Текст книги "Равнение на Софулу"

Глава 4

В Верхоречье выехали ранним утром.

Шоссе, по которому они мчались, словно вытекало из янтарного нутра восходящего солнца. Отец, бормоча проклятия, старался удержать на носу солнцезащитные очки со сломанной дужкой. Немного помучившись, сказал:

– Очередное фуфло.

Очки полетели в окно.

«Миллион сто пятые!» – иронично подметил про себя Айнур и, порывшись в рюкзаке, достал свои.

– На.

– Издеваешься?

– С чего взял?

– Сравни свою «репу» с моей.

– Ну.

– Что – ну? Говори полно! – раздражаясь, велел отец.

– Ну, твоя «репа» больше, – отчеканил Айнур.

– Вот и всё.

– Что – вот и всё, говори полно! – передразнил Айнур.

– Вот и всё, надену – им кирдык придёт.

И правда, ни одни очки не служили отцу больше недели. Или сам ломал, или кто-нибудь другой, ненароком сев-раздавив, уронив-наступив.

– Сломаешь – другие купишь.

– Купишь кукиш. Убери.

– Ну и щурься, как китаец.

– Нам, татарам, всё равно, – пробормотал отец и включил радио, давая понять, что разговор закончен.

Айнур покосился на застывшую в одной позе мать. Она делала вид, что спит. Веки слегка подрагивали.

«Притворяется. Сначала фазер, теперь мазер, в игнор меня пустили. Ну и ладно! – обидевшись, Айнур откинулся на сиденье. Полез в рюкзак за сотовым. – Зашибись! Ещё лучше!..»

– Пап, я мобилу дома забыл.

– Я рад… честно, рад!

– Ты предсказуем.

– Даже не пытаюсь быть оригинальным.

– Па-а-ап…

– Что?

– Симпл… ничего. – Айнур хотел попросить айфон, но передумал, представив, с какой миной тот его даст, если даст вообще.

Чтобы прогнать досаду на родителей и как-то развлечь себя, начал перекидываться от одного окна к другому. Справа проплывали стройные ряды высоченных пирамидальных тополей, которые плотно прижимали к себе ветки и усердно тянулись заострёнными макушками ввысь, стремясь зацепить облака. После отряда тополей пошли волнующиеся от ветра пшеничные поля. Айнур торопливо переметнулся к левому окошку, зная, что увидит озерцо, на котором в прошлом году рыбачил с родителями.

Тем летом мама была собой. На рыбалке варила уху, много говорила, смеялась и пела. До того, как «высохла», она всегда пела, особенно в машине. Почему-то именно в салоне автомобиля на неё нападал кураж: она смешила сына и мужа, пародируя кого-нибудь из популярных певцов, или пела по-настоящему – красиво, вольно. Иногда Айнур с отцом пробовали поддержать её, но папа так фальшиво гундосил, а Айнур жидко блеял, что исполнение в три голоса всегда заканчивалось дружным хохотом.

«В Ленинградской области волки научились спасаться, уходя в „Заказник“, где охота запрещена. Специалисты такое поведение считают осмысленным», – сообщил диджей радио «Маяк», а дальше захрипел Высоцкий: «идёт охота на волков, идёт охота…»

– Где Ленинградская область? – спросил Айнур, поймав в зеркале папины сощуренные глаза.

Тот, на секунду перекинув напряжённо-сосредоточенный взгляд с дороги на него, нехотя ответил:

– Раньше Санкт-Петербург назывался Ленинградом.

– По Питеру бегают волки?

– Не пори чушь, сказали же – «в области». Где леса, там и бегают.

– А возле Верхоречья есть лес?

– Есть.

– А речка?

– «Репу» включи! Верхоречье…

– Точняк! А что ещё есть?

– Горы.

– Горы?

– Не Гималаи, конечно, но… смахивают на горы.

– А волки?

– Есть волки? – переадресовал отец вопрос матери.

Айнур, приподнявшись, посмотрел на неё. Она пожала плечами.

