Текст книги "Навеки твой"
Автор книги: Гюннар Столесен
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Как кто? – спросил я.
– Не лезь, Веум! Держись отсюда подальше, черт бы тебя побрал!
По его лицу я понял, что он нервничает. Я пристально посмотрел на него и спросил:
– А где был ты в тысяча девятьсот сорок шестом году, Воге?
Я прошел мимо, сел в машину и, не оборачиваясь, поехал своей дорогой. Меня здесь не любили. Почему-то меня здесь не любили.
16
Я заперся в конторе и включил свет. Солнце взошло, но пряталось за большими серыми облаками, и на улице было сумрачно, как в полуосвещенном кинозале перед началом сеанса. Может быть, солнце собиралось навсегда погаснуть, и мы проснемся завтра в вечной тьме, в бесконечной ночи, мы двинемся навстречу холоду, смерти и вечной изморози. Контора напоминала комнатку в музее, который давно никто не посещает, а я почему-то работаю здесь вахтером.
Я размышлял о том, чем мне заняться и есть ли у меня вообще какие-то дела. Я думал о тех, с кем довелось встретиться в последние дни. Роар, Венке Андресен, Джокер с компанией, Гюннар Воге и Хильдур Педерсен. Снова Венке Андресен и мужчина в морской форме. Рикард Люсне. И Роар.
Я подумал о Томасе. Надо бы ему позвонить, узнать, как он там, вспоминает ли отца. Я мог бы спросить, не хочется ли ему навестить меня в конторе, посидеть со мной. Я мог бы почитать ему, как и раньше (в тот мой единственный свободный вечер), первую главу про Винни Пуха. Остальное ему дочитала мать, как дочитывала и другие книги. Я впервые подумал о ней как о «матери». Это уже было достижение. Не Беата, а «мать».
Потом я подумал, что Томас сейчас вряд ли дома и он уже «состарился» для Винни Пуха. Ему семь лет, а когда я звонил последний раз, ему некогда было со мной разговаривать. Он бежал на футбол с каким-то Лассе.
Подняв телефонную трубку, я услыхал гудок. Я сидел и представлял, что слышу эхо давно законченных разговоров, отголоски нежных женских голосов, грубых мужских: все прошло, все давно прошло.
Едва я положил трубку, раздался звонок. Я дал ему прозвонить пять раз, прежде чем снял трубку. Я наслаждался чудной мелодией звонка и тем, что был властен отсрочить разговор с моими кредиторами на тридцать секунд.
После пятого звонка я взял трубку и деловито произнес в черную пасть:
– Веум слушает.
– Ах, Варьг, я так боялась, что не застану тебя! Это Венке, Венке Андресен.
Ее милый голос звучал как колокольчик, и черная пасть растянулась в улыбке – по крайней мере уголки рта слегка приподнялись. Я улыбнулся в ответ и, сказав «привет», почувствовал, как голос мой задохнулся от ожидания.
– Ну как дела? – спросил я.
– Спасибо, получше. Я звоню с работы, я просто хотела… Спасибо за все. Мы приятно посидели. Мне давно не было так хорошо.
– Мне тоже, – проговорил я.
Ничего особенного сказано не было, но ведь необязательно все облекать в слова.
– Знаешь, я подумала, не окажешь ли ты мне услугу. Я, конечно, заплачу.
– Не это главное. Что ты хочешь? Если это в моих силах…
– Как частный сыщик ты, наверное, берешься за всякие дела?
– Это как сказать.
За некоторые дела я никогда не брался, и было много такого, о чем меня никто никогда не просил.
– Я подумала, не мог бы ты повидаться с Юнасом, моим мужем.
Было похоже, что это дело из разряда тех, за которые я никогда не брался.
– А зачем? – спросил я.
Может быть, она рассчитывала, что я припру его к стене и взгрею как следует? Трахну по башке пустой бутылкой? Или кнутом прогоню прочь из города?
– Я хочу, чтобы ты поговорил с ним. Сама я не в состоянии, я сразу начну ругаться и скандалить. А с меня уже хватит. Да и видеть его я не хочу. Понимаешь, Варьг?
– Понимаю.
– И еще, он должен мне деньги.
– Какие деньги?
