Текст книги "Хроники блокадного города"

Хабиб Ахмад-заде
Хроники блокадного города

© ООО «Садра», 2019

От издательства

Что такое блокада? Это изоляция. Изоляция от внешних связей. Приём военного искусства, многократно доказавший свою эффективность. Это возможность истощить противника и принудить его к сдаче, сократив собственные потери до минимума. Блокада может быть не только военной, но и экономической, политической. Экономические санкции, в условиях которых живут сейчас и Россия, и Иран, – тоже форма блокады.

Именно международная экономическая и политическая блокада, в которую Иран попал после Исламской революции (1979 г.), создала условия для нападения вооружённых сил Ирака на ИРИ в 1980 г. В условиях этой большой международной блокады, когда Иран боролся за свою независимость, произошла малая блокада города Абадан, которой посвящена эта книга. Абадан воспринимался командованием Ирака как ключ к нефтеносному району Хузестан, контроль над которым позволил бы подорвать экономику Ирана и получить доступ к дополнительным источникам углеводородов. В этом же городе находился крупнейший на тот момент на Ближнем Востоке нефтеперерабатывающий завод; кроме того, там расположен речной порт, обеспечивавший коридор для транспортировки нефти к Персидскому заливу. Всё это делало Саддама Хусейна. Однако, несмотря на его стремление как можно скорее овладеть этим городом, несмотря на всю международную поддержку, у Ирака не хватило сил, чтобы сломить сопротивление иранцев, и камнем преткновения для саддамовских сил стал небольшой приграничный город Абадан.

Но если в прямом боестолкновении двух армий в основном гибнут солдаты – люди, для которых война является, так или иначе, результатом их осознанного выбора, то в условиях блокады страдает в первую очередь мирное население. Известно колоссальное количество примеров невероятного мужества людей, переживших блокаду Ленинграда, и блокада Абадана также стала проверкой мужества, силы воли и самоотречения не только военных, но и мирных жителей.

Книга, которую вы держите в руках, – калейдоскоп зарисовок боевых будней осаждённого, но непобеждённого города. Особое внимание к внутреннему миру персонажа и преклонение перед мужеством простого, маленького человека в самых бедственных обстоятельствах роднит повести Хабиба Ахмад-заде с творчеством Эрнеста Хемингуэя. Появление у Ахмад-заде образа старика, несмотря ни на что, идущего к своей цели, в этой связи совершенно неслучайно. Этот образ известен всему миру благодаря повести Хемингуэя «Старик и море», и он вновь оживает на страницах рассказа Ахмад-заде «Если бы не Дарья-Голи»…

Хроники блокадного города

Фото Т. Ханиной

 
Вот взмыл орел с высоких скал. Он, по обычаю орла,
Добычу свежую искал, раскрыв два царственных крыла.
Он хвастал крыльев прямизной, их необъятной
                               шириной:
«Весь мир под крыльями держу. Кто потягается со мной?
Ну, кто в полете так высок? Пускай поднимется сюда!
Кто? – ястреб, или голубок, или стервятник? Никогда!
Поднявшись, вижу волосок на дне морском: так взгляд
                                  остер.
Дрожь крыльев мухи над кустом мой зоркий различает
                                  взор».
Так хвастал, рока не боясь, – и что же вышло из того?
Стрелок, в засаде притаясь, из лука целился в него.
Прошла под крыльями стрела – так было роком
                                суждено, -
И мигом сбросила орла с высоких облаков на дно.
Упав, орел затрепетал, как рыба на сухом песке,
Он участь рыбы испытал, и огляделся он в тоске.
И удивился: до чего железка с палочкой просты, -
Однако сбросили его с недостижимой высоты.
И понял, почему стрела, догнав, унизила орла:
Его же собственным пером она оперена была[1]1
  Насир Хосров (1004–1088). Перевод А.Е. Адалис (здесь и далее – примечания переводчика).


[Закрыть].
 

Орлиное перо

Я вижу, как ты выходишь из машины. Останавливаю подзорную трубу и пристально смотрю через нее и без нее на твое лицо… вижу, как ты машешь рукой водителю. Он поехал дальше… а ты остаешься на перекрестке, за пальмовой рощей на том берегу реки. Сейчас ты в раздумьях: какой дорогой тебе идти? Остаться на главной дороге и дождаться следующей машины или… пойти тем путем, который лучше для меня? Решай же скорее. От твоего решения зависит исход всех моих сегодняшних стараний. Издалека не видно, но ты что-то взваливаешь себе на спину и пускаешься в путь.

