярко-зеленые глаза утопали в бледно-голубых, пока пробиваемые наэлектризованной дрожью пальцы сжимали друг друга, пока теплое и влажное дыхание двоих оседало легкой испариной на коже щек, обильно залитых румянцем и жаждой близости.

– Ты и представить себе не можешь…

Это были слова мальчика Мая. Его безумие, его безумная улыбка, его странные и завуалированные речи – все это никуда не исчезло на фоне любовных признаний. Он, как и прежде, был тем же самым шестилетним ребенком, который совершенно неясным образом имел способность искажать пространство, превращать его в нечто новое, местами отвратительное или патетичное. И да, все эти признания, чувства, душевные порывы безалаберно отвлекли внимание маленькой Куны от происходящего вокруг.

– Что это? – спросила она, когда наконец посмотрела не на своего возлюбленного, а в другую сторону.

– Преобразование.

Короткий и многозначительный ответ. Но маленькой девочке этого было мало.

– В смысле?

Она смотрела и не понимала, как так получилось, что бесконечно оранжевый мир, который и сам появился из ниоткуда, в итоге начал рассыпаться на трухлявые осколки. Грандиозная тряска осталась позади, и сквозь гигантские трещины и дыры в оранжевой монохромности теперь просачивалось нечто другое, имеющее свои собственные цвета и свои собственные мотивы. И теперь уже практически громогласный (все такой же приятный для слуха) шелест тоже стремился прорваться сквозь те же самые трещины и дыры.

– Но как такое возможно?

– Наша любовь на многое способна, – объяснил мальчик девочке.

Взгляд маленькой Куны вернулся на прежнее место. Она снова смотрела на того, к кому отныне и навечно испытывала самые неизгладимые чувства.

– Значит, я нужна только ради этого? – раздался строгий осуждающий вопрос.

– Нет, – ответил мальчик, и в его бледно-голубых глазах прибавилось безумия и смеха, – Все есть и существует только ради этого. Все ради идеального мира на грани сущего и вездесущего, в котором мы взрастим нашу бесконечную любовь. И кончится время, и будут лишь круги на воде…

– Я люблю тебя, – прошептала Куна, смотря в глаза возлюбленному и не обращая внимания на его словесные тирады.

– Я тоже. Но сейчас ты должна сделать кое-что. Подумай о чем-то самом дорогом…

Куна не хотела. Она устала. Но все равно подумала, подумала о бабушке. Как и все прочие дети ее возраста, Куна больше всего на свете любила бабушку. Ей нравилось ее сморщенное лицо, помутневшая роговица и торчащие в разные стороны спутанные седые волосы. А еще она по-особому пахла. Любого взрослого пугают такие подробности, однако дети не обращают внимания на ерунду. Они не любят всяческие предрассудки…

– Бабушка, – прошептала Куна.

И в следующее мгновение из одной из дыр в оранжевой монохромности стал неторопливо просачиваться тот самый любимый и желанный зрительный образ…

– Бабушка, – радостно повторила Куна.

Возможно, так оно и было, только вот бабушка воспринимала это несколько иначе. День за днем, ночь за ночью она сидела в своем уютном кресле и вглядывалась в кирпичную стену напротив, из которой нескончаемо лезли чьи-то руки, и кто-то постоянно шепеляво стонал:

– Мы идем!.. Мы идем за тобой!.. Мы идем за всеми вами!..