– Не те, что он выплачивает ежемесячно. Тут он аккуратен и пунктуален. Хотя пару раз запаздывал, и я брала вперед на работе или занимала у знакомых. А потом, когда Юнас приносил деньги, я отдавала долг, и у меня ничего не оставалось. И Роар сейчас быстро все снашивает, как все они в этом возрасте. А если бы еще у него велосипед украли… Знаешь, ведь всегда бывает нужно что-то купить, правда?
– Конечно. Об этом и в газетах пишут. В рекламах.
– Я говорю не об алиментах, а о страховке.
– О страховке?
– Мы вместе застраховались, а когда разошлись, решили все-таки выплатить все, что положено. Там не так уж и много оставалось. Юнас обещая все это сделать. А потом всю сумму страховки мы хотели получить и разделить пополам. Но я до сих пор ничего не получила, а мне действительно нужны деньги.
– Могу тебе одолжить, – соврал я.
– Я знаю, Варьг.
Она знала больше меня.
– . Спасибо, но я устала брать взаймы. Я больше не хочу быть в долгу у друзей, знакомых, у кого бы то ни было.
Я размышлял, к какой категории отношусь я: к друзьям, к знакомым или к «кому бы то ни было».
– Хорошо, я это сделаю. Я поговорю с ним.
– Правда? Ты сможешь, Варьг? Огромное тебе спасибо. Я заплачу. А сколько это будет стоить?
Сколько это стоит? Да, я дешевая потаскушка, друг мой. Я стою недорого. Один поцелуй в щечку, а лучше в губы, взгляд из-под челки и пальчик на моих губах. Я стою дешево.
– Об этом ты не беспокойся, – ответил я. – Повидаюсь с ним в обеденный перерыв.
– Но я бы не хотела, чтобы это было тебе в ущерб.
(Действительно не хотела?)
– Давай поговорим об этом потом, – предложил я и подумал: как-нибудь при свечах, дорогая, за бокалом вина при ясном свете луны, под серебряным звездным дождем или на парусной лодочке где-то в Китае… Короче говоря, в другой раз.
– Договорились. Ты знаешь, где он работает? Я тебе говорила?
– В каком-то рекламном бюро, верно?
– Да, под названием «Паллас». У них контора в Дреггене в том же доме, где винный магазин.
– Да, я представляю.
– Я… – после паузы продолжала она. И я испугался, что она вдруг передумает, и быстро сменил тему.
– Все в порядке, я поговорю с ним, все выясню и доложу тебе. Может, я зайду к тебе вечерком?
Последовала пауза, и она сказала:
– Ты лучше позвони, я никак не могу сегодня.
Нет? Луна поблекла, звездный дождь прекратился, а китайская лодочка пошла ко дну.
– Прекрасно. Я позвоню. Пока.
Положив трубку, я вспомнил, что не передал привета Роару. В другой раз постараюсь не забыть.
Я огляделся. У меня засосало под ложечкой.
– Пропади все пропадом! – громко произнес я, чтобы услышать самого себя.
Я собрался и, не погасив свет, покинул контору. Может быть, при зажженном свете мне будет легче и приятнее сюда возвращаться. Если я вообще вернусь. Никогда не знаешь, что тебя ждет. Особенно на пешеходных переходах. Там легче попасть под машину.
17
Я пересек Торговую площадь и вышел к набережной. На рыбном рынке было пустынно; в это время года туристов не бывает – не сезон. Живые рыбы неизвестной породы плавали в ведрах. Большими, покрасневшими от холода руками торговцы стряхивали снег. Домашние хозяйки, задумавшись, переходили от прилавка к прилавку, подозрительно разглядывали товар, будто не веря, что рыбы настоящие.
По набережной сновал красный грузовичок, забирая один за другим какие-то ящики и перевозя их в двери пакгауза. Он был похож на крысу, делающую запасы на зиму.
На углу стоял неизменный пьянчуга, с почти пустой бутылкой во внутреннем кармане пиджака, и подпирал стену, провожая каждого прохожего грустным взглядом. Фигура эта была неотъемлемой частью пейзажа. В какой-то мере ее можно рассматривать как туристическую достопримечательность, характерную для нашего города и нашего общества. Любое время года для нее было подходящим сезоном.
