Текст книги "Заблудшая душа. Диверсант"

Пока мы с Куратом размещали раненых в обозе, не утерпевший Мороф все же послал два десятка драгун в сторону вражеского обоза. За ними увязались уцелевшие казаки. Надо отдать должное, несмотря на все беспокойство за жену, сотник остался с ранеными подчиненными. Кстати, предосторожность насчет дополнительной охраны нашей добычи оказалась очень кстати. Два десятка степняков зашли с тыла и напали на обоз. Дабы не портить полон, они не пользовались стрелами, посчитав, что драгуны – это обычная прислуга. При равном количестве соперников мои драгуны посшибали хтаров с коней, как глухарей с дерева, не ранив ни одного животного.

Когда мы наконец-то устроили всех раненых на телегах с огромными колесами и волокушах, появились посланцы Морофа. Сотник все же не утерпел и, нахлестывая свою лошадку, понесся навстречу.

Когда бывший бандит вернулся, сверкая черными глазами и белозубой улыбкой, я понял, что все в порядке.

– Кого там пощипали эти проклятые хтары?

– Барон, лучше гляньте сами, – загадочно заявил похожий на цыгана сотник, и его улыбка стала злорадной.

Интересно, и что же его так развеселило?

Не скажу, что я обрадовался, но, по крайней мере, стала понятна загадочность Морофа.

Из четырех десятков разновозрастного и разнополого отобранного у степняков полона я узнал только одного человека – барона Гомора. Того самого соседа, который претендовал на Черныша в счет долга моего номинального отца. Сухощавый дворянин лет двадцати пяти от роду чем-то напоминал мне героя советских комедий Шурика. Интересно, откуда в степи взялся такой белобрысый персонаж. Судя по типу лица, это был веселый и жизнерадостный человек, да только я почему-то этой веселости не видел ни сейчас, ни раньше. Сейчас-то понятно – пара царапин, как минимум одна рана и синяки не располагали к веселью. А вот почему он так злобствовал при нашей первой встрече – ведь не из-за Черныша же?

В прошлый раз мы виделись, когда сосед явился разбираться по поводу оскорбления своего наглого управителя. Поговорили мы на повышенных тонах, а перед расставанием барон не выдержал и сделал вызов на поединок. Глядя на меня, он видел человека как минимум на пару лет моложе себя, поэтому не мог стерпеть моего сарказма.

Честно, я сначала старался смягчить ситуацию, но, видя непробиваемую злость, завелся и сам. Попытка вызова закончилась посылом барона в дальние края, как минимум поближе к столице, где дворяне режут друг дружку просто от скуки. Чтобы он понял все точно, я использовал местный фольклор, хотя русский язык в этом плане был значительно выразительнее.

Представляю, насколько ему неприятно видеть меня в роли спасителя.

– Не скажу, барон, что рад нашей встрече, особенно при таких обстоятельствах, но, по крайней мере, меня тешит мысль, что вы не поедете дальше в степь, – довольно своеобразно поприветствовал я соседа. – Не расскажете мне, как все случилось?

В ответ барон Гомор лишь отвернулся, а скрежет его зубов был слышен на всю округу.

– Ну как хотите. На благодарность не рассчитываю. Прощайте, не буду обременять вас своим обществом.

В принципе барона можно было и не спрашивать, потому что вездесущий Курат уже успел пообщаться с другими пленниками и явился ко мне с докладом. Но сначала он минут пять распинался по поводу моей расточительности, так как уже положил глаз на некоторые вещи из новой добычи. По законам степи я имел право не только на имущество соседа, но и на выкуп за его персону. Все это барахло, как и выкуп за барона, мне были без надобности, несмотря на жаркие возражения предводителя казаков.

Немного успокоившись, Курат поведал мне историю о том, как хтарский отряд прошел через дальний брод и неожиданно напал на наших соседей слева. Барону с командой охотников, как и работающим в поле людям, просто не повезло. Хорошо, хоть остальные успели спрятаться за стенами усадьбы. Лить кровь при уже имеющейся добыче хитрые хтары не решились, но все же нанесли визит соседям барона, то есть нам.

