Текст книги "Избранное"

Cкрытой камерой
Монолог продавца

В понедельник вечером собирает нас, продавцов, директор магазина и говорит:

– Товарищи, завтра вас будут снимать скрытой камерой.

Ну, мы, конечно, обрадовались и спрашиваем:

– А что это такое?

Директор объясняет:

– Это такой новый метод киносъемки, когда тебя снимают, а ты про это не знаешь. И, значит, ведешь себя непринужденно. Зачем это будет делаться – не объяснили: может, в «Новости дня» вставят, а может, в кинофильм какой-нибудь. И вообще, товарищ, который со студии звонил, просил вам ничего не говорить. Так что делайте вид, что вы не в курсе! Понятно?

А чего ж здесь не понимать? Все ясно! Мы магазин убрали, все почистили, витрины приукрасили… В винный отдел коньяк со склада принесли, в рыбный – окуня свежемороженого. У себя в мясном отделе я плакат повесил – «Бык в разрезе». В общем, приготовились!

Вечером я постригся, помылся и жене сказал:

– Ты мне на утро рубашку белую приготовь и галстук в полосочку – нас скрытой камерой фотографировать будут.

На другой день приходим все разодетые как на праздник. Продавцы – в галстучках, продавщицы – в кофточках, в блузочках, кассирша Зина французскими духами надушилась, хотя это уже совершенная глупость, потому как кино не пахнет.

Все улыбаются, говорят вежливо, на покупателей смотрят как на родственников. Только и слышно: «Пожалуйста!», «Будьте добры!», «Разрешите, я вам заверну» – и всякая такая ерунда…

Покупатели смотрят на нас как на полоумных, ничего понять не могут. Но тут кассирша Зина высунулась из кассы и шепчет очереди:

– Не толкайтесь, товарищи! И вообще, ведите себя прилично – нас скрытой камерой снимают для кино.

Покупатели сразу поняли, что к чему, притихли, подобрели, друг другу место уступают. Всех алкоголиков от винного отдела как ветром сдуло, осталось только человек пять-шесть: стоят чинно, томатный сок пьют, разговаривают про международные события…

В общем, до обеда мы проработали в такой исключительно нервозной обстановке. Но тут вдруг вбегает директор и говорит:

– Товарищи! Не волнуйтесь! Звонили со студии: сейчас съемки нет, только после обеда будут снимать скрытой камерой!

Ну, мы дух перевели, покупателей быстренько всех повыгоняли, магазин заново убрали, в овощной отдел апельсинов подбросили, в колбасный – колбасу докторскую, в рыбный – плакатов! Короче, приготовились, ждем…

Только после обеда к нам набилось ужасное количество народу. Слух про скрытую камеру в момент разнесся, и каждый под это дело хочет что-то купить и получить вежливое обслуживание. Некоторые покупатели совершенно распоясались.

Одна пожилая дамочка совсем обнаглела и говорит мне:

– Товарищ продавец, что бы вы могли мне порекомендовать для бульона?

Я про себя думаю: «В другое время я б тебе порекомендовал, халда ты эдакая!» Но теперь этого сказать не могу, а, наоборот, делаю такое задумчивое лицо для скрытой камеры и говорю:

– Я вам рекомендую, гражданка, этот кусок с косточкой. В ней много липоидов и аминокислот!

В общем, цирк, да и только! А к концу рабочего дня вбегает директор и кричит:

– Звонили со студии, сегодня съемки не было, завтра со скрытой камерой прибудут!

Назавтра опять нервотрепка!

Опять все вырядились, опять работаем как угорелые, сплошной сервис, сплошное «будьтедобрыпожалуйста!», а вечером – новый звонок со студии:

– Сегодня скрытой камеры не было – завтра будет!

Тут уж нервы у нас стали сдавать. Многие валидол принимали, с кассиршей Зиной нервный припадок случился, она весь день улыбалась как ненормальная, и у нее на лице какой-то сустав замкнулся…

Короче, промучились мы так пять дней, а когда на шестой день опять со студии позвонили и сказали, что съемка переносится, – сомнение взяло: не валяет ли кто с нами дурака?

