Текст книги "Американец. Неравный бой"

Интермедия

Белорусское Полесье. Штаб 2-й бронетанковой дивизии

– …Нам что, никто не поможет?! Как же так, черт побери! – Голос Паттона гремел словно гром, и даже звуки взрывов, грохочущих в паре километров от штаба, не заглушали его. Но три присутствующих офицера не воспринимали крик генерала как укор в свою сторону. А уж артобстрел и вовсе их не тревожил – война на дворе, а не прогулка по Техасу. Все понимали – это крик души генерала. Крик безысходности. – «Приказываю прорываться по направлению Октябрьский – Паричи…» Как?! Как, их спрашивают, это сделать! В штабе корпуса вообще читали то, что мы им сообщили?! ВОКРУГ БОЛОТО! Отсюда до этого чертова районного центра шесть миль заболоченной и абсолютно непроходимой местности! Если чудесным образом их удастся пройти, тогда будет совершенно плевать, что до Паричей придется еще тридцать миль прорываться! Да будь там хоть все сто миль – плевать! Там – дорога, здесь же сплошное болото! – Схватив со стола кружку остывшего кофе, Паттон сделал несколько жадных глотков и на миг задумался. – Нас все время давят и давят проклятые квашеные и эти поляки! Не дают нам ни минуты передышки, приковывают каждую секунду к позициям, заставляя драться, а не искать выход!.. Слава богу, нас не перестают прикрывать с воздуха русские летчики. Бесстрашные они, сукины дети! За это я очень благодарен советскому командованию. Но возможности хоть что-то сделать как не было, так и нет… – Тяжелый вздох генерала, полный боли и огорчения, словно молот ударил по головам окруживших его офицеров. Они потупили взоры и, казалось, перестали дышать.

– Сэр, сейчас наша главная надежда на эту старую дорогу через болото, о которой говорил майор Семяхин. Если мы сможем ее найти – мы вырвемся, сэр. – Один из штабных офицеров поднял усталый взгляд на своего генерала.

– Да… Но если дороги не будет, попытаемся пройти по болоту вот здесь, – Паттон провел пальцем линию на карте.

– Но там же немцы! У них в этом секторе минимум два батальона танков, несчитаное количество стволов артиллерии и не меньше двух полков пехоты, сэр!

– …И все это прикрыто болотом, майор, не забывайте об этом. Танки там не пройдут. И наши в том числе, – ответил на вопрошающие взгляды генерал. – Но люди – точно пройдут. Орудия противника мы подавим массированным огнем нашей артиллерии и танков, наведем авиацию союзников. Кавалеристы и батальон мотопехоты будут прорываться здесь. – Офицеры невольно охнули. – Знаю, это дьявольски рискованно, но если они прорвутся, то смогут нанести удары по ближайшим тылам, и тогда мы точно пройдем вдоль болота!

– Это может сработать, сэр. Думаю, еще следует бросить в кавалерийский прорыв хотя бы роту танков. Лучше уже они послужат с пользой там, мы же их после артподготовки все равно бросим. Пусть хоть какую-то пользу еще принесут, – подал голос полковник в экипировке танкиста, до той минуты задумчиво изучавший карту.

– Да. Пусть будет так. Те части, что сейчас держат юго-западное, западное направления, в случае удачного прорыва на севере пойдут арьергардом, им в прикрытие оставим батальон «Росомах» и дивизион гаубиц. – Глубоко вздохнув, генерал утер со лба пот и тише добавил: – В случае удачного прорыва мы выйдем на коммуникации ударных сил, наступающих на Бобруйск… Схватим за хвост гадюку…

– Она нас точно ужалит, сэр. Это верная смерть, сэр. – В голосе полковника слышались нотки смирения. Он уже принял свою участь – выбраться живым из затеянной мясорубки мало кому удастся.

– А это и так план без шансов, Лесли! Либо сдохнуть, захлебнувшись в болоте, либо попытаться ударить врага в мягкое брюхо!..

Неожиданно полог палатки шелохнулся, и, хлюпая полными болотной жижи кавалерийскими сапогами, медленно вошел грязный с головы до пят капитан-кавалерист. Слегка пошатываясь, он остановился у стола, распространяя отвратительный запах болота. Все взгляды тут же обратились на него – ведь он командир группы, разыскивающей дорогу через болото.

