Текст книги "Желтый глаз Тихеи"

– Я сказал – в море! – рявкнул граф и внезапно потерял сознание.

В свете луны волны вспыхивают русалочьей чешуёй, брызжут алмазными звёздами и шипят, шипят. Голова взрывается болью. А шипение становится нестерпимо громким: «Про-о-о-кли-на-ю-ю-ю!»

Старик с силой сжимает виски, раскачивается, словно висельник на ветру, и бормочет слова, сказанные больше сорока лет назад: «В море! В море! В море!».

Где-то внизу, под ногами, в ореоле сверкающих брызг ему чудится лысая голова.

– Что тебе ещё нужно?! – кричит граф. – Я сполна расплатился за содеянное! Ты забрала у меня всё! Мы квиты! – Он падает на колени, царапает ногтями землю, остервенело рвёт редкие чахлые травинки, как когда-то рвал белый саван, покрывающий тело жены…

Она была так свежа и прекрасна. Нежный персиковый румянец покрывал бархатные щёчки, и ему так нравилось прикасаться к ним губами. Он вдыхал аромат её волос и млел от счастья.

– Моя герцогиня, – шептал он.

– Мой муж, – отвечала она.

После пышного застолья он отнёс её на руках в опочивальню. Они пили вино и смеялись, как дети. А потом серебряный червлёный кубок выпал из её руки. Малиновое пятно расплылось по белоснежной простыне.

Он тряс жену, как куклу, кричал, покрывал побледневшие губы поцелуями, а когда взглянул в широко открытые мёртвые глаза – оцепенел. В огромных неподвижных зрачках отражалось чужое лицо. Нет, не лицо – морда. Зеленоватая, с выпученными лягушачьими глазами. В нос ударил резкий рыбный запах. Эжен вскрикнул от ужаса. А русалка гадко улыбнулась. Во рту не хватало нескольких передних зубов.

Граф беспробудно пил несколько дней. Пил и плакал. Герцога он встретил небритым и помятым. Попытался отвесить поклон и чуть не упал:

– Ваша светлость…

Лицо герцога было злым и надменным.

– Вы жалкий пьяница, граф Алавера. Я доверил вам единственную дочь, а вы не уберегли! Её отравили в вашем доме!

– Это не так, ваша светлость. Всю еду пробовали слуги…

– Тогда почему она мертва?! – голос члена королевской семьи сорвался на крик. – Она, а не вы?!

– Я не знаю, ваша светлость.

Пальцы герцога сжались в кулаки. Казалось – мгновение, и он бросится на графа. Отвернувшись, процедил сквозь зубы:

– Нам стало известно о вашей богопротивной связи с морским чудовищем. Король в бешенстве. Кардинал требует вашего отлучения от церкви.

– Я понимаю, ваша светлость.

Герцог вздохнул:

– Вы опозорили честь харида. Но я слишком хорошо знал вашего отца. А вы его единственный наследник. Род Алавера самый древний и уважаемый в королевстве. У меня состоялся неприятный разговор с его величеством. Я сделал всё, что в моих силах.

– Целую ваши руки, милорд.

– Возьмите!

Герцог, всё так же не глядя на молодого человека, протянул свиток с королевской печатью.

– Эдикт монарха, запрещающий вам отныне приезд ко двору его величества.

– Я понял, ваша светлость.

Герцог резко повернулся.

– Не знаю, способны ли вы что-то понимать в таком состоянии. От вас смердит, граф. Вы мне омерзительны!

Герцог ушел, а Эжен закрыл лицо ладонями. «Что мне презрение короля и его свиты, любимая, если тебя нет со мной». Он тяжело опустился на пол. Снэши издали испуганно наблюдали за господином, боясь ненароком нарушить его уединение. Лишь лохматые псы, зачем-то выпущенные псарями, кружили рядом, скулили и лизали его пахнущие вином руки. Свиток с королевским эдиктом так и остался нераспечатанным.

А потом началась война. Долгая, кровопролитная, изнурительная. Воспользовавшись опалой Эжена, виконт де Болье принялся хозяйничать в графстве. Его люди истребляли дичь в лесах Алавера, вывозили древесину, вылавливали рыбу в озёрах и реках. На всё это граф смотрел, как на мелкие шалости завистливого соседа, он был слишком занят собственной скорбью. Но однажды его терпение иссякло. Это случилось после того, как управляющий поместьем поведал хозяину о новых бесчинствах виконта:

– Они разграбили три деревни! Порубили снэшей, а стражников повесили!

