Текст книги "Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно. Этюды о художниках и живописи"

Александр Ней

Не сотвори себе кумира

Поверхность скульптур Александра Нея покрыта множеством дырочек разного диаметра, подчас напоминающих следы метеоритных дождей на неведомой планете.

Эта выделка поверхности типична для всех произведений зрелого периода художника. И объединяет их независимо от сюжета и стиля. Будь то реалистическая птичка или кубофутуристическая фигура.

Перед глазами две скульптуры из моей коллекции: голова и фигура (без названий). Обе работы характерны для творчества мастера и существуют в иных вариантах и размерах.

Произведения эти можно было бы выставить в археологическом музее как артефакты потерянной неизвестной цивилизации. Древнего царства. Не найденного, но воссозданного художником-визионером.

Причем мы без особого сомненья способны определить регион, где предметы могли бы быть найдены. Царство Нея, по всей видимости, располагалось где-то в Малой Азии. А его жители приходились ближайшими родственниками древним народам: шумерам или хеттам.

* * *

Произведение № 1 – голова.

Скульптура выглядит как медиум. Как магическая антенна. Улавливающая и передающая на Землю сигналы – эхо других миров.

Волю богов.

Взор устремлен то ли на Луну, то ли на некую звезду. И звезда-луна явно не оставляет лунопоклонницу без внимания. Создает энергетическое поле. И передает таинственные сообщения адептам.

Перфорированная голова выглядит как древнее электронное устройство. Математическая матрица.

* * *

Произведение № 2 – фигура человека.

Изваяние вызывает в памяти искусство черной магии. Дырочки, покрывающие тело и голову скульптуры, в данном случае похожи на следы колдовских манипуляций. Проколы иглы. Результат истязания куклы врага с пагубной целью. В памяти всплывают древние спасительные противоядия – всевозможные обереги и заговоры, призванные защитить человека от злой лютой силы.

Обе скульптуры смахивают на древних кумиров.

Главная тема работ – сотворение мистической ауры, и надо сказать, что автор более чем преуспел на данном поприще.

* * *

Парадокс заключается в том, что художник Александр Ней, будучи хасидом – то есть религиозным практикующим евреем, – занимается изготовлением кумиров, напоминающих архаических идолов Древнего мира – Малой Азии – региона, где еврейские пророки в библейские времена боролись со смертным грехом: идолопоклонством. Грехом, в который, согласно Библии, время от времени впадал в то время не всегда верный Яхве еврейский народ.

* * *

Итак, Господь даровал народу вторую заповедь, которая начинается словами: «Не делай себе изваяний» или в традиционном русском перевод: «Не сотвори себе кумира».

В оригинале употреблено древнееврейское слово «tmunot», что означает: образы, картины, изображения, изваяния. Существуют разные интерпретации смысла заповеди.

Например, один из комментаторов Танаха, живший в XVI веке Йосеф Каро, будучи каббалистом, воспользовался методом гематрии[3]3
  Гематрия – метод «раскрытия тайного смысла» слова при возможности атрибуции букв числам (Википедия).


[Закрыть] для раскрытия тайного смысла заповеди. Он подсчитал, что сумма числовых значений букв в слове «tmunot» (изображения) равна сумме числовых значений букв в слове «adam» (человек). На этом основании мудрец заключил, что речь идет о запрете на изображение человека. В разных еврейских общинах в разные времена подобное толкование было распространено.

Тем не менее на протяжении всей своей истории евреи изображали ангелов, людей и прочий небесный и поднебесный мир: древнейшие изображения херувимов, росписи в синагоге Дура-Европос, средневековые иллюминированные манускрипты, картины с изображением бытовых сцен пражского погребального братства (hevra kadisha) и т. д.

Великие средневековые комментаторы Танаха Маймонид (Моше бен Маймон) и Раши (Рабейну Шломо Ицхаки) толковали вторую заповедь в духе запрета на изображение Бога и ангелов с целью поклонения. Как запрет на идолопоклонство.

* * *

Поверим же великим мыслителям европейского Возрождения, утверждавшим, что древнее – истинно. Предпочтем Средневековье XVI веку.