Сел на место. Уставился в окно, а там – ярко-жёлтое море. Захотелось выскочить из машины и побежать, петляя между тонкими зелёными ножками, расталкивая овальную листву подсолнухов, вымахавших в рост человека.

Свернули на просёлочную дорогу. Машина запрыгала на ухабах, и папа, чертыхаясь, снизил скорость до предела. Динамики затрещали, жизнерадостный ведущий стал запинаться, проглатывать слова…

– Убери его, – попросила мама, слабо взмахнув рукой.

Отец бросил на неё недовольный взгляд. Выключил радио. Посмотрел через зеркало на сына.

– Жвачка есть?

– Нет.

– Эй, не кисни, скоро приедем.

Айнур вяло кивнул, пробуя представить, чем будет заниматься в предпоследний месяц каникул. Заранее настроился на скуку. В деревне он был давным-давно, в раннем детстве, и совсем не помнил, понравилось ли ему там. Родители перестали туда ездить после смерти бабушки. Из-за мамы. Она только звонила деду, а если папа предлагал: «Рванули на длинные выходные в Верхоречье», находила сто причин «против» или же кратко произносила: «Не сейчас».

Почему мама не хотела видеть собственного отца, Айнур не понимал и, если честно, не вдавался в подробности. Ему хватало бабушки и дедушки, родителей папы, которые жили в городе и частенько приходили в гости. Или он к ним отправлялся с ночёвкой по настоянию отца. Уезжал к нанайке с картатайкой (так он их называл на татарский лад), не скрывая недовольства. Ему не нравился старый двор, где не было нормальных детей, – бегала одна мелюзга, охраняемая придирчивыми древними старушками, приросшими к таким же древним скамейкам. Даже картатай свой двор в шутку называл «нафталиновый рай».

Выставив в открытое окно руку, Айнур пробовал поймать ветер. Тот давил на ладонь, просачивался сквозь пальцы. Тогда, опустив до отказа стекло, высунул наружу голову. Шшшу – зашумело в ушах. Машина подпрыгнула, и он больно ударился шеей о верхний проём окна. Уже собрался спрятаться внутри, но, заметив впереди лениво бредущего коня с седоком, передумал.

Ветерок трепал соломенные волосы подростка и пузырил свободную футболку. Шорты до колен. В стременах загорелые ноги-палки без обуви, и… «Девчонка?!» – оторопел Айнур. Они поравнялись, и он, не успев нырнуть в салон, вытаращился на неё снизу вверх. Она тоже посмотрела пристально.

Проехали.

Айнур нарочно не стал оборачиваться, хотя очень хотелось лучше разглядеть наездницу. Запомнилась расслабленная поза и большой подсолнух в руке.

– Тюрлих-натюрлих, – непонятно к чему выдал папа. – вот такие они, деревенские дети, это тебе не городские гопники, – добавил он и неодобрительно посмотрел на сына.

– Типа, я гопник? – не понял Айнур. «Сначала у мазер, теперь у фазера крыша едет».

– Это я так, обобщаю. Ты пока в норме.

– Меня не приплетай к своим обобщениям, – предупредил Айнур, – а то…

– Что – а то?

– Ничего.

– Не увиливай, что – а то?

– Булат, не провоцируй, – неожиданно очнулась мама. Достала из сумочки расчёску. Распустила волосы.

– Сколько просил, не в машине.

– Остановись.

– Пожалуйста! – резко затормозил отец.

Маму кинуло вперёд. Пробормотав «псих!», она вышла.

– Ожила мёртвая царевна!

– Не смешно, пап!

– Сам знаю. Но, понимаешь, достала! Весь психоз от неё! Пошёл второй месяц… давно могла бы сходить в поликлинику и обследоваться. Всех в напряжении держит. Ещё придумала голодом лечиться.

– Она не специально – её всё время тошнит.

– Твою мамку не поймёшь: то говорит, тошнит, недавно сказала, что специально голодает – лечение такое. А от чего лечится? В Интернете нашла, чем болеет… в голове ни бум-бум, эгоистка, думает только о себе! Подтверди, я же прав? Прав?

