Текст книги "Прошедшее время несовершенного вида… и не только"

Неправдоподобная история

Тестя вызвали в партийные органы.

Референт сообщил, что партия приняла мудрое решение выпустить краткий курс истории Ком-мунистической партии для юношества, и предложил художнику проиллюстрировать издание.

Юрий Георгиевич люто ненавидел советскую власть.

Подыскивая благовидный предлог для отказа, он сказал:

– Я всю жизнь иллюстрирую научную фантастику – Казанцева, братьев Стругацких…

– Вам и карты в руки, – живо подхватил референт.

Кофе и чай

От моей тещи Сафо Владимировны я узнал, что с приятельницами пьют кофе, а с подругами – чай.

Ася Федоровна и ее неограниченные возможности

Юрий Георгиевич дружил с эстрадным конферансье по имени Глебочка.

Приходя в дом, конферансье по привычке приветствовал всех:

– Добрый вечер, здрасьте!

Жена Глебочки, Ася Федоровна, была большим человеком – режиссером в Росконцерте. Знаменитости советской эстрады приходили к ней на поклон.

Глебочка говорил:

– Ася Федоровна и ее окружности. Ася Федоровна и ее окрестности. Ася Федоровна и ее неограниченные возможности.

«Ее неограниченные возможности», формируя эстрадные концерты, в дни зарплаты посылала Глебочку в дальние уголки необъятной родины, боясь, что сильно поддающий муж пропьет семейные деньги.

Чиполлино – старая больная женщина

Подхалтуривая на детских новогодних елках, Глебочка, переодевшись стариком Хоттабычем, взял пятилетнюю Алесю на спектакль.

В антракте Хоттабыч повел девочку за кулисы.

Разинув рот, в восторге Алеся взирала на раскрывшиеся перед ее взором театральные тайны.

Когда прозвенел звонок к началу второго действия, помощник режиссера прокричал:

– Буратино, на сцену!

На что Буратино – молоденькая актриса – сказала:

– Вечно мной затыкают все дырки. Сейчас выход Чиполлино.

Режиссер укорил Буратино:

– Как тебе не стыдно! Чиполлино – старая больная женщина. Ей только что сделали укол.

Женщина должна оставаться тайной

Увидев, что Алеся куда-то собирается, Ася Федоровна спросила:

– Деточка, ты куда?

– Еду с одноклассниками на пляж.

– А что, мальчики тоже будут?

– Да, будут.

– Деточка, это невозможно, – воскликнула Ася Федоровна. – Ведь на пляже раздеваются! А женщина должна оставаться тайной.

Сама Ася Федоровна, желая оставаться тайной для своего мужа Глебочки, переодевалась в общем коридоре коммуналки.

Проклятье

Первой женой Глебочки была провинциальная певица Люба.

В расцвете сил Люба заболела и скоропостижно скончалась.

Перед смертью, в состоянии тяжелой депрессии умирающая совершила ужасный поступок: прокляла мужа и десятилетнюю дочь Юлю.

Дальнейшие события таковы: Юля, голубоглазая девушка с льняными волосами, возвращалась пешком домой с выпускных экзаменов.

На улице произошла авария. Столкнулись две машины. Из одной вылетел карбюратор и ударил девушку по ногам. Она упала. Сломала позвоночник и через неделю умерла.

Глебочка был безутешен.

Однажды его новая жена, Ася Федоровна, варила косметический крем. На ней был нейлоновый халат. Халат воспламенился. Ася Федоровна сгорела заживо.

Вдовец с горя сильно запил.

Вновь женился. Родил сына Сашку.

Через пару лет Глебочка неожиданно повесился.

Мамусь?!

Университетская подруга моей тещи Серафима Моисеевна была инвалидом и жила одиноко, пока не приютила сироту Валентина.

Благодарный Валентин привязался к Серафиме Моисеевне и называл «мамусей».

Паренек, бывало, спрашивал:

– Мамусь?! А, мамусь?! Когда евреев-то начнем бить, тогда, мамусь, и тебя будем бить?

Птичка моя, как ты вырос!

Родственница Адуля пользовалась ненормативным русским.

Домой ее не приглашали, оберегая уши интеллигентного сына Темы. Когда Теме исполнилось десять лет, теща решилась наконец позвать Адулю на праздничный обед.

Увидев именинника, гостья с порога в восторге закричала:

– Птичка… твою мать! Как ты вырос! У тебя баба-то уже есть?

Берем сбербанк

Художник Володя Янкилевский выбросил на помойку не пригодившийся для ассамбляжа поломанный автомат.