– Гадина, – процедил Алавера. – Захотел войны – ты её получишь!

– Милорд, прошу вас, напишите его величеству! Де Болье не один. Вот список харидов, вступивших с ним в союз. Их много.

Но граф даже не взглянул на лист бумаги.

– Просить о помощи того, кто наплевал на верность рода Алавера?! Никогда! А вот моему другу Кармене – напишу!

И барон не обманул его ожиданий. Прибыл во главе тридцати рыцарских копий. Друзья обнялись.

– Милый мой Вероне, я рад, что не ошибся в тебе!

– Всё просто, Эжен! Я был бы сумасшедшим, если бы в этой драке поставил на Болье. Свалив тебя – он примется за меня, уж слишком жаден наш общий приятель!

– Не верю, что дело в деньгах.

Барон лишь пожал плечами.

– Не только. Ты зря не послушал меня и не продал русалку королю. Наш монарх не прощает обид.

– Русалка… – повторил граф. – Ты веришь в её проклятие?

– О чём ты?

– Она же прокляла меня! Все это слышали!

Барон скептически скривился.

– Эжен, не будь смешным. Эти существа не умеют разговаривать. Она лишь шипела, как кошка.

– Но моя жена мертва!

Вероне сочувственно кивнул.

– Я понимаю тебя. Не знаю, смог ли бы я пережить такое горе. Представляю, как плачет и скорбит твоё сердце. Так залей кручину вражеской кровью. Сколько у тебя солдат?

– Ты прав, Кармене, не время предаваться унынию. Давай прикинем. Вместе со всеми баннеретами – порядка тысячи двухсот солдат. Пятьдесят больших кулеврин и моя личная мушкетёрская рота.

– Да это почти сто тридцать полных копий! Да мои тридцать – итого сто шестьдесят! А у проклятых грабителей не более восьмидесяти! Да мы раздавим их, как мокриц!

Старик смотрит на искрящиеся под луной волны. Война добавила ему морщин, оставила на теле шрамы, но подарила новую любовь. Как это было?

– Милорд, мы остановили карету. Охрану пришлось убить…

Алавера оторвался от карты, расстеленной на походном столе, и хмуро взглянул на командира мушкетёров.

– Какая карета? Что ты мелешь?

– Пыталась проскочить наш дозор. Её охраняли шестеро солдат.

– Что за карета? С гербами?

– Да, милорд. Гербы королевского дома…

Шрам на лице графа побагровел от злости.

– Ты в своем уме, кретин?! Как вы осмелились напасть на королевский экипаж?!

– Мы лишь хотели досмотреть, но охранники начали стрелять. Один из моих людей убит, другой тяжело ранен…

– Что с пассажирами?! – в ярости закричал граф. – Они живы?!

– Да, милорд. Там женщина… Она утверждает, что сестра виконта Болье.

Она была прекрасна в своём гневе. Огромные васильковые глаза с вызовом смотрели на него, пухлые губы недовольно кривились.

– Я не знаю, что у вас произошло с моим братом, но разве благородный харид Эжен Морильо де Алавера теперь воюет с женщинами?!

Он не отвечал, любуясь ею, словно чудесной картиной, написанной талантливым живописцем. Поразительно, совсем не похожа на брата. Слишком аристократична, утончена, божественно красива.

Удивлённая и напуганная его странным молчанием, женщина быстро заговорила:

– Я не видела брата много лет. Но мы по-прежнему любим друг друга. Я хотела прекратить вашу ссору и отправилась к его величеству. Король обещал сделать всё возможное. Вы мне верите, граф?

Он медленно вытащил кинжал и шагнул к ней.

– Вы не смеете! – взвизгнула она и побледнела. – Не подходите!

Алавера протянул руку и погладил женщину по волосам.

– Что вы делаете?! Вы не имеете права!

Одним быстрым движением граф обрубил длинный пушистый локон.

Красотка зажмурилась, ойкнула и стала медленно оседать. Алавера подхватил её и аккуратно положил на землю. Затем с улыбкой повернулся к одному из мушкетёров, протянул прядь волос:

– Отвези это Болье и скажи, что в следующий раз я пришлю её голову.

