Текст книги "Смешинки от Гриши"

Он смотрел, смотрел на мои точки и:

– Ну… Страница четырнадцатая. Докопался. Тэ-экс… А номер упражнения? Двадцать девятый? Ну-ка, уточни.

Я уставился на свои точки, и теперь пришла уже моя очередь удивляться.

Точно помню, что писал и двойку, и девятку.

Но куда они провалились?

Двойка уже как и не двойка. А вся тройка. И девятка уже почему-то покруглела, как нуль. Вылитый.

Выбилась в ноли!

Не мог я век гадать на глазах у папы. Не мог и с лёта соглашаться с его догадкой. И смело выкрикнул:

– Тридцатый!

Под наблюдением папы сделал я это тридцатое упражнение.

Тут он снова сунулся в мой дневник. Хотел узнать, что задали уже по математике. Но ничего не узнал. Так я его и тут запутал.

Всё б ничего, да сильней папы я запутал себя. Сам ничего не мог разобрать в своих же секретах.

Папа рассердился.

Позвонил сам домой моей одноклашке Рите Серёгиной. Я с ней за одним столиком в классе сижу.

Оказалось, надо было делать именно то упражнение, про которое говорил папа.

Своими секретами я наказал самого себя.

Пришлось выполнять и второе упражнение. Двадцать девятое.

Удивил!

Но за одним удивлением прибежало другое.

За каждое упражнение я получил по пятёрке!

То б была одна пятёрка. А то целых две! Всё-таки две больше.

В один день! По одному предмету! В одни руки!

Первая публикация рассказа «Удивил!» в «Пионерской правде» 12 ноября 1999 года. Конечно, всё то, что круто наворочено вокруг текста, – наши с папой прикольчики.

И я тихонько засмеялся на уроке, когда впервые раскрыл тетрадку с двумя новенькими пятёрочками.

Я не хотел смеяться.

Мой смех сам высказался…

Хоть бы раз наоборот…

– Ну, сынку, отучился ты во втором полсентября. Какие успехи?

– А разве, пап, ты сам не знаешь? Еду пока без троек… Пятёрки… Прошмыгивают четвёрки… Да…

– Что так кисло вздыхаешь?

– Сладко не выходит. Я всем учителям говорю Вы. В ответ все учителя говорят мне ты. Или они сговорились?.. Я всех их без разбору слушаюсь. А они меня нет. Разве я маленький? Хоть бы разок… хоть бы понарошку сделали наоборот-наобормот…

Плач

Мы проходили согласные.

Антоняк спросил учительницу-чернильницу:

– А почему, когда люди плачут, они забывают про согласные и тянут только гласные звуки?

И Лариса Соломоновна ответила:

– При плаче ты ж не будешь, как паровоз, п-п-п-п-п-п-п-п-пых-пых-пыхтеть?!

На учениях

– Гриш, я тренируюсь учительские ставить оценки.

– Как это, Вик?

– Просто. Допустим, учитель ляпнул мне в дневник двойку. А я резинкой стираю или лезвием и культурно сажаю на том месте четвёрку. И мамочке покой обеспечен. А то она у меня постоянно переживает. Потому что у меня каждую минуту чэпэ случается. Вот только что я чуть в ванне не утонула. Мама вынула меня оттуда шваброй.

Падежики

Падежи озоровать хороши.

У меня была самая расстроенная неделя, когда я впервые встретился с падежами.

Они подняли меня на смех. Баловались, толкались, перебегали с места на место, и я никак не мог запомнить, кто же за кем должен идти.

И тогда я придумал стишок. Каждое слово начиналось с той буквы, что и очередной падеж.

 
Илья рисует Дашу.
Вика тихонько пляшет.
 

И падежики послушно выстроились в порядок.

И совсем позабыли, как скакать с места на место.

Фантазия «Падуны»

Однажды я возбежал на гору.

А на горе на меня напал ветер.

Ветер сдул меня, и я покатился кубарем к столбу. Прямо в этот столб упал.

Столб подумал и тоже упал.

Я немножко отдохнул и покатился дальше.

Вниз.

Гроза

Когда я был маленький, я очень боялся грозы.

Мне было неприятно, когда сверкает молния и гремит гром. Я боялся, что молния войдёт в меня и стукнет.

Я прятался от неё и на улице, и дома.

За двухконфорочную газовую плиту зайду, закрою глаза крепко-крепко и жду, пока гром не умрёт совсем.

Однажды в грозу ко мне подошёл папа.