Директор в милицию позвонил, а оттуда дежурный говорит:

– Не волнуйтесь, товарищи, никакой скрытой камеры нет! Какая-то шайка терроризирует все торговые и бытовые учреждения нашего района. Они и над универмагом так измывались, и над женским ателье, и над химчисткой, и столовую до того довели, что там на столики розы поставили и семгу вместо селедки подают!

Ну, мы все вздохнули облегченно! Как гора с плеч! И возмущались, конечно! Разве можно позволять себе такие глупые шутки? А кассирша Зина сказала:

– Когда этих хулиганов поймают, я первая свидетельницей в суд пойду, чтоб строже их покарали! И потом, я ради этой скрытой камеры у частника зубы новые вставила – пускай они мне их оплатят!

Фантомасы
Монолог сторожа

С преступностью у нас плохо. В смысле – хорошо! В смысле – нет ее. В смысле – есть, но мало. Не то что, скажем, на Западе. Там действительно разгул. Стреляют, грабят на каждом шагу. Потому что там оружие продается, как у нас мороженое, – в любом ларьке пулемет купить можно.

А у нас с этим строго. Не то что, скажем, пистолет или ружье – утюг тяжелый преступник не достанет…

Но все-таки, конечно, грабежи еще встречаются в отдельных случаях. Вот у нас в прошлом месяце гастроном ограбили. Крупное дело было: вахтера связали, замок автогеном вырезали, витрину – алмазом… Взяли два пол-литра, сырок «Дружба», полбуханки обдирного… Сразу видно – шайка действовала. Засыпались они на ерунде. Потому как не профессионалы: им бы после грабежа затихнуть, спрятаться, в подполье уйти, а они наутро пришли посуду сдавать. Их и замели…

Или другой случай был: решили двое кассу в магазине ограбить. Но тоже, видать, не профессионалы: им бы с утра в магазин прийти, когда народу мало, а они вечером притащились, после работы, в час «пик». Народу полно, к кассе не подберешься. Им бы встать как людям в очередь, а они, непрофессионалы, решили схитрить. «Граждане, – говорят, – разрешите нам к кассе подойти, нам только кефир без сдачи выбить…» А зачем, спрашивается, человеку после работы кефир?! Народ сразу заподозрил неладное, скрутили их, сдали в отделение…

Но самый интересный случай грабежа я лично наблюдал на прошлой неделе. Пришел я вечером к себе на работу, вышел во двор. Сижу курю, дежурю, одним словом. Вдруг вижу – земля шевелится. Думал, почудилось, однако пригляделся – точно, шевелится, копают ее изнутри. Наконец разверзлась земля, вылезают на поверхность трое с отбойными молотками, с пистолетами, в черных масках – ну ни дать ни взять фантомасы…

Наводят на меня оружие, кричат:

– Руки вверх!

Ну, мне что, я человек маленький, сторожем работаю. Поднимаю руки.

Один из фантомасов мне говорит:

– Открывай, дед, свой ювелирный магазин!

– Какой такой «ювелирный»? – спрашиваю.

– Как это – какой? Разве это не ювелирный магазин?

– Да вы что, – говорю, – ребята? До ювелирного отсюда два квартала. Вы же не в том направлении прокопались…

Охнули они, маски у них аж потом прошибло.

– Как же так? – говорят. – Неужто опять промахнулись?!

Тут один из фантомасов начинает на себе рубаху рвать, впадает в истерику.

– Завязываю, – кричит, – с этим делом! Отказываюсь работать при такой бестолковщине!!

– Что ж вы, ребята, – говорю я им, – вслепую копаете? Вам бы хоть планчик нарисовать, чертежик…

– Да есть у нас чертежик, – плачут. – Специалист чертил, инженер с «Ремонтгаза»… Третью неделю с этим чертежиком под землей ошиваемся…

Вижу: люди совсем умаялись, дал я им закурить, успокоились помаленьку.