– Капитан Бриггс, вы смогли найти дорогу? – В ответ тишина. – Русские ее нашли?.. Почему вы молчите? Что случилось, капитан?

– Дороги мы не нашли… – бесцветным голосом пролепетал капитан и стянул с головы широкополую шляпу, закрывавшую его лицо. Все удивились, увидев слезы на щеках бравого кавалериста. – Генерал-майор Эдна Романца Чаффи… умер…

Весь день из-за одной новости пошел наперекосяк. Не могу я вот так, запросто наплевать и забыть о двух с лишним дивизиях, попавших в капкан. Там десять с лишним тысяч человек погибнут, потому что никто и ничем не способен им помочь! Та помощь, что обеспечивается им сейчас, лишь оттягивает момент гибели или пленения…

Почему же это так?!

Этот проклятый вопрос весь день вертится в голове, не давая покоя. Ем – думаю, беседую с кем-то – опять думаю, даже проверенный метод забытья – работа до седьмого пота – не помогает. Даже страшно стало. С чего бы вдруг мне ТАК сильно волноваться. До дрожи в руках от умственного напряжения. Вокруг все трудятся, готовятся к прорыву: ведь есть приказ, и он не обсуждается. А если приказ требует идти к спасению – обсуждать его грешно. Но я так не могу. Даже отдохнуть толком не могу. На дворе вечер, скоро вертолеты за ранеными прилетят, а я кручусь как юла на ставшей чудовищно жесткой и неудобной лежанке из ящиков, застеленной тремя одеялами. Не могу лежать, не могу!

Как же можно помочь Паттону и Чаффи? Как?!

Хорошо, попробуем думать рационально. Какие есть возможные решения? Где карандаш и блокнот? Вот они… Так, вход в палатку завешен, окна – тоже. Зажигаем керосиновую лампу и думаем!

Решение первое – прорыв через линии врага. Как это обеспечить? Превосходством силы – это раз. Но его явно нет, немцы и поляки все-таки прижали дивизии к болоту и не отпускают. Как получить превосходство? Надо убрать достаточную часть сил противника, и дивизии сорвутся с места, проломив где-нибудь окружение. Большие потери неизбежны. Это раз. Во-вторых, прорыв будет направлен либо вдаль от фронта, либо перпендикулярно ему, это не способствует скорости бегства. Да и как убрать хотя бы пару немецких или польских полков из сил окружения?.. Не знаю… Вывод – данное решение почти нереально.

Решение второе – врыться в землю и ждать возвращения фронта. Сразу в топку. Фронт, видимо, вернется не скоро, а поддерживать окруженные силы боеприпасами, медикаментами и едой до тех пор будет дьявольски сложно. Коридор фига с два пробьешь, авиации на перебрасывание всего требуемого надолго не хватит. Не вариант…

Решение третье – эвакуация по воздуху. Еще раз в топку. Авиации надолго не хватит опять-таки. Никто не станет рисковать сколь-либо серьезным количеством самолетов-транспортников для спасения с пятачка десяти-пятнадцати тысяч человек. Там весь котел артиллерией простреливается – накроют взлетно-посадочную полосу, и все. Эвакуация завершена, потери составляют…

И решение последнее – пройти через болото. Пройти через болото… Как это сделать?

Проложить по болоту гать. Это раз. Найти проходы, а они должны быть – болото ведь не на всей своей площади бездонное и непроходимое, просто где-то глубже, а где-то мельче. Два. Найти дорогу, если такая там была или есть. Три.

Стоп-стоп! Три…

Так-так-так! Какое там расстояние от дивизий до райцентра в сводке указывалось? Примерно десять-двенадцать километров. Идея меня так зацепила, что мозг начал вырисовывать просто идеальный план. До такой степени я был рад ухватиться за любой более-менее действенный вариант. Черт, нужна нормальная карта! У меня ни на одной из доступных карт нет участка с этим дурным Октябрьским. И что это значит? А значит, пора вновь наведаться к старшему лейтенанту Томилову…

– Что стряслось, товарищ Пауэлл? С чего такая спешка? Геликоптеры по плану прибудут лишь через три часа, в полночь…

– Карты! Мне нужны карты местности! Карты, товарищ старший лейтенант! – Клим шарахнулся от меня как от огня. – Есть одна важная мысль и нужна твоя помощь!

