Текст книги "Береговое братство"

Глава II. Несколько неприятных часов в Толедских горах

От истощения сил, а, может быть, также от волнения, пережитого во время неравной, храбро вынесенной им борьбы с разбойниками, незнакомец упал на землю и лежал без чувств. Первой заботой лесника было оказать ему помощь и как-нибудь восстановить его силы.

Подобно всем охотникам, ньо Сантьяго всегда носил на поясе флягу с водкой.

Раскупорив ее, он влил несколько капель в рот незнакомцу.

Этого было достаточно, чтобы привести его в чувство. Он приподнялся и с помощью охотника встал на ноги.

– Вы ранены, сеньор? – спросил с участием ньо Сантьяго.

– Не думаю, – ответил тот слабым голосом, – быть может, я и получил рану, но ничего серьезного.

– Слава Богу! Как же, однако, случилось, что я нашел вас в таком критическом положении?

– Сегодня в этих лесах охотился король.

– А!

– Я принадлежу к свите короля, увлекся, гоняясь за зверем, и заплутал в лесу…

– Где на вас напали шестеро разбойников, с которыми одному вам бы не справиться!

– Но Бог послал вас ко мне на помощь.

– Да, – с улыбкой сказал лесник, – кажется, пора было помочь вам.

– Так пора, сеньор, что без вас я был бы теперь уже убит; вам я обязан жизнью и не забуду этого.

– Полноте, стоит ли помнить такую пустяшную услугу! Я сделал для вас то, что готов сделать для каждого.

– Очень может быть, но это только доказывает, что вы человек с благородной душой, что нисколько не уменьшает мою благодарность вам. Я богат, могуществен, имею вес при дворе я многое могу сделать для своего спасителя.

– Забудьте меня, кабальеро, вот все, о чем я вас прошу. Благодарение Богу, я не нуждаюсь ни в чьем покровительстве. Мне достаточно моего небольшого состояния. Я счастлив в своей смиренной доле, всякая перемена только омрачит мой ясный небосклон.

Незнакомец вздохнул.

– Вы, кажется, страдаете? – с живостью вскричал лесник. – Силы ваши истощены усталостью, быть может, голодом! Гроза не утихает; нам нельзя оставаться здесь дольше, необходимо куда-нибудь укрыться. Полагаете ли вы, что отыщете сборное место охоты?

– Не знаю; этот лес и горы мне совсем не знакомы.

– В таком случае вам нельзя идти в эту темь на поиски, это было бы опасно. Чувствуете ли вы себя теперь в силах идти?

– Да, я совсем бодр; дайте мне еще немного водки из вашей фляги, и я оправлюсь окончательно.

Лесник подал ему флягу. Незнакомец выпил глоток и вернул флягу.

– Теперь я готов идти за вами, – сказал он, – куда мы направляемся?

– Ко мне.

– Далеко это?

– Да с милю будет… Только предупреждаю вас, дорога адская.

– Ничего, я привык рыскать по горам днем и ночью.

– Тем лучше. В путь!

– Признаться, и я буду рад поскорее добраться куданибудь; все платье на мне промокло насквозь, и я окоченел от холода.

– Так идем!

Незнакомец наклонился к своей лошади, вынул пистолеты из седельных сумок и заткнул их за пояс.

– Бедный Сайд! – сказал он. – Такое благородное животное и убито презренными разбойниками!

– Не жалуйтесь, сеньор; его смерть спасла вас, дав вам возможность укрыться за его телом.

– Это правда…

Они оставили прогалину и вошли в лес. Несмотря на уверения незнакомца, он только благодаря сверхъестественным усилиям мог следовать за лесником; на каждом шагу он готов был свалиться наземь.

Вскоре ньо Сантьяго заметил, как он слаб, несмотря на его возражения взял его под руку, и они пошли рядом, только немного медленнее.

– Домой, мои красавчики! – крикнул лесник своим собакам. – Домой! Бегите предупредить наших!

Собаки бросились в чащу леса со всех ног, точно поняли, что поручал им хозяин.

Однако Бог положил человеческим силам предел, за который они заходить не могут. При всем невероятном усилии воли незнакомец наконец почувствовал, что даже при помощи лесника не только шага не может дальше ступить, но и просто держаться на ногах.