– Придется нам, батя, – говорит один из них, – твое заведение ограбить. Не зря же мы к тебе тоннель прорыли. Ты чего стережешь?

– Базу стерегу, – отвечаю. – Базу товаров местной промышленности.

– Давай ключи, – говорят, – а не то мы замки посшибаем!

– Какие, – говорю, – замки? У нас склад на фотоэлемент поставлен, на автоматику…

– Выключай, – кричит, – автоматику!

– Чего ее выключать, – говорю, – когда она не включается? Мы ее, вишь, накоротко замкнули, чтоб на ней чайник сподручней кипятить было, а она чего-то и сломалась… Так что заходите, не беспокойтесь.

Они на меня с подозрением смотрят, спрашивают:

– А какие товары на складе?

– Разные, – говорю, – всевозможные… Плащи-болоньи, обувь женская на шпильках микропористых, рубахи нейлоновые, герметические… Бери не хочу!

– Сам, – говорят, – бери! Нам это и даром не надо…

– Несознательные вы, – говорю, – молодые люди. Обчистили бы склад, большую пользу государству принесли… Здесь ведь на тыщи рублей товару навалено. Чего с ним делать? Продать нельзя, выкинуть жалко, только и надежда – может, кто упрет сдуру…

– Нет, – говорят, – не проси, не хотим!

– Эгоисты вы, – говорю, – несознательные люди!

– Отцепись, дед! – кричат. – Сам ты несознательный! Ты на кой черт такой склад стережешь?

– Дураки вы, – отвечаю. – Я его не затем стерегу, чтобы кто чего не взял, а я его затем стерегу, чтоб сюда кто чего лишнего не подбросил…

Тут с одним из фантомасов опять истерика случилась. Рвет он на себе рубаху, орет:

– Завязываю, братцы! Нету никаких сил! Надо ж сначала повысить качество продукции, а потом уж ее растаскивать! Отпустите меня к прокурору!

Ну, отпоил я его валерьянкой, успокоил. Посовещались они. Вижу, собираются снова под землю уходить. Один на прощание мне и говорит:

– Давай, папаша, мы у тебя хоть часы снимем, а то ведь совсем так дисквалифицируемся.

– Берите, – говорю, – на здоровье! Только они у меня после ремонта гарантийного… наполовину работают: тикать тикают, а стрелки не ходят.

– Ладно, – говорят, – все равно давай. Мы их внизу заместо компаса используем…

Взяли они часы, спустились в тоннель, я их сверху землицей присыпал. Хотел в милицию позвонить, но потом раздумал. У меня на часах стрелки как раз на районное отделение направлены были, так что ежели они с огоньком работать будут, то к утру там вылезут…

Cауна
Монолог нужного человека

Недавно у нас в городе открылась баня «закрытого типа». Сауна называется. Что в переводе с финского означает «финская баня».

Я про нее и не знал, а тут звонит мне один приятель, Егоров, и говорит:

– Приглашаю тебя, Николай Степанович, в субботу в финскую баню.

Я говорю:

– Спасибо, но, во-первых, у меня ванная есть, а во-вторых, я уже в среду мылся.

Он говорит:

– Чудак, я тебя не мыться зову, а интеллигентно провести время. Шашлыки поедим, пообщаемся с нужными людьми. Там такой солидный контингент, будь здоров! Я еле пропуск достал…

– Ах так, – говорю, – если это вроде как мероприятие, тогда – с наслаждением!

Приходит, значит, суббота, и тут у меня с этой сауной случается первая загвоздка: не знаю, как в баню одеться. С одной стороны, в интеллигентное общество в чем попало не пойдешь, с другой – зачем хорошо одеваться, когда все равно раздеваться?

Думали мы с женой, думали, потом она и говорит:

– Раз, Коля, там будет бомонд, надевай новые джинсы.

Это она мне как-то купила у спекулянта джинсы. Ну, я вам скажу, не джинсы, а чудо природы. На пол поставь – стоят без всякого содержимого. Я их год не надевал, берег для торжественного случая.