Положил руку мне на плечо, легонько тряхнул:

– Ну, молодой человек, почём у нас нынче дрожжи?

Я молчал.

Я боялся поднять голову и увидеть окно, за которым страшно ругались между собой гром и молния.

– Дрожишь? Значит, греешься?

– Я не замёрз, – буркнул я.

– Уже прогресс. А что дрожишь, так это всё нормально. Всем в грозу жутковато. Это только дурак ничего не боится. Так на то он и дурак. А ты бойся себе на здоровье и тихонько говори сам себе: всё равно не боюсь! всё равно не боюсь!! да всё равно ж не боюсь!!!

В грозу я часто прятался за папу, сильно сжимал глаза и шептал про себя:

– …н-н-н-н-н-н-н… б-б-б-б-б-б-б… н-н-н-не-е-е… б-б-б-бо-о-оюсь…

Постепенно я всё меньше боялся грозы.

А сейчас и совсем не боюсь. Даже хихикаю, когда шумят-склочничают гром и молния.

Не боюсь!!!

Первая публикация рассказов десятилетнего Григория Санжаровского в «Клубе 12 стульев» «Литературной газеты» 22 мая 2002 года.

Не разлей вода

У меня есть маленький щеночек.

Далматин.

Он хорошенький, белый в крапинку.

Я дал ему кличку Рекс.

Есть у меня и кот Пушок.

Вместо будильника меня будит по утрам своим лаем Рекс.

Рекс и Пушок любопытные.

Всегда подсматривают, как я делаю уроки, и тоже учатся.

Как я сделаю в тетради ошибку, Рекс гавкает, а Пушок мяукает. Переживают за меня, предупреждают. Они больше меня боятся моих ошибок. Потому что у меня по русскому ух и строгиня учиха. Без единой ошибульки сделай задание, но хоть одно слово напиши не так красиво или подчеркни случайно что там не карандашом, а ручкой, – всё, отдыхай! Можешь не волноваться. Два! И рядышком крас-ное указание «Старайся!»

Как поделаем уроки, все втроём идём во двор гулять.

Рекс добрый, никого не кусает. Ему это даже неинтересно!

Рекс с Пушком бегают по двору. Щиплют травку. Никогда не ссорятся. Играют.

И меня в игру зовут.

Но я и без зова вот он вот. В игре.

По вечерам мы втроём смотрим из темноты застеклённой лоджии на проезжающие мимо машины, на весёлые ясеневские огонёшки.

Смотрим и вздыхаем.

Нам неохота расставаться даже и на время сна.

Мама

Моя мама красивая, добрая, хорошая. Она стройнее всех.

Она ласковая.

Мама любит, когда мы с папой приезжаем неожиданно к ней на работу.

На работе мама готовит нам кофе с бутербродами.

Я с нею играю, работаю на компьютере. Смотрю с нею, как собака-акробатка прыгает, бывает в разных весёлых позах. Собака ж механическая!

При прыжке собака переворачивается в воздухе и опускается то на ноги, то на бок, то на нос, то на спину.

Поиграю с мамой, поработаю на компьютере, и мы отправляемся все вместе в Измайловский парк (это совсем рядом), где я с мамой катаюсь по кругу на паровозе, на качелях.

Мне с мамой всегда хорошо.

Я даже сплю с нею в ночи под выходные и праздничные дни.

Забывчивая

– Мам, а как я залез к тебе в животик?

– Я, сынок, уже и не помню…

– Какая ты забывчивая! Если я понапихаю в карманы к себе какие железяки, я всегда помню, откуда они взялись.

Мы просто обнялись любвя

После болезни пришёл я в свой второй бэ и сразу нарвался на приключение.

Увиделись с Димой Черкасом. Мы просто обнялись. Он меня не так крепко обнял, как я его. Целую ж неделю не виделись!

Я просто обнял Димкулю любвя!

А Лариса Соломоновна ничего не поняла.

Она вообще никогда ничего не понимает! Стала нас растаскивать. Боялась, будто мы собирались задраться. Хотела раскидать друг от дружки на части. И не смогла растащить.

Какая она слабу-улька-булка… эта наша Ба! Шилова!

Ручка

– Сын, я же просил тебя в новом дневнике не писать что попало. Это что за кривуляка?

– Я её не писал. Это ручка нахулиганила. Сама упала на дневник и тут же дневник превратился в грязник. Вот доем твой красный борщ, ух изобью её! Писать ею не буду! Пока хорошенечко не попросит!

Реформатор

– Пап, почему ты не стал учителем? А я хочу!