Его сосед по дому, мой приятель Игорь Козлов, прогуливаясь с собакой, нашел и подобрал его.

Дома у Игоря в это время жил, уйдя в очередной раз от очередной жены, наш общий друг Миша Мацковский.

Придя домой и притащив с собой находку, Игорь стал валять дурака:

– Так, Миш, вот автомат. Берем банк, телеграф, почту, радиостанцию. Ты меня прикрываешь и т. д.

Может быть, в последний раз

На следующее утро свеженький Михаил Семенович пришел на работу.

Его тотчас попросили зайти в первый отдел.

Там Мишу ожидал человек с квадратным лицом, вежливо попросивший проследовать к черной «Волге» и в сопровождении «товарищей» отправиться на Петровку, 38.

Не понимая, за что, мой друг с грустью, может быть, в последний раз наблюдал за окном весенний пейзаж с величественными очертаниями Московского университета.

Когда машина проезжала мимо Красной площади, у него даже мелькнула мысль: «В мавзолее Ленина так и не удалось побывать».

Среди уголовных рож

Когда прибыли в дом на Петровке, Миша услышал прежде всего голос дежурного, рапортовавшего по внутреннему телефону:

– Привезли Мацковского.

Следователь в кабинете, поговорив для блезира на общие темы, выложил на стол веер фотографий.

Со снимков на Михаила Семеновича взирали монстры всех мастей. Вдруг среди уголовных рож наш герой заметил фотографию своего лучшего друга Игоря Козлова.

С Игорем проделывали в это время то же самое в соседнем кабинете.

Игорь Козлов был женат на англичанке. Телефон «пасли».

Подслушав криминальный план, оперативники по наводке КГБ приняли срочные меры.

Как это прекрасно!

У нас был приятель Жан-Мишель, симпатичный француз, математик. Придерживаясь крайне левых взглядов, он видел в СССР только хорошее.

Парень приходил в восторг, когда в ресторане официант не обслуживал его в течение часа, а, подойдя, хамил.

– Как это прекрасно! – говорил француз, – люди не боятся потерять работу в этой стране.

Волнующий политический митинг

Однажды, приехав в очередной раз в Россию, приятель остановился у Алесиного брата, в квартире этажом ниже нашей.

В шесть утра раздался стук в дверь.

Открыв, мы увидели взволнованного Жан-Мишеля.

– Вы тут спите и врете, что в стране нет свободы и демократии. А я всю ночь наблюдал в окно политический митинг. Люди жгли костры, кричали что-то в мегафон. Было полно милиции!

В доме, где мы жили, находился большой универмаг. Волнующим политическим митингом была очередь за коврами. Люди записывали номера на руках, а затем выкрикивали их в мегафон.

Действительно, жгли костры. Была милиция.

Кусок винограда

Жан-Мишель плохо понимал по-русски.

Как-то раз он сидел у нас дома и смотрел телевизор. Выступал Брежнев. Мы были на кухне.

Вдруг появился Жан-Мишель и в недоумении сообщил, что Генсек в своей речи зациклился на «куске винограда».

Куском винограда оказалась «высокая награда» – Золотая Звезда героя Советского Союза, которую Брежнев вручал советскому космонавту.

Любовь русской девушки

Кончилось тем, что Жан-Мишель поверил в горячую любовь русской девушки и женился.

После совместной борьбы за ее выезд на Запад молодожены наконец благополучно встретились в аэропорту Руасси.

Девушка пожелала взять отдельное такси.

С тех пор Жан-Мишель ее никогда не видел.

Спор народов

В городе Бресте я зашел в привокзальный сортир.

И провел внутри по крайней мере пару часов, с увлечением изучая оставленные там надписи.

Евреи-эмигранты, навсегда покидая страну, формулировали на стенах укромного места кое-какие мысли о русских и России.

Коренное население давало тут же отпор, изливая все, что накипело на душе. Следующие эмигранты комментировали тексты, провоцируя продолжение диалога. И так далее.

Наконец кто-то, обмакнув кисть в ведро с зеленой краской, размашисто написал поверх всего аршинными буквами: «Жидяра хуева», – как бы подведя итог спору двух великих народов.

Ударили по рукам

Мой друг Эдик Лозанский в 1977 году решил покинуть пределы Отечества и переселиться в Америку.

Его тесть был в то время главнокомандующим Киевского военного округа. Под его водительством советские полки в 68-м году вошли в Прагу.

Тесть попросил Эдика развестись, подождать пару месяцев, пока он получит повышение и очередную новенькую звезду. После чего жена Эдика, Таня, по военному плану беспрепятственно соединится с мужем.

