Текст книги "Четыре времени ветра"

Согласно глаголандским половоззрениям, проституция и преблудодеяние – любовная связь, подготавливающая искусомужнюю женщину к тому, чтобы стать проституткой, – не являются преступлением.

Многие лупорнушки даже во время работы продолжают любить своих опекунов. Их мимолюбие, способность любить взахлёб любого за умеренную плату, любить мимо того, кого действительно любишь, всегда остаётся волнующей загадкой для клиентов.

Кроме девушек, продающих женское тепло в самом заведении, в стране много конкубироток и эзотеричек, работающих дома и доступных только посвящённым, у которых есть их телефонные номера.

Глаголандские лупорнушки и паникурвы очень склонны к панике. Иногда хватаги местных мальчишек поджигают шины у входа в Л, и девушки, почуяв запах дыма, сбрасывают клиентов и под хохот малых глаголандцев вчёмматьрождённые выбегают с криками на улицу.

Для серьёзно интересующихся прелюботворчеством, созданием новых сексуальных ценностей либидоносных клиенток женского пола и обоеполых женомужей-фемиандров в Л под руководством самых квалифицированных, лесбианнейших преподавательниц проводятся полуполовые акты, камасутренники и мастер-классы медитативной мастурбации и мастурбативной медитации.

Ночью сексофония слипшихся ежесоительных стонов и оргазмов расцветает над крышей заведения, как застывший многоголосый салют в честь горизонтального праздника бурно коитусующихся клиентов.

В связи с усилившейся в последнее время импотенденцией и новой модой на платонический секс, лишённый чувственности, и даже на целомудрие сексофония у коренных глагов большого интереса не вызывает.

Словоблудство уже не считается признаком хорошего тона, так что простыдившимся до тла лингвопутанам перед вступлением в законный брак после бурной жизни приходится долго целомудриться и священнодевствовать (совершать сопровождаемый клятвами обряд говорения о своей девственности) или даже проходить болезненную процедуру рефлорации – восстановления утраченной девственности. Вторая, в муках обретённая девственность этих оцеломудрившихся, но не потерявших накопленного в Л опыта рефлоранток ценится специалистами гораздо выше первой.

В последний день каждого месяца в Л устраивают вечер поэзии, известный среди постоянных клиентов как Ночь Длинных Хореев. В зале, битком набитом затаившими дыхание сексопродавцами и туристами, возбуждённые, дышащие сразу всеми отверстиями своих тел девушки в ослепительных бюстдюльтерах и мини-юбочках из прозрачного батерфляина медленно и выдохновенно исполняют стриптизповеди – читают нараспев собственные стихи о неразделённой любви. Сладосластно изгибаются до боли знакомые увлажнённолонные тела. Качаются острые серпики воткнутых в виски чёрных волос.

В прохореенных (написанных по традиции пятистопным хореем) стихах отсутствие рифмы и смысла более чем компенсируется трепетной искренностью исполнения.

Раскрытые сборники этих поэтических опусов, отпечатанные голубыми кирилличными буквами на розовой, благоухающей бумаге, всегда лежат на тумбочках у постелей в каждой комнате для интеллигентных клиентов-почитателей, которые любят почитать, пока их обслуживают.

10. БЛАГОЛАНДИЯ

На одной из окраин Словгорода расположен маленький, утопающий в зелени район Благоландия.

Жители Благоландии (благолы, или благи) не жгут, но врачуют сердца. Здесь никто не держит зла. Его негде держать среди благолов. Хотя многие из них работают радистами (специалистами по доставлению радости) в городской госспецпсихбольнице и там со зло-словием сталкиваются очень часто, но зло к ним не прилипает.

Врагов своих благолы возлюбить не могут, потому что нет у них врагов. Раскаянье им неведомо, и от этого они очень мучаются. Их добро-та-ли-ещё (?) давно стала притчей во всех глаголандских языцех.

Утром, около девяти часов, когда первый глаговест проплывает в люльках высоких звонниц над Словгородом, в окнах белокаменных благоландских домов, вытянув длинные шеи, стоят неподижно молодые женщины и слушают небо. Они верят, что одной из них суждено зачать от луча, который войдёт в её ухо. И скрипичные ключи дыма вылезают из труб, повисают вопросительными знаками над красными крышами.