– Хорошо, хорошо…

Карты местности у старлея были получше моих, да и трофейных хватало с избытком. Поляки и фрицы знатно приготовились, каждый офицер уровня командира полка имел при себе карты доброй половины Белоруссии. Наступать они собирались всерьез и в любом направлении, главное – приказ получить. Томилову повезло прихватить польский штабной автобус в Туголицах: офицерики упорхнули, а вещички свои позабывали. Вот сейчас над польскими картами мы и корпели.

– Что же ты пытаешься разглядеть, Майкл? – раздраженно спросил Клим, перейдя на «ты».

– Дорогу!.. Дорогу от райцентра Октябрьский… через болота… к окруженным дивизиям…

– Какого черта, Майкл?! – Климент схватил меня за плечо и с силой оттолкнул от стола. Вот такого поворота событий я никак не мог предугадать. Да я даже сначала не понял, с какого перепугу старлей сделал это! Толкнул он меня знатно, я, не успев сконцентрироваться и перенаправить силу, отлетел на пару шагов и счастливо рухнул пятой точкой на скамью у стены. – Я все понимаю, Майкл, – там погибают твои соотечественники! Но нам приказали уходить к Березине! Прорываться к фронту! Нам! Тебе и мне! Надо людей спасать! А не сходить с ума оттого, что нет возможности помочь им. Дорога тебе нужна, ишь ты! К ним собрался? Через болото решил пройти и помочь окруженным? Нельзя! У тебя приказ спасать доверившихся тебе людей! Возьмите себя в руки, товарищ первый лейтенант!..

Человека, впавшего в панику, апатию или истерику, такой наезд, может быть, и отрезвил бы, но я не терял здравости ума… Вроде бы не терял… Не меня одного крыша подвела – старлея тоже занесло. Х-ха!

– Я не собираюсь к ним. Я хочу, чтобы они вышли ко мне, – спокойно, без лишних эмоций парировал я. Томилов тоже немного успокоился, с ухмылкой посмотрел на меня и отмахнулся:

– Думаешь, ты один такой умный… Смотрел я эти карты, нет там ни одной пометки, ни одной черточки, указующей на дорогу или тропу через болото… Нету!

– А гать проложить? – не сдавался я.

– Десять километров гати проложить? У тебя есть пара бригад строителей и немереное количество стройматериала? Или времени много? Ну ладно, людей у нас много, бревна просто-напросто можно нарубить, а потом уж и прокладкой гати заняться. Только кто нам, таким умным, даст все это сделать? В райцентре небось врагов битком набито! Сидят и ждут таких умников, как мы… – Спорить с такими доводами невозможно. Бессмысленная трата времени и сил. У меня есть приказ – отходить к Стасевке, идти на прорыв. ПРИКАЗ! А чего я себе надумал?.. Но тяжко это, ой тяжко!

– Ты прав, Климент. Прав. И от этого не легче…

– Знаешь что, пойдем-ка на склад к нашему кашевару, по рюмашке для успокоения нам не помешает… – Впервые я с легкостью согласился с предложением пойти выпить чего покрепче…

Толстощекий усач сержант Полищук молча посмотрел на наши лица, понял, что нам требуется, и налил в две кружки трофейного коньяка.

Сидели мы недолго. Просто сидели, ни о чем не говорили, ни о чем не думали. Потом выпили еще по одной, и Томилов ушел, я же остался сидеть, тупо разглядывая в тусклом свете лампочки, как перекатывается по дну кружки янтарный коньяк. Мыслей в голове не было, как и желания сидеть дальше. Но что-то меня держало на месте, словно нужно было дождаться некоего события…

– Цяжка вам, таварыш лейтэнант. Родны дом далёка, за акияном. А мой вось недалёка, у Старой Дуброве… – Меня как током пробило. В глазах все на миг помутилось и обратилось в серую пелену. Мысли, словно новости в бегущей строке – краткие и информативные, – заметались пред глазами. Он сказал – Старая Дуброва… – А там зараз фашысты! Э-эх! А у мяне там сястра осталася… – Старая Дуброва, где это? Где я это видел? Что это значит? Разум тут же выдал – это поселение я видел на польской карте у Томилова в штабе. Это Октябрьский район!