Отец был прав. Айнур чувствовал, что в их семье что-то разладилось. Ему тоже не нравилось, как вела себя мама. Но вслух соглашаться с отцом не хотелось, поэтому он просто пожал плечами.

– Во-во, – горько усмехнулся отец, – только и умеете плечами пожимать! Два сапога пара.

– Она же мама.

– А я? Верблюд?

– Фазер.

– Не дерзи.

– Не дерзю – просто отвечаю.

– Я инглиш не признаю́. Принципиально.

Айнур закатил глаза.

– С пелёнок это слышу!

Отец сказал что-то быстро на татарском и, развернувшись, победно посмотрел на сына.

Айнур ничего не понял, и это задело. Захотелось сделать ответный ход – попробовал так же быстро сказать что-нибудь на английском языке, однако запнулся на втором слове.

– Пык-мык, пык-мык! – передразнил его отец. – больше показухи, а не знания языка.

Мимо, подняв пыль, пронеслась галопом на коне девчонка.

– Ты скакал когда-нибудь верхом? – сменил тему Айнур, устав спорить.

– Скакал и с первой минуты понял: я не кавалерист. Всю пятую точку отбил. Когда со стороны смотришь, кажется – легко и просто. Хех, сейчас вспомнил: где-то прочитал, что катание верхом – «прощай целлюлит». – Отец посмотрел в окно на маму, укладывающую волосы. – Слушай, мамке ни слова, что я тут про неё наговорил. Всё. Пффф… выдохнули…

Глава 5

Софийка собралась ехать в сторону трассы.

– Ба, я семечки хочу проверить.

– От те на! – воскликнула недовольно бабушка. – горазда время транжирить. Пустые они ещё. Даже не выросли, поди. Лучше огород полоть начни.

– Сгоняю… вдруг?..

Софийка лукавила, зная – не созрели подсолнухи. Это был повод удрать из дома и покататься на Грине. Она бы лучше поспала, но Данька вскочил очень рано и её разбудил.

– Хорошо, – вдруг смилостивилась Лидушка, – прогуляйся, только погоди малость, заранее обед Володькам соберу. Чтобы без толку коня не гонять, по пути оставишь. И смотри там, на поле агроному не попадись! Оштрафует – свои сбережения отдашь, у матери с отцом копейки нет: все на Володькин дом уходят. Размахнулся твой братец со стройкой, ни конца ни края. Скоро ему на вахту, торопится с крышей… Софочка, слышишь? Берегись агронома!

– Ой, ладно, бабушка, не пугай! Тебя послушать – злой агроном день и ночь сидит под подсолнухами и ждёт: кого бы оштрафовать? Может, Софочка на Грине прискачет?

– Тебе всё смех!

– Давай, что там отвезти?

– Софка, меня возьми, меня возьми! – заканючил племянник Данька. – прабушка, скажи, пусть Софка меня возьмёт, всегда одна катается! Грин общий, я тоже хочу.

– Не возьму! Просила – не буди. Разбудил… вредина!

– Возьми! Возьми!

Софийка, заткнув уши, выскочила на улицу. Данька с воплями за ней. Следом – Лидушка.

– Софочка, обед! А ты, Даня, поди кур с грядки шугани.

– Ы-ы-ы, кур шугать заставляешь, а на Грине кататься не разрешаешь!

– Иди-иди, куры ждут, – подтолкнула его в спину Софийка. – я быстро скакать буду, тебе не понравится. В последний раз кто ныл?

– Ты специально быстро скакала, чтобы у меня в животе кишки переворачивались.

– Вот видишь, – обрадовалась Софийка, – твои кишки ещё слабенькие! Вдруг совсем отклеятся? Мне попадёт. Нельзя тебе пока на коне скакать. На земле потренируйся: побегай, попрыгай, кур с грядок погоняй, – посоветовала она и побежала на задний двор.

* * *

Пока запрягала Грина, слышала рёв Даньки. Стало жалко племянника. Хотела пойти за ним, но, вспомнив, какой он вертлявый, а ехать надо было далеко, решила: «В следующий раз обязательно покатаю».