О жадности виконта ходили легенды, но оказалось, что самой большой ценностью для него была сестра.

Хариды не простили друг другу пролитой крови, но покорились обстоятельствам. Виконт порывался жаловаться королю, но Эжен знал, кто отговорил его от этого шага.

На свадебном пиршестве де Болье был мрачен и молчалив. Накачавшись вином, уткнулся лицом в нетронутый поднос с тушёной медвежатиной. А через два месяца тихо скончался в своей постели.

Старик смотрел на чёрные волны и думал: какую же из жён он любил больше? И не мог найти ответа. Такие разные по характеру и внешности, но одинаково любимы. Ветер трепал седые волосы, пронизывал до костей могильным холодом, вздымал пузырём траурный чёрный плащ за спиной и пел заунывную песню отчаяния.

Он так мечтал о наследнике и, кажется, дождался – графиня де Алавера была в положении. Прошло столько лет, но при воспоминании о том счастье, что ждало его впереди – глаза повлажнели. Малыш, его первенец, сын. Он будет достойным носителем славной фамилии Алавера. Эжен сам обучит его всему – фехтованию, стрельбе. И обязательно артиллерийскому мастерству, ибо за ним будущее. А вот по грамматике, дворцовому этикету, бальным танцам и музыке придётся нанять учителей. Но он не поскупится, пригласит самых лучших. Загруженный приятными хлопотами, Эжен забыл об обесчещенной русалке и её проклятии. Ведь он искупил вину, когда лишился жены, заплатил страшную цену и теперь имеет право на маленькое счастье.

Но русалка, как видно, не забыла обиды. Беда вновь пришла в покои графского замка. Старик вспомнил, как безутешно плакал над телом любимой, и его плечи вновь сотряслись от рыданий. Лекари и повитухи дрожали от страха, врач, разрезавший живот роженицы, чтобы спасти младенца, стоял на коленях и молился. Но Эжен не смотрел на них, его взгляд был прикован к большому напольному зеркалу, в котором отражалась ненавистная пучеглазая рожа. Во рту чудовище держало медальон с рубинами.

– Тебе всё мало, гадина! – взревел граф, бросился к зеркалу и ударил кулаком. Брызнули осколки, снэши заверещали от ужаса, думая, что господин лишился рассудка. А он с ненавистью давил и крошил сапогами полированное стекло и изрыгал проклятия. Потом обессиленный повалился на пол и заскулил, как жалкая побитая собачонка.

Свое сорокалетие граф Эжен Морильо де Алавера собирался встретить в одиночестве. Он выпил бокал вина и поднялся, чтобы отправиться в спальню, когда доложили, что прибыл барон де Вероне.

Приезд старого друга не слишком обрадовал графа. Они молча обнялись.

– Плохо выглядишь, Эжен, – покачал головой Кармене, – нельзя так изводить себя.

– О чём ты? – махнул рукой Алавера. – Я давно смирился с судьбой. Теперь даже ты не сомневаешься, что я проклят. Ты, верно, голоден? Прикажу приготовить стол.

– Это потом, – остановил его барон. – Я едва не загнал коня – так спешил. Я нашёл способ избавить тебя от напасти.

– Пустое, – вздохнул граф. – Пять раз я был женат. Но проклятая ведьма крепко знает своё дело. Мне никогда не увидеть наследника. Как жаль, что я последний из Алавера.

– Всё ещё можно изменить.

– Нет, мой друг. Я даже был согласен на морганатический брак, готов был родить бастарда, усыновить нищего мальчишку, но всё это не поможет. Зачем попусту губить людей? Я повенчан со смертью.

– Послушай меня! Есть способ избавиться от проклятья! Ты слышал об отце Эрнесто?

– Не знаю. Имя как будто знакомо.

– Его уже четверть века считают святым. Отшельник живёт на севере королевства в маленьком срубе. Это в четырёх днях пути. Я побывал у него, попросил помощи, и знаешь, что он ответил?

– И что же он ответил? – вяло произнёс граф. – Обещал помолиться?

– Нет! Он ответил, что ему уже доводилось снимать проклятия морских дев! Ты не первый, мой друг! Отец Эрнесто поможет!

– Верится с трудом, – сказал граф, но в глазах его вспыхнула надежда. – Если он сделает это – значит, настоящий волшебник.