Я чрезвычайно рад твоему решению. Благодаря тебе мне не придется задерживаться здесь надолго. и сейчас ты продолжаешь идти по асфальтированной дороге, которая приведет тебя к вашей передовой. Ты продолжай идти, а я тем временем буду ждать тебя на этом берегу реки, оставаясь на вершине своего наблюдательного пункта. Вряд ли мне придется ждать более двадцати пяти минут, к тому же самый волнующий момент будет длиться последние семнадцать секунд, поэтому мы можем по крайней мере в течение этих двадцати пяти минут поговорить начистоту. Хотя ты никогда не услышишь моих речей, быть может, спустя те семнадцать секунд они достигнут твоего слуха. Спросишь, как? Откуда мне знать! Во всяком случае, я так думаю, стоя на этом берегу реки осажденного города… и ты сейчас не знаешь, что я здесь веду на тебя охоту… и из этого темного убежища, окруженного пустыней, пальмами и лентами шоссе, я вижу тебя на том берегу… и тщательным образом, при каждом твоем шаге с помощью рычага своей подзорной трубы я навожу на тебя объектив, чтобы хорошенько запомнить. Действительно, я здесь веду на тебя охоту, и снаряд в стволе миномета ждет не дождется приказа, невидимые волны которого в нужный момент разольет в воздухе моя рация. Его уловят даже ваши рации, а потом эти волны пройдут через изгибы твоего тела. К счастью, ты не сможешь их засечь и понять. Затем ответ по другой рации… после этого выстрел… и пройдет семнадцать секунд, пока минометный снаряд разорвет пространство, взмоет в воздух и, подобно хищной птице, завидевшей в воде рыбу, ударит прямо по этой дороге… а потом… потом на этом месте вокруг твоего тела будут летать тысячи чугунных осколков. Однако… сейчас до того места на дороге, которое, возможно, станет местом твоей гибели, пролегло расстояние, которое можно пройти за двадцать три минуты. Хотя точное время все-таки зависит от быстроты твоих шагов. Если ты будешь идти медленно, то к двадцати трем минутам, оставшимся от твоей жизни, прибавится еще несколько секунд… а если пойдешь быстро, то, соответственно, убавится… Но сейчас ты продолжаешь идти. Хочешь, я скажу точно, сколько тебе осталось пройти до того момента, когда произойдет взрыв дожидающегося тебя снаряда?

Достаточно будет отметить взглядом твое местонахождение и нажать хронометр… Однако лучше не терять времени. Быть может, благодаря этому снаряду наша мимолетная дружба станет вечной. Знаешь, какой главный вопрос я задаю каждый день, находясь на высоте своего наблюдательного пункта, после того, как выбираю кого-то вроде тебя в качестве своей жертвы? Я спрашиваю себя: «Интересно, откуда ты родом? Из Ханакина[2]2
  Ханакин – город в Ираке, в провинции Дияла.


[Закрыть], Багдада, Киркука или Басры?..» Дело в том, что к Басре я отношусь по-особенному. Возможно, я потом объясню тебе причину этого… А пока мне бы хотелось знать, чем будут заниматься твои родители. в тот момент, когда обещанный снаряд ударится о землю? Печет ли твоя мать хлеб в одном из тех глиняных деревенских домов на месопотамской окраине? А твой отец… каким ремеслом занимается твой отец? И о чем он будет думать в этот самый момент? И могут ли они хотя бы на мгновение представить себе, что я выслеживаю тебя, чтобы меньше чем через девятнадцать минут погубить их сына? И если бы возникла та неведомая связь между матерью и ребенком, какими бы проклятьями меня осыпала твоя мать? Однако я уже давно принял решение; еще в то время, когда этот город был окружен вами. Хочешь узнать, откуда я родом? Далеко ходить не надо. Наверное, это место в километре отсюда, на берегу той самой приграничной реки, в сотне метров от границы… Да, и если бы я родился всего лишь в семистах метрах западнее[3]3
  То есть на территории Ирака, граничащего с Ираном на западе.