На окраине деревни она увидела скопление мотоциклов. Большая компания подростков из двух деревень собралась на речку. Это была традиция – открывать лето и потом начинать каждый летний месяц на берегу Каменки совместной развлекухой, которая плавно перетекала в субботние ночные дискотеки.

«Похоже, потеха назревает, а Лариска не в курсе. Ай-ай-ай, Ларка – и не при делах!.. Обычно первая обо всём узнаёт, а тут…» – подумала Софийка.

Когда в Верхоречье горел старый клуб, пожар едва не перекинулся на жилые дома, поэтому новый дом культуры построили на окраине деревни. Не сразу – лет десять прошло. Потом долго искали заведующего клубом. Им стал Василий Васильевич, гармонист, молодой пенсионер, который переехал жить в Верхоречье из города, отработав на вредном производстве.

Здесь его сразу прозвали Пардон – из-за привычки всюду вставлять это слово. Ни жены у Пардона, ни детей не было, только гармонь, заводной характер и неиссякаемая энергия. Именно он стал инициатором и бессменным диджеем ночных дискотек.

«для вас стараюсь, – отвечал всем недовольным, – ваши дети на виду, а не через три деревни». Пардон следил за музыкальными новинками, старался угодить капризной молодёжи.

Обогнав Софийку, к группе подкатила городская Катька на мотике. Распустив выбеленные с синими прядями волосы, модно одетая, с наклеенными ресницами она не отставала от своей старшей сестры, которой было восемнадцать лет. чтобы казаться умной, Катька старалась в основном молчать. На самом деле все давно знали: ей не хватало словарного запаса не только на то, чтобы вести остроумные беседы, но даже на то, чтобы сформулировать самую простую мысль. Иногда деревенские девчонки, недолюбливающие «городскую», специально выставляли её при ребятах не в лучшем свете, задавая какой-нибудь каверзный вопрос. Катька замирала, долго хлопала накладными ресницами, стыдливо краснела и наконец отвечала или междометиями, или рваными фразами, или просто хихикала. Мальчишки гоготали, но всегда прощали Катьке этот небольшой изъян, справедливо считая, что ей досталась вся красота, а старшей сестре – весь ум (та училась в МГИМО).

За Катькой, приветственно посигналив, подъехали близнецы из Низовки – Стрижи Мишка и Гришка. Софийка помахала им в ответ и чуть с коня не свалилась: «Ларка?!» Подруга сидела на «Яве» с Палёным, положив ему на плечи ладони, и сияла от счастья. Увидев Софийку, быстро отвернулась.

– Поздно шифроваться, спалилась!

Подруга часто-часто заморгала. На неё всегда, когда она волновалась, нападал нервный тик.

– Не специально… правда забыла предупредить.

– Ага, забыла с новостью гонца послать, у тебя же нет вот такой штуки, – показала Софийка сотовый телефон.

– Ёклмн, не наезжай на меня! Я не обязана тебе докладывать, где что происходит, и приглашать.

– Хватит вопить в ухо! – обернулся Марат, скинув Ларискины руки. – Мамзелька Софула, я приглашаю тебя, официально. Погнали на пикник?

– Мерси, господинчик Палёный, за официальность, но я уже приглашённая.

– И куда направила копыта?

– На свидание… к агроному! – выпалила Софийка, чувствуя возрастающую неприязнь и к нему, и к подруге.

Едва сдерживая ярость, вскинула поводья. Застоявшийся Грин охотно стартовал.

Проскакав галопом до заливных лугов, она поостыла. Злость прошла. Ветер приятно обдувал лицо, теребил волосы. «Лариска, конечно, коза, но, даже если бы она сказала мне об этой дурацкой тусовке, я бы не пошла туда. Делать там нечего. Не хочу смотреть, как Катька по берегу будет дефилировать в новом купальнике, другие девчонки завидовать и сплетничать, а Лариска доставать стонами: „Везёт тебе, Софка, ты худая и острячка, а я – толстая и скучная!“ Блин! Только дошло… ей нравится Палёный! Вот почему вчера о нём расспрашивала…»

* * *

Лариска прибежала поздно вечером. Сначала заскочила в Лидушкин дом, с порога пожаловалась:

– Пуф, достала меня наша корова! Брыкучая дура! Опять ведро с молоком пнула.