– Он святой! – горячо воскликнул Вероне. – Слава о нём гремит по всему королевству! Если Эрнесто не поможет – не поможет никто!

Алавера сжал кулаки.

– Если так – надо ехать! Ты поможешь мне, милый Кармене? Покажешь дорогу?

Барон опустил глаза.

– Не всё так просто, Эжен. Отшельник странный. Он запросил немалую сумму и выдвинул одно условие…

– Плевать! – граф вскочил на ноги. – Я засыплю старикашку золотом!

– Подожди, Эжен. Сядь и послушай.

Дождавшись, когда Алавера опустится в кресло, барон тихо заговорил:

– Сумма слишком велика даже для тебя.

– Не томи, Кармене!

– Мне даже страшно произнести её вслух. Но старик сказал, что это плата за твой грех… неведанный смертным.

– Так и сказал?

– Именно. А ещё сказал, что на всё воля всевышнего, и он построит для тебя нерукотворный дворец на небесах. Нищие и калеки получат эти деньги и будут молиться за харида Алавера.

– То есть, он раздаст моё золото голодранцам?

– Да, Эжен.

– Так сколько хочет этот праведник?

Барон вздохнул и шёпотом назвал сумму.

Брови графа удивлённо взметнулись вверх, а рот непроизвольно открылся. С минуту он пристально вглядывался в лицо друга, размышляя, не шутит ли тот. Потом хрипло произнёс:

– Это же больше дохода всех моих земель за двадцать лет…

– Я думал – за все сорок. Прости, Эжен, но старик сразу назвал эту сумму. Мне она тоже показалась немыслимой.

Граф неожиданно улыбнулся.

– Ни одна шлюха на земле не стоила так дорого. Знаешь, что я подумал, Кармене? Мне сорок. Лучшие годы уже позади. К чему одинокому старику сокровища? Я охотно отдам их за призрак надежды. Решено – завтра выезжаем. Прикажу мушкетёрам – пусть собираются!

– Подожди, Эжен! Есть одно условие. Отец Эрнесто сказал, что ты должен ехать один.

– Не понимаю! – нахмурился граф. – Везти такую груду золота в одиночку? Через всё королевство? Твой отшельник точно в здравом уме? Хотя бы пару верных снэшей я могу взять?

Барон развел руками:

– Нет, Эжен. Весь путь от отчего дома до его жилища ты должен проделать в одиночестве. Иначе старик не станет помогать.

– А как он узнает? Я оставлю людей в тысяче футах от его берлоги, а дальше поеду один.

– Он узнает, – сказал барон и опустил глаза, – он же святой.

– Странное условие, – вздохнул граф. – Меня же могут убить по дороге.

– Да, риск очень велик. Не знаю, пошёл ли бы я на него на твоём месте. Такие огромные деньги…

– Плевать, – махнул рукой Алавера, – кто станет горевать о старом развратнике? Разве что ты огорчишься, Кармене. Коли не можешь сопроводить меня – расскажи, как добраться до этого чудного святоши.

Вероне расстелил на столе карту.

– Я всё отметил. Вот здесь таверны и постоялые дворы. Тут застава и королевская почтовая служба – сменишь лошадь. Дальше до жилища старца всего полдня пути.

С того памятного разговора прошло больше двадцати лет, но он помнил каждое слово. Волны под утёсом черны, словно деготь, но ещё чернее его печаль. А лунная дорожка на волнах так же ослепительно светла, как надежда некогда, вспыхнувшая в сердце.

Когда он появился перед Вероне с двумя тяжёлыми седельными сумками, повешенными на плечи, барон рассмеялся:

– Ты похож на панцирную ящерицу, что живёт в полуденных странах.

– С такой ношей ехать я буду медленно, – усмехнулся граф, перекидывая сокровища через седло. – Смотри, как задрожали ноги моего скакуна, а я ведь взял самого выносливого.

– Никогда не видел такой кучи золота, – задумчиво проговорил барон. – Жаль, что я не смогу сопровождать тебя в опасном путешествии. Но до леса провожу.

Они ехали молча. Барон хмурился и кусал длинный ус.

– Не печалься, Кармене! – хлопнул его по плечу Алавера. – Лучше помолись за своего неразумного друга. Если твой волшебник действительно так умел – значит, я стану счастливейшим из смертных. А если нет – мне и жить ни к чему.