Мимо них, поигрывая лысайчиками, зайчиками от своих внушительных лысин, и покачивая приветливыми улыбками, вдоль сверкающих росою газонов семенят на службу в госспецпсихбольницу увешанные панацеями благи.

11. МЕДИЦИНА. ГОССПЕЦПСИХБОЛЬНИЦА

Спецпсихбольница – старейшее и наиболее уважаемое медицинское учреждение в стране. Она обслуживает не только коренное население, но и туристов, приезжающих под видом глаголов.

Глаголандская протомедицина (заговоры, ворожба, прибормочечки – заклинания против болезней) уходит своими корнями в глубокую древность, когда первые поселенцы (глаголичи) из Праязыковых Болот переправились через Родную Речку.

Позднее душеведение и исцеление словом стало главной частью официального глаголианства и его Вербодицеи.

Несмотря на враждебное фразеологическое окружение и издевательства, которые им приходится терпеть на работе, глаги болеют очень редко. Возможно, это объясняется интенсивным естественным отбором, который происходил в стране в течение последнего тысячелетия.

У входа в больницу гранитная апофатическая колоннада. Считается, что уникальный ритм чередования тридцати трёх чёрных колонн и светящихся пустот между ними оказывает целебное гармонизирующее действие на души входящих.

Из треугольного фронтона, над мерцающими алмазной сажей гранитными буклями, торчит свернувшаяся в круг каменная змея, поедающая собственный хвост, и внутри неё Руссофеникс, недавно воскресшая и исцелённая госптица-карнизница с золочёными огромными крыльями и двумя неотличимыми головами, всё время высматривающими, кого бы клюнуть. Глаги верят, что каждую ночь головы меняются местами.

Под Руссофениксом в змее выкурсено красивым наклонным курсивом «Госспецпсихбольница».

Пройдя вдоль чередованья пустот апофатической колоннады, посетитель оказывается в фойе, стеклянный купол которого закрашен густо-синим и усыпан белыми взрывами звёзд.

Из купола спускается молитвостих в виде люстры, искресающей мириарды мутных, старинных светулек-заклинаний против всех возможных болезней.

Внизу под лучащимся шаром молитвостиха – заросшая мхом деревянная будка. Подслеповатая бдительница в пуховом оренбургском платке круглые сутки вяжет стеклянными спицами электрический свет и, не отрываясь от вязания, кивает раскрытым удостоверениям проходящих сестёр-целилок, лучащихся добропыхательством лысых душезнаек-благолов и опанацеянных докторов филологии.

Рой невидимых инфекций кружится вокруг оренбургского платка.

Самой распространённой болезнью в стране является истощение души и асемантическая депрессия. Она появляется у отвыкшихся, избегающих себя, десемиотизировавшихся, не вошедших в язык глаголов-изгоев, которым кажется, что их не хотят употреблять или что утеряна одна из их теней.

Как уже отмечалось, у обитателей страны имеется две тени: видимая, обозначаемая последовательностью букв, и слышимая, обозначаемая последовательностью звуков. (Единственными исключениями из правила двоетения являются Глагологос, слышимую тень которого всуе озвучивать запрещается, и экзистенциальный инфинитив есть, у которого иногда исчезает видимая тень.)

У здоровых глаголов настоящего времени большую часть работы делают за них словоформы-тени. Самогонка, погоня за собственной ускользающей тенью, и, даже недолгое, исчезновение одной из теней приводят к глубокой депресии у обестенившегося глагола.

Числительные глаголы (числословы) имеют три тени, одну слышимую и две видимые (изображаемые буквами или цифрами), и поэтому депрессия у числословов встречается гораздо реже.

Из более серьёзных болезней особо опасными являются патологическая граммофобия и омонимическая шизофрения – раздвоение, двуэгость глагольной личности.

Помимо них, часто встречается летрянка, которая характеризуется неконтролируемым выделением букв по всему телу больного.

Нутропламенные гегемоны советского новояза часто впадают в маразум, когда ум их заходит за разум и остаётся там надолго, страдают манией величия-и-преследования и революцинациями, повторяющимися революционными галлюцинациями. С возрастом у них развивается так называемая головная мзгла, мгла в мозгу. Они начинают всё больше глючить, и сумеречное состояние их душ постепенно сменяется на полную мзглу и маразум.