Со вздохом отчаяния он тяжело опустился к ногам спутника, не в обмороке, но от истощения сил, несмотря на львиную храбрость.

Лесник быстро наклонился к нему, приподнял и усадил, прислонив спиной к стволу упавшего от старости дерева.

Гроза усиливалась с каждой минутой; то и дело сверкали молнии; небо с одного края небосклона до другого казалось громадным огненным шатром зловещего бледно-желтого цвета.

Раскаты грома следовали один за другим неумолкаемо; буря завывала с неистовой яростью, хлеща по ветвям, крутя и ломая деревья, как соломинки, и увлекая их, чтобы кружить в воздухе, продолжая бешено нестись дальше; дождь, уже превратившийся в настоящий ливень, залил дорогу по колено; стремительные потоки с оглушительным ревом падали с горных вершин, унося и опрокидывая все на своем пути, разрушая тропинки и вымывая землю, образуя при этом глубочайшие ямы.

Это величественное выражение Божьего гнева представляло собой зрелище ужасающей красоты.

Будь лесник один, он за несколько минут добрался бы до дома, но ему не хотелось бросать своего спутника, хотя он вовсе не заблуждался относительно опасности их положения; оставаться дольше там, где они находились, было все равно что обречь себя на неизбежную и страшнейшую смерть.

Он наклонился к незнакомцу.

– Взбодритесь, сеньор, – сказал он ему ласковым голосом, каким говорят с детьми и больными.

– Не бодрости мне недостает, сеньор, – возразил тот, – мои силы вконец истощены – я и пальцем не могу пошевельнуть.

– Попытайтесь встать.

– Напрасно было бы, холод леденит меня; он проник мне в сердце; я словно параличом разбит.

– Что делать? – пробормотал лесник, в отчаянии ломая руки.

Это был человек с прекрасной и благородной душой, из тех избранных натур, решительных и энергичных, которые до последнего вздоха борются с неодолимыми преградами и сдаются только мертвые.

– Бросьте меня, сеньор, – сказал незнакомец голосом, который явно слабел, – не противьтесь долее преследующему меня року; вы сделали все, что только в человеческих силах, чтобы спасти меня, и если вам не удалось, то только потому, что мне суждено умереть.

– Ах! Если вы поддаетесь отчаянию, то мы погибли! – вскричал Сантьяго в смятении.

– Я не отчаиваюсь, мой друг, мой спаситель, я просто смиряюсь перед волей судьбы! Я уповаю на Божье милосердие! Я чувствую, что скоро пробьет мой последний час; Господь простит мне, я надеюсь, грехи за мое искреннее раскаяние и покорность Его грозному приговору.

– Все пустяки, сеньор! Господь – да благословенно Его имя! – тут ни при чем. Будьте мужчиной, вставайте! Через десять минут мы достигнем надежного убежища – мой домик находится в двух ружейных выстрелах от этого места, где мы остановились так некстати.

– Нет, сеньор, повторяю, я не в силах сделать ни малейшего движения, я совсем ослабел. Бросьте меня, бегите и спасайтесь сами, пока еще есть возможность.

– Вы жестоко оскорбили бы меня своими словами, сеньор, если бы не находились в таком жалком состоянии.

– Простите, сеньор, протяните мне руку и, умоляю вас, уходите, уходите скорее! Кто знает, не поздно ли будет через минуту? Повторяю вам, все ваши усилия спасти меня будут тщетны, бросьте меня здесь…

– Нет, я не брошу вас, сеньор; мы спасемся или погибнем вместе, клянусь Богом и честью… – он вдруг остановился и поспешно закончил: – …лесника! Мне не впервые находиться в подобном положении. Взбодритесь, сеньор! Посмотрим, что одержит верх, грубая слепая стихия или венец создания – человек, сотворенный по образу Божию, с умом и волей. Ей-богу, мы спасемся вместе или вместе погибнем! Я понесу вас на плечах, если вы не можете идти сами.

И говоря таким образом с притворной веселостью, лесник, не слушая более возражений незнакомца, поднял его, как ребенка, на свои могучие руки, с легкостью перекинул через плечо и отважно пустился в путь, опираясь на ружье. Он твердо решился скорее пожертвовать жизнью, чем подло бросить того, кого уже спас от смерти так великодушно.