Рекламное бюро «Паллас» размещалось в новом красном кирпичном здании напротив почти такого же нового здания музея старого быта. Таким образом, всего на нескольких квадратных метрах уместилось все, что нужно человеку: универсам, где можно купить больше, чем можешь пожелать, винный магазин, музей – для интеллектуалов, церковь – для верующих, кабинет зубного врача, парк со скамейками и рекламное бюро. Здесь, никуда не выезжая, можно было провести всю жизнь. За углом находился банк и отель, тут же почта, старое кладбище и зал для игры в лото: все жизненные потребности полностью удовлетворялись. Можно было послать письмо, получить извещение, сыграть в лото. Эта новая часть города – Дрегген – представляла Берген в миниатюре: эдакая удобная карманная Норвегия.
Первое, что бросалось в глаза посетителям рекламного бюро, – молодые лица сотрудников. Людей старше сорока почти не было видно, потому что они уже «прошлое» и у них нет «новых идей», а может быть, потому, что они не выдерживают темпа. Пожилой человек мог бы отыскаться в глубинах конторы, если по счастливой случайности он был держателем контрольного пакета акций компании и потому никто не осмеливался предложить ему посидеть дома.
В вестибюле, в приемной или в холле (название зависит от того, насколько модерновым является предприятие) сидит молодая женщина, чаще всего красивая (а если она некрасива, то, значит, слишком умна, чтобы там сидеть),и улыбается тебе. Она улыбается, потому что тебе нет еще сорока и ты выглядишь человеком, который пришел действительно по делу, а не для того, чтобы попросить взаймы. Но искренняя улыбка – явление редкое. В основном улыбка механическая, может, и красивая, но механическая и мимолетная: не успеешь отвернуться, как она уже погасла.
Рекламное бюро, как правило, стремится выглядеть молодым и динамичным; там всегда есть люди не только странно, но модно одетые, снующие из кабинета в кабинет. У них сверхмодные очки и хорошая шутка на устах, веселая реплика для девушек, сидящих за пишущими машинками в диктофонных наушниках. Мужчины в разноцветных рубашках с широкими галстуками в клетку. Творческие работники, однако, предпочитают джинсы и носят длинные волосы и бороду. И это свидетельство того, что они окончили художественно-прикладное училище, но пока не получили творческого признания. Это признание ждет их впереди. А может, и не ждет. После пяти-шести лет, проведенных за рисованием объявлений и рекламных проспектов, они начинают бриться и подстригаться и вскоре утешаются покупкой автомобиля последней модели и квартиры в районе Натланд-Террасе.
Рекламное бюро «Паллас» было молодым и динамичным, выполненным в ярких тонах: красном, зеленом, коричневом. Зеленый пол, красные стены и коричневый потолок. Входя, ты попадал в длинный узкий коридор с такими же узкими человечками и плакатами, рекламирующими пиво, – они висели с тех времен, когда такая реклама еще разрешалась.
Брюнетка с завитыми в африканском стиле волосами, работавшая в приемной, была облачена в тунику зеленоватого цвета. У нее были большие очки в золотой оправе с затемненными стеклами. Но, когда она улыбалась, никакого затемнения на зубах не было.
– Моя фамилия Веум, – начал я. – Я хотел бы поговорить с Юнасом Андресеном. Он у себя?
Она взглянула на световое табло и кивнула.
– Вам назначено время? За дымчатыми стеклами ее синие глаза напоминали
голубое небо, затянутое облаками.
– А разве это необходимо? – поинтересовался я. Улыбка сделалась натянутой.
– Вы клиент?
– Не совсем.
Улыбка исчезла – она холодно сказала:
– Сейчас узнаю.
Она набрала номер по внутреннему телефону и что-то сказала в трубку, доверительно и негромко, чтобы я не слышал, как она меня представила. Потом подняла на меня глаза.
– Андресен спрашивает, по какому вы делу.
– Скажите, по личному и очень важному.
Она передала мои слова и несколько секунд слушала ответ, потом положила трубку.
– Подождите минутку, он сейчас выйдет.
