Текст книги "Текучая Вода"

Густав Эмар
Текучая Вода

От издательства

Редакторы настоящего тома решили оставить без изменений по сравнению с дореволюционным изданием транскрипцию некоторых имен, географических названий и специальных терминов, встречающихся на страницах романов.

Глава 1. Экспедиция

5-го апреля 1805 года в одной из самых диких и неприступных местностей Новой Испании, образующей теперь государство Когагуилу, принадлежащее к Мексиканскому Союзу, многочисленная кавалькада выступила из ущелья и галопом направилась к склону довольно высокого холма, где находилась aldea, или деревня, мирных индейцев mansos.

Кавалькада эта состояла из пятнадцати человек.

Десять из них были уланы, прозванные за свой желтый костюм tamarindos. Они продвигались в стройном порядке под командою старого, поседевшего в боях офицера с длинными седыми усами и угрюмым лицом.

Шагов на двадцать впереди этой группы ехали двое мужчин и женщина.

Один из них был мужчина высокого роста, лет тридцати. Его грубые, надменные и мрачные черты казались еще более грозными от глубокого багрового шрама, который, начинаясь от правого виска, разделял все лицо на две почти равные части. Пышный костюм мексиканского campesinos сидел на нем с редкой элегантностью. Этого человека звали дон Аннибал де Сальдибар, он был одним из самых богатых владельцев гасиенд в этой области.

Его спутник, из почтительности немного придерживавший коня, был индейцем мансо, т. е. цивилизованным индейцем, обладателем загнутого наподобие клюва хищной птицы носа и большого рта с двумя рядами зубов ослепительной белизны. Его лицо отражало ум и отвагу, а невысокое, но коренастое тело с сильно развитыми мускулами указывало на выдающуюся физическую силу. По богатству одежды он далеко уступал своему товарищу, хотя и имел претензии на элегантность, черта, характерная для индейцев. Звали его Педро Сотавенто, он был mayordomo mayor, управляющим, дона Аннибала де Сальдибара.

Третья особа, как мы уже сказали, была женщиной. По тонкому стану и юношеской грации движений можно было заключить, что она еще очень молода, но ее лицо невозможно было разглядеть, так как она спрятала его под волнами газа и кисеи, чтобы защититься от палящих лучей солнца. Только длинные волнистые черные волосы, выбившись из-под широкополой вигоневой шляпы, падали беспорядочно на бледно-розовые плечи, едва прикрытые платьем из китайского крепа.

В данную минуту все трое вели оживленный разговор.

– Нет, – говорил дон Аннибал, хмуря брови и ударяя кулаком по седлу, – это невозможно. Я не могу и помыслить о такой дерзости со стороны этих скотов индейцев. Тебя обманули, Сотавенто!

Мажордом мрачно усмехнулся, привычным движением втянув голову между плечами, и отвечал тихим голосом:

– Ты увидишь, mi amo, мой господин, что мои сведения верны.

– Как, – возразил владелец гасиенды с удвоенным гневом, – они думают сопротивляться? Да они с ума сошли!

– Не настолько, как ты думаешь, господин. Альдеа велика, в ней не меньше трехсот хижин.

– Что до этого? Хотя бы вдвое больше! Разве каждый испанец не стоит десятка индейцев?

– В открытом поле – может быть…

– Как так, может быть! – вскричал дон Аннибал, быстро повернувшись к мажордому и окидывая его в высшей степени пренебрежительным взглядом. – Смотри, Сотавенто, твое индейское происхождение мешает тебе беспристрастно взглянуть на дело.

– Нет, мой господин! Индейское происхождение, которым ты меня попрекаешь, позволяет мне, напротив, здраво обсудить положение дел и повторить: оно серьезнее, чем ты думаешь.

Эти слова, произнесенные внушительным тоном, заставили гордого испанца призадуматься.

Уже давно Педро Сотавенто служил у него, он знал его храбрость и осмотрительность и был уверен в его преданности. Поэтому он сказал более сдержанным тоном:

– Итак, вот почему ты настаивал, чтобы я взял отряд из форта Агуа Верде?

– Да, господин, – отвечал мажордом, бросая выразительный взгляд на солдат, – только я хотел, чтобы он был многочисленнее.