Наблатыкавшиеся глаголы фени склонны к истерии. Многие медициники, циничные врачи психбольницы, считают их симулянтами и отказываются лечить.

В прошлом веке в стране произошло несколько эпидемий воспаления духа. (Самой известной была так называемая Великая Октябрьская Социалистичекая Поллюция 1917 года.) Эпидемии эти сопровождались приступами массовой эпилепсии, конвульсиями, революцинациями, кровопусканиями. Злогика классовой борьбы часто приводила к руколепсии (хронической болезни, сопровождающейся хлопками в ладоши в знак бессмысленного одобрения всего, что произошло, происходит и произойдёт). Полностью разымевшие своё мнение, впавшие в руколепсию глаголы, десятилетиями не могли из неё выпасть. Руколепсия понемногу перерождалась в этический аутизм и кончалась ментальным исходом для большого количества хаммо-советикусов.

У обезмузившихся поэтических глаголов ненависть к звучанию собственной тени иногда приводит к острому психозу. Кроме того, у них встречается также диахоррея с жидкими, рифмованными хореем версифекалиями и параноидальная стихастения, для которой характерно ощущение бессилия, перемежающегося бредом навязчивых метафор.

Летрянка и диахоррея считаются очень заразными.

Большинство лекарств, используемых при эготерапии, отностится к классу активных противоявий. Мы упомянем здесь гиперболин (для лечения депрессии) и метаморфий (который очень эффективен при омонимической шизофрении). Принудительная трудотерапия (Шизифов Труд), широко использовавшаяся в советское время для лечения «вялотекущей» шизофрении, теперь почти не применяется.

Лекарства обычно вводятся внутривенно. Для поэтических глаголов перед введением метаморфия или гиперболина всегда выверяют (по хорею или по ямбу) пульс больного.

Так как в Глаголандии из соображений секретности наиболее важные сообщения передаются только телепатически и расшифровка телепатем требует огромного умственного напряжения, в Госспецпсихбольнице имеется отделение телепатологии для лечения болезней, связанных с передачей мыслей на расстояние. Наиболее распространённой среди этих болезней является энергетический телевампиризм.

При лечении асемантической депрессии и десемиотизации также весьма успешно применяется разработанная местными докторами-душистами четырёхступенчатая процедура, состоящая из психорентгена для выявления тёмных пятен и каверн в преисподсознании пациента – преисподней подсознания, обычно плотно затянутой многослойной рефлексией, эгопальпирования преисподсознания наводящими вопросами, стихотерапии, заучивания бессмысленных стихов для высветления соответствующих участков души, и осемиочивания, придавания дополнительного значения личности пациента.

После завершения эгопальпирования включаются болемеры – специальные приборы для измерения душевной боли. Как только болемер начинает зашкаливать, стихотерапия прекращается и душисты переходят к интенсивному осемиочиванию.

В редких случаях, когда медикаментозные или психотерапевтические противоявия не дают желаемых результатов и требуется хирургическое вмешательство, больничные хирурги-душеоператоры проводят даже самые сложные операции на открытой душе без анестезии.

Кроме обычных врачей-душистов и психоаналитиков-фрейдителей, специализирующихся на душевных болезнях у глагов, в больнице работает также большое количество докторов-плотьников, занимающихся лечением патологических глаголов, души которых уплотьнились, превратились в плоть.

12. УНИВЕРСИТЕТ

Глаголандский Государственный Университет (ГГУ) занимает целый квартал вечно опоясанных электрическим светом зданий на набережной Родной Речки.

По утрам можно видеть, как в распахнутых настежь окнах ГГУ импотезантные профессора, задумчиво уставившись мысленным взором в Болота, слушают шум просодии, переливающийся серебристой чешуёю тонов. Пытаются угадать обертоны. Их круглые головы мелко пульсируют. Так стоят они, вмысливаясь в просодию до глухоты, до первой вспышки смысла. И как только эти проблески появляются, сразу в творческом экстазе бросаются к столам их записывать.

Записанные вспышки становятся частью Глаголандской Вербодицеи.

Глаголандцы верят в вечно живого, всё время усложняющегося Логоса, о котором словами ничего сказать нельзя. Поэтому священных книг в стране нет, и Вербодицея, апология Слова, которая составляется уже тысячу лет, – это единственный текст, хотя и не читаемый, но почитаемый всеми обитателями страны.