И тут же забыла про меня, отвернувшись к каким-то своим делам с диктофоном и пишущей машинкой. Ей еще нужно было в среднем дважды в минуту отвечать по телефону. Ровным и приветливым голосом она говорила: «„Паллас" слушает».
Я стоял и ждал. Сесть мне никто не предлагал, и я был рад этому, потому что стулья выглядели так, что невозможно представить, как с них потом подняться.
В глубине коридора молодой человек в светло-коричневых брюках и клетчатой рубашке разговаривал с пожилым мужчиной в костюме, явно сшитом на заказ. Он беседовал с ним терпеливо, как с нужным клиентом, которого, однако, пора уже выпроваживать, так как с ним все ясно.
Из одной двери вышла молодая женщина с большой зеленой папкой под мышкой. Она шла прямо на меня. Невысокая, с маленькой грудью и широкими бедрами, с приятным лицом, с ясными темными глазами и крепким округлым подбородком. Но первое, что привлекало внимание, были ее волосы – они светились. Они были не просто каштановые, они отливали рыжиной, но не той, что покупают в бутылочке по 20 крон за пол-литра и потом споласкивают ею волосы после мытья. Этот оттенок шел откуда-то изнутри. Цвет ее волос не раздражал. Ее никак нельзя было назвать рыжей, потому что волосы были каштановые, но рыжий оттенок присутствовал там, как душа в теле, как высокий голос флейты в большом симфоническом оркестре.
Одежда гармонировала с интерьером: темно-красная блузка и зеленая бархатная юбка. Проходя мимо меня, она улыбнулась. А я, заметив морщинки у ее рта, понял, что не так уж она молода. Ей было за тридцать. Улыбка ее была на редкость теплой и красивой и, так же как оттенок ее волос, шла откуда-то изнутри, из какого-то доброго и хорошего уголка, где бы я с удовольствием провел свои отпуска (если бы они были), а то и остаток своей жизни.
Больше ничего не было. Мимолетная улыбка, но у меня закружилась голова, и я не знал, куда девать глаза. Давно ты не влюблялся по-настоящему, Варьг, подумал я, очень давно. А еще я подумал про Венке и попытался услышать ее голос. Но почему-то никак не мог представить себе ее лицо и так и не услышал ее голоса.
Невысокая женщина отдала зеленую папку кому-то в приемной, что-то сказала и пошла обратно по коридору. Она исчезла за той же дверью, из которой появилась.
Вот так люди приходят в твою жизнь и так исчезают: в течение одной или двух минут.
Из другой двери вышел мужчина и пошел мне навстречу походкой, которую никак нельзя было назвать динамичной. Наверное, было уже поздно, и он немало сегодня поработал. Мужчина был хорошо одет: серо-зеленый костюм, брюки в обтяжку, слегка расклешенные книзу, и жилет. Темноволосый, точнее, темно-русый, в новых очках и с усами в стиле «Дикого Запада», но очень ему идущими (такие усы обычно легонько свисают к уголкам губ). Несмотря на это, я сразу узнал его по фотографии, которую видел дома у его бывшей жены. Это был Юнас Андресен. Так что я не удивился, когда он подошел ко мне и представился:
– Андресен. Вы хотели со мной поговорить?
Я пожал протянутую мне руку.
– Моя фамилия Веум, – и, понизив голос, добавил: – Я пришел по поручению вашей жены. Я в своем роде юрист.
Юнас тоже заговорил тише.
– Пойдемте ко мне.
Он повернулся, и я пошел следом за ним по коридору в его кабинет – небольшую комнатку с видом на колокольню собора святой Марии. Отсюда я мог увидеть даже крышу своего дома, и это меня очень растрогало.
На большом черном письменном столе аккуратными стопками были разложены бумаги, оттиски, эскизы объявлений. В коробке с надписью «Входящие» бумаг было больше, чем в другой с надписью «Исходящие». Тут же стоял пластмассовый человеческий череп, срезанный примерно на уровне лба. Из него торчали шариковые ручки и карандаши в цветовой гамме рекламного бюро: красные и зеленые. В дешевенькой вазочке стояла одинокая поблекшая роза с подсохшими лепестками, в зеленой пепельнице лежали окурки, пепел, обожженные спички. Если предположить, что утром здесь убирали и пепельница была пуста, Юнас был заядлым курильщиком.