Ударили по рукам. Эдик эмигрировал. Генерал действительно повысился до главнокомандующего гражданской обороны СССР и, поглаживая свежие погоны, переселился в Москву.

Вызвав Таню, отец сказал, что он ее никогда не выпустит, чтобы она забыла мужа, и что у него есть на примете симпатичный молодой майор. Таня, истинная дочь генерала, категорически сказала «нет» и, проявив свой железный характер, начала борьбу за воссоединение семьи.

Скрытый и опасный враг

Я, чувствуя ответственность перед другом и сочувствуя Тане, старался помочь и морально поддержать ее по мере сил и возможностей.

Как-то Таня пришла ко мне в студию и рассказала, что папа в беседе проявил необыкновенную осведомленность о всех ее друзьях. Он сообщил, что самым вредным из друзей является художник, у которого мастерская на площади Маяковского.

– Это скрытый и опасный враг, – заключил он. – Мы до него скоро доберемся.

Ближайшим другом отца-полководца был тогдашний шеф КГБ Федорчук.

Я постарался на пару месяцев исчезнуть из города.

Еду в Мадрид брать за ж… Долорес Ибаррури

Эдик, оказавшись на Западе, организовал борьбу за освобождение жены.

Однажды в моей квартире раздался звонок. Сняв трубку, я услышал голос хорошо, по всей видимости, поддавшего друга.

– Гришутка, – сказал он, – еду в Мадрид брать за жопу Долорес Ибаррури. Передай генералу, что я не перестану гадить вашей стране до тех пор, пока он не выпустит Татьяну.

Я хранил гробовое молчание.

На следующий день телефон перестал подавать признаки жизни.

Антисоветское отродье

Мы жили в то время вместе с Алесиным отцом.

Инвалид на костылях, с одной ногой, мой тесть осуществлял контакты с внешним миром, включая издательства, исключительно посредством телефона.

Позвонив от соседей в районный телефонный узел и не получив вразумительного ответа, он на всякий случай проклял в очередной раз советскую власть, у которой ничего не работает.

Мы с женой отправились к начальнику московского телефонного узла качать права.

Войдя в кабинет, мы поинтересовались у телефонного босса, что случилось с нашим аппаратом, не забыв упомянуть отца-инвалида, участника Великой Отечественной войны.

Справившись с удивлением, что у антисоветского отродья бывают отцы, он сообщил:

– Телефон отключен. На шесть месяцев. В соответствии с законом, предусматривающим применение подобной меры за ведение телефонных разговоров, носящих антисоветский или антиобщественный характер.

Например, вы толкнули кого-нибудь на улице

– Вы что, незаконно подслушиваете телефонные разговоры граждан? – спросили мы.

– Ничего подобного, – парировал начальник. – О характере телефонных разговоров можно судить по социальному поведению человека. Например, вы толкнули кого-нибудь на улице или вышли отсюда и встретились с иностранными журналистами, чтобы рассказать о содержании нашей беседы. Учтите, это всего лишь превентивная мера.

Ровно через шесть месяцев к нам пришел мастер с телефонной станции и сказал:

– Народ жалуется, что не может к вам дозвониться.

Развинтил аппарат, для вида подергал какие-то провода, и телефон зазвонил.

Жена врага СССР

Отчаявшись после нескольких лет борьбы и угроз КГБ вроде: «Татьяна Ивановна, мы вас отпустим лишь тогда, когда вы состаритесь и никому не будете нужны», Таня решилась на бессрочную голодовку.

Смерть или свобода!

Имея опыт длительного голодания, я старался помочь советом и подбросить соответствующую литературу.

На 25-й день Татьяне стало худо. Нужно было найти врача. Мой приятель, диссидент Володя Тольц, посоветовал Елену Боннэр, врача по образованию. В квартире Елену Боннэр встретила пришедшая навестить захворавшую дочь обеспокоенная Танина мама, Маргарита Ивановна. Милая, знающая врач очень понравилась ей.

Генеральша не могла предположить, что перед ней жена внутреннего врага СССР номер один.

Боевое сердце генерала

На 33-й день генералу доложили, что в результате пропагандистского антисоветского трюка, организованного враждебными силами, он может лишиться дочери.

Боевое сердце генерала-отца дрогнуло.

Он послал своего проверенного доктора, по всей видимости члена КПСС, который подтвердил, что чадо вот-вот умрет.

Пожертвовав своим продвижением по службе, покоритель Праги совершил гуманный поступок и отпустил Таню с ребенком к мужу.