Началась смертельная борьба человеческой воли против безумных, свирепых, будто вырвавшихся на волю слепых сил природы.

Каждый шаг стоил леснику сверхъестественных усилий, особенно из-за той тяжести, что лежала у него на плечах. Он шел, шатаясь, точно пьяный, спотыкаясь, и по колено уходил в вязкую грязь, ежеминутно опасаясь увязнуть в ней с головой. Ветви хлестали и царапали ему лицо, дождь бил в глаза и ослеплял его, от бури захватывало дух и мутилось в голове.

Однако он не унывал и только удваивал усилия; он упорно не бросал своего спутника, теряя и вновь отыскивая дорогу по нескольку раз за минуту, среди этого страшного хаоса восстававшей против него разъяренной стихии.

За полчаса он продвинулся вперед всего на какую-нибудь сотню шагов.

Тут он с ясностью мыслей человека, принявшего непоколебимое решение, хладнокровно подсчитал, что если б он даже не разбился на дне пропасти, не был увлечен потоком или не выбился окончательно из сил – а холодный пот и теперь уже выступал у него на лбу от изнеможения, – ему понадобится ровно семь часов на то, чтобы добраться до дома таким образом, разве только к нему подоспеют на помощь.

– На Божью волю! – прошептал он. – Господь везде и во всем. Да будет то, что решил Он в своей премудрости. Но я не прекращу борьбы, пока есть силы, и буду отстаивать жизнь до последней минуты… но далеко ли до нее?

Он подавил вздох и удвоил усилия, и без того уже неимоверные. Прошло еще несколько минут.

Незнакомец неподвижной массой висел на плече лесника и не подавал никаких признаков жизни. Он или умер, или лишился чувств.

Вдруг невдалеке раздался бешеный лай.

Лесник остановился; он несколько раз глубоко вздохнул, перевел дух, и радостная улыбка озарила его мужественное лицо.

– Вот мои славные собаки! – воскликнул он. – Мы спасены!

Он собрал последние силы и крикнул зычным голосом, который перекрыл на мгновение рев и грохот бури:

– Эй, красавчики! Сюда, сюда!

Собаки ответили лаем еще более сильным и вскоре показались в сопровождении двух человек с факелами, которые следовали за ними на некотором расстоянии.

– Слава Господу, вот наконец и вы! – вскричали они почти с благоговейной радостью – так боготворили своего хозяина.

– А это кто? – удивился Педро.

– Человек, которого я спас… Он очень нуждается в помощи, друг мой.

– Сеньора так и думала, что случилось нечто в этом роде, – в сердцах заметил Хуанито.

– Сеньора! Неужели она вышла в такую страшную погоду? – с живостью вскричал Сантьяго.

– Нет, нет, сеньор, не извольте беспокоиться; но и стоило же нам труда удержать ее!

– Достойная, святая женщина! – прошептал лесник.

– Однако, сеньор, отсюда надо поскорее убираться подобру-поздорову.

– Да, да, поспешим; этот несчастный в самом жалком положении.

– Бренная наша жизнь! – пробормотал Хуанито, который отчасти был философом. – Ба-а! После нас хоть трава не расти! – заключил он.

Незнакомца тихонько опустили на землю. Лесник наклонился к нему и пощупал пульс – он был слаб, но ясно прощупывался. Очевидно, несчастный лишился чувств, но не умер.

Лесник весело поднял голову.

– Мы спасем его! – радостно вскричал он.

– Аминь! – отозвались слуги.

– Живее, надо устроить носилки.

– О, это не займет много времени!

– Особенно если тотчас примемся за дело.

Собаки лизали незнакомцу лицо и тихо, жалобно скулили.

Эти ласки привели его в чувство – он открыл глаза.

– Боже мой! – прошептал он. – Я думал, что умер.

– Но, по счастью, ошиблись, – весело ответил лесник.

– Ах! И вы тут, мой спаситель!

– Все тут.

– Вы не бросили меня?

– Бросить вас? Полноте, видно, что вы меня не знаете.

– Вы спасли меня во второй раз!

– И на этот раз окончательно, будьте спокойны.

– Как мне отплатить вам?