На стенах развешаны плакаты, четыре большие любительские фотографии Роара (снятые года два назад) и доска с вырезками, газетными объявлениями, целыми страницами журналов и разными мелкими заметками.
Юнас Андресен сел за стол и показал мне на удобный, обитый кожей стул напротив. Из внутреннего кармана он достал пачку сигарет и протянул мне, а когда я отказался, закурил сам. Сигарета была длинная, белая, а рука Юнаса слегка дрожала, когда он закуривал.
Юнас вопросительно поглядел на меня.
– Я вас слушаю.
– Ваша жена просила меня… это касается денег, которые вы ей обещали, – выплата страховки. У нее сейчас трудности экономического порядка.
Ясными синими глазами он смотрел на меня сквозь свои прозрачные очки. Очки были большие в светло-коричневой оправе, слегка закругленной сверху и квадратной внизу, так что стекла имели форму колокольчика.
– Для начала, – сказал он, выпустив сквозь сомкнутые губы голубоватый сигаретный дымок, – выясним кое-что. Вы сказали, что вы своего рода юрист. Вы адвокат моей жены?
– Нет.
Он слегка наклонился вперед.
– Вы ее «друг»?
– Я вас уверяю… – начал я.
Он поднял обе руки вверх и, не вынимая изо рта сигареты, быстро заговорил:
– Успокойтесь. Я не вижу в этом ничего дурного. Наоборот, я был бы искренне за нее рад, если бы она нашла себе друга. Нового друга.
– Но в данном конкретном случае это не я. Во всяком случае, я не то, что вы имеете в виду. По профессии я частный сыщик.
Юнас помрачнел.
– Ваш сын Роар отыскал меня, когда у него украли велосипед.
– Роар? Он что, нанял частного сыщика, чтобы найти свой велосипед? Вот это ребенок! – Юнас рассмеялся.
– На следующий день, – спокойно продолжал я, – мне пришлось разыскивать самого Роара.
Теперь он смотрел на меня без улыбки.
Я коротко рассказал ему о Джокере с его компанией и о том, как я нашел связанного и похищенного Роара. Правда, я не сказал, как мне пришлось отбиваться и уходить и как я поцеловал его жену, хотя и бывшую.
Он бледнел на глазах, и голос его слегка сел, когда он наконец произнес:
– Ужасно. Эти подростки. Я должен…
. – Не заводитесь. Я уже все сделал. Так я и познакомился с вашей женой. А потом она попросила меня поговорить с вами об этих деньгах, потому что сама не в силах.
Юнас глубоко затянулся, и дым постепенно выходил из его легких, пока он говорил.
– Я… мне бы не хотелось говорить об этом здесь. Не лучше ли нам встретиться где-нибудь, скажем, через полчаса.
Я взглянул на часы, будто день мой был расписан по минутам.
– Это вас затруднит? – спросил Юнас.
Я проявил благородство.
– Нет, я готов с вами встретиться. Только где?
– В пивном баре?
– Договорились. Может, заодно и пообедаем там, по крайней мере я.
Он пожал плечами.
– Значит, через полчаса, хорошо? – закончил разговор Юнас.
Он поднялся, давая понять, что у него еще масса дел на оставшиеся полчаса. За время нашего разговора он выкурил по меньшей мере три сигареты, и медленная смерть, которая подстерегает каждого из нас с момента рождения, приблизилась к нему еще на полчаса. Он проводил меня до двери и попрощался. Женщина с африканской прической попробовала осторожно мне улыбнуться. Это означало, что она не была уверена, клиент я или нет. Но мне все-таки не было сорока, и она улыбнулась суховато.
– Встретимся в следующий четверг за библиотекой, – подмигнул я ей и вышел.
18
Пивной бар был одним из немногих бергенских погребков, сумевших без фальши сохранить простоту и привлекательность старины. Расписанные Пером Швабом стены – с морскими мотивами, с изображениями старых домов, которых уж нет, и давно отслуживших свой век кораблей – переносят тебя куда-то вне времени. Публика здесь состоит не из крикливых студентов и полупьяной молодежи, как в большинстве ресторанов, а из обычных нормальных трудяг: продавцов, матросов, клерков – в основном мужчин. Сюда ходят не для того, чтобы подцепить девчонку. Сюда приходят, чтобы спокойно, в тишине выпить пива или хорошо и недорого поесть.