Наши дозорные на вышках сработали четко, и степняков встретили стрелы амазонок и оставленных в поместье драгун. Плюнув на слишком кусачую добычу, хтары пересекли наш брод и ушли в степь, как раз навстречу моему отряду.

Как показала практика, мы были слишком беспечны. Вскружившие голову легкие победы расслабили, за что пришлось платить жизнью товарищей. Хорошо, хоть с поместьем все сложилось удачно. И отнюдь не благодаря уму владельца этих земель. Давно нужно было продумать такую возможность и рассылать дозоры не только в степь, но и по всей округе.

Несмотря на потери, в этот вечер поместье Маран захлестнуло волной веселья. Рекой лилось привозное вино, местная медовуха и даже кумыс. Печалились на этом празднике только родственники погибших и хтары, причем все – и пленные, и Охто. Он не стал присоединяться к общему гулянью, отсиживаясь в своем закутке. Я догадывался, что именно беспокоит старика, поэтому немного попировал с подданными и навестил хтара. Охто что-то вырезал из деревяшки, мурлыча под нос печальную песню – бесконечную и плавную, как сама степь. Был у него и слушатель – обожравшийся мясом Хан улегся неподалеку и, прижмурившись, впитывал в себя эмоции исполнителя тягучей мелодии. В походе хитрый волк не получил ни царапины, благоразумно оставив людские разборки людям. Поэтому мог сейчас сибаритствовать.

– Охто, нужно поговорить, – сказал я, присаживаясь рядом с хтаром.

– Нужно, только я не хотел говорить, пока хозяину весело.

– Делу время – потехе час, – перевел я русскую поговорку на имперский язык.

Хтар, немного подумав, все же сумел «переварить» высказывание:

– Умный человек сказал.

– Не то слово. Охто, твои заунывные напевы ведь не просто так?

– Да, хозяин. Плохо будет, нужно уходить от степи.

– С чего бы это? – удивился я. Конечно, проблема имела место, но мне казалось, что она была не настолько радикальной.

– Большой хан мстить будет. Мы убили не только сына: погиб росток рода. Мы выколоть глаз и отрубить руку.

– А может, он не придет?

– Придет. За смерть любимого сына он даст клятву духам, а эту клятву нарушить нельзя.

– Да уж, невесело, – вздохнул я, понимая, что все намного серьезнее, чем мне казалось. – Сколько может прийти воинов?

– Я спрашивал пленных. Хан сильный. Шесть рук держит. Всех не приведет, побоится соседей. Но три будут точно. И сам хан с батырами. Сильно плохо, хозяин.

Действительно, хорошего мало. Наименьшее подразделение у степняков насчитывало сорок человек. Рука имела пять таких отрядов-пальцев. То есть двести воинов. У хана всего тысяча двести всадников, а привести он сможет шесть сотен. И это не те голодранцы, что ушли с младшим сыном хана на поиски лучшей доли. Что уж говорить про пока неизвестных мне батыров.

Дела-а!

Наш разговор затянулся далеко за полночь. Я расспрашивал старика об обычаях хтаров, суевериях и традициях. Информации было много, и среди всего этого вороха наверняка имелась нужная мне жемчужина, но пока она успешно пряталась в куче всякой белиберды.

Ни праздновать, ни спать не хотелось, поэтому я засел в кабинете и принялся думать. Чуть позже в кабинет явилась слегка хмельная Уфила, но, поняв, что мне не стоит мешать, сначала хотела уйти, а затем все же осталась и тихонько устроилась на плетеном кресле-качалке – кстати, довольно популярном здесь предмете мебели. Я посмотрел на затихшую девушку, которая баюкала раненую руку, и вспомнил Лару. Вот так же в кабинете императора она смотрела на меня, стараясь не мешать кропотливой работе.

Ближе к утру в кабинет ввалился Курат. Так как ничего разумного в наши головы совершенно не приходило, мы тупо напились, стараясь не разбудить спящую в кресле Уфилу.

Пьянка – зло, а похмелье – зло в кубе. Но вот какой нюанс. Алкогольная перезагрузка мозга позволяет взглянуть на вещи под другим углом. Ну а утренний токсикоз – это неизбежный побочный эффект, с которым приходится мириться.