– Ну, если бы не присутствие сеньоры, я не взял бы ни одного солдата. Нас и одних слишком достаточно, чтобы наказать этих животных, будь их хоть тысяча.

– Дон Аннибал, – сказала тогда молодая женщина тихим мелодичным голосом, – презрение твое к этим бедным людям несправедливо. Они лишены развития и нашего цвета кожи, но все-таки они люди и поэтому имеют право на наше сострадание.

– Очень хорошо, сеньора, – язвительно отвечал владелец гасиенды, – ты берешь их сторону.

– Я не беру чью-то сторону, дон Аннибал, – отвечала она с легкой дрожью в голосе, – а высказываю только свое мнение, которое считаю правильным, вот и все. Но твой гнев страшен. Кажется, меня следовало бы оставить в гасиенде, как я и желала.

– На членов моей семьи нельзя нападать безнаказанно, сеньора. Я хочу сделать тебя свидетельницей мщения за нанесенную тебе обиду.

– Я не жаловалась, дон Аннибал. Легкая обида, нанесенная мне, не заслуживает того ужасного наказания, каким грозишь ты этим несчастным созданиям. Берегись, дон Аннибал! Эти люди, которых ты в своей кастильской гордости низводишь до степени животных, потеряют терпение. Они уже питают к тебе глубокую ненависть. Индейцы мстительны, они, может быть, двадцать лет будут выжидать благоприятного случая отплатить тебе за все зло, но тогда их мщение будет ужасным!

– Довольно, сеньора, – отвечал сурово владелец гасиенды.. – В ожидании этого мщения я буду обращаться с ними, как они того заслуживают.

Молодая женщина безмолвно опустила голову.

– О! – с насмешливой улыбкой вскричал мажордом. – Ты можешь наказывать их безбоязненно, господин. Уже давно индейцы приучены сгибать плечи, и вряд ли им придет в голову мысль выпрямиться и укусить бьющую их руку.

Эти слова были произнесены с такой выразительностью, что непременно привлекли бы внимание дона Аннибала, не будь он слишком увлечен своим мнимым или действительным превосходством над несчастным племенем, служившим предметом данной беседы.

Впрочем, мнение, высказанное доном Аннибалом, не было так уж неосновательно, как это может показаться европейцу. Испанское имя пользовалось в это время таким престижем в Америке, а несчастные индейцы были доведены до такого унизительного положения и до такой степени подавлены превосходством своих завоевателей, что последние не давали себе труда даже скрывать презрение к этим выродившимся потомкам некогда могущественных народов. На каждом шагу им давали почувствовать тяжесть давившего их ига.

В данном случае, однако, гордый испанец совершил грубую ошибку, и вот почему. Индейцы, задевшие его самолюбие, не принадлежали к тем, которые уже три столетия подчинялись кастильскому могуществу. Они всего лет тридцать как поселились в этих местах по собственной воле. Это требует объяснения, которое мы и намерены дать, извиняясь перед читателем за отступление.

Есть народы, которым суждено роковым образом исчезнуть с лица земли. К их числу принадлежит красная раса, бывшая сама себе злейшим врагом.

Индейцы, вместо того чтобы общими силами бороться с притеснителями и свергнуть их тиранию, тратили все мужество и энергию на борьбу между собой. Эта ожесточенная борьба, происходившая между людьми одной крови, возникла из-за пустых, в сущности, причин, но скоро она разделила массу воинов на два враждебных лагеря.

Таким образом, целые народы, когда-то многочисленные, сократились до нескольких семейств и вскоре совсем исчезли. Только немногие воины нашли спасение в бегстве, часть их приняла покровительство другой нации и слилась с ней.

Сколько сильных народов эпохи открытия Америки теперь исчезло почти бесследно!

Первые завоеватели, движимые религиозным фанатизмом и ненасытною жаждой обогащения, были безжалостны к покоренным, и немало последних пало жертвою работ в копях.

Однако, желая быть справедливыми, мы должны констатировать тот факт, что испанцы никогда не организовывали охоты на индейцев, как это делали англосаксы на севере Америки, никогда не назначали они за голову дикаря премии в пятьдесят долларов. Вместо того, чтобы истреблять коренных жителей, они сливались с ними. В результате этого число индейцев в древних испанских владениях значительно возросло, в то время как находившиеся постоянно на положении диких зверей в Американском Союзе, они исчезли там совершенно.