– Ничего не может быть легче, я уже говорил вам.

– Не говорите со мной таким тоном!

– Отчего же? Позвольте мне говорить с вами откровенно, чтобы положить конец всякому изъявлению благодарности с вашей стороны.

– Говорите.

– Вы воображаете, что я спас вас и затратил столько усилий исключительно только ради вас?

– Для чего же тогда?

– Полноте, вы с ума сошли, сеньор! Я вас не знаю, понятия не имею, кто вы, да и знать не хочу. Я сделал все единственно для себя, из чистейшего эгоизма, для своего удовольствия наконец. Моя страсть – оказывать услуги; это мания, если хотите, как и любая другая. У каждого свой конек; это – мой, вот и все тут.

– Какой вы странный человек!

– Да уж каков есть, не извольте гневаться.

– Вы, должно быть, жестоко страдали, если дошли до того, что холодно излагаете подобные мысли, против которых возмущается даже ваше собственное сердце.

– Кто знает! Быть может да, быть может нет… но теперь речь не о том. Как вы себя чувствуете?

– Лучше, гораздо лучше, я даже думаю, что в состоянии идти.

– Это заблуждение: вы еще слишком слабы, чтобы я согласился на это… Вот и носилки для вас готовы, мы тихонько переложим вас на них и с Богом отправимся в путь.

– О! Могу вас уверить…

– Ничего не хочу слушать, повинуйтесь.

По знаку лесника двое слуг осторожно переложили незнакомца на носилки, потом взялись каждый за один конец и подняли их.

Двинулись в путь.

Собаки уже убежали вперед – вероятно, чтобы дать знать оставшимся в доме о приближении хозяина.

Лесник сказал правду: расстояние до его домика было совсем не велико; они добрались до него менее чем за четверть часа.

Женщины стояли в тревожном ожидании в дверях домика, освещенные факелом, который держала Пакита.

Увидев носилки, донья Мария испустила крик ужаса и бросилась было к ним.

Она подумала, что случилось несчастье с ее мужем.

Но тот, угадав, что происходило в сердце жены, поспешил к ней и крепко обнял ее.

Велика была радость всех членов семейства, когда они опять были вместе после долгих часов мучительного ожидания.

По распоряжению доньи Марии яркий огонь горел в камельке и сухая одежда была приготовлена для пострадавших путников.

Как только слуги внесли в дом носилки, дамы ушли, чтобы дать путникам переодеться.

Незнакомец вскочил на ноги с живостью, которой нельзя было ожидать после полного его изнеможения за несколько минут до этого.

Лесник немедленно приступил к обязанностям сиделки и, даже не сменив своего мокрого платья, поспешил оказать незнакомцу с ловкостью и проворством, удивительными в таком человеке, самые заботливые и нежные попечения.

Раздев его, он велел докрасна растереть ему все тело суконкой, пропитанной водкой, потом сам надел на него теплую и сухую одежду, дал ему укрепляющее средство и усадил в кресло подле пылающего камелька.

– Теперь не трогайтесь с места, пока я не вернусь, – сказал он, – грейтесь; через десять минут вы точно переродитесь, предсказываю вам.

– Клянусь, я чувствую себя отлично.

– Вам сейчас будет еще лучше, и я надеюсь, что вы отдадите должное ужину.

– Ужину? – переспросил незнакомец, улыбаясь.

– Что ж, черт возьми! Разве вы думаете, что мы останемся без ужина? Мы с вами, кажется, умираем с голоду.

– Право не знаю, мой любезный хозяин.

– В котором часу вы ели в последний раз?

– Часов в восемь утра, но что-то голоден не был и едва отведал завтрак.

– Так и есть, вы потеряли силы от недостатка пищи, – не спорьте, ваша частая зевота ясно изобличает страдание желудка! Вы будете есть, повторяю, и с большой охотой.

– Я буду делать то, мой любезный хозяин, что вам угодно.

– Вот это хорошо! Теперь вы благоразумны. Не теряйте терпения в мое отсутствие, я мигом вернусь.

– Здесь вы хозяин. Прошу вас передать дамам мои извинения за беспокойство, которое невольно причинил им, и за хлопоты, которые наделал теперь.

– Вы сами исполните свое поручение, сеньор; вы увидите дам за ужином.