– А кто ещё вчера горел стать водителем?

– Ну и что? Я и сейчас хочу стать водителем. Один день учителем буду работать. Один день водителем. У меня в школе ребята будут в два раза меньше получать двоек. Потому что через день будут учиться. И отдыхать через каждый день!

Откуда берутся подарки?

– Вик, я сегодня не спал до четырёх часов. Родители уложили меня, ушли. А я потихошку встал у себя в комнате, включил одну синюю слепую лампочку и написал письмо Деду-Морозу. Ты не писала?

– Не тупи! Что я, с головки съехала? Я со старичьём не переписываюсь. Я старчикам записочки не шлю!

– А я написал. Знай, Дедко-Мороз, что именно мне дарить! Я так и настрогал в блокнотике Микки-Мауса: «Дедушка Мороз! Подарите, пожалуйста, пёсика, кошечку, книгу „Змея вытянутая“, настоящую железную дорогу, гирлянду в 399 огней, лифт игрушечный, этажерку в шесть этажей, дом в восемь этажей, 15 журналов». Приставил нарядное послание к ёлке на столике. Лежу жду. Я хотел подглядеть, как Дед-Мороз принесёт мне подарки. А Дедоня всё не нёс, не нёс… Я и засни. А просыпаюсь – под моей ёлкой в моей комнате на столике ксилофон, альбом-календарь про далматинчиков моих любимых… А рядом на стуле че-ты-ре книжищи Акимушкина «В мире животных»! Там и про змей, вытянутых и скрюченных, там и про червей!.. Про что и не хочешь! Столик не выдержал бы этих животных и упал. Потому книжки положили рядом на стул.

Я просил совсемушки мало! Потому что всё у меня есть. Собак-кошек книжных, конечно, у меня полный угол. И гирлянды по всей моей комнате, по кухне. И железная дорога с гудящим паровозом есть. А новую я попросил так, про запас… Да и не про запас. А просто так. Писал, что на ум набежало, и побольше. Чтоб я смог располучше рассмотреть Мороза, пока он будет читать. А напиши мало – быстро уйдёт! Накрутил с вагон – всё равно не увидал даже! Деда-Мороза я не видел. А откуда тогда подарки свалились? С неба?

– С Меркурия!

– С созвездия Гончих Псов!

– С Солнца!

– С Солнца сгорят!

– А может, с Марса?

– Гриш! А ты не пробовал очутиться на Марсе? А я была на Марсе! В бочку напихала бенгальских огней, хлопушек там разных. Всё подожгла и меня вместе с бенгальскими огнями подбросило на Марс! А ты не пробовал туда попасть? Хоть с этим приплюснутым Санта-Клаусом?

– Да что мне твой сом! Я не пойму, как подарки попали ко мне!

– Мне кажется, подарки свалились с девятого этажа. Там в полу образовалась дырка, и в ту дырку подарки слились к тебе.

– А дырка большая?

– Не помню…

– Я говорил маме: «Прикинься спящей с двадцати трёх сорока пяти до нуля часов двух минут. Не забывкивай. Как Дед-Мороз отдаст подарки, так и открывай глаза!» Не успела прикинуться. Осталась без подарка. Только папа ей утром подарил несчастную, худую пилочку для ногтей. Но разве это подарок?

Я лёг за три минуты до полуночи, можно было и позжей лечь. Пока Дед обнесёт весь наш дом… Пока докувылькает до нашего четырнадцатого подъезда, можно два раза выспаться! Но я до всех четырёх часов не заснул. Дедоня так и не пришёл.

Вчера дедушка президент Ельцин сам отставился, и папа сказал, что Дед-Мороз мог к нему поехать уговаривать его дальше работать. И чтоб задобрить, может, повёз ему подарки… Дед-Мороз у меня не был. А подарунчики проявились. Как это произошло? Не знаю… Я прямо смущаюсь…

1 января 2000. Суббота.

Новый век? Старый век!

С вечно расстёгнутым настежь ртом Антонелли спросил в школе учительницу:

– Что такое календарь?

– Календарь – это то, где указаны годы, месяцы, дни недели, праздники.

– А-а-а… А я не знал…

– А сейчас особый праздник. Новый век! Новое тысячелетие! Третье! Сегодня мы учимся первый день в новом веке!!! – торжественно доложила Лариса Соломоновна. – Первый урок в третьем тысячелетии!!!

– Неправильно! – сказал я. – Разве бывает десяток без головы? Разве десяток из девяти состоит? Девять ещё не десять! Сейчас ещё старенький век. А новый начнётся в две тысячи первом году. Через триста пятьдесят шесть дней!