Утренняя прогулка верхом на отвратительно бодром Черныше позволила немного освежить голову и утрясти последние детали в общем плане предстоящей обороны.

Благодаря возникшей на нетрезвую голову идее мы были все же готовы к приходу врага. Как только из степи прискакал уже знакомо взъерошенный Лакор, четыре десятка драгун и восемь казаков-ветеранов, вместо того чтобы запереться за земляными валами, направились к чахлому лесочку по соседству. Лесом это назвать было нельзя – полкилометра в длину и триста метров в поперечнике. Причем один молодняк. Когда я выложил свой план Морофу и мелкому мужичку, который являлся лучшим следопытом из лесовиков, они дружно сказали, что я сошел с ума. И ведь не побоялись же, сволочи, баронского гнева.

Дело пошло веселее после того, как я усомнился в их умении работать с лесом, – народ сначала набычился, а затем включил мозги. И вот сейчас мы въезжали в лесок, который, внешне совершенно не изменившись, в сути своей претерпел огромную метаморфозу.

Лесовики говорили, что сделают все быстро, но я все же их поторапливал и оказался прав.

Хтарская степь огромна! Десятки тысяч километров пространства, а слухи разносятся, как в убогой деревеньке на три двора. Не прошло и двух недель, как в мои земли заявились мстители.

Около часа и мы, и засевшие в городе жители напряженно ждали, пока степняки переправятся на наш берег. В плане подсчетов приходилось опираться на сметливость дозорных, которых я научил разбивать массы на части и, посчитав одну часть, складывать все вместе. Лакор выдал цифру в пять похожих на нашу сотню групп врага. Возможно, он прав и хан привел меньше людей, чем мы ожидали, впрочем, для нас сотней больше, сотней меньше – роли не играло. Либо план удастся, либо городок будет стерт с лица земли даже тремя сотнями хорошо экипированных степняков.

Выиграть у такого сильного противника можно, только сильно удивив его. Для этого нужны абсолютно нестандартные ходы, которых в этом мире не применял никто. По большому счету, моя задумка и состояла из целого вороха таких ходов.

Для мобильной группы ожидание было не таким тягостным, как для тех, кто остался на оборонительном валу, – ведь мы были заняты делом. Пока казаки укладывали своих скакунов в специальные окопчики, драгуны маскировали проходы в жидком кустарнике, который рос в не менее жидком подлеске. Крошечные листики, пару дней назад прорезавшиеся из почек, не могли нам ничем помочь.

Это только кажется, что в густом лесу спрятаться намного легче, чем в прозрачных на вид зарослях. С одной стороны, укромных мест больше, но и тот, кто ищет, всматривается намного внимательнее. Закончив с проходами, бывшие лесовики помогли замаскировать лежки коней. В отряд отбирались только лошади, с младенчества выпестованные опытными казаками, еще когда они были воинами-пастухами. Черныша в буквальном смысле ставил на ноги и воспитывал сам Курат, так что достаточно было легкого поглаживания по шее и правильных слов, чтобы обычно капризный скакун вел себя тише воды. Меня с Чернышом накрыли маскировочной сеткой – кстати, моим нововведением в этом мире, – состоящей из обычной сетки с пучками травы и сухих листьев.

Последние дни выдались суетными, поэтому двадцать минут лежания под теплым боком мерно дышащего коня убаюкивали, и я самым безобразным образом уснул.

Разбудило меня дрожание земли и приближающийся гул.

И сколько же их приперлось?

Гул нарастал, и Черныш начал волноваться.

– Чах, Черныш, чах, мой хороший, – шептал я на ухо коню, поглаживая бархатистую шею. Непонятное мне слово возымело волшебное действие – Черныш перестал дергаться и всхрапывать. О его волнении говорили лишь подергивание кожи и тяжелое дыхание.

Гул начал стихать, а еще через пару минут раздался такой треск, словно слон ворвался в бамбуковые заросли. Проклятое любопытство вцепилось в меня острыми когтями и заставило чуть приподнять голову, нарушая все приказы маленького лесовика – одного из десятников Морофа. Сам сотник сейчас находился в крепости и управлял обороной.