Баба Лида заступилась за скотинку:

– Не корова виновата – сама. Небось спешила, второпях доила, вот она и разозлилась. Ко мне в бешенстве подскочи – и я пну.

Лариска захохотала, представив брыкающуюся бабу Лиду.

– Уф, понятно, в кого Софка. Вам юмористами выступать надо. Где она?

– В Борькиной стороне.

Вход в Борькино жилище, пристройку Лидушкиного дома, был с другой стороны. На крыльце сидели Софийкины родители и грызли семечки. Дядя Боря был под хмельком:

– О, Ларка! Красивая ты, сбитенькая, и волосы шикарные!

– Дурень! – с силой шлёпнула его по затылку тётя Поля, так что дядя Боря чуть не кувыркнулся со ступенек. Тётя Поля сама же и удержала его за футболку. – Не стыдно? Что несёшь?

– Я же без пошлостей всяких, без намёков! – обиделся дядя Боря. – Это ты дура! Как могла такое подумать?

Начал заводиться.

Лариска быстренько прошмыгнула мимо.

Софийка, сидя на диване, читала книгу.

– Твой папака сейчас мне комплимент отвалил! – смеясь, сообщила Лариска.

– Он всегда тебя хвалит, – не удивилась Софийка. – говорит, что я доходяга, пацанка, и неизвестно, в кого превращусь, а ты – настоящая русская красавица растёшь. И я с ним согласна.

– Уф, не прикалывайся!

– Не веришь – не надо.

– Слово «сбитенькая», знаешь, как-то не очень радует.

– Достали твои комплексы.

– Самой надоело, – призналась Лариска. – у вас инет фурычит?

– Всё фурычит. Так и знала, что ты пришла не душевные беседы вести, а зависнуть в ВК.

– Не обижайся.

– У меня книга.

– А я не люблю читать. Кстати, мой папака из-за этого Интернет и отключил. Вот так и живу без выхода в культурный мир. Папака сказал: «Нечего в компьютер лупиться, лучше книги умные читай, а то после девятого в город поедешь поступать, а в голове пусто». Тебя бы он похвалил.

– Ммм… – мыкнула Софийка, отыскивая строчку, на которой остановилась.

Лариска замолчала, уйдя в виртуальную реальность.

– Ёклмн, сидим с тобой тут две кукушки, а у кого-то жизнь, пуф… – вздохнула вдруг.

– У кого, например? – захлопнула книгу Софийка.

Желание читать пропало. Подсела к Лариске за компьютер.

– У Катьки. У неё новые фотки в ВК. Зырь, ух какие!..

– Да здравствует фотошоп!

– Думаешь?

– Забыла, как на самом деле Катька выглядит? Это её глаза? Губы раздуты… смешно, да? И слишком жопастая.

– Какая разница, зато лайков столько.

– И что эти лайки дают?

– Популярность.

– Зачем нужна дутая популярность? Представь, она познакомится с парнем, он втюрится в неё, встретятся…

– Ой, Катька такой макияж нарисует, парень второй раз втюрится.

– Пока разговаривать не начнут.

– Ха-ха! – затряслась Лариска. – с этим не поспоришь: Катька – курочка!

– Вообще, ей проще, чем нам с тобой, – зевнула Софийка, – она в деревню просто отдыхать приезжает. Никто не заставляет её огород полоть…

– Или коров доить, – подхватила Лариска.

– Мне, например, некогда фоткаться, тем более в Вконтакте целый день сидеть. И неохота, если честно.

– Уф, тоска смертная! – не слушала её Лариса.

– Жалко, у тебя коня нет, вместе бы катались. Обожаю на Грине быстро мчаться. Как ветер. Здо́рово!

– Софка, не надоело ребёнком быть?

– Мне тринадцать, если что.

– Спасибо, что напомнила, ёкл! Мне давно четырнадцать, а парня нет.

– Катьке тоже четырнадцать.