После новой переписи, устроенной Вашингтонским конгрессом в 1858 году, на территории Соединенных Штатов значилось 800. 000 индейцев.

В Мексике же, имеющей всего семь миллионов населения, насчитывалось пять миллионов индейцев и метисов. Со времени Монтекузомы численность населения никогда не достигала такой высокой цифры.

Из сказанного следует, что в течение трех веков испанцы без милосердия истребляли индейцев, а число последних все-таки возросло, тогда как североамериканцы, философы и филантропы, достигли диаметрально противоположных результатов. Едва исполнилось шестьдесят лет со времени провозглашения независимости, как племена, покрывавшие их территорию, были совершенно уничтожены.

Всякий справедливый человек сам выведет отсюда единственное логическое следствие.

Лет за сорок до начала нашего рассказа произошла ссора между двумя из самых славных племен команчей. Они сообща предприняли экспедицию на своих непримиримых врагов, апачей, которые одни только смели оспаривать их главенство на обширных лугах Дальнего Запада.

Экспедиция удалась. Апачи, не ожидавшие нападения, потеряли лошадей и шестьдесят скальпов. Победители возвращались назад с пением и плясками, как это было принято в успешных походах. Действительно, удача была полной. Враги, пробужденные от глубокого сна, падали под ударами команчей, подобно спелым колосьям, в ту самую минуту, когда они выбегали из горевших хижин, не успев даже вооружиться.

При последовавшем дележе добычи далеко не все остались довольны. Воины, считавшие себя обиженными, заявили об этом. Страсти разгорелись, и, как это всегда бывает с вооруженными людьми, от слов перешли к делу.

Произошла схватка, кровь полилась ручьями. Трудно было решить, кто был зачинщиком, но в конце концов оба племени разошлись в смертельной вражде.

Этими племенами были “Белая Лошадь”и “Красный Бизон”.

Между старинными друзьями началась война, грозившая затянуться до бесконечности. Наконец, однажды Красные Бизоны, застигнутые врасплох, были почти совершенно перебиты после двухдневного сражения, в котором принимали участие даже женщины.

Побежденные, в числе полусотни воинов и стольких же женщин с детьми, обратились в бегство. Спасаясь от преследования, они перешли границу и поселились на испанской территории.

Там они вздохнули свободно. Испанское правительство позволило им устроиться в окрестностях форта Агуа Верде, предоставило им свободу управления и требовало только признания верховной власти испанского короля и обязательства не совершать разбоев.

Красные Бизоны свято исполняли условия договора. Они построили деревню, сделались земледельцами, приняли миссионеров и христианство, по крайней мере, с виду. При этом они жили в добром согласии с белыми соседями и приобрели среди последних репутацию честных и спокойных людей.

К сожалению, безоблачное счастье недостижимо на земле. Бедные индейцы скоро убедились в этом.

Место, в котором раскинулся их поселок, относилось к владениям гасиенды дель Барио, принадлежавшей еще со времен завоевания фамилии Сальдибаров.

Пока жив был дон Хосе де Сальдибар, индейцев почти никто не беспокоил. Но когда дон Аннибал унаследовал состояние отца, положение дел круто изменилось.

Новый владелец сейчас же дал понять вождю Красных Бизонов, что он считает его своим вассалом и в качестве дани требует десятую часть жатвы, подушную подать и работников в копи, а также для присмотра за скотом.

Индейский вождь ответил на это требование решительным отказом, объявив, что он признает только власть испанского правительства и ничью больше.

Дон Аннибал не оставил этого без последствий. Чтобы принудить индейцев к подчинению, он организовал против них целую систему тяжелых притеснений. Он истреблял их леса, пускал свой скот в их поля и т. д.

Индейцы сносили все безропотно. Они были привязаны к своим бедным хижинам и не хотели их покидать.

Эта молчаливая покорность раздражала до крайности дона Аннибала. Владелец гасиенды решил покончить с этими людьми, которых ничто не могло принудить к признанию его верховных прав.

К тому же индифферентность индейцев, слишком неестественная, начинала его тревожить. Он припоминал все зло, вынесенное этими бедняками с его стороны, и пришел к выводу, что они замышляют против него страшное мщение.

Ему захотелось предупредить их замыслы.

Требовался, однако, какой-нибудь предлог, и его нашел мажордом Сотавенто.