[Закрыть], сейчас я был бы одним из вас, имея огромное военное преимущество и располагая бескрайним резервом боеприпасов для уничтожения городов гораздо больших размеров, чем наш… И не обращал бы внимания на стенания и плач женщин и детей, живущих в этом городе. И был бы опьянен своей силой. Круглые сутки я бы сжигал города, но сейчас я рад… рад тому, что родился всего лишь в семистах метрах восточнее, и я воюю по многим причинам. Моя мать… хочешь узнать, чем сейчас занимается моя мать? Как и всегда, она сейчас читает молитву… молясь обо мне… моем брате, своих братьях – и всех тех, кто сейчас воюет на этом берегу реки. А что делает твоя мать? Она тоже молится за твое спасение? Любая молитва, которую она прочтет или уже прочла, ближайшие пятнадцать минут не будет иметь никакого действия…

А ты продолжаешь идти… Быть может, ты сейчас думаешь о том, как бы скорее дойти до вашей передовой и снова ночью обстреливать наш город из пулеметов или другого вида оружия. Но когда ты кладешь палец на спусковой крючок и приклад пулемета дрожит на твоем плече, чувствуешь ли ты свою силу? И не приводит ли тебя в восторг грохот еще более мощных взрывов от разрывающихся мин, стреляющей артиллерии и падающих ракет, когда они бьют по нашему берегу реки?.. Ты вскакиваешь с места, впустую потрясаешь кулаком… но я в назначенный срок буду действовать хладнокровно и не стану радоваться неминуемому взрыву… А пока ты идешь к назначенному месту… У тебя есть еще четырнадцать минут до того, как я нажму кнопку рации и выдохну заветные слова. Тогда трос миномета дернется, и снаряд полетит тебе навстречу. Ты можешь вспомнить залпы всех тех артиллерийских установок и минометов, из которых вы каждый день палите по нашему городу и уничтожаете всё и всех, кто окажется мишенью вашей артиллерии? Неужели нет более простой задачи, чем уничтожение целого города? Так продолжай идти… В день я могу израсходовать только три снаряда, и сегодня, как и в любой другой день, свой первый я уже использовал. Хочешь узнать, на что? Что же ты остановился? Ага, положил рюкзак на землю. Так ты устал! Что же такое лежит у тебя в рюкзаке, что ты так притомился? Одежда? Или, может быть, гостинцы для твоих товарищей, что ждут тебя в окопах? Наверное, это сладости, которые приготовила твоя мать. Хотел бы ты узнать, что бы взял с собой я, будь у меня возможность выбраться из этого блокадного города? Моими гостинцами были бы минометные снаряды. Ты устал? Садись! Плюс или минус несколько минут – для меня нет никакой разницы, только ты обязательно иди своим путем. Свой первый снаряд я недавно выпустил по середине этой дороги, и второй уже готов приземлиться там же. Через несколько минут ты дойдешь до того места и увидишь на земле черную копоть от взрыва первого снаряда. Тогда, как и твои прежние товарищи, ты замедлишь шаг… изумленно уставишься на воронку, оставшуюся от взрыва… не предполагая, что второй снаряд уже летит в воздухе… А у меня останется без ответа всё тот же вопрос… почему при виде места взрыва первого снаряда вас не охватывает страх и вы не пытаетесь бежать оттуда? Быть может, каждый из вас думает, мол, снаряд уже разорвался и как же мне повезло, что я не оказался здесь в тот момент, и поэтому вы успокаиваетесь, как вдруг вас с грохотом накрывает второй снаряд. Почему же ты все еще сидишь? Хочешь узнать еще кое-что? Если подойдешь к воронке от первого снаряда, приглядись внимательнее! Что ты видишь? Вот именно, это один из ваших снарядов. Шевели мозгами… ведь мы не захватили их у вас как военный трофей. Посмотри еще внимательнее! Это один из десятков снарядов, которые вы сбросили на наши головы, и некоторые из них не взорвались. Достаточно было вытащить их из земли, поставить детонатор на предохранитель и перезарядить снаряд на гильзу пятидесятого калибра… а потом… получать таким образом каждый день по три снаряда. Так что три снаряда, которые еще вчера были вашими, сегодня оказались в наших руках. Кстати, в качестве герба на вашем флаге изображен орел! Быть может, это как раз тот самый орел, который когда-то думал, что ему покорны все города и страны. Однако у нас, на этом берегу реки, имеется одна известная притча об орле, который пал, сраженный остроконечной стрелой… Рассказывают, когда он пригляделся внимательнее, то увидел, что стрела была увенчана его собственным пером…

 
И понял, почему стрела, догнав, унизила орла:
Его же собственным пером она оперена была.
 