Он сделал знак слугам вынести носилки, взял мокрую одежду незнакомца, чтобы высушить на кухне, и вышел.

Оставшись один, незнакомец осмотрелся вокруг, потом опустил голову на грудь, нахмурил брови и погрузился в глубокую задумчивость.

«Из всей моей свиты, – пробормотал он про себя, – ни один не подумал отыскивать меня! Все они бросили, низко бросили меня, а ведь этих людей я осыпал почестями, богатством! Кто знает, не хотели ли они избавиться от меня? О! Если б я удостоверился в этом! Увы! Я один, всегда один! Никто не любит меня!.. Без этого человека, которого судьба послала мне на помощь, мое мертвое тело лежало бы теперь разбитое на дне какого-нибудь обрыва этих проклятых гор. О Боже, Боже мой!.. Но какое странное обращение у этого человека! Кто он?.. Он не имеет ни малейшего сходства с надушенными марионетками, которых я знавал до сих пор. В нем что-то могущественное, благородное, непостижимое для меня. Я узнаю, что это за человек».

Легкий шум заставил его поднять голову. Перед ним стояла прелестная девушка.

Незнакомец хотел приподняться.

– Не вставайте, кабальеро! – с живостью произнесла она нежным и благозвучным голосом. – Извините, что я потревожила вас.

– Я задумался, сеньора, – ответил он с бледной улыбкой, – все, что происходит со мной уже несколько часов, так необычно!.. Господь спас меня и теперь прислал ко мне одного из своих ангелов, да будет благословенно имя Его!

– Это чересчур лестный отзыв о такой скромной девушке, как я, сеньор, – возразила она, краснея.

– Лестный? О нет, сеньорита! Я говорю то, что думаю; разве не обязан я жизнью вашему отцу?

– Это большая радость для нас; папа такой добрый! Но я просила бы вас не беспокоиться, я только пришла накрыть стол для ужина.

– Я не помешаю вам, сеньорита, прошу только об одной милости.

– О милости, сеньор?

– Назовите мне свое имя.

– Меня зовут Христианой… а вот и моя сестра Лусия, – прибавила она, указывая на молодую девушку, которая входила с целой горой посуды.

– Христиана, Лусия… благодарю, сеньорита, я запомню, – ответил гость с глубоким чувством.

В эту минуту в гостиную вошла Мария Долорес и с участием осведомилась о его состоянии.

Незнакомец воспользовался случаем, чтобы выразить ей свою искреннюю признательность и в то же время извиниться за хлопоты, невольно причиненные обитателям этого мирного жилища.

Вмиг стол был накрыт, и на нем появились дымящиеся блюда самого аппетитного вида.

– Сядем скорее за стол, любезный гость, – весело сказал лесник, входя в комнату, – мы с вами, кажется, заслужили хороший ужин; а вы что думаете об этом?

– Я думаю, – возразил с улыбкой незнакомец, – что вы – очаровательнейший эгоист, какого я видал, и семейство у вас прелестное.

– Быть может, вы и правы, но не надо давать ужину остыть.

Все сели за стол; лесник прочел молитву, и все с усердием приступили к давно ожидаемой трапезе.

Случайно незнакомец сидел напротив Христианы. Он не мог поднять глаз, чтобы не встретиться взглядом с молодой девушкой.

По-видимому, он совсем оправился; увлеченный примером других, он прогнал мысли, которые печалили его, и выказал себя таким, каков был на самом деле, то есть веселым, остроумным, приятнейшим собеседником с манерами человека высшего круга. С бодростью к нему вернулся и аппетит.

Ужин оживлялся веселыми шутками лесника, который хотя и не показывал, но в душе был очень рад, что спас жизнь такому благородному человеку, каким казался его гость.

Незнакомец встал из-за стола совсем другим человеком, нежели сел за него.

Он не знал, чему приписать такую счастливую перемену, которая изумляла его самого.

Он с изысканной вежливостью простился с дамами, и хозяин проводил его в комнату на нижнем этаже, приготовленную для него.

В камине горел огонь; одежда незнакомца сушилась, разложенная на стульях.

Лесник пожал руку незнакомцу и ушел, пожелав ему доброй ночи.