Точное количество студентов в ГГУ оценить трудно, так как большинство из них заочники. Никто не знает, сколько их, зачем и чему они учатся.

Кроме основных факультетов литературы, поэзии, церковно-словянского языка, грамматики и эзотерической грамматософии, лексической социологии, семиотики и иностранных языков, в последнее время были основаны кафедры урбосемиотики, астролингвистики, археословия и ксенофени.

Кафедра астролингвистики факультета иностранных языков занимается дискурсом звёздных текстов, расшифровкой посланий, заключённых в расположении звёзд, толкованием стихозвездий, трассирующих звёздных констелляций, навечно срифмованных в созвездья, и анализом их смыслообразующего потенциала.

Глаголандские звездюки-астралийцы с неба звёзд не хватают, но всё же каждую ночь вычитывают в астрале что-нибудь новое. Целыми сутками не выходят они из своих обсерваторий, питаясь исключительно космической энергией, входящей в них прямо с неба. При этом у многих космопитающихся развивается тяжёлая форма астрита – звёздной болезни, в результате которой они сами начинают считать себя звёздами первой величины.

Недавно на кафедре был подготовлен к печати первый в стране Астролингвистический Гроссарий, большой словарь-тезаурус стихозвездий и их толкований. В словаре более 1000 единиц звёздного неба.

На кафедре археословия Доктора Филологии рассусоливают древнее руссословие, изучают археоявствоведение – явствование, быт и умоначертание старинных слов Глагоруссии.

В архивах кафедры сутевики-анналисты анализируют суть анналов берестяных славянофилькиных грамот и утерянных рукописей, пытаются их приБоянить, приписать легендарному певцу Бояну или кому-нибудь ещё.

Кафедральные Далеведы выискивают своих Дальних родственников в Словаре Даля.

В потаённых урочищах Леса Тёмных Метафор нелепобяшущие, похожие на подгнивших моховичков, профессора – кириллиционеры, их глаголицы-ассистентки вместе с выводками желторотых студентов целыми днями роются в словесной подпочве родного языка, собирая по зёрнышку, по буковке прогнившие части речи прошедшего времени, чтобы сохранить предание отеческое.

Отделение сравнительной ксенофени занимается сравнительным анализом ненормативной лексики иностранных языков. Специальность эта, которая совсем ещё недавно была всем до фени, становится весьма популярной из-за растущих связей между братвой и иностранными мафиями. Выпускницы отделения ксенофени легко находят любовно-секретарскую работу в международных торговых фирмах.

Исследования по воскрешению глагов проводятся в Лаборатории имени Хлебникова при кафедре лексической социологии. В отличие от аналогичных работ, начатых в России ещё в конце XIX века Н. В. Федоровым, работы глаголандских учёных в этой области оказались весьма продуктивными.

Основные помещения лаборатории и хранилище прообразов ещё неуестествлённых слов и протоэйдосов вместе с их коллюзиями ассонансных аллитераций находятся глубоко под землёй.

Там, в залитых голым электрическим светом огромных комнатах хмурые скорняки, увешанные обрезками мёртвых слов, выкраивают несуществующие глаголы с помощью хлебниковских ножниц-скорнений и трением буквы о букву пытаются высечь в них искры жизни.

Одухотворцы-неологи выращивают в окутанных клубами фиолетового пара нутробах изогнутых реторт и пузатых колб зародышей новых глаголандцев. Возбуждённо облизывая саблезубые рты, подмешивают в кипящее варево щепотки шипящих согласных. Пульсируют от напряжения неровные белые проборы на их головах.

Из углов, затаив дыхание, наблюдают за процедурой стаи голых чёртиков.

Длинные, качающиеся пуповины тянутся из реторт и колб к урчащим приводными ремнями филологическим машинам. Между пуповинами носятся, бесшумно наталкиваясь друг на друга, флюиды.

Клочки взбухающей плоти понемногу ословотворяются в сморщенные утробыши с нежными раздутыми головами и лукавыми неподвижными личиками. Они растут на глазах, умиротворённо сложив ручонки на животе, но очень быстро почти все погибают – и те нетерпеливые, кто сами перегрызают себе пуповину, и те, кто дожидаются, когда их пуповину перережет ножницами скорнений лабораторный повитух.