И заключим, что Александр Ней создает искусство, а не кумиров. Ни сам автор, ни коллекционеры, ни зрители (если только они в здравом уме) не поклоняются и не поют осанну изваяниям художника. Так что не будем предавать херему (анафеме) прекрасного художника.

А лучше воздадим хвалу ему.

Виктор Пивоваров, Борис Орлов

Битва за бессмертие

Когда-то художник Виктор Пивоваров подарил мне замечательный рисунок: «Тело московского неофициального искусства 60–70-х» (1999)[4]4
  Картина маслом на тот же сюжет находится в коллекции ГТГ.


[Закрыть].

Контуром нарисовано тело мужчины. Верхняя часть туловища разделена на зоны, раскрашенные цветными карандашами. В зоны Пивоваров вписал несколько десятков фамилий художников московского неофициального искусства.

Рисунок вызывает в памяти старинные гравюры, изображающие алхимического человека, астрологического человека, человека с фигурами памяти, человека с символами оккультной анатомии, каббалистического человека Адама Кадмона и т. д. И отражает представление древних о том, что человек, мир и Вселенная устроены подобно.

Ступни, икры, бедра и детородный орган «тела» Пивоваров оставил пустыми. Вероятно, из опасения обидеть художников. А жаль. У мистического Адама Кадмона, например, в детородном органе располагается важнейшая креативная дефиниция – сефира «Основа» (Йесод), в правой ноге – «Стойкость» (Нецах), в левой – «Сияние» (Ход). А в ступнях – «Царство» (Малхут).

Составил ли Пивоваров табель о рангах? Выстроил ли иерархию «своего круга», поместив собратьев по цеху в разные части тела? Ведь не все части тела равны между собой.

Однажды члены так называемой НОМЫ[5]5
  «НОМА – (термин) введен П. Пепперштейном для обозначения круга московского концептуализма… НОМА означает круг людей, описывающих свои края с помощью совместно вырабатываемого комплекса языковых практик. Термин образован от слова ном, которым обозначались в Древнем Египте части расчлененного тела Озириса…» (Словарь терминов московской концептуальной школы. М.: Ad Marginem, 1999). У слова «нома» есть также и другое значение. См. Википедию.


[Закрыть] затеяли игру: уподобили свою группу армейской структуре. Художникам присвоили военные звания: генералиссимус, генерал-полковник, генерал-лейтенант, генерал-майор, полковник, подполковник, майор и т. д. В зависимости от веса в «своем кругу» и таланта раздали «всем сестрам по серьгам». Время от времени понижали или повышали в звании. Коллег таким образом оценивали. Указывали на место. Кто получше, кто похуже или же те, с которых и взять-то нечего.

Один из «блаженных» отцов идеи, «алчущий правды» интеллектуал, чтобы вполне «насытиться», спроецировал затею на небесную иерархию легендарного ученика апостола Павла христианского мистика Дионисия Ареопагита, получив, таким образом, «оправдание небес».

* * *

В отличие от вышеописанной истории, Пивоваров скорее подчеркивает своеобразие того или иного фигуранта. Например, Анатолий Зверев пребывает в желудке «тела»: Пивоваров намекает на экспрессию и спонтанность Зверева. Михаил Шварцман размещен на пальце левой руки, указующем на небеса. Так как маэстро беседовал в своем творчестве с Создателем. Или, вернее, согласно самому Шварцману, исполнял Его волю. Кабаков изображен в верхней левой части головы, как художник – изобретатель идей, Вейсберг и Штейнберг пребывают в легких, вероятно потому, что в их картинах много воздуха, Комар и Меламид обернулись устами «тела» в силу своей способности артикулировать и называть. Например, сформулировали понятие «соц-арт», которое прилипло, по делу или нет, к целой плеяде художников и стало нарицательным далеко за пределами узкого круга, и т. д.

Чехов подписывал свои рассказы для журнала «Осколки» «ЧЕЛОВЕК БЕЗ СЕЛЕЗЕНКИ». Пивоваров, полемизируя с великим писателем, напротив, поместил свое имя как раз в область селезенки, назвавшись таким образом «ЧЕЛОВЕКОМ-СЕЛЕЗЕНКОЙ».