Этот человек, о котором мы уже говорили, был индеец. Дон Аннибал взял его в услужение по рекомендации одного из своих друзей и в течение двенадцати лет не имел оснований раскаиваться в этом. Сотавенто удалось заслужить полное доверие своего господина.

Он наблюдал за делами дона Аннибала и не пропускал случая навредить Красным Бизонам, к которым, казалось, питал глубокую ненависть.

Заручившись согласием своего господина, Сотавенто устроил так, что однажды донна Эмилия, супруга дона Аннибала, нередко избавлявшая бедняков от притеснений, подверглась оскорблению со стороны индейца или, по крайней мере, человека в индейской одежде. Она так испугалась при этом, что захворала.

Дон Аннибал воспользовался этим предлогом, тем более что его жена была беременна и потрясение могло иметь для нее очень серьезные последствия. Не теряя времени, он отправился к правителю области, получил у него довольно продолжительную аудиенцию и, должно быть, достиг своего.

Вернулся он в сопровождении судебного чиновника, ничтожной личности, которая, по-видимому, не совсем охотно следовала за солдатами на плохоньком муле.

Заехав в гасиенду за женой, дон Аннибал направился в альдеа. Только по настоятельным просьбам своего мажордома он согласился взять отряд, предложенный гарнизонным начальником форта Агуа Верде.

Страна, через которую проезжали наши путники, была одной из самых живописных. С высоты открывался чудесный пейзаж, ограниченный лесистыми горами. Ниже, на западе, расстилалась огромная водная скатерть озера Агуа Верде, отливавшая всеми цветами радуги под лучами заходящего солнца. Далее терялась в бесконечных извивах Рио Гранде, виднелся форт Багио в истоке реки и зеленые луга, полные таинственного движения.

Мексиканцы двигались не по дороге, так как в ту эпоху их просто не было в этой стране, да и вряд ли есть теперь, но по тропинке, ведшей к деревне Красных Бизонов.

Эта тропинка, проложенная рукою человека на склонах холма, спускалась круто, наподобие лестницы. Конечно, ее изгибы неприятно поразили бы европейца, но наших привычных всадников они нисколько не смущали.

Вдруг Сотавенто, немного опередивший супружескую чету, испустил крик изумления и остановил свою лошадь так стремительно, что благородное животное присело на задние ноги.

– Что там? – вскричал владелец гасиенды, пришпоривая своего коня.

– Взгляни! – отвечал мажордом, протягивая вперед руку.

– Тысяча чертей! – вскричал дон Аннибал с гневом. – Что это значит? Кто предупредил этих негодяев?

– Кто знает, кто знает?! – отвечал с усмешкой мажордом.

Поперек тропинки была воздвигнута целая баррикада высотою около трех метров, состоявшая из срубленных деревьев. Она совершенно заграждала путь.

Пришлось остановиться перед этим непроходимым препятствием.

Владелец гасиенды на минуту как бы оцепенел от изумления. Потом, наклонив голову и бросая вокруг себя вызывающие взгляды, он сошел с коня, обнажил шпагу и решительными шагами двинулся к баррикаде. Сотавенто со скрещенными на груди руками с угрюмым видом наблюдал за ним.

Уланы воспользовались минутной остановкой, чтобы по команде начальника зарядить свои карабины и приготовиться стрелять по первому требованию.

Глава II. Краснокожие и белые

Дон Аннибал де Сальдибар обладал удивительно энергичным характером и железной волей. Препятствия не только не останавливали его, но заставляли еще настойчивее стремиться к достижению цели. Одаренный большой физической силой и редким искусством владеть оружием, он напоминал дикого зверя по способности угадывать приближение опасности и пролитие крови. Своей жизнью он, впрочем, так же мало дорожил, как и жизнью своих противников и никогда не уклонялся от опасности, напротив, ему доставляло тайное наслаждение бравирование ею.

Конечно, солдатам было известно его мужество. Однако они с трепетом смотрели, как он спокойно и беспечно приближался к грозной баррикаде. Им чудилась за этим прикрытием толпа разъяренных долгими страданиями врагов, решивших биться не на живот, а на смерть. В случае схватки позиция мексиканцев была как нельзя менее выгодна.