Безначальнозаконченность этих опытов (когда ничего ещё не начинается после того, как всё уже закончилось) не мешает оглохшим на душу неологам каждое утро снова и с ещё большим азартом начинать свои эксперименты.

Коридоры Университета украшены концептуальными инсталляциями из редких метафор и семиотическими фресками, подсвечеными соответствующими контекстами. На самой большой из них глаголандская лексиконница на рысях и с рифмами наперевес врезается в чёрную толпу рыцарей ксенофени.

Вдоль стен – мраморные бюсты богоизбранных филоильтян, эзотерических лексикологов, почётных языководов и грамматиков.

По коридорам, прижимая к плоским грудям пухлые папки, порхают стайками всхлипхихикающие лексички и одиноковые филофилки с очень нервными окончаниями, подающие (всем) надежды инспирантки со сверкающими лоптопками под мышками, эгастые волосатолицые студиозусы в разорванных джинсах, из которых выпирает мужское. Перебрасываются для вящей лингвистичности отмыслами, многозначительными оттенками здравого смысла. Показывают друг другу (русский) язык.

Иногда во время междуречья можно услышать популярное здесь заклинание-ругательство филфакью. Заклинание это обычно грамматически и семантически изолировано от отмыслов и произносится в изъявительном наклонении как констатация факта.

Во дворе ГГУ расположен экспериментальный Огород Неизящной Словесности, где пучатся из густо унавоженной почвы последние плоды университетского просвещения.

Посредине Огорода, как чучело, стоит в зелёной шляпе со страусовыми перьями и пиджаке наизнанку дальновидный (видный издалека) колченогий Оксиморон для отпугивания любопытных и рядом с ним университетская солнцевзбивалка – специальная ветряная мельница для взбивания из воздуха солнечной пены.

На носу у Оксиморона массивные ореховые очки, пластмассовые волосы густо напудрены. Виски мерцают плесенью. Из открытого рта торчит записка. В вытянутой левой руке сияющая гелиоикебана – тщательно подобранный букет солнечных лучей. (Эта гелиоикебана является также центральной частью университетского герба.)

На одной из грядок филофилки, с опаской поглядывая на Оксиморона, проводят эксперименты по глубинному каламбурению и добыче полезных ископаемых из словесной подпочвы Глаголандии. (Чаще всего, когда каламбурение достигает определённой глубины, из скважины начинает бить фонтан грязи.)

По вечерам пожил-ой (ой, как долго пожил!) Огородоблюститель в засаленном халате и солдатских сапогах, поблескивая финским ножом за голенищем, прохаживается между грядок. Морщинопись на его пергаментных щеках словно древний текст на утерянном языке. (Один из профессоров с кафедры археословия утверждает, что прочёл этот текст и он оказался записанной морщинописью молитвой главному языческому словобогу Дид-Дуп-Глагу, но остальные профессора с ним не согласны.)

Пожил-ой вытирает пыль с Оксиморона, меняет записку во рту, тщательно поправляет гелиоикебану, вырывает выросшие за ночь на грядках ядовитые буквицы. Потом вынимает из солнцевзбивалки цинковое ведро с накопившейся за день солнечной пеной и удобряет ею на глазах созревающие в грядках плоды просвещения.

После десяти часов вечера научная жизнь в ГГУ замирает. Луна всплывает на волнах Родной Речки. Жёлтые отблески её медленно полощутся в чёрных зеркалах гэгэушных окон. Только на самом верхнем этаже ещё светятся огоньки. Здесь в узких кельях-дормиториях, покуривая трын-траву Мари-Хуану Каннабис, оттягиваются студиозусы. Лениво штудируют истомых вокабул, готовятся к завтрашним занятиям.

13. ГРАММАТИЧЕСКАЯ СЛУЖБА. СУДЫ. ТЮРЬМЫ

Для борьбы с преступностью в Глаголандии существует специальная Грамматическая Служба.

Самыми распространёнными преступлениями в стране являются граммофобия, злостные нарушения грамматических законов, филоложные духовные происки, намеренное искажение смысла, кража и присвоение имён. Встречаются также плагиавторство (представление чужого своим, по отношению к поэтическим глаголам употребляется также термин «метемстихоз» – переселение чужих стихов в свои) и зацитачивание (представление своего чужим).