Если мне было не очень удобно в яме под маскировочной накидкой, то десяток хтаров явно изнывал от страха под сенью леска. Клаустрофобия выросших на открытых просторах степняков читалась в каждом их движении. Хтары вздрагивали от любого шума, который сами же и создавали.

Это была первая слабость врага, на которой я решил сыграть, и хтары мне подыграли. В редком лесу все просматривается довольно далеко, поэтому в головах у разведчиков наверняка крутилась одна и та же мысль: «Чего там смотреть – хан приказал проверить лес, вот мы и проверили, так что пора обратно, под родное небо, к не менее родному ветру».

Хтары ушли, но я все же продолжал лежать – на то был строгий приказ лесного мастера. Только минут через пять, когда где-то вне леска завопил многоголосый хор степняков, послышался тихий голос щуплого лесовика:

– Все, можно вставать.

Черныша я поднимал осторожно, чтобы не наделать лишнего шума, притом постоянно повторяя заветное слово:

– Чах, Черныш, чах.

Маскировочные сетки отброшены, щуплый лесовик с двумя помощниками скользнул в сторону города, а часть драгун начала натягивать одни веревки и отпускать другие. Как эти заросли готовили для будущего боя, я видел своими глазами, но хоть убейте, не понимаю, какая веревочка за что отвечает. Еще в лесу на севере империи я восхитился умением лесовиков превращать лес в настоящую крепость. Они даже жили в таких условиях, что можно было пройти мимо их жилья и ничего не заметить. Притом маскировка никак не влияла на комфорт проживания.

Разведчиков не было минут десять – они появились едва ли не одновременно с очередным взрывом воплей хтаров.

– Господин, – обратился ко мне десятник, в самодельном маскхалате поразительно похожий на сказочного лешего. – Они начали атаку. Все так, как вы и говорили. В охране холма со стороны города полусотня, а со стороны леса десяток. Дозорных в лесу мы упокоили.

Для убедительности лесовик поднял окровавленный нож и только после этого вытер клинок о траву.

– Хорошо, начинаем, – скомандовал я, старясь побороть мандраж. Руки дрожали, как у последнего алкаша.

Восемь казаков быстро вскочили на коней и пустили их шагом вслед за мной. Опушка показалась даже быстрее, чем мне этого хотелось. Кони легко шли по оставленным для них проходам, а следом топали три десятка драгун.

На опушке я мельком увидел четыре тела степняков, но рассматривать их было некогда. Все мое внимание привлекала небольшая группка всадников на расстоянии ста метров от нас.

Это была вторая слабость, причем не только степных, но и любых других властителей, которой я собирался воспользоваться: тщеславие.

Откуда великий, или, как здесь говорили, большой, хан должен наблюдать за боем? Правильно, с самого высокого холма. И такой холм имелся в четырехстах метрах от городка и в ста метрах от леса.

– Пошли, – почему-то шепотом приказал я, толкая Черныша пятками сапог.

Девять лошадей резво набирали разгон, да и расстояние было плевое – стометровка. И все же я успел посмотреть в сторону города. Действительно, разница между этими степняками и нашими первыми «гостями» была разительной. Они неспешно шли к валу, грамотно прикрываясь качественными щитами, в некоторых местах даже образовывая некое подобие «черепахи». Что ж, это значит, что я сделал правильный выбор.

Взгляд вновь перешел на цель нашей скачки – группу из десяти всадников, которые по-прежнему не могли оторвать взгляда от штурма, так же как и их телохранители. Восемь из десяти батыров одеты в «чешую», причем доспех одного хтара был черного цвета.

Нас заметили, когда до группы хтарских командиров оставалось двадцать метров.

Телохранителей мы просто объехали, по инерции взлетая на вершину холма.