– Береги себя, – ответил барон и отвернулся. В его глазах блеснули слёзы.

– Спасибо, Кармене. Никогда у меня не было такого друга.

Вероне кивнул и произнёс девиз харидов:

– Честь дороже жизни.

Наблюдая за удаляющимся другом, барон вполголоса шептал проклятия, а когда тот скрылся за деревьями, нетерпеливо огляделся и позвал:

– Умберто! Где ты?!

Из тени раскидистого дуба неспешно выехал всадник, закутанный в чёрный плащ, лицо скрывал капюшон. Остановился в двух шагах и отвесил лёгкий поклон.

– Ты всё понял, Умберто?

Незнакомец в чёрном небрежно откинул плащ, демонстрируя длинноствольный пистолет за поясом.

Глядя на белую костяную рукоять оружия, барон недовольно поморщился.

– Выделяется, как бельмо на глазу. Я подарил бы тебе пистоль с рукоятью из чёрного бука.

– Это трофей, – бесцветным голосом ответил незнакомец.

– Трофей, – передразнил Вероне и внезапно разозлился: – Не смей прятать от меня лицо! Ты пока ещё низкорожденный снэш!

Тот, кого звали Умберто, неторопливо стащил капюшон с головы и взглянул на барона холодными серыми глазами.

«Волчонок, – подумал Кармене, – молодой, но смертельно опасный. Наверное, не стоит дожидаться, пока он превратится в матёрого хищника». Вслух же сказал:

– Ты никогда не сможешь похвастаться принадлежностью к знати, но печать харида будешь носить по праву. Я обещаю. Смотри – не разочаруй меня!

Тот ничего не ответил, тронул поводья, и его вороной жеребец неспешно порысил по лесной тропинке вслед за уехавшим графом.

Каждый день, стоя на высоком утесе и вглядываясь в маслянистые непроницаемые волны, старик раз за разом перебирал в памяти события прошлого. Они были осязаемы и слишком близки, словно всё случилось только вчера. Боль, которую он испытал, не притупилась и сейчас. Наоборот, она стала сильнее. От неё разбухает и огнём горит сердце, перехватывает дыхание, а из груди рвутся недостойные мужчины рыдания. Он протягивает руки к безмолвному морю и зовёт… Зовёт того, кого знал так мало, но который стал для него дороже собственной жизни.

К таверне он подъехал на рассвете. Небеса, словно исхлёстанные плёткой зари, сочились кровавыми рубцами. Влажный воздух пах свежестью. Перед дверями заведения раскачивался на ветру масляный фонарь. Но граф был не первым посетителем таверны. Высокий человек в чёрном плаще привязывал к коновязи вороного жеребца. Алавера видел, как тот похлопал коня по холке и направился к дверям. Не обернулся, хотя наверняка слышал стук копыт за спиной. Пристроив своего скакуна рядом и стащив с него тяжёлые седельные сумки, граф пошёл следом. Лишь оказавшись внутри таверны, почувствовал насколько голоден. Под потолком висела большая круглая люстра со свечами, но в заведении всё ещё царил полумрак. Приземистый пухлый хозяин низко склонился, сверкнув лысиной.

– Приветствую, ваша милость! Если бы я знал, что меня посетят столь благородные хариды, то разбился бы в лепёшку! Но в этот час у меня обычно не бывает посетителей. Я только сейчас разжёг печь – тысяча извинений!

Граф скинул на скамью ношу, которая предательски звякнула, и сам сел рядом. Глаза коротышки удивлённо округлились, но он был не приучен задавать лишние вопросы.

– Что изволите, синьор?

– Жареного мяса! Вина! Ничего, хозяин – я подожду.

– Премного благодарен! – поклонился толстяк и торопливо побежал исполнять заказ.

Алавера нетерпеливо барабанил пальцами по дубовой столешнице и разглядывал харчевню. Совсем крошечная, он насчитал лишь восемь столов. Похоже, хозяин не жирует. Нет посетителей – нет заработка. В углу сидел незнакомец. В открытые окна скользнули солнечные лучи, и стало светло. «А паренёк-то совсем зелёный. Даже усы не отрастил. Зато шпага непомерно длинная. Эфес закрытый, а гарда сложная, переплетена дужками, как королевские вензеля». Граф усмехнулся. «Разодет, как принц. На голове бархатный берет со страусовым пером, выкрашенным алой краской. Под белым кружевным воротником серебряная цепь с палец толщиной. Что, сынок, на золото деньжат не хватило? Зато на сапоги не поскупился – отличная козлиная кожа. Один сапог надет, как следует, у другого голенище спущено к ступне. Всё по последней придворной моде. Настоящий щёголь. Интересно, что он делает в этой глуши?».