Одним словом, напяливаю я джинсы, надеваю сверху рубаху системы «батон» и еду…

Баня, доложу вам, снаружи ничего особенного, но внутри, конечно, произведение архитектуры: стиль модерн, под старину. Все деревом обделано, камин, светильники темные, орган играет по магнитофону. И компания, соответственно, солидная: попивают коньячок, дымят не нашим дымом…

Ладно. Посидели покурили, потом все направляются в парилку. А у меня тут происшествие: «молнию» на джинсах заклинило. Ни туда, ни сюда. Дергал, дергал, аж взмок! И самочувствие глупое: все голые, а я как дурак в штанах. Срам один! Прямо не знаю, что предпринять.

Егоров советует:

– Ты, Николай Степанович, ступай прямо в них в парилку. От нагревания предмет расширится, ты из него и выскочишь!

– Засмеют же, – говорю.

– Ничего, – говорит, – а ты держись независимо. Может, ты оригинал? Может, ты именно в таком виде любишь париться?

Ладно. Иду в парилку, сажусь на полку в штанах и с независимым видом. Но вокруг, правда, народ интеллигентный, виду на мой вид не подают, только разве что потеть чуть быстрее стали…

Потом все в бассейн нырнули. А я сижу накаляюсь. И все без толку! Нагреваться эти сволочи нагреваются, а расширяться – ни-ни! Недаром жена за них спекулю сотню дала… Сил моих нет, чувствую – я в них плавиться начинаю…

Соскакиваю с полки, лечу к бассейну, а тут вдруг банщик меня не пускает.

– Извиняюсь, – говорит, – но в штанах купаться запрещено. Здесь не пляж!

Я ору:

– Да мне только остыть малость!

Он говорит:

– Выйдите на улицу, остыньте! А в верхней одежде в бассейн не пускаем!

Я бы с ним и поскандалил, но чувствую – угораю!

– Егоров, – ору, – миленький! Выпусти меня из джинсов, а то помру!

Егоров видит – положение серьезное, схватил ножницы, разрезал мне джинсы вместе с трусами, выскочил я оттуда – и в воду! Полчаса остывал.

Теперь дальше: садятся все за стол у камина, начинают шашлыки уминать. Я тоже иду, но тут получается конфуз: все уже оделись, а я – в чем мать родила. Тут общество, несмотря на интеллигентность, начинает возражать.

Один говорит:

– Это что ж такое? Что за странный субъект: парится в штанах, а как за стол садиться, так он их сымает. Зачем, – говорит, – Егоров, ты привел с собой этого типа?!

А Егоров говорит:

– Это, извиняюсь, не тип, а Николай Степанович! Он в автомагазине работает, и к ним в конце месяца дефицитные шины поступят.

Тут, конечно, происходит обратный отлив. Тот, который говорил, говорит:

– Ах, извините, мы этого не знали. Тогда другое дело… Сидите, дорогой Николай Степанович, не стесняйтесь, нам даже очень приятно видеть вас в натуральном виде…

Ну, поели мы, выпили, пообщались, стали домой собираться. Тут подходит ко мне банщик и говорит:

– Извините, Николай Степанович, за мое грубое поведение. Ежели желаете, можете одеться и выкупаться!

Я говорю:

– Да что вы, забудем про этот инцидент. Я вообще сюда не купаться приходил, а культурно отдохнуть.

Он говорит:

– Ну, тогда заходите еще. Всегда будем рады!

В общем, если честно говорить, понравилась мне сауна. Только джинсы эти проклятые я больше не надеваю. В угол поставил – пусть стоят…

Что-то синее в полосочку
Монолог командированного

Случилось это так: посылает меня прошлой осенью колхоз в командировку. Приехал я в Москву, остановился, как всегда, в гостинице «Националь», в вестибюле. У меня там швейцар знакомый, он раньше у нас агрономом работал.

Оставил я у него вещи, вышел в город, походил туда-сюда, пообедал в ресторане «Будапешт», в кулинарии. Ну, думаю, пора и делом заняться – по магазинам пройтись.