Я вошел и сел за один из столиков в глубине бара. Заказав пива и бифштекс из китового мяса, я ел и пил в тишине и покое.
Столы здесь были расставлены тремя параллельными рядами. Я сидел у дальней стены. Рядом со мной расположился крупный мужчина в сером пиджаке с большим животом, в котором спряталась пряжка от его ремня; он сидел, пытаясь выудить прошлое из своей кружки пива. А может, он просто дремал. На скамье у противоположной стены, сплетя пальцы рук, сидела молодая пара. Казалось, они никогда и ни за что не оторвутся друг от друга. Они, конечно, не знали, что это неизбежно произойдет после двух лет супружеской жизни.
Проникая сквозь витражи, с набережной доносился шум уличного движения. Мой китовый бифштекс был что надо.
Полчаса я наслаждался и чувствовал себя как никогда. Углубившись в свою вторую кружку приблизительно на полметра, я увидел, что в бар вошел Юнас Андресен. Он озирался, отыскивая меня. Я поднял палец, он кивнул и подошел. Из него получился бы хороший кельнер. Через одну его руку был переброшен плащ, в другой он держал «дипломат». И то и другое он положил рядом с собой на скамейку. Подошел кельнер, и Юнас заказал себе пол-литровую кружку, а когда ее принесли, сразу же заказал вторую.
– Я ведь прямо с работы, – пояснил он.
Мы молчали и пили: я – свое легкое пиво, он – тяжелое экспортное. Мы пили как старые друзья, которые встречаются ежедневно после работы и, когда бывают вместе, им не обязательно говорить о чем-либо.
Но нам все-таки было о чем поговорить.
Прикончив очередную кружку, Юнас уже начал запинаться на букве «с».
– Я не знаю, как много тебе рассказала Венке, – произнес он. – То есть я не знаю, что она тебе рассказала. – Он помедлил и продолжал: – Мы уже на «ты»?
– Можно и на «ты», – сказал я и пожал протянутую мне руку.
– Юнас.
– Варьг.
– Ага, – сказал он и хохотнул, будто это было очень забавно. – Я полагаю, что она – я думаю, что она, наверное, нарисовала не слишком симпатичный мой портрет. Она бывает резковата, давая характеристики.
Это было трудное для произношения слово, но Юнас правился. Ведь не могли его держать в рекламном бюро ни за что.
– Ты женат? – спросил он, искоса глядя на мою правую руку.
– Нет. Но я был женат.
– Поздравляю. Значит, мы в одной лодке.
– Пожалуй.
– А когда ты был женат, ты изменял жене? Или вы разошлись из-за того, что вы…
– Нет. Просто у меня была работа.
– Понятно.
Он меня слегка подзавел, и я продолжал:
– По-моему, существует много понятий неверности. Есть мужчины, изменяющие с женщинами, есть мужчины, которые изменяют с бутылкой, есть и такие, которые изменяют с работой. Не спрашивай, какие лучше, но в моей профессии… Для большинства женщин самое худшее, когда мужья изменяют с женщинами.
– Это точно. И они никогда не спрашивают почему. А если и спрашивают, то редко. И от этого не легче. Неверный муж или неверная жена – всегда грешники. Они всегда виноваты. Если семейная жизнь рушится, всегда виноват тот, кто изменил или изменял, потому что никого не интересует, почему это происходит.
– Вот именно. И как раз поэтому я никогда не берусь за такие дела.
– За какие дела? – Юнас испуганно посмотрел на меня.
– Такие дела. Я никогда не выслеживаю супругов, чтобы выяснить, где и с кем они бывают, когда их нет там, где им положено быть. Потому что никому не интересно, почему так происходит.
– Верно, верно. Послушай, Веум, ты не думай, что я пришел сюда и говорю все это, чтобы переложить всю вину на Венке. Я ее не виню. Но она, к сожалению, во всем обвиняет меня. Она не видит своих недостатков. Ну ладно. Пусть этим утешается, если ей так легче. А правда – правда заключается в том, что наш брак не удался и не должен был удаться. Но мы всегда бываем слишком молоды, чтобы понять это, ведь верно, Варьг?