С этим человеком несчастье вошло в скромный домик, где в течение стольких лет царили мир и спокойствие.

Глава III. Как несчастье входит в дом

Грозы в горах редко бывают продолжительны. Разбушевавшаяся стихия за несколько часов истощает свою неистовую ярость, и все вокруг быстро приходит в обычное, так внезапно нарушенное равновесие. На другое утро светило яркое солнце, в воздухе стояла тишина, небо было голубое, утренний ветерок слегка шелестел ветвями, усыпанными росинками, и распространял острый, но благовонный запах, который издает земля после бури.

На рассвете лесник давно уже был на ногах. Он вышел на порог своего дома и с удовольствием огляделся вокруг, потом направился к конуре, вероятно, с намерением дать свободу своим собакам, которые, почуяв приближение хозяина, наперебой приветствовали его громким лаем.

В ту же минуту отворилось окно. Лесник обернулся и увидел незнакомца, который дружески кланялся ему.

– Уже встали? – весело осведомился ньо Сантьяго.

– Как видите, любезный хозяин, – ответил тем же тоном гость. – И как видите, совсем уже одет.

– Уж не плохо ли вы спали чего доброго?

– Я-то? До утра не просыпался.

– Это хорошо! И как вы себя чувствуете?

– Никогда не бывал бодрее.

– Тем лучше.

– Вы идете куда-нибудь?

– Да, собираюсь… а что?

– Я желал бы поговорить с вами.

– Кто же вам мешает? Хотите, я зайду к вам?

– Нет, лучше я выйду, если вам все равно.

– Как знаете. Я вас жду.

Пока незнакомец затворял окно, лесник отпер конуру и не знал, как отделаться от чересчур горячих ласк собак, которые от радости, что видят его, прыгали ему чуть не на плечи.

– Славные животные, – заметил незнакомец.

– По крайней мере они искренни; их привязанность вознаграждает меня за лицемерие и людскую злобу, – заметил лесник с насмешливой улыбкой.

– Все те же странные речи!

– Почему же мне так не говорить, если это мои мысли, мой любезный гость?

– Так я повторю вам, что вы, должно быть, много страдали, если дошли до такого состояния духа.

– А я отвечу вам, как вчера: кто знает?.. Но оставим этот разговор, который завел бы нас далеко. Вы желали переговорить со мной?

– Действительно.

– Ничего легче быть не может. Я беру ружье и даю вам другое; в ожидании завтрака мы настреляем рябчиков и на охоте потолкуем, согласны?

– Очень хотел бы, но, к несчастью, это невозможно, – с подавленным вздохом сказал незнакомец.

– Как невозможно? Почему же? Разве вы еще чувствуете утомление? В таком случае я, разумеется, настаивать не стану.

– Нет, – покачав головой, возразил незнакомец, – нет, дело вовсе не в этом.

– В чем же тогда?

– Я должен покинуть вас.

– Уже? Полноте! Вы, должно быть, шутите.

– Нет, любезный хозяин, к несчастью, не шучу. Я уже говорил вам, что принадлежу ко двору; мои обязанности требуют моего немедленного возвращения в Толедо к королю.

– Правда, я и забыл про это, не стану настаивать более, мой любезный гость. Войдем в дом, я велю подать вам чашку горячего молока и кусок хлеба, а там – с Богом, и в путь.

В ту минуту, когда они вошли, Христиана с сестрой, как бы угадав, зачем мужчины вернулись в дом, ставили на стол чашки с горячим молоком, от которых поднимался густой пар.

– Эти прелестные дети – две очаровательные волшебницы, – сказал, улыбаясь, незнакомец.

– Это просто добрые девушки, – резко заметил лесник.

И он прошел в другую комнату.

– Позвольте мне, сеньориты, – обратился тогда незнакомец к молодым девушкам, но более к Христиане, – поблагодарить вас еще раз за все внимание ко мне, пока я имел счастье находиться под вашим кровом; я ухожу.

– Уходите? – вскричала Христиана, но вдруг остановилась, покраснела и в смущении опустила голову.

– Увы! Это необходимо, – ответил он с чувством, – и, быть может, навсегда.

– Навсегда! – прошептала молодая девушка почти невольно.