Солдаты размещались на дорожке не шире трех футов. По правую сторону от них возвышалась почти отвесная гранитная стена, а по левую находилась глубокая пропасть, куда можно было слететь при малейшем неосторожном движении. В таком положении без всякого прикрытия трудно было рассчитывать на успех в случае, если бы завязалось сражение с индейцами. Вот почему офицер, командовавший отрядом, недовольно покачал головой, окинув быстрым взглядом поле предстоящего, быть может, сражения.

Чиновник и два помощника, служившие ему почетной стражей, очевидно разделяли мнение командира, так как они остановились на безопасном от пуль месте и сошли на землю. Сделано это было под предлогом подтянуть упряжь мулов, но в действительности мулы играли здесь роль щита.

Что касается Сотавенто, то он остался на лошади шагах в десяти от баррикады. Его руки свертывали сигарету, тонкие губы подергивались усмешкой, из-за полуопущенных ресниц блестел ехидный взор. Он, казалось, не придавал большого значения происходившему здесь и готовился присутствовать скорее в качестве зрителя, нежели участника предстоящих событий.

Дон Аннибал приблизился к баррикаде. Он хладнокровно оперся рукою на одно из лежавших деревьев и наклонился вперед, стараясь разглядеть сквозь массу листьев и ветвей притаившихся врагов.

Однако, несмотря на то, что осмотр длился уже несколько минут, которые дон Аннибал намеренно, из тщеславия растягивал, ни один лист не шелохнулся, тишина не прерывалась.

– Ну, – сказал тогда владелец гасиенды насмешливым голосом, – ты ошибся, Сотавенто, там никого нет. Я был сумасшедшим, поверив на мгновение в решимость этих скотов сопротивляться.

– Э! Э! – воскликнул мажордом. – Кто знает, господин, кто знает? Не так уж и давно эти скоты, как ты выразился, покинули прерию, чтобы совершенно забыть свои индейские хитрости.

– Нам мало дела до их изобретательности и хитростей, – отвечал сухо дон Аннибал. – Сойди на землю и помоги мне столкнуть в бездну эти стволы, заграждающие проход. Как наказать людей, мешающих свободному проезду владельца, мы решим потом.

Сотавенто молча наклонил голову в знак согласия, но, прежде чем он успел освободить ноги из стремян, ветви раздвинулись и появился человек военной выправки в шляпе с полями и с длинной палкой с серебряным набалдашником.

Так как этот человек должен сыграть немаловажную роль в нашем рассказе, мы постараемся несколькими штрихами набросать его портрет.

Это был мужчина высокого роста с выразительным и умным лицом. Его черные блестящие, как карбункул, глаза отличались странной неподвижностью, неподдающейся описанию. По цвету кожи его можно было принять за индейца. Что касается возраста, то его трудно было определить, так как он казался отважным и легким, как двадцатилетний юноша. Ни одна морщина не бороздила его лба, ни одного седого волоса не сверкало в его густой шевелюре, в беспорядке рассыпавшейся по плечам.

За исключением красивой шляпы и палки с серебряным набалдашником, указывавшей на звание вождя или алькада деревни, его костюм отличался простотой и состоял из старых бархатных панталон, доходивших до колен и яркого плаща, покрывавшего плечи.

Несмотря на бедную одежду, внешность этого человека была полна достоинства, так что при виде его забывался смешной наряд и невольно испытывалось почтение.

Это был вождь Красных Бизонов, которому правитель области дал звание алькада.

Звали его Мах-ми-ку-инг-атл, имя не особенно благозвучное, но как все индейские имена, имеющее смысл: в точном переводе оно означало “текучая вода”.

Владелец гасиенды и вождь с минуту молча осматривали друг друга, как два дуэлянта, старающиеся перед решительными шагами высмотреть слабые места противника, чтобы вернее сразить его.

Они еще ни разу не встречались, и неподвижность их взглядов, вперившихся друг в друга, носила печать чего-то рокового.

Между тем, шпага дона Аннибала, поднятая над баррикадою, опустилась без удара.

Вождь при виде этого отвернулся с мрачной улыбкой. Противники находили себя достойными друг друга.

Немые и безмолвные свидетели этой сцены с беспокойством ожидали того, что последует.

Первым нарушил молчание дон Аннибал.

– Что это значит? – сказал он глухим от гнева голосом. – По какому праву заграждаете вы дорогу повелителю?