– Да ладно… – кисло вздохнула наша Ба! Шилова! – Отдыхай…

10 января 2000. Понедельник.

Как залетел ко мне в дневник чужой гусь

Россия– родина слонов в посудной лавке.

Николай Журавлёв

Когда я добываю двойку, у папы начинается очередной самый последний конец света.

Злость его аж до потолка подкидывает. Важно хоть немножко кинуть соломки на то место, где он опустится. Жалко всё-таки. Папа как-никак.

Сегодня я начал издалека.

– Пап, что больше? Восемь или один?

– Конечно, один.

– А если хорошенько подумать?

– Ну… пока восемь…

– Уже хорошо… За вчера и сегодня я честно вытрудил восемь красивых пятёрок-тетёрок и одну-единственную худющую раскоряку двойку…

Когда папа вернулся с неба на кафель школьного вестибюля, я сказал:

– Этого гусика я обожаю! – и поцеловал двойку в раскрытом дневнике. – Я хочу, чтоб каждая четверть начиналась и кончалась двойкой. Прямо меч… меч – та-аю! Чтоб композиция такая кольцевая была!..

Разбушёванный папа схватил меня за руку и потащил по всем этажам. Искать Ларису Соломоновну. Какой любопытный! Хочет знать, откуда взялся гусь!

– Не твоя композиция, а вот эта, – тычет папа в двойку и напротив её в чумные буквы «Д/з», – откуда эта композиция прилетела? Д/з – домашнее задание. Ты ж вчера мне стишок молотил я тебе дам! И два? Ты ж мне его сто раз наизусть оттарабанил!

– И в сто первый Ларисе Соломоновне! Ну… Рассказал я ей стишок, а она мне злобно, сквозь зубки: «Он мне не нужен!» – и отмахнулась. Как тигрюха лапой.

Я промолчал.

Она раскрыла дневник, подняла ручку и, представляешь, задумалась. Сигнал, что я выстарал себе плохую отметку.

Ну… Думает она год, думает два.

Я спрашиваю:

«Что вы так длинно думаете?»

«Я думаю, какую тебе двойку поставить. Большую или маленькую!»

Г-г-г-г-гос-с-с-с-поди! Мне б её заботушки!

Отоварился я и пошёл к себе за столик сел.

– Пап, она ж пишет ужасно. Ни один дурак её не поймёт! За её двойку, как она написала, я б сам спокойно поставил ей двойку! А она мне её переадресовала. Ручка её – старый адрес. А мой дневник – новый адрес…

– Что ты тут мне байки…

– Когда она что задаёт – пишет на доске только номер страницы. Она написала 13. На тринадцатой странице сказка «Никита-Кожемяка». Её троечка оказалась вылитой двоечкой. Я за двойку и прими. То есть, тринадцатую страницу я принял за двенадцатую. А на двенадцатой уже стих «Сказка» Берестова. Так кто виноват? Так кому гуся под-носить?

Папа засмеялся:

– Не горюй. Зажуём эту горю!

– Ну ошибся я. Не с той страницы выучил. А с соседской. Что там «Сказка», что там сказка. Только одна «Сказка» в стихах. А другая в простых словах. Ну какая разница? Я ж все равно учил?! Учи-ил!!! Так чего ж тогда кидаться гусями? Лучше б себе оставила к столу. На старый Новый год!

– Вот именно! – весело сказал папа.

12 января 2000. Среда.

Что ты хочешь от моей линейки?

В понедельник, двадцать четвёртого января двухтысячного года, упала со стола на пол моя линейка.

И Ксюша кинулась её поднять.

Я спросил Ксюшу:

– Что ты хочешь от моей линейки?

– Я от неё ничего не хочу. Я просто хочу её всю себе забрать!

– Что, тебе своей не хватает?

– Конечно, не хватает!

– Ну и моей не хватит! И подавно!

И я наступил на линейку. Чтоб Ксюня не цапнула.

Но уже к этому моменту под линейкой нежданно устроилась рука Ксюши. И я невольно наступил на линейку с рукой.

До линейки оставалось во-от столько, сантиметров тридцать, и тут Ксюша подпихни руку под линейку, и я уже не мог остановиться. Нога уже сама неостановимо вниз пошла.

Так случилась эта чертовщина.

Я извинился перед Ксюшей.

Но руке её от этого извинения не стало легче.

Раскипелся папа. За эту историю мне выговор закатил.