– Вопрос в том, взрослеем ли мы когда-нибудь?
– Нет. А мы с самого начала были слишком разными. Не знаю, рассказывала ли она тебе о своем прошлом. Она не из Бергена, хотя уже говорит без всякого акцента. Она родилась в Хардангере, в одной из деревушек, которые прижимаются к отвесной горной скале, в семье, которой судьба послала клочок земли и двух коров.
Она выросла в строгой идиллической и религиозной среде, а когда пора было идти в школу, переехала к старшей сестре в Эстесе. Там было немного лучше. Они симпатичные люди – сестра и ее муж. Но ясно, что детство накладывает свой отпечаток. Распятие на стене, единственная книга на полке и подписка на журнал «Для бедных и богатых». А я… я городской парень; первый раз напился в четырнадцать лет, первая девушка – в пятнадцать, угонял автомашины, ходил в горы с туристами. Но мне везло, и мой бутерброд всегда падал маслом вверх. В довольно развращенном окружении я закончил торговое училище: бесконечные вечеринки – пиво и пухленькие студентки, которые, когда напивались, танцевали полуголые на столах. Потом работал в рекламном бизнесе, это живая работа, со всевозможными семинарами, конференциями и обедами в ресторанах с клиентами. Она же любила сидеть дома с рукоделием, читать, слушать музыку и смотреть телевизор. Ей нравилось готовить и хозяйничать – внешняя жизнь не слишком интересовала ее. Вино пригубливала только из вежливости, а курить я ее научил. Я же привык куда-то ходить, пить пиво с друзьями, флиртовать с девушками и поздно возвращаться домой, слегка навеселе. Что могут значить такие, в сущности, мелочи, если люди действительно любят друг друга? – Он смотрел на меня потерянно. – Ну, наверное, мы не любили друг друга или я…
– А как вы познакомились?
– Ну как знакомятся? У нее была подруга, которая знала другую, у которой… старая история. Всегда найдется подружка, у которой есть подружка – знакомая твоего приятеля, с которым ты снимаешь комнату. И в один прекрасный момент выясняется, что она из Хардангера, ведь правда?
– Конечно.
– Ну вот. Так и случилось. Мы встретились у общих знакомых, и она мне очень понравилась. Она была не похожа на прежних моих девушек. Застенчивая, робкая, девственная. Она мало говорила, а когда я сам спросил ее о чем-то, потупила глаза и сложила руки на коленях. Да, она влекла меня, волновала, я хотел ее, хотел, чтобы она стала моею. А она… – он пожал плечами и допил пиво. – В общем, я ей тоже скоро понравился. – Он заказал еще кружку пива и продолжал: – Началась совсем новая жизнь. После нескольких лет вольной, беспорядочной жизни, когда ночуешь то у одной знакомой, то у другой, у меня вдруг появилась славная, нежная подруга. Прогулки по Флеену в мягкие, бархатные ночи, утренние воскресные прогулки по пустынным набережным. Походы в кино, как в юности, – сидишь в темноте, протянув руку за спиной ее кресла, и кажется, что обнимаешь ее. Венке, Венке, Венке…
Он почти забыл про меня, а пятая кружка еще на несколько сантиметров пригнула его голову к клетчатой скатерти. Молодая пара у противоположной стены уже добралась до локтей друг друга, но им надо было еще посидеть и хорошенько пообедать, прежде чем они окончательно проглотят один другого.
– И она стала моей, – произнес Юнас. – Нежная, как бутон розы, как форель, которая преодолевает течение и попадает к тебе на крючок. Она забеременела, и мы поженились. Родился Роар, и мы втроем поселились на Нюгордсхейден. Прибавление семейства – и никуда не денешься. Но через полгода я влюбился в другую. Как видишь, трещина появилась довольно рано. Я что хочу сказать: раз уже через полгода я влюбился, то ясно, где собака зарыта, где находится эта страна.
– Какая страна? – спросил я. Голова моя отяжелела, и я заказал еще кружку, чтобы держаться на плаву.