– Это Октябрьский район. – Голоса своего я не узнал. Лязгающий, лишенный эмоций звук скорее бы подошел компьютерной имитации голоса, а не человеку.

– Так и есць, – удивленно и немного испуганно ответил Полищук. – На карце мабыць разглядзели мае сяло?..

– Как хорошо тебе знаком Октябрьский район? Есть ли там дороги от районного центра через болото на запад? – Замешкавшись на миг, вспомнил названия поселений за болотами. – На Поречье, Растов или Мёдухов дороги есть? – «Серое» состояние подавляет эмоции, но даже так я ощущал, как сильно колотится сердце.

– Добра ведаю. То мае родныя месцы, вырас я там. Тропы ведаю и да Парэчча, и да Растова, и да Мёдухава…

– Дороги, гати там есть? – четко, с расстановкой проговариваю каждое слово.

– Ёсць дарога. Адна. Да Парэчча в тридцаць пятам гать добрую праклали, думали лесопильну сроитя, дравину вазиць, ды так и кинули гэтую справу с лесопильной, а гать засталася. А да Мёдухава от Парэчча и дарога не патрэбна, там миж балотами старыя пагорки тырчаць, па им хоць хади, хоць едь – не патонеш…

Серую пелену просто вышибло из головы фонтаном эмоций. Я вскочил как заполошный, забыл напрочь о ранении, отшвырнул кружку, опрокинул какой-то ящик, пока добирался до белоруса, чтобы его обнять.

– Дорогой ты мой человек! Ты хоть знаешь, что ты мне сейчас поведал! Ты тысячи жизней сейчас спас! Надо обо всем рассказать товарищу Томилову! Срочно за мной! Бегом!..

Старлея удалось найти не сразу – он, нехороший человек, решил перед эвакуацией раненых еще разок проверить их состояние. Тоже мне врач нашелся! Тут такое намечается, а он шляется, людям мешает!

– Товарищ старший лейтенант! Климент!

– Чего ты… вы кричите, товарищ Пауэлл! Видите, раненых готовят к отправке. Что случилось? – Я бы тоже на месте Клима был раздражен в подобной ситуации, но суть моего дела, думаю, исправит это.

– Дорога есть! – эмоционально, но уже значительно тише воскликнул я.

– Какая дорога?.. – Надоело старлею мое безумие, вижу – надоело. Но не дурак он, быстро сообразил, о чем я толкую. – Что? Дорога?

– Вот! – Подтаскиваю за рукав к себе Полищука. – Он из Старой Дубровы, это поселок в паре километров от Октябрьского! Он местный, понимаешь?..

– Ну-ка, ну-ка. Расскажите подробней, товарищ Пауэлл…

Сказать, что коллега был удивлен, – значит не сказать ничего! Его шокировало мое везение и нежелание сдаваться. Да и сам Клим обрадовался такому повороту. Чего уж таить, помочь спастись большому количеству людей – это благое дело, ради которого и на приказ можно наплевать.

После короткого пересказа моего разговора с сержантом мы ударились в тонкости и стали допытывать Полищука – легко или сложно найти гать к Поречью, могли ли ее найти враги, каково состояние настила, пройдет ли тяжелая техника, заметна ли дорога с воздуха и прочее и прочее! Белорус с завидной стойкостью и спокойствием обстоятельно отвечал на вопросы, укрепляя в нас чувство безграничной радости. Мы сможем помочь дивизиям! Ура!..

– Раз гать проложена в стороне от райцентра и само полотно притоплено, значит, обнаружить ее непросто, это плюс. Опасаться обнаружения дороги врагом не стоит, это если, конечно, местные жители не рассказали о ее существовании… С другой стороны, я могу со стопроцентной уверенностью сказать – в Октябрьском сидят враги и ждут возможного прорыва через болото. Да и транспортные артерии проходят через райцентр, перебросить дополнительные силы к месту прорыва фашистам не составит труда… Не смогут наши перевести через гать достаточно большие силы, чтобы быстро занять сам райцентр и сдержать удары врага. Их сбросят и разобьют в болоте… Э-эх! – Вглядываясь в проведенную карандашом на карте линию дороги через топи, старлей горько вздохнул. Проход нашелся, а решение – нет! – Ну вот пройдут наши посыльные по этому пути к дивизиям и что? Как видишь – выхода все равно нет!