Но и от этого Ксюшиной руке не стало легче.

– Почему ты мне это сам сразу не рассказал? – спросил папа. – Я ж тебя каждый день спрашиваю, какое было чэпэ!

– Ты неправильно сегодня спросил. Ты спросил вообще. Но ты обязан был у-точ-нить! Именно про ксюшину спросить руку!

– Но разве я могу наперёд знать все твои выбрыки?

– А не знаешь… Я-то тут при чём? Спрашивай точно, и я б тебе точ-нень-ко рассказал!

Будто ксюшиной от этого руке стало б легче…

Муки таракана

– Мам, я в коридоре сегодня видел огромного больного таракана!

– А чем он болеет?

– Корью и скарлатиной!

Ну и что?

Народ – это сила в борьбе друг с другом.

Геннадий Малкин

Сегодня у нас была контрольная по математике.

– Крысёнок Пи! Иди возьми свою тетрадь да не забудь дневник.

С дневником я подошёл к учительскому столу.

Лариса Соломоновна сказала:

– Сейчас я тебе поставлю…

Она спихнула мне в дневник замарашку синюшную троечку, а себе в журнал водрузила целую раскормленную пятёрищу!

– Поставьте мне и в дневник пятёрку…

– Нет. Пусть будет тройка.

– Но я же получил пять! – сказал я вырывающе.

– Ну и что? Ха-а-ха-а-ха-а!!! – проговорила она по сло-гам. И поддразнила: – Будешь троечником.

Обидно.

Вот так из пятёрочника я превратился в троечника. Что я папе скажу?

16 февраля 2000. Среда.

Урок немецкого в желудке акулы

Фантастический ужастик

Идеи побеждают разум.

Геннадий Малкин

Кончилась большая, родненькая, переменка.

Учительница Олеся Александровна Бойченко начала говорить немецкий урок.

Кто-то из ребят по моей команде выключил свет. Свет потерялся – стало почти темно.

Учительница наругала балуна и выбросила его в форточку.

Балун не упал на землю, а полетел в небо.

Гулять до новой перемены.

Через минуту в форточку взлетел ксерокс и скопировал классную доску.

Олеся Александровна хотела отксерить листочек с буквой G – ксерокс улетел и прилетел компьютерный принтер. Он «распечатал» всех ребят.

Учительница посмотрела в зеркало – на неё брызнул шестнадцатикилометровый кипяток воды.

Олеся Александровна хотела прочитать про Hansi,то есть про хомяка, – свет электрической дуги обжёг Насте Гречиной глаза. Настя стала немая и слепая.

Учительница заглянула в аквариум. Погладила окуней там и вытащила одну акулу.

Акула съела всех ребят.

В ужасе попятилась от акулы Олеся Александровна и нечаянно проломила плечом школьную стенку. Эта стенка обрушилась на другую, другая на третью, третья на четвёртую…

Стенки падали одна за другой, пока не рухнула и последняя стенка с третьего этажа.

Тут мимо проплывал на космическом корабле балун, и всё это поджёг.

Олеся Александровна выбежала из класса в коридор. Хотела продолжать урок. Но где ребята? Куда все пропали?

Вдруг она увидела ребят. Зарадовалась. Все ж целенькие! Невредимые!

Вон Рита Серёгина. Вон Арс Фролов. Вон Саша Борисов. Вон Дина Сафило… Во-он Славуня Присяжный…Вон Дима Черкас…

Все на месте! Все-е!!!

Хором, все вместе ребята спросили учительницу:

– Почему все стены рушатся, и акулы из воды выхибают, то есть вышагивают?

И сами ответили:

– Потому что вы открыли аквариум!.. А вас случайно акула не заглотнула?

– Да нет ещё пока.

– Это вам кажется. Мы все сидим в акульем желудке!

Олеся Александровна внимательно огляделась и согласилась:

– Да, вы правы! Но где бы мы ни сидели, учиться везде надо! Тем более здесь тепло, тихо, уютненько. Чем обстановка плоха?

И ребята стали учиться. Хорошо. Благополучно.

А когда урок кончился, Олеся Александровна храбро вышла из акулы.

Потом перерубила её электрическим мечом пополам, и все ребята весело высыпались из акулы.

Как будто ничегошеньки и не было.

31 февраля 2000. Повторник.

Сколько ног у воскресенья?

– Пап! Ну когда же мы пойдём в школу выбирать президента?

– Уже скоро… Послезавтра. Вот придёт воскресенье…

– Воскресенье ходит?! А сколько у воскресенья ног?