Теперь пришло время для еще одного сюрприза. Все степняки очень хорошо владели неким подобием лассо и знали, как от него уклоняться, а вот монгольскую «ургу» они видели впервые. Шест с малозаметной петлей на конце воспринимался степняками как рыцарское копье, поэтому они и постарались уклониться от него вправо – срабатывал условный рефлекс. Благодаря такой реакции хтары сами засовывали голову в петлю. Своего клиента я, как и планировал, захватил петлей за шею и руку, что увеличивало шансы на выживаемость «буксируемого объекта».

После резкого рывка, уводящего копье в сторону, я отпустил привязанное к седлу еще одной веревкой древко и по плавной дуге вывел траекторию своего скакуна на разворот в сторону леса. Бежать Чернышу стало тяжелее – ведь сзади волочится довольно увесистый батыр в серой «чешуе». На «черного» я даже не зарился, – по плану он достался более опытному Курату.

Если Чернышу и было тяжело, то на его скорости это особо не сказалось, и через десяток ударов сердца мы влетели в проходы, оставленные в густом кустарнике специально для нас. «Проклюнувшиеся» на опушке драгуны, как в тире, посшибали с коней десяток телохранителей и убили скакунов под двумя оставшимися на свободе «чешуйчатыми».

Лес в буквальном смысле сомкнулся за нашими спинами. Мы проехали в самый центр рощи, где уже были оборудованы позиции для стрелков.

Пробираться по кустарникам или молодому лесу изначально нелегкая задача, а доработанные лесовиками заросли становились практически непроходимыми, при этом лучники оставили для себя сектора для стрельбы и сейчас отстреливали ломанувшуюся в лес орду.

На небольшую полянку посреди леска мы влетели почти галопом, а заросли за нашей спиной, словно по волшебству, тут же сошлись. Казалось, что преграда совсем смешная, но это было не так. Любой, кто хоть раз видел упавшее дерево, знает, что пройти от корня к верхушкам через переплетенье тонких веток – это уже проблема, а в противоположную сторону движение практически невозможно. Об этом прекрасно знали наши предки, и «засеки» – поваленные кронами наружу деревья – вокруг славянских поселений были нешуточным препятствием.

Небольшие, со стволами тоньше человеческого бедра, деревья и густой подлесок, на пару с кустами, должны были задержать преследователей минут на десять. Чего нам должно было хватить.

После сумасшедшей езды мы наконец-то смогли оценить попавшуюся на аркан добычу. Драгуны уже вязали троих пленников. Двое «чешуйчатых» все же сумели обрезать аркан и получить свободу. Точнее, свободу получил один, потому что через минуту разведчики приволокли убежавшего степняка.

Впрочем, количество не имело значения – «черный» был здесь, а это главное.

Единственной рукотворной конструкцией на приютившей нас полянке была толстая жердь, закрепленная горизонтально на деревьях в двух метрах от земли. Учитывая рост степняков – хватало с запасом. Вот на эту перекладину и были заброшены канаты с петлями, а в петлях уже находились лишившиеся шлемов головы пленников. Повязанные по рукам и ногам хтары выглядели довольно жалко даже в великолепной броне. Без петли на шее остался только один – для лысого, как бильярдный шар, батыра «поездка» закончилась плохо, и он уже не дышал.

Говорить я не торопился, несмотря на то что время поджимало: по всему лесу стоял треск от ломившихся на помощь хану степняков, а драгуны стреляли со скоростью пулемета. И все же спешить в этом деле было себе дороже. Рядом со мной стоял Охто, а Курат и три его помощника уже натягивали канаты, заставляя пленников вставать на цыпочки. Я оглянулся назад и увидел, что степняки серьезно застряли в густом переплетении веток. Некоторые, даже получив по нескольку стрел, так и не падали на землю. В памяти всплыла сцена, как молодой гвардейский центурион воспользовался похожим приемом, чтобы защитить меня и Лару. Только там была узкая винтовая лестница и куча легких стульев.

Что ж, думаю, пауза была достаточно долгой. Теперь пришла пора воспользоваться еще одной слабостью степняков – суеверием.

– Хан, выбор у тебя простой: или ты уводишь своих людей из моего баронства и клянешься покоем души, что ни один из твоих родичей никогда не ступит на эту землю, или я повешу сначала твоих сыновей, а затем тебя.