– Да-а, тут опять клин… Но выход есть! Захватить райцентр и перерезать дороги к нему… – И, не давая собеседнику возможности мне возразить, заговорщическим тоном добавил: – Нам захватить.

Лицо Клима вытянулось, глаза его полезли на лоб, а брови скрылись в складках на лбу.

– Но приказ… – пролепетал он.

– Плевать! – отмахнулся я. – Нам все простят, даже нарушение приказа, если мы сможем обеспечить выход дивизий из окружения! У нас с тобой в руках немаленькая сила, танки, самоходки, пехота с тяжелым вооружением. Да, враги знают о нашем существовании, но я сильно сомневаюсь, что они ждут от нас чего-то в этом духе. – Проведя стрелку на карте от склада до райцентра, я показал, что именно имел в виду. – Если захватим поселок на пару часов и дадим пройти хотя бы паре-тройке батальонов или даже полку из-за болота, противник ничего с нами уже не сделает. Сил у него не хватит! Поляки и немцы не первый день наступают, их коммуникации растянуты, тылы, вероятнее всего, отстают, как и резервы, – сил для повторного окружения двух дивизий им срочно взять неоткуда. Ну, я так думаю… А чтобы перебросить те войска, что блокировали наших у болота с той стороны, нужно время.

– Может быть, ты и прав… Но какие силы сейчас занимают Октябрьский? Мы не знаем! Может, у нас не хватит сил хотя бы для захвата, не говоря об удержании… – уже не так уверенно сопротивлялся собеседник.

– Нужно послать разведку. И сделать это надо немедленно. Тогда завтра днем мы сможем решить, что и как делать дальше. – Все, я выиграл этот поединок: в глазах старлея загорелся нешуточный огонь азарта.

– Да, так и сделаем. Я отправлю своих разведчиков, и хорошо бы твоих рейнджеров им в усиление выделить.

Подхватив со стола карту с пометками и фуражку, Клим направился к выходу.

– Хорошо, отошлю к тебе отделение. Но тогда нужен будет переводчик, – поторопился я следом.

– Вадер пойдет с разведкой, пусть к нему идут. Думаю, надо еще Полищука к ним подключить, раз он здесь все знает…

На выходе из землянки мы с удовольствием пожали друг другу руки и бегом отправились к своим бойцам.

Бойцы разведывательной группы довольно быстро собралась и уже через час после поступления приказа отправились в путь на трофейной польской технике – грузовике «Урсус» и танкетке TKS-4 с двадцатимиллиметровой пушкой, удивительно похожей на значительно уменьшившийся истребитель танков «Хетцер».

В полночь мы с Томиловым встречали эвакуационный транспорт. На освещенную фонарями площадку приземлились санитарные Си-6. Почти сразу я заметил отличия этих машин от той, на которой довелось полетать. Эти несли по четыре капсулы для транспортировки лежачих раненых – две на пилонах внешней подвески и две, расположенные поперек корпуса вместо пассажирских сидений. С вертушек высадились четверо гостей – майор-хирург с двумя ассистентками и армейский капитан, представитель штаба 29-й моторизованной дивизии из состава так и не дошедшего вовремя до Бобруйска мехкорпуса Хацкилевича.

Медики занялись своими делами, начались разгрузочно-погрузочные работы, а мы с Томиловым повели капитана в штаб.