Подхожу к универмагу, вижу – очередь. Ну, обрадовался – стало быть, чего-то дают. Это у нас примета такая народная: раз очередь – значит, дают! А тут, понимаю, что-то особенное дают, потому как очередь громадная: на улице начинается, по первому этажу идет, потом по лестнице вверх и уходит, как говорится, за горизонт.

Я моментально в хвост пристроился, спрашиваю у крайней женщины:

– Кто последний?

Она говорит:

– Я последний!

Я спрашиваю:

– А что дают?

Она говорит:

– Что дают, я и сама не знаю, только просили больше не становиться, потому что все равно не хватит.

Я говорю:

– А сколько это, чего дают, стоит?

Она говорит:

– Двадцать рублей.

Я говорю:

– Цена подходящая, можно и постоять.

Стою.

За мной тоже люди пристроились, а в середине очереди уже и стоять веселей – в спину не дует.

Стою.

Только, понятное дело, меня интерес разбирает: за чем это я, собственно говоря, стою? Делаю всякие наводящие вопросы. За чем, спрашиваю, товарищи, стоим? Какой примерно товар? Легкой он или тяжелой промышленности?

Все молчат. Половина – вроде меня, не знает, а половина – знает, но молчит и глаза отводит, чтобы другую половину не распалять.

Стою.

Только тут наверху появляется продавец и кричит:

– Товарищи, имейте в виду, остались только пятнадцатые и шестнадцатые номера! – И ушел.

Очередь заволновалась, я тоже, потому как не знаю: номера эти как – хорошо или плохо? Ну, ничего, думаю, выкрутимся: ежели будет мало – растянем, велико – обрежем, а ежели это, чего дают, на электричестве, так мы его через трансформатор включим.

Стою.

Через час вдруг слух прошел: мол, это, чего дают, можно выписать в какой-то третьей секции без очереди.

Ну, раз без очереди, то, понятное дело, началась давка! Подхватили меня с четырех сторон, понесли в третью секцию. Я сначала брыкался, вырывался, но потом затих – не кричу, но дышу, берегу силы для кассы.

Приносят меня в третью секцию, прижимают к прилавку, продавщица кричит мне:

– Вам чего?

Я говорю:

– То, чего дают!

Она нервничает.

– Я спрашиваю, – кричит, – вам синее или в полосочку?

Я взмолился:

– Девушка, милая, покажи мне, за ради бога, чего это есть?

Она говорит:

– Чего выдумал?! Оно ж упаковано!

Я говорю:

– Тогда давай обе штуки!

Выбил я чек, сунули мне на контроле какие-то две коробки, стал я к выходу пробираться. Чувствую – одна коробка тяжелая, а другая легкая, но в ней что-то вроде шевелится… А кругом жмут, толкают, того гляди с ног свалят.

А тут еще ко мне какой-то старый узбек пристал:

– Продай, милый, одну коробку! Я за этой штукой четвертый раз в Москву приезжаю!

Я говорю:

– Я тебе, дед, может, и продам, только ты мне скажи сначала, чего это я купил.

Он говорит:

– Я это по-русски не знаю, как назвать, а на узбекский это не переводится!

– Тогда, – говорю, – шиш тебе, мне это самому надо!

Только он повис на руке, просит, я от него как рвану, споткнулся и загремел по лестнице…

Пришел в себя на другой день в больнице. Первый вопрос к персоналу:

– Сестричка, где оно?

– Чего – «оно»? – спрашивает.

– То, чего я купил!

– А чего ты купил?

– А это, – говорю, – я и сам не знаю.

Она говорит:

– Ну вот, когда вспомнишь, тогда и выпишем.

Короче, только через месяц отпустили меня домой. Сел я в поезд и думаю: денег не жалко, здоровья не жалко, жалко, что так и не узнал, что ж это все-таки давали. Вдруг эта штука жизнь бы мою перевернула… А теперь крутись без нее как знаешь!

С тех пор я городские универмаги обхожу стороной. В нашем сельпо лучше. Придешь, спросишь:

– Есть?