– Кто ты, обращающийся со мной так высокомерно, и кто тебе это позволил? – спросил сухо вождь.

– Кто я? – отвечал гневно испанец. – Ты этого не знаешь?

– Нужды нет, знаю ли, если я узнал не от тебя самого. Я тебя не знаю, я не имею и не хочу иметь с тобой ничего общего!

– Ты думаешь? – сказал с усмешкой док Аннибал. – К несчастью, ты ошибаешься и сейчас убедишься в этом.

– Может быть, – отвечал презрительно индеец. – Но, принимая во внимание то обстоятельство, что ты не имеешь права входить в мою деревню с солдатами, я в качестве судьи приказываю вам удалиться. Если вы откажетесь исполнить мое требование, ответственность за последствия падет на вас.

Дон Аннибал со скрещенными на груди руками, с откинутым назад телом и высоко поднятой головой выслушал эти слова. На его губах блуждала неопределенная улыбка.

– Я полагаю, – произнес он с иронией, – что ты придаешь своему званию алькада больше значения, чем следует. Но я здесь не за тем, чтобы вести с тобой споры. Хочешь ты дать мне дорогу или нет?

– Почему не пытаешься ты прибегнуть к силе? – сказал вождь в ответ.

– Я это сейчас сделаю.

– Попробуй.

Дон Аннибал, недолго думая, повернулся к командиру отряда и сказал ему:

– Прикажите, лейтенант, своим людям сделать залп по этому негодяю.

Офицер покачал головой.

– Гм! – отвечал он. – К чему это приведет? Нас всех перебьют. Неужели вы думаете, что этот человек здесь один?

– Так вы отказываетесь мне повиноваться? – спросил испанец с гневом.

– Canarios! Моя обязанность защищать вас в случае нападения, но из-за каприза я не имею права жертвовать людьми, находящимися под моей командой. Этот человек, черт бы его побрал, прав. Rayo de Dios! Вы забавляетесь спором вместо того, чтобы закончить дело.

Дон Аннибал выслушал это объяснение с плохо сдержанным нетерпением. Когда его собеседник замолк, он спросил, насмешливо склоняясь перед ним: – Как же бы вы поступили на моем месте, господин лейтенант?

– Canarios! Я бы поступил иначе. Сила, очевидно, не на нашей стороне. При первой попытке проникнуть за баррикаду эти краснокожие демоны столкнут нас в пропасть, что, я полагаю, не соответствует вашим планам.

– Далее! – сделал нетерпеливый жест дон Аннибал.

– Будем вести дело на почве закона. Трость алькада крепче шпаги солдат: разбить ее можно только более толстой тростью. Вы ведь захватили с собой чиновника с двумя сопровождающими? У этого шута наверняка есть в кармане какой-нибудь приказ. Предоставим этим двум черным птицам столковаться, как они найдут нужным. Поверьте, нам ничего другого не остается. Увидим, осмелятся ли эти разбойники противиться воле Его Величества, да хранит его бог!

– Vive Dios! Вы правы, лейтенант. Нам следовало начать с этого. Прикажите, пожалуйста, этим людям подъехать.

Вождь во время этого разговора стоял неподвижно, опираясь на трость и насмешливо сжав губы. Но, услышав неожиданное заключение, он нахмурил брови и с беспокойством оглянулся.

По знаку командира несколько солдат отправились разыскивать судью и его двух провожатых.

Однако, их не так легко было привести.

Бедняги, спрятавшись за мулов, дрожали в ожидании битвы. При виде приближающихся солдат они вообразили, что настал последний час. Благодаря этому, явилась надобность исповедовать свою душу перед богом. Они старались припомнить молитвы и, ударяя себя в грудь, перебирали имена всевозможных святых бесконечных испанских “житий”.

Солдаты, как безумные, принялись хохотать над их бледными лицами и растерянными взглядами.

Тогда чиновник, бывший хоть и трусом, но рассудительным человеком, подумал и решил, что опасность не так уж велика, как ему показалось вначале.

Он поднялся, заботливо расправил свою одежду и спросил у солдат, что им нужно. Они со смехом объяснили.

Узнав суть дела, чиновник с достоинством сел на своего мула и обратился к сопровождающим его людям, все еще находившимся под влиянием страха.