– А ты как думаешь?

– Октиллион! Где-то так…

24 марта 2000. Пятница.

Из биографии таракана

В отсутствие человечности легче подрабатывать людьми.

Геннадий Малкин

Пап, а таракан называется тараканом потому, что он лазит по тарам! И наши тараканы просто дурью маются. Мотаются туда-сюда! Туда-сюда! Такие мотучие! Или они чумные и тупоголовые?.. Сколько ни просил выйти из-за плиты и рассказать свою жизнь – ни один не вышел! Трусяки несчастные!.. А я ж им по-людски кричал-вызывал:

"Ненаглядные, миленькие тараканики! Дорогие князья и княгини, княжичи и княжны Таракановы! Не бойтесь. Я вам не враг. А друг! Я налил вам в крышечку свежей воды, поставил на стол. Идите попейте!.. Я вам в проходе на кухню построил отдельный княжеский, королевский домичек! Не домичек – дворец! Целый дворец из кубиков! Вылезайте посмотрите, какое чудо!

Во дворец ведут пять входов. У каждого входа сторожевая башня. День и ночь там дежурят перворазрядные тараканы с «калашниковыми»! Здесь вас никто не обидит. Ваш дворец-заповедник! Тараканчиков бить нельзя! Живите в своё счастье. Кормить буду до отвала! Поели и езжайте по дворцу кататься на паровозике с гудком! Под фонариками у меня танцевальная площадка. Танцуйте до упаду! Дождик вас поймает – скроетесь на веранде.

А кто любит спорт… Может побоксировать. Над дворцом папа-таракан повесил тряпичную грушу. Надоело боксировать – бегайте на бегах на своих тараканских! Хотите бегайте, хотите смотрите. Я выстроил вам беговой кортик с трибунками…

А пожелаете спать – каждому отдельная кроватка с пристроенным фонариком. На стеночке у каждого над головой висит колокольчик. Захочешь ночью попить – звони.

Служка принесёт прямо в кроватку!

Вы никогда не будете умирать. А заболеете – у вас своя больничка со сложным оборудованием. Например, вам будут служить невидимые и не слышные носу автоматические утки…

И не надо больше жаться, как вы сейчас жмётесь за «кайзером», за этой электрической нашей немецкой плитой… Вы заметили, что под «кайзером» нету отравы? Несочувственник папа намазал отравную гель на картонные полоски и сунул их под плиту. А я ночью все эти картоночки я собрал, порвал и в унитаз спустил. Мне стало легче. Я полностью теперь знаю, что все вы, наши миляшечки тараканчики, будете жить! Так выходите же, князья и княгини, княжичи и княжны Таракановы!.. Я вас зову, зову, зову, зову… Столько уже дней зря протерял! А вы не выходите…Что, наша дружба разломилась? Или вы просто боитесь меня? Эх, и трусяки ж вы!.."

– За что ж тогда ты их любишь?

– За всё! Они ма-аленькие! Сла-абенькие! А вы… Почему вы стараетесь, чтоб совокупность тараканьих дней была короче? Все эти подсыпанные порошки, размазюканные гели… Ну не убивайте таракаников! Не обращайте просто на них внимания! Ну велико ль несчастье – льётся чёрная капелька вверх по стенке? Кому от неё горе? Не убивайте! Таракан – священное насекомое! Что он вам? Затраты какие делает? Вы что, на канате водите его к речке Битца поить?.. На мерседесе или хоть на папином велосипеде возите в «Националь» ужинать?.. Зато приметы какие классные! Чёрные тараканы заводятся – к прибыли. Размножаются – к добру! Или вы против добра самим себе? Ну не трогайте ж их!

– Мы и рады не трогать, когда не попадаются на глаза, – сказал папа. – И если твоим таракашкам не нравится наше общество, силой не держим. Пускай переезжают к соседям. Не возражаем. Может, там целей будут. А залетел в наши хоромы – пляши нашу матанечку. Наш указ всем приказ!

Тонны, проценты…

– Григорий, не станешь решать последнюю задачку – в два тридцать бери развод с ненаглядной «Лесси».

– Отменить моё кино?! Какой же, ты, папа, вреднюха! В тебе пятнадцать тонн сердитости и все пятьсот процентов вредности!

У кого «рога» крепче?

Надежда

Выход всегда там, где тебя уже ждут.

Геннадий Малкин

Сегодня мама с папой пошли в школу выбирать президента.

В резиновых сапогах я бежал впереди по лужам и показывал дорогу.