– Но, – продолжал незнакомец, – я сохраню в сердце дорогую память о вашем… – и, тотчас спохватившись, договорил, – о жителях этого дома.

– Аминь! – заключил лесник, который в эту минуту показался в дверях.

Девушки убежали, точно испуганные голубки.

– Теперь пора и в путь, – сказал лесник, когда выпил чашку молока, приготовленную для него, и увидел, что незнакомец также кончил свою порцию.

Ньо Сантьяго взял ружье, и они вышли в сопровождении собак, прыгавших вокруг них.

У калитки сада стоял Педро, держа оседланную лошадь под уздцы.

– Садитесь на лошадь, любезный гость, – весело сказал лесник.

– Как?

– Да ведь вы в шести милях от Толедо! Такой ходок, как вы, пешком не доберется за целые сутки, а верхом вы будете на месте как раз к выходу короля, если его величество – да хранит его Господь! – имеет привычку вставать рано.

– Да, это правда.

– Ну, теперь еще нет и шести. В восемь вы будете в Толедо, не особенно спеша. Полноте, не стесняйтесь со мной, мой любезный гость, и примите мое предложение.

– Принимаю, но с условием.

– Каким?

– Что вы позволите мне самому привести к вам назад вашу лошадь.

– Я не вижу к тому никаких препятствий.

– Так решено, благодарю вас… Но где же донья Мария?

– Торопитесь с отъездом; она спит, вы увидите ее, когда вернетесь.

Они отправились вместе, потому что лесник непременно хотел проводить своего гостя до входа в долину, чтоб указать ему дорогу, и тот принял эту услугу с признательностью.

Если бы незнакомец оглянулся в минуту отъезда, быть может, он увидел бы приподнятую занавеску в окне второго этажа и очаровательную белокурую головку, немного бледную, но с мечтательной улыбкой на алых губках.

Это Христиана, невидимая и задумчивая, присутствовала при отъезде незнакомца.

Во время пути мужчины разговаривали между собой о посторонних вещах. Когда они достигли того места, где надлежало расстаться, лесник указал незнакомцу направление, которого тот должен был держаться; впрочем, в нем трудно было ошибиться, необходимо было только все время ехать под гору.

– Теперь прощайте, мой любезный гость. Доброго пути!

– Прощайте и еще раз благодарю.

– Полноте!

– Одно слово!

– Что такое?

– Я один из первых сановников при короле.

– Очень рад за вас, если это вам приятно.

– Если бы, несмотря на свое желание, я был вынужден долго оставаться в отсутствии и… ведь неизвестно, что может случиться, не так ли?

– Так, но что же из этого?

– На случай, если бы вам понадобилась моя поддержка в чем бы то ни было, обращайтесь прямо в королевский дворец, назовите себя и спросите дона Фелипе.

– Кто этот дон Фелипе?

– Я, – улыбаясь, ответил незнакомец.

– Гм! Вы, должно быть, очень известны, если достаточно назвать вас по имени при большом дворе, который кишмя кишит звонкими титулами.

– Я действительно очень известен, – ответил незнакомец, слегка покраснев, – вы удостоверитесь в этом сами, если навестите меня. Сегодня же будет отдано приказание, чтобы вас тотчас провели ко мне, в какое бы время вам ни заблагорассудилось приехать. Вы не забудете?

– Как можно? Но маловероятно, чтобы я стал отыскивать вас при дворе; если вы желаете видеться со мной, вернее будет вам приехать сюда.

– И я, в свою очередь, запомню это. До свидания, любезный хозяин.

– До свидания, сеньор дон Фелипе; поручаю вам мою лошадь.

– Будьте спокойны, я поберегу ее.

Они еще раз махнули друг другу рукой на прощание, и дон Фелипе, так как это было имя незнакомца, ускакал прочь.

С минуту лесник следил за ним взглядом, после чего вернулся в долину. Стая куропаток поднялась перед ним, и он весело занялся охотой.

Прошло несколько дней. Ничто, по-видимому, не изменилось в мирной и тихой жизни обитателей лесного домика, однако теперь уже было не то, что прежде: донья Мария имела вид озабоченный, Христиана задумчивый, Лусия больше не смеялась, что же касается ньо Сантьяго, то он напрасно ломал себе голову, отыскивая причину всему этому, и страшно сердился, что не находит ее.