Когда в России наступили новые времена, генерал организовал совместное коммерческое предприятие с фирмой «Кольт». Он также ездил в Прагу торжественно просить прощения у Дубчека. «Би-би-си» снимало трогательную сцену.

Генерал получил гонорар.

«Они»

Оказавшись в Америке, я приехал в Вашингтон и остановился у Тани с Эдиком.

В это время у них гостила Маргарита Ивановна.

Она поинтересовалась, получил ли я деньги от продажи картин на московском аукционе Sotheby’s. Услышав отрицательный ответ, генеральша возмутилась:

– Как! «Они» вам не заплатили? Вы должны с «ними» бороться! Вы должны подать на «них» в суд!

Я оторопел. Для меня генералы в СССР и были всегда теми самыми «они».

Голова за раму зашла

Нам нужны были книжные полки.

Пришел мастер Алексей Иванович. Увидев на стене подаренный офорт Эрнста Неизвестного, спросил:

– Это что? Картина?

– А вы посмотрите, – сказала жена.

– Точно, картина. Вроде женщина. А голова за раму зашла.

Алексей Иванович и очки

Однажды Алексей Иванович пожаловался, что плохо видит.

– Вам нужны очки, – посоветовал я.

– А у меня есть. Купил у племяша за горсть мелочи. Не помогают, – сказал рабочий, по всей видимости, не читавший Крылова.

Напился и валялся как палка

Алеся спросила:

– Как же вы могли не прийти? Мы вас ждали целый день.

– Да я напился и валялся как палка, – поведал мастер.

Иностранное имя

Алексей Иванович рассуждал:

– Я что-то не пойму. Ты, Алеськ, русская, Григорь Иваныч – русский. Темка – русский. А у матери твоя имя иностранная.

У моей тещи действительно «иностранная имя» – Сафо.

Дай конфетку

Закончив работу под Новый год, Алексей Иванович пришел за расчетом.

Увидев на елке среди игрушек шоколадные конфеты, он сказал:

– Дай конфетку.

Алеся протянула вазочку.

– Нет, ты мне с елки дай, – попросил он.

Уж так хорошо…

Игоряшка работал с Алесей в редакционном отделе.

Двухметрового роста, смуглый, с маленькой головой, украшенной клобуком, с фаюмскими глазами, иссиня-черными волосами и бородой, он походил на персидского князя и выделялся ярким пятном в северной московской толпе.

Редактируя атеистические тексты, Игоряшка, вопреки советским правилам, аккуратно переписывал слово Бог с заглавной буквы.

Обещал Алесе мгновенное исцеление от всех недугов, если примет православную веру.

Бывало, присаживался рядом и говорил:

– Ой, благостно мне на тебя смотреть-то: сидишь вяжешь. Сама тоненькая, головка гладкая. Уж так покойно мне. Уж так тихо. Уж так хорошо…

Небезуспешно

У Игоряшки умерла жена, и он, осуществив давнюю мечту, постригся в монахи.

Однако, живя в монастыре, умудрился «распустить плотя» и тайно жениться.

Обман раскрылся. Разразился скандал. Игоряшку с позором выгнали из монахов.

Ничтоже сумняшеся, он стал сниматься в кино.

Говорят, небезуспешно.

Нам будет очень удобно

Зимой 85-го года я поехал на творческую дачу в Тарусу.

В Тарусе нас встретил директор, назначенный только что на этот пост отставной полковник. Привычным макаром он велел художникам построиться в алфавитном порядке для переклички.

Раздался дружный хохот.

Через несколько дней моя жена приехала из Москвы меня навестить.

Увидав нас на прогулке, бывший воин, указывая пальцем на Алесю, строго спросил:

– Кто такая?

Я ответил, что это моя жена.

– Где будете ночевать? – поинтересовался полковник.

– В отведенной мне комнате, – сказал я.

– Но у вас там всего одна койка. Вам будет неудобно, – не унимался блюститель солдатских нравов.

– Нам будет очень удобно, – хором ответили мы.

Кому служите? На кого работаете?

Другим неприятным типом на даче был руководитель группы, старый художник Моторин.

Всю свою жизнь он писал один и тот же вялый натюрморт с окороком и рюмкой.

Моторин время от времени наведывался в мастерские художников осуществлять руководство. Я увиливал сколько мог.

Наконец, он зашел ко мне в мастерскую.

Взглянув на работы, старик обернулся и, прищурившись, как при стрельбе из пистолета, пролаял высоким фальцетом:

– Кому служите? На кого работаете?