Из более серьёзных преступлений следует отметить словарьварство, варварское отношение к государственным словарям-тезаурусам, приводящее к нанесению ущерба их содержанию или даже к их полному уничтожению.

Крайне редко встречаются случаи преднамеренного вербоцида (словоубийства).

На работу в Граммслужбе отбирают только правословных переходных глаголов действия, причём самого совершенного вида. У большинства из них симметричные, пропалиндромированные тени. Между собой они говорят без слов, а с подследственными – как и положено по должности – изъясняются всегда в повелительном наклонении и в винительном падеже. (Остальные жители в стране общаются между собой в основном в наклонении сослагательном.)

Дознание и суд проводятся в специальном, кубической формы здании с прозрачными стенами, расположенном у самого края Леса Тёмных Метафор.

На ступенях у входа в здание гранитная статуя Судьбабы – коренастой, долбоятельной женщины из простонародья, олицетворяющей одновременно суд и судьбу. Глаза Судьбабы завязаны тряпкой. Каменные трусы приспущены до колен. В мощной руке маленькие, почти незаметные весы. В другой меч с зазубринами.

Дорога, которая сюда ведёт, уставлена бетонными знаками препинания, так что идущим на суд приходится всё время приспосабливаться, менять направление, но в самом здании нет ни единой изогнутой линии.

Правосудие правых – прозрачно, неизбежно и прямолинейно!

В народе Дом Граммслужбы известен как Большой Дом Досвиданий. Тут после суда и перед отправкой в тюрьму осуждённые надолго прощаются с родственниками.

Тюрьма находится в подземных этажах того же Большого Дома. Специальный этаж отведён для умозаключённых, которых начальство всё время держит в уме. Большую часть времени они проводят за писанием стихов. Стихи эти обычно являются ламендикциями и версицитациями, жалобническим нанизыванием на рифму цитат из изречений Глагологосов.

Отпустив себя на рифмотёк, целыми днями сочиняют они государственным анапестом бесконечные версцитирующие оды и кантаты, которые при выходе из тюрьмы сдают в тюремное утильстихьё. Затем Спецпоэты Граммслужбы под наблюдением начальства проводят вторичную переработку утильстихья на слова народных песен.

Песни эти впоследствии делают очень популярными и включают в школьные программы для анапестования учеников младших классов.

Офицеры Отдела Дознания Граммслужбы (зачищатели глагольих душ) ходят на работу в двубортных хитиновых пиджаках с синими ромбовидными значками на груди и в чёрных брюках с белыми узкими лампасами. Внутри значков мерцает золотом буквально оскаленная на допрашиваемых Буква Закона «Ы!».

Допросы обычно начинаются с того, что зачищатели умело лампасят часами голодушного обвиняемого, бегают мелкими шажками вокруг него, зачищают его голую душу лезвиями своих сверкающих острых лампас.

Потом вступают в дело ассоциаторы – специальные лентопротяжно-туфтогонные аппараты для вытяжки ассоциаций. Ассоциации эти используются зачищателями, чтобы словчить – словить, поймать подследственного на слове, которое потом будет использоваться в качестве улики на суде.

Слушание дел и определение мер наказания в Верховном (и единственном) Суде Глаголандии проводится четырьмя судьями по одному из каждой Строки Совета Второй Строфы. Судьи ежегодно назначаются Глагологосом. Все решения в Суде принимаются единогласно. Приговор обвиняемым не сообщается.

Сроки наказания колеблются от 15 суток тюрьмы за плагиавторство и зацитачивание до 15 лет высылки на душеповал на дальние окраины Леса Тёмных Метафор за вербоцид.

До тех пор пока осуждённый находится в тюрьме, имя его запрещается произносить.

После отбытия наказания его выводят на чистую воду Родной Речки, где он, стоя по колено в животворящем потоке, должен в страдательном залоге совершить публичное покаяние. Глагологос, положив унизанные чёрными перстнями руки ему на голову, произносит формулу прощения, и только после этого он снова становится свободным.

14. ГЛАГОЛАНДСКИЕ СНЫ

Глаголандия славится неповторимыми снами своих обитателей. Особо почитаются цветные сны Глагологоса и его Аттрибов, которым придаётся пророческий смысл.