– Страна «Нетинебудет». И я был Питером Пэном, и Венди [12]12
Питер Пэн, Венди, страна «Нетинебудет» – персонажи и название из детской повести английского писателя Дж. Барри «Питер Пэн». Питер Пэн – ребенок, который никогда не взрослеет.
[Закрыть] была уже в прошлом. А Венке казалась мне старой, Варьг. Я имею в виду не внешность. Слава богу, пока она выглядит на шестнадцать, по крайней мере так она выглядела пару месяцев назад. Но она стала такой степенной. Ее ничто не интересовало, кроме ребенка и меня, и еще эти вечные вышивки. У нас все стены завешаны вышивками и диван завален подушечками. На столе и на комоде маленькие очаровательные дорожки. А цепочку для бачка в уборной она заменила широкой вышитой лентой, какие раньше, в богатых домах, использовались для колокольчиков.
Я старался припомнить квартиру Венке.
– А ты не преувеличиваешь? – спросил я.
– Возможно, но я воспринимал это именно так. Мне казалось, что я вот-вот утону во всех этих вышитых финтифлюшках.
В бар вошла женщина и села за свободный столик. Ей было под шестьдесят, голову она держала немного набок. На морщинистом лице ее играла легкая усмешка, как у Серого Волка, поджидающего в, лесу Красную Шапочку. Но Красная Шапочка после сказочных, времен вступила в организацию «Женский фронт». Она была очень занятой, играла на флейте и жгла на кострах книги где-нибудь в предместьях. Но даже если бы они и встретились, Волку никакой выгоды не было бы, потому что Красная Шапочка занималась дзюдо и знала, как надо обращаться с теми, у кого растут волосы на руках и ногах. Женщина заказала кружку пива и бутерброд с ветчиной. Она сидела, кусок за кусочком разжевывая свое собственное беспросветное одиночество.
Ничего не замечая вокруг, Юнас Андресен продолжал разговор, и на его усах сохла пивная пена.
– Мои первые грешки были похожи на грязную сплетню, когда ее шепчут у тебя за спиной, с той лишь разницей, что это была правда. Какая-нибудь сослуживица, официантка из ресторана, когда бываешь в Осло, недавно разведенная жена приятеля, случайно встреченная актриса. Короткие приключения, редко длившиеся больше одного вечера. Дважды я был влюблен, но только с одной из них переспал. Как будто совокупление – всему венец! Как будто ночь, проведенная с кем-то, может подтвердить или опровергнуть что-либо, кроме удовлетворенного самолюбия! Ну так вот…
Взгляд его стал отсутствующим и мечтательным, и я поспешил заказать для него еще одну кружку пива. Кельнер явно сомневался в нас обоих, но пиво принес.
– Ты будешь есть, Юнас? – спросил я.
– Есть? – Он посмотрел на меня.
Казалось, он никогда не слышал этого слова. Я вновь попытался вернуть его к теме.
– Ты сказал «ну так вот», – напомнил я.
– Да, вот. И тут я встретил С-сольвейг.
Снова пауза. Его лицо смягчилось, взгляд потеплел, и он попытался выпрямиться, что было нелегко после пяти с половиной кружек.
– И тогда это произошло… Тогда… это… случилось…
Я молчал, я знал, что нужно выждать и что, возможно, понадобится еще пять-шесть кружек экспортного, пока мы доберемся до конца. По его лицу и глазам было видно, что он расскажет мне все, и, если у меня хватит терпения, я узнаю все варианты «Баллады о Юнасе и Сольвейг».
– Сольвейг, – повторил он.
Образ шипящей змеи исчез, и мне виделось восходящее солнце, солнце, врывающееся к нам сюда, озаряя блеклые росписи на высоких стенах, бросающее свои косые лучи на красно-коричневые перегородки, на клетчатые скатерти и полупустые кружки: точно так же шлет оно свои лучи и свежему утреннему пейзажу где-то между горами и морем, там, где море похоже на волнистое зеркало, а горы – на голубые мечты о будущем. Это солнце всходит над бедными и богатыми, над сотрудниками рекламного бюро и частными сыщиками. Это солнце наполняет нас и нас поглощает и выплевывает, как пепел, извергаемый жизнью. Пепел сгоревших во всепоглощающем огне любви.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?