Согласно медицинским словарям, этот орган действует в организме как фильтр для бактерий, простейших и инородных частиц. Пивоваров выступил в данном контексте как целитель и врачеватель «Тела московского неофициального искусства 60–70-х».

* * *

В том, что Борис Орлов прекрасный художник, в наше время, слава Богу, никого не надо убеждать. Важнейшее же человеческое качество маэстро – верность (не частая, заметим, гостья в данном цеху).

«Групповой портрет с лентами» (1988)[6]6
  Вариант скульптуры находится в музее Art Institut в Чикаго (1987).


[Закрыть], подаренный мне Орловым, изображает более узкий круг (как Борису в тот момент казалось) единомышленников.

Свой круг.

Перефразируя Пивоварова и заменив пару слов, работу Орлова можно было бы назвать «Коллективным бюстом группы художников московского неофициального искусства 70–80-х».

Имена расположены на орденских лентах, украшающих коллективную грудь, любимую Орловым-художником часть тела человека. Количество персонажей ограничено десятком имен: Орлов, Булатов, Лебедев, Брускин, Комар и Меламид, Косолапов, Соков, «Гнездо», «Мухоморы», С. Мироненко.

У Орлова все члены референтной группы равны, за исключением «Гнезда», «Мухоморов» и С. Мироненко, представляющих собой художников более молодого поколения. И потому изображенных на лентах меньшего размера.

Грудь – искусство, культура. Государство, наконец.

Художники – граждане империи под названием Искусство. Воины, бойцы в великой борьбе. В великом деланье.

В метафизической битве за Бессмертие.

Орлов – созидатель коллективного бюста – демиург:

 
                   Пусть будет все, как я представил
                   Пусть все живут, как я заставил
                   Пусть все умрут, как я заставил.
 

Борис всегда уподоблял арену искусства военному полю битвы. Говорил, что мы сражаемся на передовом крае. Потому риска у нас больше. И раненых с убитыми больше. Это был, с одной стороны, возвышенный романтический пафос, абсолютно серьезный (в отличие от искушенной игры «номы»). С другой – трогательно детский.

В нашем послевоенном детстве война отшумела не сразу. Мы продолжали воевать во дворах. Кто против кого сражался? Естественно, русские против немцев. Третьих не было.

Отголоски дворовых баталий мерцали в Бориных рассуждениях. И, безусловно, нашли свое отражение в искусстве художника.

Орлов предупредил маневр противника и предрешил исход сражения: «Так победят сегодня русские».

Выдал награды художникам-победителям, создав замечательное произведение: «Групповой портрет с лентами».

И Будущее настало.

Борис Орлов

Назад в страну мертвых

Воспоминание бесконечно – фрагмент без начала и конца еще одной, «иной» реальности. Как сновидение, безумие или искусство.

Гриша Брускин. «Второе дружеское послание погибшему всерьез Дмитрию Александровичу Пригову от Брускина Григория Давидовича»

Представим следующую картину: искусство – особая страна. Территория страны располагается в музеях. Ее жители – зрители (вечные путники) – бредут дорогами искусства из музея в музей, из зала в зал, от артефакта к артефакту.

* * *

Скульптор Борис Орлов работает с имперскими мифами.

С мертвой Римской империей и с когда-то живой советской. Художник взглянул на советскую цивилизацию как на погибшую еще при ее жизни.

Кажется, я подкинул Орлову словечко «тотем» для обозначения ряда работ. Впрочем, не буду настаивать: память, как известно, порой подводит. Тогда произведения скульптора напомнили мне раскрашенные тотемные изображения североамериканских индейцев: алеутов и тлинкитов.

Эстетика этих работ мерцает между русскими бюстами в стиле барокко и кубофутуристической скульптурой.

* * *

Тотемы. Чурбаны, чуры. Это те, которых нужно чураться. Избегать. У чурбанов опасная аура. Они тянут назад. В царство мертвых.

Болваны мерцают на перепутьях как верстовые столбы проклятья.

Как бесы: «Там верстою небывалой / Он торчал передо мной / Там сверкнул он искрой малой / И пропал во тьме пустой».