Молодой человек почувствовал на себе чужой взгляд и посмотрел на графа. Их глаза встретились. Брови модника недовольно нахмурились, губы сжались в тонкую линию.

Граф отвёл взгляд. Ещё не хватало нарваться на дуэль. Когда-то он сам был таким же гордым и горячим, то и дело хватаясь за шпагу.

К счастью, появился хозяин и поставил перед щёголем тарелку дымящегося мяса. Молодой задира тотчас забыл обо всём и с жадностью накинулся на еду.

От жаркого так умопомрачительно пахло, что рот графа непроизвольно наполнился слюной.

Вот только поесть харидам так и не пришлось.

Дверь заведения распахнулась, и в помещение вошли шестеро рослых снэшей самой разбойничьей наружности, а их клинки в потёртых ножнах не оставляли никаких сомнений в роде деятельности владельцев. Сердце графа заныло от неприятного предчувствия. И он не ошибся. Все шестеро подошли к его столу. Один из верзил, чей левый глаз скрывала чёрная повязка, дотронулся до мятой шляпы и отвесил шутовской поклон.

– Моё почтение, граф Алавера. Вы так шустро скакали, что мы утомились глотать пыль из-под копыт вашего мерина.

«Ну, вот и всё, – обречённо подумал Эжен. – Странно, что этого не случилось раньше. А ведь до жилища отшельника каких-то несколько часов пути. Ты и здесь обошла меня, пучеглазая ведьма. Но я больше не буду цепляться за жизнь. Последний из рода Алавера умрёт в этой жалкой харчевне. Жаль, даже не узнал её название…».

– Кто вы такие? И что вам нужно?

Одноглазый рассмеялся:

– Кто мы такие – неважно. А вот второй вопрос правильный. Нам нужны кожаные котомки, что лежат слева от вас. Передайте их нам, и мы тотчас уйдём. Право, граф, таскать такие тяжести в вашем возрасте…

Разбойник не договорил. Его перебил звонкий мальчишеский голос:

– Как ты смеешь, низкорожденный снэш, так разговаривать с харидом?!

От неожиданности единственный глаз грабителя мигнул:

– Хуго, что это было?

– А это маленький петушок закукарекал, – ощерился один из громил. – Эй, малец, закрой ротик, иначе я выдеру перо из твоей шапки и засуну его в те уста, что расположены у тебя пониже спины.

Остальные снэши громко захохотали.

– Собака! – глаза молодого человека вспыхнули яростью.

Даже сидящий в напряжении Алавера не успел среагировать, когда юный харид резко выбросил правую руку в направлении говорившего. В свете солнечных лучей что-то ослепительно сверкнуло. Нож!

Бандит ещё не начал оседать, а молодой человек молниеносно вскочил на ноги, крутанулся на носке, и его обнажённая шпага чиркнула по горлу одноглазого. Фонтан алой крови низвергнулся наружу. А в следующую секунду граф опрокинул стол на остальных молодчиков и выхватил клинок. Громилы отскочили в сторону, ощетинившись сталью. Страха в их глазах Алавера не увидел, и это был плохой признак. Лица сосредоточены, движения выверены. Бандиты разделились. Двое обрушили град ударов на него, двое других напали на мальчишку. А тот вёл себя странно, скакал по столам, как заяц, и хохотал словно помешанный. Похоже, что драка доставляла ему истинное удовольствие. Но у графа не было времени следить за выкрутасами эксцентричного паренька, слишком умелыми были враги. С каждым из них он разделался бы без труда, но действуя сообща – они представляли нешуточную угрозу. Эжен сделал обманный выпад и кольнул одного из нападавших в бедро. Тот зашипел и отскочил в сторону, но и сам граф не смог парировать удар второго бретёра, лишь успел слегка уклониться. Вражеская шпага обожгла правое плечо. Алавера отступил, перебросил клинок в левую руку и с мрачным удовлетворением заметил, как шатается один из его противников. Штанина врага почернела от крови, а лицо стремительно бледнело. Вот он выронил шпагу и тяжело рухнул на колени.