Капитан минут пятнадцать, обстоятельно так, с душой, словно на политсобрании, рассказывал нам, что и где сделано для нашего благополучного прорыва за Березину. И о двух моторизованных полках, усиленных ротой танков, готовых переправиться к Стасевке и захватить плацдарм, о диверсионных подразделениях, стянутых для нанесения удара по тылам и коммуникациям врага в момент нашего прорыва, об эскадрильях штурмовой и истребительной авиации, ожидающей приказа поддержать нас… Только мне все это безынтересно было слушать, если не сказать больше – противно. И старлею, похоже, тоже. Столько сил нам в помощь выделили, если капитан не врет для нашего успокоения, а дивизиям помочь не могут… Однако ясное дело, там, у Паттона, – одно положение, считай безвыходное, у нас – другое. А на душе все равно погано… Капитан поинтересовался причиной наших кислых мин. И мы открыто поделились нашим замыслом…

Собеседнику не понравилась идея нарушения приказа. Он ругался, но не сильно: ведь одновременно с негодованием ему пришелся по душе наш план, точнее, зарисовки плана спасения окруженных союзников. Капитан понимал неравнозначность возможных потерь – пара батальонов против пары дивизий. И если, нарушив приказ, малые силы смогут спасти почти пятнадцать тысяч человек, то им точно простят все!..

С капитаном договорились о дальнейших действиях – если завтра днем мы на основании данных разведки сообщим в штаб, что идем на прорыв, значит, все подготовленные силы поддержки остаются у Стасевки. Если же пойдем к райцентру – они должны выдвигаться к Паричам и готовить прорыв там. Кроме прочего, попросили передать окруженным через штаб 29-й дивизии информацию о дороге через болото и просьбу готовиться к выходу из окружения, и планировать его не раньше, чем на завтрашний день.

После отлета вертолетов в лагере почти все отправились спать: время-то уже за полночь. Только группа «залетных» медиков и наших санитаров, готовивших к отправке вторую, и последнюю, на сегодня партию раненых, за которыми вертолеты прибудут к утру, продолжала бодрствовать.

Пред тем как отойти ко сну, я поймал себя на неприятной мысли: «А может, ну его, этот поход на юг… Паттон с Чаффи небось не дураки, прорвутся…» До боли сжатый в руке осколок, извлеченный из моей ноги, заставил забыть эту трусливую мыслишку…

Разведчики вернулись днем и привезли хорошие вести и добрых гостей. Точнее – Гостя! Целого подполковника железнодорожных войск, командира 7-го отдельного дивизиона бронепоездов Василия Павловича Жмакина. Измученный, с серым лицом и впавшими глазами, еле стоящий на ногах, он выглядел жалко. Мы с Томиловым, честно говоря, поначалу выпали в осадок – откуда он здесь взялся, этот подполковник?! Прежде чем разговаривать с железнодорожником, Вадер отправил его в сопровождении Полищука на кухню – командир несколько дней почти ничего не ел.

– Ну, что там в райцентре? – нетерпеливо окликнул Ханнеса Клим, когда подполковник вышел из штабной землянки.

– Все в порядке, – довольно улыбнулся особист и извлек из планшетки карту с пометками и блокнот. – Начну по порядку. Кхем… В самом Октябрьском расквартировались и поляки, и немцы. Начну с пшеков, их больше… В домах на западной окраине поселка, вот здесь, здесь и здесь, – указав на обведенные карандашом кварталы, Вадер сверился с блокнотом, – проживает примерно три сотни польских пехотинцев, пара рот, не больше. Здесь, у станционных складов, под навесами шесть танкеток TKS-4 и три танка 9ТР. Экипажи проживают в домах за путями. На запасном пути стоит наша, советская, бронедрезина, об этом подробнее товарищ подполковник расскажет, когда вернется… – Мы кивнули. – На крыше крайнего склада, вот тут, крупнокалиберный зенитный пулемет, еще два таких же – на здании станции. За окраиной, на западе, батарея сорокамиллиметровых зенитных автоматов «Бофорс». Это все по полякам… – Перевернув страничку блокнота, докладчик продолжил: – Немцев мало – только расчеты и тыловые службы пяти самоходных орудий, размещенных здесь, в капонирах, и взвод фельдполиции. Самоходки и прикрывают польские зенитчики.

– Что в Новой и Старой Дубровах, Лавстыках, Рабкоре? – немного раздраженно потребовал старлей.

– Почти ничего – сожгли враги эти селения… Да и Октябрьский – наполовину пепелище…

Опа! Неприятное известие. Я-то думал, чего Полищук глаза прячет да вздыхает тяжко? Ах фашисты проклятые! Теперь точно надо идти и выносить их всех, к чертовой матери!..