* * *

Как указатели «на Фивы» толкали Эдипа на дорогу свершения гибельного прорицания в фильме Паоло Пазолини «Царь Эдип», не оставляя будущему правителю города выбора, так и орловские столбы-фатумы заставляют путника – музейного путешественника – следовать дорогой, предначертанной оракулом судьбы. Назад в страну мертвых.

В погибшую советскую империю.

Иван Чуйков

Наблюдатель эстампов

В гостиной моей нью-йоркской квартиры находится окно, из которого всегда открывается иной, нежели из прочих окон, вид.

А именно: закат солнца на море.

Возможно, на Океане. На том самом с большой буквы, с которым вел беседу неподражаемый Мальдорор.

Этот нарисованный очаг из сказки «Приключения Буратино», окно в волшебный мир, сотворил замечательный художник Иван Чуйков.

* * *

Тут не обойтись без емкого образа Платоновой пещеры.

Изображения за чуйковскими окнами – бодлеровские «эстампы», тени мира. Идеи, недоступные заключенному в комнате-пещере мечтателю.

Смотрящий в окно подобен «отроку, глядящему эстампы». Дерзкому путешественнику, готовому пуститься в плавание в погоне за призрачными тенями Платоновых идей.

В путешествие, в котором странника ожидает разочарование: истина недоступна. Человеку не дано вырваться за пределы своей пожизненной тюрьмы – бытия.

И только «смерть – старый капитан» способна вывести пленника за пределы узилища.

* * *

Иван Чуйков – мастер фрагментов.

В течение всей своей жизни художник собирает фундаментальную коллекцию из обрывков и частиц картины мира, мерцающей за окном.

Фрагменты моря, неба, дерева, человека, футбольной афиши, забора, репродукций картин других художников, собственных произведений…

Чуйков пытается «склеить» целое из двух («Два фрагмента»), трех («Три фрагмента»), множества кусочков («Случайный выбор», «Крестики-нолики», «Романтический морской пейзаж»). Создает панорамы, играет с зеркальным отражением.

Пазл не складывается. Целое ускользает.

Но мастер продолжает свое дело.

Похоже, что художник надеется найти все до единого осколки разбитого однажды зеркала мира. Склеить и восстановить утерянную гармонию.

Бесконечная игра длиною в жизнь.

* * *

Но не каждому дано воссоздать целое. Картину мира. Вселенную. Подобное деяние подвластно только тем, кто заслужил. Кто же эти избранники?

Художники?

Читатели Книги.

Праведники, разгадывающие Ее тайны.

* * *

Этим праведникам Книга открывает свои секреты. Обладая секретами, человек может приблизиться к Богу и немного «стать как Бог».

Что создал Господь?

Вселенную и человека. Отсюда произошли истории, описывающие в старых текстах праведников, которые создавали свои «вселенные» и своих человеков-големов. Но так как полное знание заповедано смертному, его творения всегда ущербны: например, человек-голем слишком мал или, наоборот, огромен, не имеет души и слушается своего повелителя, знающего магическое сочетание букв.

А вселенная – миниатюрна и помещается на столе.

Или в нарисованном окне.

Джотто ди Бондоне, Дуччо ди Буонинсенья, Джованни Чимабуэ

«Из уст в уста»

Экспозиция в галерее Уффици начинается тремя масштабными алтарными картинами, написанными на один и тот же сюжет: Мадонна с младенцем, восседающая на троне.

* * *

На полотне «Мадонна Оньисанти» Джотто ди Бондоне трон Богородицы изображен как готическое сооружение, фрагмент церковной архитектуры. Гравитация в пространстве картины земная. Трон прочно стоит на тверди, представляет собой законченный весомый объект, «вещь в себе». Ангелы, окружающие Марию с младенцем Иисусом, не касаются трона, так как последний не нуждается в поддержке.

* * *

В картине «Мадонна Ручеллаи» Дуччо ди Буонинсеньи трон представляет собой драгоценной работы кресло, водруженное на пьедестал. «Объект» не обладает объемом и весом. Пребывает в космической невесомости. Шесть ангелов поддерживают трон, чтобы зафиксировать, удержать в картинном пространстве. Чтобы дать зрителю возможность лицезреть изображение.

* * *

У Джованни Чимабуэ в произведении «Мадонна с ангелами» Дева Мария восседает на вершине многоэтажной пирамиды.