Сбоку раздавался лязг клинков и безумный хохот мальчишки. Не выпуская из вида своего врага, боковым зрением граф фиксировал мелькание чёрного камзола. Снэш вытащил из сапога дагу и нацелил её остриё на уровень шеи Эжена. «Ну-ну, приятель, эти фокусы мы знаем». Клинок в руках графа завертелся с невиданной скоростью, выписывая в воздухе немыслимые узоры. Бандит с трудом уклонялся от сверкающей стали, а Алавера, улучив момент, нанёс ему удар сапогом в пах. Разбойник крякнул и согнулся пополам, а в следующий миг тяжёлый клинок опустился на его шею. Хрустнули позвонки, брызнула во все стороны кровь.

«Пора помочь отчаянному пареньку!»

Однако молодой харид, похоже, не слишком нуждался в помощи. Оба его противника уже были ранены. У одного рассечено лицо, и его борода слиплась от крови, другой изрядно прихрамывал. Но грабители не собирались отступать, слаженно работая шпагами, загоняли юнца в угол таверны. Вот его спина упёрлась в стену. Граф, оскальзываясь на мокром от крови полу, поспешил на выручку, и в этом миг мальчишка вдруг безрассудно бросился грудью на врагов. Те выставили клинки навстречу, но проткнули лишь воздух. С виртуозностью балаганного акробата паренёк прокатился между врагами, оказавшись позади них. Свистнула упругая сталь, рассекая кожаную куртку на спине одного из головорезов, тот громко закричал, его товарищ сделал длинный выпад, намереваясь достать противника, но мальчишка, парировав удар, поднырнул под его шпагу и ткнул в грудь левой рукой. Бандит охнул и осел на пол. А удивлённый граф заметил в руке паренька окровавленный нож. «Да этот волчонок прирождённый убийца! Сколько же у него ножей?!».

Оставшийся молодчик, морщась от боли, пятился к двери. А мальчишка наступал на него, белозубо улыбаясь.

– Не убивайте его! – крикнул Эжен, но было поздно. Остриё шпаги вонзилось разбойнику под нижнюю челюсть. Проводив взглядом рухнувшее тело, Алавера огляделся. Все мертвы. Но нет – один из бандитов издал тяжкий вздох. Тот, что получил укол в бедро. Граф опустился перед ним на колено, ухватил за ворот, крепко встряхнул.

– Кто послал?! Отвечай!

Но разбойник лишь улыбнулся и испустил дух.

– Отличный удар, – похвалил паренёк. – Пропороли бедняге артерию.

Граф поднялся:

– Вы спасли мне жизнь. Я ваш должник.

Мальчишка смутился.

– Разве вы не поступили бы так же? Честь дороже жизни!

Он вдруг спохватился:

– Да вы ранены, милорд! Позвольте помочь вам!

Оторвав рукав у собственной рубахи, умело перебинтовал Эжену плечо.

– Спасибо. Не жаль рубаху?

– У меня есть запасная, – рассмеялся мальчишка. – А ещё у меня есть целебная мазь, она заживляет любые раны, даже самые глубокие. Только боюсь, сейчас нет времени. Когда началась заварушка – трактирщик сбежал, и я уверен, что он кинулся на пограничную заставу. Скоро здесь будут стражники, а мне нет резона встречаться с ними.

– Как и мне! Тогда бежим?!

– Бежим!

Оба харида вскочили на коней и галопом понеслись прочь от маленькой таверны, где на залитом кровью полу остались лежать шесть мёртвых тел.

Удалившись на порядочное расстояние, беглецы сделали привал. Эжен стащил с коня седельные сумки, бросил на траву, сам сел сверху.

– Я не спросил вашего имени, мой добрый спаситель. Кого мне следует поминать в ежедневных молитвах?

Лицо мальчишки потемнело.

– Виконт Марино. Я нездешний. И не святоша. Мне достаточно вашей благодарности. Позвольте, я перевяжу вас?

Наблюдая, как паренёк сноровисто обрабатывает рану и накладывает повязку, граф вздохнул. Его умершему сыну сейчас было бы столько же лет. Красивый и рослый парень. А глаза какие. То серые, как грозовые тучи, то синие, как море. Странная грусть неожиданно сдавило сердце, словно этот мальчик был ему не чужим.