По прошествии десяти дней однажды за завтраком лесник вдруг спросил Педро, который стоял за его стулом:

– Давно ты имел известие о сыновьях?

– Довольно давно, сеньор.

– Где они?

– Старший, Мигель, пошел в моряки, как я вам докладывал, сеньор; он отправился из Байоны по морям-океанам.

– А другой?

– Перико?

– Ну да.

– Он на родине, как вам известно, сеньор, у наших родителей.

– Видно, не хочет быть моряком?

– О! Это истый горец! Я ждал от него письма и удивляюсь, что до сих пор не получил.

– Постой, завтра я поеду в Толедо и справлюсь; можешь быть спокоен.

– Благодарю, сеньор.

– Кстати, мне хочется узнать, что сталось с моей лошадью – кажется, этот дон Фелипе не церемонится со мной.

– Разве с друзьями церемонятся? – раздался тихий голос в дверях.

Все с изумлением обернулись. Женщины едва удержались, чтобы не вскрикнуть от испуга.

Дон Фелипе стоял на пороге, спокойный, улыбающийся, со шляпой в руке.

Он низко поклонился.

– Привет и доброго здоровья всем! – сказал он.

– Ей-богу! Вы не могли явиться более кстати, дон Фелипе! – вскричал лесник. – Я как раз поминал вас.

– Слышал, – с улыбкой ответил тот.

– Мы только что сели за стол; милости просим позавтракать с нами. Педро, прибор.

– С удовольствием принимаю приглашение.

И гость сел между двумя девушками, которые, как бы по безмолвному соглашению, раздвинули свои стулья, чтобы дать ему место.

– Я привел назад вашу лошадь, любезный хозяин, – сказал дон Фелипе, как только сел, – не беспокойтесь о ней; я попросил бы моего друга Педро отвести ее на конюшню вместе с моей.

– А где же лошади, сеньор? – спросил ньо Сантьяго.

– Мой слуга держит их у калитки сада.

– Педро, – приказал лесник, – позаботься о слуге этого сеньора.

Педро поклонился и немедленно вышел.

Веселость и оживление, так давно исчезнувшие из дома, точно вернулись вместе с гостем.

Губы улыбались, глаза блистали, разговор был оживлен. Дон Фелипе очаровывал остроумием и веселостью. Он говорил про Толедо, про двор и вельмож, окружавших короля, как человек, посвященный во все тайны придворного быта; он ловко передавал забавные анекдоты, словом, добродушно-свободным обращением, которое никогда не переступало границ приличия и хорошего вкуса, и слегка насмешливым, но всегда утонченным умом приводил в восторг своих слушателей, которые все время находились под обаянием его живой, меткой и увлекательной речи.

Часы летели, словно минуты.

Но в конце концов пришла пора расставаться, хотя дону Фелипе, по-видимому, так нравилось это милое семейство, что он всячески отдалял минуту отъезда.

В три часа, однако, ему необходимо было уехать; его звание обязывало его прибыть ко двору не позднее шести часов.

Итак, он отправился в путь, дав слово опять приехать, и хозяева усердно просили его не забывать своего обещания.

Дон Фелипе вернулся опять. Сперва он приезжал раз в неделю, потом по два раза и, наконец, ежедневно.

С каждым разом его посещения становились продолжительнее; казалось, ему стоило большого труда отрываться даже на несколько часов от своих новых друзей.

Они же, со своей стороны, питали к нему искреннюю и глубокую привязанность.

Надо отдать дону Фелипе справедливость, что он делал все на свете, дабы угождать всем и каждому.

Он охотился с лесником, беседовал о духовных предметах с доньей Марией, которая была чрезвычайно набожна, смеялся, пел, играл и бегал с молодыми девушками, был щедр и обходителен со слугами и даже искал дружбы собак, кормя их пряниками.

Чего же больше?

Однажды дон Фелипе объявил, что не появится целых три дня по непредвиденному случаю. Его величество король Филипп IV должен был принять посланника французского короля, прибывшего в Толедо накануне. Хотя двор изначально переехал в город всего на несколько дней, он словно окончательно основал тут свое пребывание; по крайней мере уже целых пять месяцев король испанский жил в Алькасаре – дворце мавританских владык.