Тебе говорят:

– Нет!

И все культурно, никаких очередей…

Хорошее воспитание
Монолог моего соседа

«Хорошее воспитание не в том, что ты не прольешь соуса на скатерть, а в том, что не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой…» Так Чехов сказал. В восьмом томе собрания сочинений. Удивительно мудрое замечание, между прочим. Я, когда прочитал, так даже поразился: как мне это самому в голову не приходило? Считаем себя интеллигентными людьми, а не дай бог кто-нибудь прольет за столом соус – так уж сразу шум, крики… А Чехов с этим борется. Он прямо говорит: хорошее воспитание не в том, чтоб, значит, самому не гадить, а совсем наоборот.

Я когда это прочитал, то сразу решил, что буду жить по Чехову. А тут как раз и случай подвернулся – день рождения жены. Пришли гости – родственники, сослуживцы. Сидим едим, интеллигентные разговоры ведем – про погоду, про дубленку, про Евтушенко, про то, про се… Хорошо сидим, мирно, соуса никто не проливает.

Но тут один из гостей, некто Куликов, за бутылкой потянулся и фужер с пивом на скатерть и опрокинул. Смутился, стал быстро пятно салфеткой вытирать.

Я сижу – ноль внимания. Просто абсолютно не реагирую. То есть сижу с таким видом, будто он ничего не проливал. Будто и не было этого.

Но тут я замечаю, что никто не замечает, что я не замечаю, как он скатерть залил. Мне как-то обидно стало. И я говорю:

– Хорошее воспитание, – говорю, – не в том, что ты не прольешь соуса на скатерть, а в том, что не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой…

Гость Куликов покраснел и говорит:

– Я никакого соуса не проливал!

Я говорю:

– При чем здесь соус? Дело не в соусе… Просто приятно, что здесь собрались хорошо воспитанные люди. Вот вы пиво пролили, а никто даже глазом не моргнул. И это очень радостно, тем более что скатерть новая, недавно куплена.

Гость Куликов почему-то еще больше смутился, что-то стал бормотать и вдруг уронил тарелку на пол. Тарелка вдребезги! Гость Куликов стал красный как рак. Все молчат. А я стараюсь не замечать этого нового конфуза, хотя про тарелку у Чехова ничего не сказано.

Я говорю:

– Не смущайтесь, пожалуйста! Какие пустяки! Никто ничего не видел. Бог с ней, с тарелкой! Она из сервиза! Антикварная. Саксонский фарфор!

Гость Куликов почему-то весь затрясся, бросился осколки подбирать – да от волнения скатерть зацепил. На пол посыпались бутылки, рюмки… Я губу закусил, но всем видом стараюсь показать, что ничего этого не замечаю. Я даже, наоборот, насвистывать что-то веселое стал, чтобы показать всем, как мне это все безразлично.

И тут, представляете, жена Куликова вскакивает и кричит мне:

– Что вы третируете моего мужа?

Я ей вежливо отвечаю:

– Никто вашего мужа не третирует! Наоборот, стараемся не замечать его хамства. Вот вы, например, своей вилкой в общий салат лезли, а я этого даже не заметил.

Тут она чего-то заплакала, а все гости стали почему-то возмущаться. Какой-то родственник жены вскочил, кричит:

– Уйдем отсюда! Над нами здесь издеваются!

Я говорю:

– Да кто же над вами издевается? Пришли, понимаешь, пол замызгали, пепел в тарелки сыплете, пьете неумеренно… Я стараюсь не обращать внимания, а вы еще что-то вякаете!

Тут гости вскочили, бросились в переднюю за пальто. Я им крикнул вдогонку:

– Ну и ладно! Валите отсюда! Попутного ветра!

Это, конечно, я уже грубо крикнул. Не надо бы этого! Мне бы им чего-нибудь из Чехова вдогонку послать, что-нибудь про соус или в этом роде, но как-то цитаты не подобрал.

Слава богу, бутылкой не запустил, сдержался…