– А я как раз еду к одному святоше, Марино. Еду, чтобы избавиться от проклятия, – и граф без утайки поведал свою историю. Он боялся, что паренёк будет смеяться, но тот лишь нахмурился:

– За всё надо платить.

– Согласен. Потому и везу такую груду золота. А жаль, что бандиты так некстати прервали нашу трапезу. Я голоден, как волк.

Улыбка озарила лицо виконта.

– Не в моих правилах бросать оплаченный завтрак. Если не побрезгуете, граф. – С этими словами он извлёк из дорожного мешка два куска жареного мяса. – Холодное, правда.

– Вы вторично спасаете мне жизнь! – воскликнул Алавера. – Какой же вы молодец!

Утолив голод, Эжен поднялся.

– Мне надо ехать, Марино. Пообещай, что приедешь в мой замок. Я буду ждать. Не знаю, но мне отчего-то тяжело с тобой расставаться. Навести старика, сынок.

Мужчины крепко обнялись. Виконт долго глядел вслед удаляющемуся всаднику, потом закрыл лицо руками и всхлипнул, совсем как ребёнок.

Тропинка к дому отшельника изрядно заросла кустарником, да и сама хижина больше походила на землянку. Маленькая, вросшая в песок и тёмная внутри.

За почерневшим столом на единственном табурете восседал старик. Лицо, испещрённое морщинами, было недовольным и злым.

– Явился, грешник! Где золото?

Алавера опустил тяжёлые сумки на стол.

– Здравствуйте, отец Эрнесто. Мне сказали, что вы можете помочь…

Отшельник открыл одну из сумок, достал монету и попробовал на зуб.

– Продешевил я. С такого богоотступника надо было взять больше. Но уговор есть уговор. Я давно жду тебя и приготовил отвар. Выпей его, чтобы я смог извлечь чёрную занозу, торчащую в сердце. – Старик встал и достал с полки под потолком деревянную кружку, поставил на стол. – Сядь и медленно пей. Не противься зелью, отпусти душу и разум на волю, ибо лишь в небесном парении твоё спасение.

На негнущихся ногах Эжен подошёл к столу и плюхнулся на табурет. Сердце бешено билось. Неужели всё получится, и он избавится от проклятия?!

Рука дрожала, когда он потянулся к кружке.

И в этот миг дверь избы широко распахнулась. На пороге стоял Марино, в руке пистолет.

– На вашем месте я не стал бы пить это зелье, граф. Оно отравлено!

– Кто это?! – вскричал отшельник. – Ты нарушил моё условие! Ты должен быть один! Убирайся и забери своё золото!

Алавера остолбенел.

– Марино! Зачем ты здесь?! Я же всё рассказал тебе! Прошу вас, отец Эрнесто! Он сейчас уйдёт!

– Отец Эрнесто умер три года назад. – стальным голосом сказал виконт. – А это всего лишь ряженый убийца! – Он поднял пистолет и выстрелил старику в голову.

Граф вскочил и в ярости сжал кулаки.

– Что ты натворил, щенок! Ты знаешь, сколько лет я ждал этого дня?!

– Я ждал не меньше. – виконт швырнул на стол пистолет с белой костяной рукоятью. – В кустах прятался его подельник. Звали негодяя Умберто «Быстрый стрелок». Но мой нож оказался быстрее. А ещё, я умею развязывать языки даже молчунам. Бандиты в таверне и эти двое наняты Кармене Вероне. Если бы колдун не справился – Умберто застрелил бы тебя.

– Что ты мелешь, дурак?! – графа трясло от злости. – Кармене – мой единственный и самый верный друг!

– Значит, не столь крепка была дружба, если так легко истлела под взором жёлтого дьявола.

– Убью тебя, гадина! – взревел граф и выхватил шпагу.

– Остановись, отец! – возвысил голос Марино и взял кружку с зельем. – Знаешь, какие первые слова я произнёс, когда научился говорить? Они были просты: «Я убью Алавера!». Так я сказал матери. Чтобы отомстить, я научился фехтовать и стрелять, метать ножи и орудовать удавкой. А когда встретил тебя, понял, что не смогу. Но я сполна отомщу за унижение матери, ибо ты не простишь себе гибели единственного сына! – Виконт вздохнул и медленно выпил зелье. Деревянная кружка упала на пол.