– Негодяи, – сказал он с важностью, – что это значит? Вы, кажется, струсили, да простит меня бог! Так-то поддерживаете вы честь своего звания! Сейчас же в седло и марш за мной!

Пристыженные этим строгим выговором, помощники поднялись с извинениями, сели на мулов и выстроились позади своего господина.

Однако достойный чиновник был далеко не так спокоен, как старался это показать. Мы вынуждены сознаться, что по мере приближения к баррикаде мужество его исчезало.

Впрочем колебаться было поздно, следовало положиться на волю судьбы и достойно сыграть свою роль. Никто не бывает так отважен, как трус, доведенный до крайности. Страх заменяет ему храбрость, и чем сильнее был первый, тем больше вторая.

Чиновник доказал это тем, что почти вплотную подъехал к баррикаде. Правда, солдаты самовольно и довольно сильно нахлестали его мула, но как бы то ни было, по своему желанию или нет, судья очутился бок о бок с доном Аннибалом.

Совет лейтенанта являлся единственным средством победить упорство вождя.

В эпоху, к которой относится наш рассказ, либеральные идеи, возродившие Старый Свет, не достигли еще испанских колоний, или если достигли, то не проникли в низшие классы, которые не сумели бы даже понять их.

Испанский король, благодаря системе управления на полуострове, почитался за бога. Самый незначительный из его представителей, он внушал почтение и страх одним лишь своим именем. Одним словом, в то время в Новом Свете никому и в голову не приходила мысль возмутиться против метрополии или отказать в повиновении даже самому ничтожному представителю заморского властителя.

Однако, несмотря на сознание своего могущества, испанцы втайне опасались решительного вида индейского вождя. Опасение было тем основательнее, что этот человек принадлежал к гордому племени команчей, которое предпочло удалиться в пустыню и вернуться к первобытной жизни, чем склонить голову перед испанским игом.

Конечно, Текучая Вода признал верховную власть испанского короля, но это произошло еще так недавно, что можно было ожидать от Красных Бизонов враждебного образа действий. Выведенные из терпения, они могли решиться на страшную месть, хотя бы она и привела их к окончательной гибели.

Подобные случаи уже бывали в колониях. Еще одно обстоятельство содействовало опасениям дона Аннибала и его спутников. Несмотря на таинственность и быстроту их похода, индейцы узнали о нем заранее, что несомненным образом доказывали принятые ими меры предосторожности.

Очевидно, кто-то изменил, но кто?

По знаку дона Аннибала чиновник приготовился с надлежащим апломбом предъявить свои права.

Укрепившись в седле, почтенный судья вынул из папки, поднесенной ему одним из помощников, бумагу и стал читать ее громким и твердым голосом.

Эта бумага гласила, что индейцы, называемые команчами или Красными Бизонами, укрывшиеся на испанской территории и получившие от правительства Его Величества убежище и покровительство, оказались недостойными этой милости.

Вице-король Испании, вняв многочисленным, несшимся отовсюду жалобам, убедился в их вероломстве и отнял от них свою руку, дотоле охранявшую их от всех бедствий. В результате чего им предписывается немедленно очистить жилища и покинуть страну. Деревня их будет разрушена до основания, а сами они будут скитаться, обреченные на смерть и т. д. и т. д.

Вождь выслушал этот документ молча, с опущенной головой и нахмуренными бровями. Когда судья остановился, он поднял голову, словно пробудившись от сна.

– Ты закончил? – спросил он тихим голосом.

– Нет еще! – отвечал судья, удивленный и обескураженный кротостью, которой он никак не ожидал.

– Кончай же! – сказал тот.

Судья продолжал:

– По этой причине я, дон Иньяцо Паво и Кобард, juez de lettras города Монкловы, властью, данной мне Светлейшим Правителем, предписываю тебе, алькад деревни Красных Бизонов, от имени Его Величества, да хранит его бог, немедленно и без сопротивления исполнить требование указа.

Текучая Вода повернулся и бросил на присутствующих странный взгляд. Потом, не говоря ни слова, он снял шляпу и швырнул ее в бездну, а трость изломал в куски. После этого он обратился к дону Аннибалу и сказал:

– Так вы хотите войны? Будь по вашему! Я принимаю вызов. Теперь можете проехать, вас никто не задержит. Он остановился, сделал шаг назад и, крикнув зловещим голосом “до свидания”, исчез.