В школе мы все втроём вошли в жёлтую кабинку.

Папа с мамой молча переглянулись, покивали друг дружке и поставили в рамочке напротив Путина по сытому крестику.

Сердитость постигла меня. Я уже знал Путина. Он честный, смелый. И на! Отменили Путина! Да как они посмели?!

– Зачем вы так сделали? – крикнул я. – Вы почему поставили на Путине крест? Отвечайте мне здесь и сейчас! Только здесь и только сейчас!

– Не-ет. Крест мы на Путине не ставили. Мы выбрали Путина!

– А почему нельзя было выбрать, например, кого-нибудь другого? – для проверки своего мнения захитрил я. – Разве на этой листовке больше никакого президента выбирать не хочется?

– Именно! Зюганов, дядюшка Зю, – смерть-коммунист…

Я перебил. Уточнил:

– Зю – смерть всем людям? Коммунисты уничтожили очень много человек?

– О-о-очень много… Гибель сколько… – сказали мне родители. – Да эти коммуняки пол-России вмолотили в гроб! Пол-Рос-сии!!! Пол-Рос-си-и-и!!! И разве им этого когда-нибудь хватит? Разве они останавливаются на достигнутом?. Снова рвутся к власти. Зуб горит и вторую половину вогнать в «счастье на века»! Чтоб без обиды уж… Разнепременно чтоб вся Россия была под завязку «счастлива» в гробу!.. Разве убитому что-нибудь ещё надо?.. Да ну их самих в гроб! А прочие-другие… Явлинский – отпетый демагогишка. Жирик… Жириновский – драчливый балагур. Человек, ну о-очень похожий на генпрокурора Ильича Скуратова (заметьте, тоже Ильич!), – разнесчастный кискадёр. А рыдающий под большевика Болтухин-Говорухин вообще и слова не стоит… Так что… Путин только и свету в окне. Путин сегодня – это всё! Вся наша Надежда!

Я внимательно выслушал всё это, сказанное мне моими родителями, и задумался.

– Я понял так… – проговорил я медленно. – Выходит, наш Путин один идёт путным путём?

– Хотелось бы надеяться на это и в будущем.

26 марта 2000. Воскресение.

Горькая доля президента

– А ночью президент правит?

– Правит… Круглосуточно.

– А когда он ест?

– Когда подадут.

– А если забудут?

– Напомнят.

Как меня выперли из второго Бэ

И яйца курицу учат, если они крутые.

Юрий Беляйчев

Из школы мама пришла в полном расстрое. Вся потерянная. На ней даже не было лица. Где-то посеяла.

Только в руке белела какая-то бумажечка.

– Читай… – выдохнула мама и отдала мне газетную вырезку. – Учись!

Гм…

Читаю. Попутно пробую учиться.

«…тейливо. „Как троечник Дарвин стал великим учёным“. Тот самый Дарвин, которому в отрочестве отец писал: „У тебя только и есть интерес, что к стрельбе, возне с собаками и ловле крыс, ты будешь позором для себя и всей семьи“. О Вальтере Скотте преподаватель сказал: „Он глуп и останется глупым“. Исааку Ньютону не давалась в школе физика, а Менделеев трижды не мог сдать химию… „Солнце русской поэзии“ Пушкин был полным нулём в математике и наверняка не сумел бы, будь он нашим современником, доехать до аттестата зрелости. Гений Эйнштейн был исключён из гимназии за хроническую неуспеваемость…»

– Мам, не понимаю… Чему учиться у этих уховерток синих? Обана! Самого Чехова тормознули на целый второй год «за отставание по словесности». А Астафьев три года отмусолил в одном пятом классе!

– А Астафьева ты не тронь!.. У этого детдомовца жизнь была – горе без дна. Из такой ямы выскочить в великие писатели – это, – она постучала себя пальцем по виску, – это какой талан надо иметь!?

– Ну ладно. Астафьев – мимо. А у прочих чему я должен учиться?

– Скром-нос-ти! – по слогам жёстко процедила мама сквозь зубы.

– И не подумаю! Я в этой компании никого не знаю! И знать не хочу! Ну насмешила! Что я, второгодник Гитлер? Учиться у колянов и двоечников! Да я ниже четвёрки не падаю!.. Я только про троечника Дарвина читал. Он там с обезьяной что-то учудил… Но молодец, любил собак и крыс. Я тоже их люблю. Даже называю себя Крысёнок Пи!

– Так вот, Крысёнок Пи, скромность пока никому не повредила…

– И в учёбе?