Для каждого Ясновидящего, сновидящего Я, глаголандца Проспанная Треть – самая важная часть его жизни, ибо глаголандцы видят наяву то, что им снится..

Границы между снами и явью в стране полностью размыты, и явь Проспанной Трети неотличима от снов двух остальных третей, так что глаги часто не знают, в какой из третей они находятся сейчас. В океане сна всегда видны где-то на горизонте маленькие явьки, а острые, застрявшие в чувствительной глагольей душе оснолки целыми днями царапают изнутри пробудившихся в Большую Явь.

Часто сон наваливается на глага в самое неподходящее время, например, когда жена раздевается за минуту до того, как плюхнуться к нему в постель.

Среди присностихующих поэтических глагов считается, что по-настоящему они бодрствуют только внутри своих снов. Только осуществив рокировку Яви и Сна, только в жизни вне тела у полностью осомнамбулировавшихся поэтов возникают онейроматические словидения, которые и есть настоящая поэзия. Суть всегда вне Яви. Поэтому большие глаголандские поэты живут почти не просыпаясь. Их жизни напоминают матрёшки из снов, и в этих сомнатрёшках вещество сна всё более истончается и внутри каждого сна всегда новый и ещё более поэтический сон. Недремлющие ученики присностихующих переводят эти сны на язык слов.

Сноследствия, последствия от произошедшего во сне, определяют каждое утро в Большой Яви.

Сомнамбулический глаг, закемаривший вечером в Лупонарии и выпивший во сне пару лишних бутылок водки, просыпается с жуткой изжогой в душе и полностью утраченной памятью. Ему приходится часами тыкаться своими вопросонками в голую хихикающую девчонку, почему-то лежащую рядом, чтобы узнать, кто он и как сюда попал.

С другой стороны, присновидящим глагам часто удаётся обделывать свои явные делишки в Проспанной Трети. Так нищий словелас, умело приснив себя какой-нибудь недоступной красавице-силлабе, совершает с ней удивительные сексуальные подвиги, о которых она и не догадывется (или делает вид, что не догадывается).

На следующий день, когда они (не совсем случайно) встречаются в Парке и он, лихорадочно прокручивая сны свои назад, несусловно бормочет, что «ему выяснились» – снились вы и я, – она вспыхивает и брезгливо прищуривается. Проводит крест-накрест взглядом у него внизу живота и быстро уходит.

И снова Большая Явь сгущается вокруг.

ПОСЛЕ-СЛОВИЕ

Поздно ночью, когда над Словгородом уже зажглась вылощенная лунным светом крестососковая купологрудь Собора Св. Грамматики с прижавшимися к ней куполятами и сонмы бессновидческих снов, так и не нашедших своих сновидцев, плывут цветными пузырями над крышиным антенником словгородских домов, наталкиваясь друг на друга и лопаясь, появляется Хранитель Глаголандии.

Он обходит страну, заботливо осматривает каждое спящее слово. Напевает колыбельную, отгоняет неприятные сны и, выходя из дома, одним движением взгляда завязывает в широкий бант дым над его трубою.

Закончив дымобантирование, Он поднимается в небо. Уверенными движениями поправляет немного перекосившуюся на бок луну, протирает звёзды влажною тряпкою тучи, выжимает её дождём на Праязыковые Болота, вывешивает тучу на просушку и, придирчиво осмотрев свою работу, укутывает страну на ночь звёздным покрывалом.

Уже перед самым рассветом Он отворяет невидимую дверцу на самом краю небосвода. Аккуратно сложив намокшие крылья, улыбается кому-то наверху и уходит на Другую Сторону.

ПРИМЕЧАНИЯ

Часть однословий настоящего Путеводителя взята из Толкового орфоэпического словаря Г. Марка, содержащего примерно 1250 единиц. Полный текст второго издания словаря (2007 год) можно найти на http://sites.bu.edu/mark/grigomark.

Около 250 единиц словаря были напечатаны в журнале «Контекст», № 9, 2003.

Критический анализ первого издания появился в работе М. Эпштейна «Однословие как литературный жанр», (разделы 5–6, «Континет», 104, с. 279–313), а также в работе М. Эпштейна «Знак пробела» («Новое литературное обозрение», Москва, 2004, с. 274–304). Автор пользуется случаем выразить ему глубокую благодарность.