Потом Вадер вкратце рассказал о мелочах – постах на въездах в райцентр, расположении наблюдателей, безопасных подходах к восточной окраине поселка со стороны железной и автомобильной дорог и прочем. В конце концов я удивленно почесал затылок и спросил Ханнеса:

– Неужели вы за считаные часы сумели разведать вот это ВСЕ? – постучал я по карте. – Как-то меня берет сомнение…

– Честно говоря, мы все и не разведывали, – веселый такой ответ. Томилов аж закашлялся. – Большую часть информации мы получили от разведчиков подполковника Жмакина. Они там прямо перед нами со вчерашнего вечера ползали, все выведывали…

– Интересно-интересно… А поподробнее?

– …Можно и поподробнее, товарищи командиры. – В землянку тихонько спустился подполковник и сразу же вступил в разговор.

И поведал нам товарищ Жмакин очень интересную историю. Оказывается, на железнодорожной ветке, между Ратмировом и Мошнами, что лежат северо-восточнее Октябрьского, на старом ответвлении в лесу стоит… бронепоезд! Точнее, трехбашенный мотоброневагон МБВ-3М, тяжелая бронедрезина-транспортер БДТ-40 с башней и орудием от танка Т-50 и двухосная платформа, а также пехотное прикрытие в виде сводного взвода из американских и советских солдат, прибившихся к железнодорожникам. Оказалась вся эта бронированная солянка там, где она сейчас есть, по классической военной глупости – им не туда приказали ехать. Когда начался прорыв на фронте, дивизион Жмакина, состоявший из двух бронепоездов и двух мотоброневагонов, перегнали из Могилева в Бобруйск, откуда поезда должны были направиться к Старым Дорогам, Осиповичам и Октябрьскому. Но вот беда, при проходе Жлобина на МБВ-3М командира дивизиона случилась поломка, и пришлось остаться на станции для проведения ремонта и дальнейшего выдвижения в район боевых действий. Все почти получилось, только вот из-за ошибки в штабе командир дивизиона направился к бронепоезду, уже погибшему на тот момент в бою западнее Октябрьского. Пока разбирались, что дальше делать, в Бобруйске американцы счастливо жахнули железнодорожный мост, и полковник с остатками своего дивизиона в этом районе очутился в ловушке. В конечном итоге вышло, что импровизированный бронепоезд, снабженный двойным боекомплектом и запасом топлива, остался без крошки еды и связи, в глухом лесу, никому не нужный и забытый.

Но подполковник не опустил рук и предпринял попытку прорваться на юг, но остов разбитого на путях БЕПО помешал пройти дальше, а потом и авиация привязалась. Второй раз идти на юг – смерть. Враги после первой попытки засаду устроили. Пути между Оземлей и Ратмировом заминировали, а в самих поселках разместили танки и самоходки. Понимают фашисты, что к Бобруйску идти бессмысленно, а вот на юг, хоть ради мести, в последний бой – очень может быть.

Подполковник пытался найти выход из свалившихся на голову проблем, и в первую очередь посылал разведку обшаривать округу в попытках найти еду и изучить обстановку. В конечном итоге до момента встречи с нашей разведкой ему удалось разузнать достаточно всего, что сильно пригодится всем нам при штурме райцентра…

По стеклу штабного автобуса неспешно бегут капли дождя. Весь вечер и всю ночь небо обрушивало на головы упорно идущих на юг солдат дождь и шквальный ветер. Буря то слабела, то вновь нарастала, бросая в лицо все более резкие порывы ветра. Казалось, сама природа воспротивилась затее отважных людей. Но никто не жаловался. Все знали – их цель стоит испытываемых трудностей. И я чувствовал, слышал в моем мозгу, зависшем на грани «серого» и обычного состояния, одну назойливую мысль, полную необъяснимой и железно непоколебимой уверенности: «Наш выбор изменит историю!»