Мама сделала вид, что не слышала моего вопроса. Продолжала:

…– Этих людей весь мир знает!

– Как двоечников?

– Как великих людей! Правда, в школе у них не всё клеилось. Но это не помешало им стать теми, кем они стали… Прежде всего они были скромными!

Тут я выскочил из берегов:

– Мам! Да чего ты хочешь? Чтоб на уроках я прикидывался фенькой и молчал, когда всё знаю? Скучно!

– Вот, вот! Полезло из тебя это… Выскочка!

Тут она сделала паузу. Правда, твикс не скушала. Просто отдохнула и задала программный вопрос:

– Ты что наделал?

– Ничего! – быстренько открестился я от всего возможного и на всякий случай поинтересовался: – А что такое?

– А то, что всё именно не такое! Довести Ларису саму Соломоновну! Одни жалобы, одни жалобы… Места не находит!

– Значит, плохо ищет. Может, не там ищет. Может, и вовсе хорошие не знает места!.. Скучно всё это.

– Ну куда ты летишь поперёд батьки в пекло? Смотри, вскочишь и не найдёшь, где сесть!

Тут и папа обозначился:

– А кто здесь разбежался моё прихватизировать пеклушко?

Никто не кинулся что-нибудь выяснять с папой, и он безответно вышел из комнаты.

– Вот у вас чтение, – говорит мама. – Ты, второклассник, читаешь за пятый класс! Ну надо!.. Куда спешишь? Лариса говорит Соломоновна, тебе давно пора читать другое!.. Или вот математика. Блиц-турнир. Не успела она договорить условие – ты уже кидаешься ответом!

Контрольная. Туда же! В пол-урока отстрелялся и бегом в коридор. Гулять. Куда это годится? От-ры-ва-ешь-ся от кол-лектифа, Лариса говорит Соломоновна. Хоть для приличия придерживай себя. Будь как все! Все пыхтят и ты дуйся да пыхти!

– Когда всё решено?

– Когда всё решено и подписано. А то всё поперёд всех. И так на всех уроках!.. Припомнила Лариса тебе Соломоновна и то, что ты выковырнул ошибку в учебнике математики. Сама учительница не заметила, а ты и рад стараться. Выловил!.. Это о-очень тебе надо?.. А?! Это ну о-очень скромно? Выискался умней учебника! У-умник-разу-умник!.. Да!.. Вспомнила ещё… При всём честном классе ты с чем приставал к ней? С этим своим де… де… Ну с чем?

– Ну вот ты думаешь, что говоришь? Ну почему я приставал? Я просто спро-сил! Она у каждого ученика десять раз спросит за урок, чего не знает. Мы ж не говорим, что она пристаёт. И я не приставал. Я просто спро-сил: «Какой класс следует за дециллионом? И сколько, пожалуйста, нулей? На раздумье ноль Вам секунд!" В ноль секунд уложилась она честно. Сразу и без малейших колебаний созналась: „Не знаю“. Просто и убедительно.

– А если она пошутила?

– Хороши себе шуточки! Какие-такие шуточки на уроке? За таковские шуточки она нам гусей лепит метр на метр! Правда, после своего «не знаю» она кривовато хихикнула: «Мы такое ещё не проходили». И не пройдёт. Разве ж она за заборчик учебника для второклахи вылезает?

– А где всё это ты выудил про эти твои де?

– В математической энциклопедии «Я познаю мир». Когда-нибудь она мне скажет, что ж там идёт за дециллионом? Думает, нету в природе пока числовых классов выше дециллиона? Дециллион – самый главный в числах начальник! Самый сильный! А вот и нет! Да самого высокого числа нет!

– Ты что ж так заносишься? Никто ничего не знает. Один он всё-развсё знает!.. Мда-а, – сказала мама и на полдня задумалась.

А когда прошли эти полдня, снова заговорила:

– А что ты отколол десятого января? Туши свет! Первый учебный день в новом году. Первый урок. Лариса Соломоновна торжественно объявляет: «Сегодня, дети, сейчас у нас первый урок в новом тысячелетии! В третьем!» А ты вскочил и что ты сказал?

– А я встал и сказал: разве бывает десяток из девяти? Новое тысячелетие начнётся через год! Через триста пятьдесят шесть дней!

– И что, ушляк? Ну, знаешь – молчи и не возникай!

– Но я хотел, чтоб и она знала!

– Ой-лё! Ну зачем подсекать авторитет учителя?

– Я не подсекал. Она сама себя подсекла. Эта наша ненаглядка Ба! Шилова!