Охто быстро начал переводить, но мне показалось, что хан все понял и без перевода. Он дернулся, словно его ударили, хотя наверняка догадывался, о чем пойдет речь. Как минимум об этом ему говорили странные манипуляции с веревками. Хан повернул голову в сторону сыновей и прикрыл глаза. Мышцы на его скулах вздулись, и послышался скрежет зубов. Хорошо, что оба ханских сына были живы. То, что это именно они, было видно по сложной прическе – трем аккуратно выбритым полосам, волосы между которыми были сплетены в косы. Выбора у хана не было – еще при первом походе в степь я удивлялся, почему это степняки не покидают стойбища по ночам. Оказывается, ночью по степи бродят духи трусов, предателей, клятвопреступников и… умерших от удушья. Вот такая вот интересная деталь.

Хан открыл глаза и заговорил – незнакомые мне слова он выталкивал сквозь зубы, словно тяжкий груз.

– Хозяин, хан не может дать такой клятвы. Предлагает повесить его, но отпустить сыновей, – тут же перевел Охто.

– Блин, он что, издевается? – психанул я, потому что вопли степняков и треск сучьев, казалось, звучали прямо за моей спиной. – Курат, вздерни сыновей.

– Нет! – завопил хан, который все же понимал имперский, но плохо, потому что отвечал по-своему.

– Он не может отказаться от мести, потому что дал клятву. Если нарушит, все равно не попадет к духам предков, – продолжил перевод Охто.

– Твою мать! – Мысли в моей голове проворачивались с хрустом, но мозг все же сумел выдать нужный результат. – Ты клялся отомстить убийце твоего сына?

– Да, – на имперском ответил хан, по его глазам было видно, что он бы и сам хотел найти выход из этого тупика.

– В его смерти виновен я, поэтому можешь мстить лично мне сколько влезет, только не на этой земле. Согласен?

– Да, – обреченно выдохнул хан и тут же начал орать как резаный.

Я даже напрягся и хотел было дать ему в морду, но не стал этого делать, услышав, как начали стихать вопли степняков. После небольшой паузы лесок вновь наполнился треском, но теперь удаляющимся.

– Пусть клянется, – сказал я Охто и повернулся к своим бойцам.

Парочку драгун все же подранили. Впрочем, никто и не говорил о том, что хтары являются слабыми воинами, и очень хотелось надеяться, что после пленения командного состава степняки прекратили штурм города.

Минут пять хан что-то лопотал на хтарском, а затем послышался голос Охто:

– Хозяин, клятва верная. Хан требует, чтобы его отпустили.

– Требует, с петлей на шее? А он нахал, – повернулся я к хану с ехидной улыбкой. – Э, нет, брат. Это было условие спасения ваших душ, а насчет выкупа за жизнь мы поторгуемся – и начнем, пожалуй, с чешуйчатых доспехов. Всех, что есть в этом войске.

Хан хоть и не говорил на имперском, но понимал многое – его лицо тут же перекосило от злобы. А я в ответ лишь улыбнулся. Никогда не любил торговаться, так что спорить нам было не о чем.

Затем был осторожный путь к опушке леса под прикрытием пленников, и я с облегчением увидел, что на защитном валу по-прежнему наши, а степняки беспокойно ждут появления своих вождей вокруг того самого холма, который стал для них роковым.

Хан, предварительно освобожденный от груза брони, отправился к своим воинам, а мы с его сыновьями быстренько отступили под защиту оборонительного вала. Уже там выяснилось, что хтары все-таки прорвались за периметр, но были сметены с кромки вала дружным залпом драгун. Тех же, кто оказался внутри, встретили оставшиеся в поместье казаки и неожиданно злой волк. Схватка была короткой, кровавой, но, к счастью, победной для нас. Общие потери составили четверых убитыми и пятнадцать ранеными, но это было намного меньше, чем ожидалось. И все же облегченно вздыхать было рановато: для подобных вздохов время пришло лишь тогда, когда последний хтар пересек брод, а заложники благополучно отправились следом за своим папашей.

Если честно, то в победу я поверил еще не скоро.