Что же ты делаешь? Неужели тебе не приятны последние минуты твоей жизни? Ты взвалил на спину рюкзак и продолжаешь идти… Да, ты пройдешь этот путь, а я, как вчера и все предыдущие дни, буду ждать, когда ты дойдешь до точки отсчета последних семнадцати секунд. семнадцати секунд, оставшихся до твоей смерти… и семнадцати секунд с момента вылета снаряда из ствола миномета до попадания его в цель… Поэтому мне опять придется подсчитать, сколько шагов ты успеешь сделать за эти семнадцать секунд… За семнадцать секунд до того, как ты дойдешь до места взрыва, я нажму кнопку рации, и через семнадцать секунд ваши траектории пересекутся. Мои глаза, подзорная труба, ты сам, семнадцать секунд, взрыв снаряда. И тысячи мельчайших чугунных осколков летают вокруг твоего тела и прошивают его насквозь. Эта сцена должна повторяться раз в несколько дней, чтобы и вы не знали покоя на той стороне реки и осознавали, что всякий раз, когда вы уходите в увольнительную или возвращаетесь обратно, вас может неожиданно настичь смерть. И для вас погибнуть таким образом будет гораздо обиднее, нежели расстаться с жизнью на линии фронта. Эта опасность ждет вас на дороге, от надежности которой зависят все ваши надежды на возвращение к семье и мирной жизни… Только три снаряда в день заставят вас чувствовать опасность… И тогда вам не останется ничего другого, кроме как бежать по этой дороге. Она тянется на три с половиной километра. Даже когда никого из нас нет на наблюдательном пункте, вам придется дрожать от страха. от страха перед тем, что кто-то поджидает случая нажать кнопку рации… Да, всего лишь три снаряда… а не тысячи, как у вас… Да, мы решили перенести этот страх и трепет со своего берега реки на ваш. А ты все еще идешь, смотришь на небо, и, возможно, тебе все это нравится! Какой ласкающий, прохладный ветерок! Будь я на твоем месте, единственное, о чем бы я попросил Бога, – усилить порыв ветра, чтобы снаряд, перед тем как удариться о землю, немного изменил траекторию и упал бы чуть дальше от меня. или чтобы у снаряда не сработал пусковой детонатор, и он не смог бы вылететь из ствола. До точки отсчета последних семнадцати секунд осталось еще десять минут. Наверное, вы думаете: сколько же еще вас будут так подстерегать на дорогах? Когда убьют еще десять, двадцать или сорок человек, вы начнете ходить другими маршрутами. Действительно, это хороший вопрос, и у тебя есть полное право его задать, а у меня – право на него не отвечать. Сегодня твоя очередь стать жертвой определенной тактики. Точно так же могло случиться, чтобы настал черед кого-то другого из вас, проходившего по этой дороге на несколько минут раньше, и, возможно, тебе тогда довелось бы увидеть его кровь на земле. Однако сегодня все сложилось так, что именно с тобой мне суждено вести эту беседу. Так мне ответить на твой вопрос? У тебя есть право знать! Если в будущем эта тактика окажется неэффективной, тогда мы придумаем что-нибудь другое. Но сейчас она отлажена, как часы. Знаешь, в чем она заключается? Ты иди своим путем и только слушай. Я назвал ее мышеловкой. По обочине этой и других дорог, ведущих в тыл, проложен ваш телефонный кабель. Достаточно, чтобы первый снаряд упал не на дорогу, а на те самые провода… тогда связь будет нарушена… и придется явиться бедному связисту, чтобы соединить разорванный кабель… именно на место взрыва… В таком случае уже не придется ждать и семнадцати секунд… так что второй снаряд. Интересно то, что я с этого расстояния никогда не видел самих проводов и догадался о них только по появлению ваших связистов.

С учетом дополнительного времени, которое ты потратил на отдых, у нас есть еще восемь минут. Интересная завязалась дружба, не так ли?