Этажом ниже, прямо под Богоматерью, в трех арках, являющихся частью вышеупомянутой конструкции, располагаются святые.

Чимабуэ показывает нам лишь «надводную», вошедшую в картину вершину парящего айсберга.

Художник срезал сооружение нижней кромкой полотна.

И таким образом пригласил зрителя включить воображение и домыслить образ.

Активный зритель не теряется и ясно видит, как за пределами картинного пространства множатся новые и новые этажи «Вавилонской библиотеки».

Новые аркады.

Небесные соты.

Мнемонические loci.

Места пребывания святых.

Наблюдателю мерещится гигантская пирамида-иконостас.

Сакральная фигура Памяти.

Памяти Небес.

Небеса Памяти.

* * *

Образы помещены в архитектурные пространства именно так, как нам советовал тренировать память легендарный древнегреческий поэт Симонид Кеосский. А вслед за ним древние мудрецы от Цицерона и Фомы Аквинского до Джордано Бруно и Джулио Камилло.

Именно такой необыкновенный Театр памяти создал Джованни Чимабуэ в алтарной картине «Мадонна с ангелами».

Конструкция не стоит на тверди.

Как и в случае «Мадонны Ручеллаи», ангелы, парящие в золоте небесного пространства, касаются призрачно-невесомого «объекта», чтобы зафиксировать левитирующее видение.

Картина Чимабуэ – волшебное зеркальце, заглядывая в которое зритель взирает на сакральный мираж, явившийся из параллельного, доселе потаенного пространства.

* * *

Мгновение не остановлено. Нечего останавливать. Никакого бега времени не было изначально. Время не двигается, а пребывает. Мерцает, как у Введенского.

Лучами славы.

* * *

Трон Богоматери построен из элементов, напоминающих книги. Многоэтажную библиотеку, сложенную по принципу карточного домика.

Здесь слово и вера слиты воедино.

И идея мирокнижия нашла буквальное выражение.

Как мы знаем, в начале было Слово. Полагают, что буквами алфавита был создан мир.

Мудрецы Ренессанса искали по всему свету, находили, переводили на итальянский и читали древние манускрипты. Они полагали, что чем древнее информация, тем ближе она к истине. Тем свежее память о Слове. О Сообщении, поведанном однажды человеку.

Из уст в уста.

Якопо Тинторетто

Восхитительное усилие

Бог есть свет, и это – не в смысле нравоучительном, а как суждение восприятия славы Божией: созерцая ее, мы зрим единый, непрерывный, неделимый свет.

П. А. Флоренский. «Небесные знамения»

Изображение чуда

Из жития апостола и евангелиста святого Марка: «Язычники напали на святого Марка, когда апостол совершал богослужение. Его избили, волокли по улицам города и бросили в темницу. Там св. Марк удостоился видения Господа Иисуса Христа, который укрепил его перед страданиями. На следующий день разъяренная толпа снова повлекла святого апостола по улицам города на судилище, но по дороге св. Марк скончался со словами: „В руки Твои, Господи, предаю дух мой“. Язычники хотели сжечь тело святого апостола. Но когда развели костер, все померкло, раздался гром, и произошло землетрясение. Язычники в страхе разбежались, а христиане взяли тело святого апостола и погребли его в каменной гробнице».

* * *

Картина Якопо Тинторетто «Похищение тела святого Марка» – одно из «семи чудес» живописи.

Черные, каких не бывает, тучи набегают на город, стремительно перекрывая бурые просветы. Шарахнувшая за пределами полотна молния осветила площадь, застывшую стеклянным призраком.

Потеряв телесность, обернувшись привидениями, язычники в вихре исчезают в закоченевшей архитектуре, по пути теряя части тел: кто руку, кто ногу, кто голову.

Пара мгновений – и кромешный мрак накроет про́клятую Александрию.

Природный катаклизм, описанный в житиях, предстает в произведении не как «Гибель Помпеи».

А как внезапное изменение физики атмосферы на уровне молекул и атомов.

Таинственные всполохи мерцают в полотне присутствием невидимого.

Зловещий шорох слышится и видится в пространстве.