Изменит историю… С чего это взялось в моей голове? Если подумать – ни с чего. Просто я это ЗНАЮ…

И как-то незаметно переключился с масштабных, серьезных Мыслей на приземленные мыслишки…

Просторный этот трофейный автобус – сколько тут места! И два радиста со своими шарманками удобно разместились, и стол большой с четырьмя выдвижными мягкими креслами в наличии, и вешалка для одежды и головных уборов у входа присутствует, в углу и вовсе шкафчик со всем, что требуется для чайно-кофейных посиделок! Шик, а не штаб на время поездок! Жи-и-ирно поляки воюют…

– Время, Пауэлл. Все должны уже выйти на исходные позиции, – постучал карандашом по карте Томилов, переключая мое внимание с отстраненных мыслей на работу…

– Да… Пора… – замешкавшись на мгновение, подтвердил я.

Сейчас все начнется. Значки на расстеленной передо мной карте, словно список задач и подразделений, назначенных на их выполнение, встали пред глазами.

Раз все начинается, то нужна задача номер один. Взгляд вылавливает из нагромождения значков на карте несколько стрелок и пометок, указующих на искомую задачу.

Цель «намбр уан» – очистка железной дороги и прилегающей территории от опасностей на участке Ратмиров – Оземля. Выполним это – и к Октябрьскому сможет пройти бронегруппа подполковника Жмакина с десантом. Для ликвидации находящихся в поселках сил противника выделено два взвода бойцов, вооруженных преимущественно револьверами с бесшумными патронами и ножами. Для очистки от фугасов полотна путей направлены шесть инженеров.

Эх, не пустили меня Вадер с Кингом «на дело» – поселки зачищать да трофеи собирать. Злыдни заботливые. Негоже, говорят, командиру, координатору всей операции, головой на поле брани рисковать. Или подавай им в штабе равнозначного мне офицера, командира американской части нашего интернационального соединения, коего на примете нет, – одни сержанты. Второй лейтенант Оклэйд в этом случае не в счет – он удачно нашел себя в деле снабжения и тылового обеспечения, там и трудится. Вдобавок я вроде как инициатор всей заварушки и один из главных стратегов, разрабатывавших операцию. И, апеллируя этими доводами, опекуны заставили забыть о любых «войнушках-пострелушках», кроме тех, что проходят на карте и в голове. Короче, командуйте, товарищ первый лейтенант, и не выпендривайтесь… Вот и буду я теперь только доклады слушать да в тылу сидеть… А сейчас и до этой минуты – я что делал? Сидел в тылу. Не помер от скуки прежде, не помру и сейчас… Да еще вот друзья и брат рядом – все при штабе. Дэн, как знатный радиолюбитель, собравший в свое время не один ламповый радиопередатчик, знающий назубок Щ-коды и носящий гордый позывной RAA3A, занял место в штабном автобусе рядом с капралом Холсом, но со своей, уже подшаманенной, трофейной немецкой рацией. Юра, Сергей, Дима и Миша вместе с Вадером подключились к взводу охраны штаба, состоящему в основном из легкораненых красноармейцев.

– Повторяю еще раз, для усвоения информации, так сказать… – произнес я, привлекая внимание штабных работников и Клима, хотя последнему это можно и не слушать – старлей и без меня все прекрасно знает. И будем честны с собой – я мандражирую. – Радиомолчание храним до момента получения сигнала от подполковника Жмакина. Это будет означать, что Старая Дуброва пройдена и атака на станцию райцентра началась. После этого всем подразделениям должны быть переданы сигналы к началу активных действий…

И потянулась безделица и скукота. Зачистка Ратмирова и Оземли, исходя из поступивших докладов, прошла на ура – никаких потерь, одна прибыль! Советским бойцам досталось три танка и два штурмовых орудия. Это хорошо, а то у Томилова с бронетехникой до сей поры было вообще никак, один лишь выделенный мной взвод «Росомах», и все. Сейчас у старлея в руках существенная сила появилась, но для нее время еще не пришло, ее пока беречь надо… Рейнджеры затрофеили четыре каких-то самоходки на базе танкеток TKS с сорокасемимиллиметровыми пушками. Их потом в резерв штаба выведем, пусть будут маленьким, слабеньким, но козырем в рукаве. Пехоте ведь и такая мелочь окажется смертельной опасностью, а на другое рассчитывать и не стоит… Теперь рейнджеры и разведчики должны соединиться с отрядом Пула и выдвигаться в сторону райцентра.