– Служу искусству. Работаю на вечность, – не задумываясь отрапортовал я.

Это так благородно

Мать моей приятельницы, хорошо зарабатывающая женщина, узнав, что у меня нет денег купить рулон холста, воскликнула:

– Бедность, Гриша, – это так благородно!

Как грязный носок

Мой учитель иврита Сеня крестился.

Через некоторое время понял, что сделал неверный шаг. Решил перейти в иудаизм и обрезаться.

Договорился со знакомым хирургом.

Операцию делали тайно. На кухне учителя.

Пациенту дали для храбрости выпить. После чего он водрузился на освобожденный кухонный стол. Сенина жена Ася мужественно ассистировала: подавала скальпель, пинцет, вату, йод…

После операции Сеня сильно страдал.

Промучившись пару дней, позвонил доктору:

– Старик, распухло, швы ужасны, все болит. Я могу умереть! Что делать?

– Выстирай, как грязный носок, и пускай в дело, – посоветовал врач.

Достойный ответ

Наши приятели попросили сына Гришу, ученика четвертого класса, показать дневник с отметками.

– Суки бестактные! – возмутился интеллигентный мальчик.

Бизнесмен

Мы снимали дачу во Внуково.

Нашим хозяином был высокий, красивый, но непутевый малый, который носился со странными идеями.

Однажды он мне сказал:

– Гриша, одной кистью на жизнь не заработаешь. Давай разводить ха́зеров (свиней). К концу лета – у тебя «Жигули» и у меня «Жигули».

Хозяин возлагал большие надежды на кабачки, которые посадил по обе стороны узкой тропинки, ведущей от калитки к дому.

Каждый день поливая всходы, «бизнесмен» лелеял мечту получить необыкновенный урожай и к концу лета разбогатеть.

Радость

Неподалеку жила и работала Наташа Нестерова.

Хозяев звали Зося и Борис.

Все животные в доме носили отчество Борисович.

Например, кота звали Василь Борисович. Поросенка – Борис Борисович.

Как-то под вечер появились Наташа с Зосей.

Зося, неся в руках угощение – блюдо с холодцом, с порога сообщила новость:

– Радость у нас большая! Левочка (Наташин сын) в институт поступил, – затем, показывая пальцем на холодец, – Борис Борисыча вот порешили. Попробуйте Борис Борисыча!

За водкой и «Борис Борисычем» мы отпраздновали счастливое событие.

Поздно ночью, неуверенно держась на ногах, гости отбыли.

Рано утром, высунув нос на улицу, я увидел «Пейзаж после битвы» с побитыми кабачками.

Некто

Как-то раз мне позвонил некто и по-французски сказал, что привез пару видеокассет в подарок от моего друга юности, живущего в Вашингтоне. Мы договорились встретиться у выхода из метро «Площадь Маяковского», находящегося в том же доме, где была моя мастерская.

В какой-то момент появился запыхавшийся человек, с опаской поглядывающий по сторонам.

– За мной хвост, – сообщил он, – всю дорогу от отеля за мной шел неизвестный с синим пластиковым пакетом.

Оглядевшись и не увидев ничего подозрительного, я решил, что парню, напуганному рассказами о вездесущей советской госбезопасности, повсюду мерещатся агенты КГБ.

Мы направились в мастерскую.

Узнав, что он является председателем молодежного отделения Христианской демократической партии, я понял, что его опасения небезосновательны.

Председатель вручил подарок и спросил, нет ли среди моих друзей священника.

Я дал утвердительный ответ и получил в руки увесистый пакет с религиозной литературой и пачку листовок, после чего молодой человек откланялся.

Вылитый вор

Было лето, и мы с женой собирались из мастерской ехать на дачу.

Я прихватил из дома для сына Темы пару «невинных» книг: Солженицына и Авторханова. Уложив книги вместе с «гостинцами» в сумку, мы отправились в метро.

У касс к нам подошли два милиционера и попросили предъявить документы.

На вопрос «почему?» стражи советского порядка поведали, что только что у одной гражданки украли сумку, точь-в-точь как у нас, и что по описанию я – вылитый вор.

Подсчитывая в уме, сколько лет мы должны схлопотать за просвещение сына, я терялся в догадках по части таинственных листовок.

Леденеющей от ужаса рукой я протянул паспорт. Мусор аккуратно переписал данные в свою книжечку.

– А теперь ваши документы, – грозно обратился он к моей жене, у которой, по всей видимости, тоже был воровской вид.

Получив нужную им информацию, к нашему счастью, менты отвалили.