Неведомая сила превращает кожу зрителя в гусиную.

В то время как не подвергшиеся сакральной радиации заговоренные небесной силой христиане крадут тело святого Марка.

Картина написана со стремительной экспрессией. Без оглядки на заказчика, зрителя, стиль и вкус современников.

* * *

Сказать, что художник опередил свое время, – ничего не сказать.

Да, опередил.

Не только свое, но и наше.

Восхитительное усилие

То, что одесную и ошую Якопо Тинторетто пребывают тени Микеланджело и Тициана, с карандашом и кистью в руках соответственно, очевидно каждому. Тем более что сам маэстро начертал имена своих великих учителей на двери мастерской. Но за вышеупомянутыми именами мерцает еще одна тень – тень византийского иконописца.

* * *

В большинстве вероучений существовало представление о том, что помимо солнечного и огненного света, освещающих дольний мир, существует особый потусторонний, абсолютный, божественный свет.

Гностики полагали, что частицы горнего света рассеяны в нашем мире. И что они должны быть собраны и возвращены к истокам. Что задача человека вспомнить себя, вернуться к истокам («домой») и обрести свою истинную ипостась. Стать частицей абсолютного предвечного света.

Нечто подобное доносит до нас каббалистическая метафора о разбитых сосудах света, в которых пребывала Шехина (Божественный свет) до грехопадения человека.

В ортодоксальном христианстве существует понятие нетварного света. «Сверхразумного и неприступного света, света небесного, необъятного, надвременного, вечного, света, сияющего нетлением» (св. Григорий Палама). По свидетельству святого Дионисия, этот свет «ни помыслить, ни описать, ни каким-либо образом рассмотреть невозможно».

* * *

В иконах подобный свет сияет из глубины сакрального пространства. Иконописец обозначает это сияние пробелами. Так же как и его конгениальный младший современник Доменикос Теотокопулос, известный как Эль Греко (который и начинал как иконописец), Тинторетто использует этот «прием» в своих картинах, прохаживаясь по поверхностям изображений белилами.

* * *

Но если на переднем плане картин Тинторетто свет падает извне на изображенный мир, то в стаффажах, как в иконописи мерцает изнутри. В этом заключается секрет, производящий ошеломляющий эффект. Пробела2 или, точнее, нечто подобное иконным движкам, оживкам, живцам, отборкам, силкам обретает автономную жизнь. Искры света этого Нечто отделяются от форм, в которых отразились. Падающих теней, как в иконах, нет. Собственные тени, или, как сказал бы иконописец, росписи и затинки, едва различимы. Объемы первого и среднего планов отсутствуют. Люди и предметный мир тают. Остаются лишь отмеченные быстрой кистью и бешеной экспрессией запредельные частицы света, гипнотизирующие зрителя безумными мерцающими галлюцинациями нездешнего мира. В сравнении с безумством Тинторетто произведения экспрессионистов ХХ века выглядят вялыми потугами.

Эти галлюцинаторные вспышки горнего света и есть истинные сокровища мирового искусства, которые холит и лелеет зоркий наблюдатель. Обесцвеченные, иначе написанные видения заднего плана воспринимаются как картины в картинах, перестают играть второстепенную роль. И привлекают внимание не меньше, а то и больше, нежели передний план. Примерами и шедеврами подобных не от мира сего миражей являются стаффажи в картинах «Поклонение волхвов» и «Крещение Христа» из скуолы Сан-Рокко в Венеции. В этих произведениях художник ведет охоту за сверкающими осколками нездешнего света. Из пойманных (обретенных) частиц венецианский волшебник воссоздает завораживающие видения.

* * *

В полотне «Захват Пармы Фредериком II» (Старая Пинакотека, Мюнхен) актеры второго плана, массовка, толпа – главные герои и основной сюжет произведения. Передний план, сдвинутый в края картины, играет подчиненную роль. И представляет собой обрамление произведения.

Стаффаж, в свою очередь, являет грандиозное, захватывающее дух зрелище. Величественную панораму битвы приведений, увиденную с воображаемых небес.

Скоропись заднего плана в ряде произведений становится трудночитаемым ребусом, для расшифровки которого зрителю требуется делать восхитительное усилие.