– И снова спасибо! Успокоила задом наперёд, не могла лучше пример привести. Здравствуй, новый комплекс!

– Что не так?

– Катьке тоже четырнадцать, а за ней две деревни бегает.

– В городе за ней никто не бегает, там на неё похожих полно, вот она сюда и приезжает. Хотя и здесь…

– Что – здесь? – умирая от любопытства, яростно заморгала Ларка.

– Недавно в футбол играла с близнецами из Низовки. Стрижи её обсуждали. Представляешь, оказывается, мальчишки нарочно притворяются, типа, влюблённые, глаза ей замыливают, чтобы поприкалываться. Ещё из-за мотика…

– Да ну… – недоверчиво посмотрела Ларка на Софийку, – не верю… Катька же ядреная красотка. Мне только мечтать… стать бы, как она.

– Лорик, ты сама по себе красотка. По телику волосы рекламируют после шампуней, такие блестящие, пышные…

– Я тут при чём?

– Твои лучше.

– Пуф, оценил бы кто другой кроме тебя-я-я… – уныло протянула подруга. – А Палёный? Он что говорит про Катьку?

– Ничего не говорит, только лайки ставит на фотки.

– Это я сама знаю. Говорит что?

– Не знаю и знать не хочу! – вдруг рассердилась Софийка. – я запретила мальчишкам обсуждать при мне Катьку и других девчонок. Из женской солидарности. Неприятно – в глаза одно говорят, а потом за спиной – «ха-ха-ха!».

– Соф, а тебе кто нравится?

– Никто.

– А по-честному?

– Никто.

– А с кем бы хотела встречаться, для прикола хотя бы?

– Ни с ке-е-ем, – сквозь зевоту ответила Софийка.

– Даже с Палёным?

– Лорик, ты глухая? Говорю же – ни с кем! Тем более с Палёным. Терпеть его не могу. И он меня ненавидит. У нас антипатия.

– А я думала, он бегает за тобой. Всё время рядом крутится.

– Смотри сюда. – Софийка показала пальцем на едва заметную желтизну под глазом.

– Объясни нормально. Я не экстрасенс, чтобы с глаза информацию считывать.

– Здесь был синяк.

– Удивила. Я недавно ножом чуть половину пальца не оттяпала. И что?

– Я с Палёным из-за футбола подралась.

– Ну да! – едва сдержала радость Лариска. – Молодец! Пока я неделю в городе гостила, ты здесь не скучала. Кто победил?

– Синяк на синяк. Один – один. Ничья.

– Чумная!.. вообще, лично я не стала бы связываться с Палёным. Марат старше тебя на два года.

– Думаю, он не в полную силу дрался и, когда в глаз мне заехал, даже растерялся, а я воспользовалась и для ровного счёта ему вложила. Ты бы видела, какой он бешеный стал! Как заорал: «Урою!» Я поверила – уроет. Хорошо хоть низовские заступились, потом меня в свою команду приняли. Теперь я всегда за них. А мне всё равно, против кого, главное – играть. И ещё понравилось боксировать. Спасибо Вовке моему. Это он научил меня тыдыщ-тыдыщ делать.

– Всё-таки странная ты… – задумчиво протянула Лариска и засобиралась домой. – зеваешь тут, ёклмн, я тоже спать захотела. Пока.

* * *

Веснушчатые подсолнухи по-военному слаженно держали равнение на солнце. Не спрыгивая с коня, Софийка дотянулась до самого высокого, выкрутила желтопёрую лепёшку с крепкого стебля, развернула Грина, и они побрели домой.

Мимо, сигналя, проехало несколько автомобилей. Некоторых Софийка узнала: «К Лёвушкиным едут. А эти к Селивановым. Эти к Бармаковым. Эти… – на неё, высунувшись из салона и вывернув голову, во все глаза смотрел чернявый подросток. Ничего не запомнила, кроме чёрных глаз. Внутри что-то булькнуло, сердце подпрыгнуло и заработало в непривычно сбивчивом ритме. – Этих не знаю. Интересно, в Низовку или к нам? Попробую догнать».