Знаешь, сколько сейчас людей сидят рядом с орудием, ожидая услышать мой голос по рации? Пять человек… пять минометчиков… Хочешь познакомиться с ними? Твое право. Один из них – Мехди, у которого еще до войны умер отец. Его мать работала прачкой в больнице… пока один из той тысячи снарядов не упал на ее прачечную. Хочешь узнать, сколько потребуется дней, чтобы дочиста отстирать все те простыни, залитые кровью? Другой – Хосейн, которому всего лишь тринадцать лет, а он каждый день чистит дуло миномета. Ты можешь понять, как это тяжело – собственными руками хоронить свою младшую сестренку? Да еще когда ее разорвало в клочья? С тебя довольно или рассказать еще? Тысячи снарядов летают над городом, чтобы уничтожить горстку гражданских, тогда как у нас в распоряжении всего три снаряда в день. Когда сегодня мы закончим свое дело, каждый из нас безо всяких угрызений совести спокойно пообедает и после небольшого отдыха опять отправится на поиски ваших неразорвавшихся снарядов, чтобы и к следующим дням подготовить по три боеприпаса. На самом деле, чтобы деморализовать вас, нам даже не нужны боевые снаряды. Достаточно всего лишь регулярно действовать так же, как и последние два месяца, и стравливать один ваш батальон с другим. Да, я говорю о том самом батальоне, который отвели в тыл, заменив его на ваш. Никто из вас не знает, в чем заключается секрет тех самых листовок[4]4
  Имеются в виду листовки с лозунгами лидера Исламской революции в Иране имама Хомейни.


[Закрыть]. Лозунгов, которые приводят в бешенство командование вашего третьего корпуса. Однако в эти последние минуты между нами не должно оставаться никаких секретов. Через несколько дней придет черед и вашего батальона. Я говорю об одном из этих агитснарядов, начиненных листовками с лозунгами… Внешне они очень простые и сопровождаются охранной грамотой… охранной грамотой с фотографией имама[5]5
  В период Ирано-иракской войны перед сдачей в плен иракские солдаты не поднимали белый флаг, а прикалывали к груди или держали в руках изображения лидера Исламской революции в Иране имама Хомейни, что символизировало их признание преимущества властей Исламской Республики Иран и готовность сдаться на милость победителя. Такие изображения получили у иранцев название «охранных грамот».


[Закрыть]… того самого, кого вы так боитесь. Да, вы тоже каждый день сбрасываете на наши дома тысячи листовок, в которых пишете, что город в блокаде. предлагаете нам сдаться… Однако вплоть до сегодняшнего дня ни одна из этих листовок не принесла вам никакой пользы, в то время как наши заставляют вас дрожать от страха. А если добавить к ним еще и снаряды… Вы никогда не понимали, в какой вы оказались ловушке! Тебя не было в предыдущем батальоне, однако твои товарищи в нынешнем через несколько месяцев увидят, как в небе разорвется снаряд и на их головы полетят листовки с нашими лозунгами. и на каждой из них будет фотография имама Хомейни в качестве охранной грамоты. Фактически военной операцией наших сил будет считаться прием беженцев с вашей стороны… в то время как командующий вашим батальоном, как и его предшественник, отдаст приказ собрать листовки с этими лозунгами и особенные охранные грамоты. Поэтому в вашей армии отсутствие их будет считаться серьезным преступлением, учитывая то, что у вас применяются коллективные наказания. Обрати внимание, что командир твоего батальона получит декреты без охранной грамоты! Что же ему делать? Кто их забрал? Наверное, и в самом деле кто-то подобрал некоторое их количество! Ваш батальон будут заставлять отыскивать эти потерянные охранные грамоты. Если в Багдаде узнают, что в батальоне произошло такое… командир получит взыскание… начнутся коллективные наказания… и, возможно, даже начнут обвинять друг друга в том, что солдаты начали дезертировать, спасаясь от наказаний. Возникнут подозрения… и в конце концов перестанут доверять всему батальону, полагая, что некоторые солдаты спрятали у себя эти охранные грамоты с изображением имама. А недоверие в военное время означает бессонные ночи из-за страха предательства и предчувствия скорой беды. А хочешь узнать, как все обстоит на самом деле? Быть может, никто из ваших солдат и не брал этих охранных грамот, потому как мы с самого начала подбросили эти листовки без фотографий имама. Видишь, что нам приходится выдумывать в блокадном городе? О иракский орел! Почему же ты гибнешь от собственного пера? Мы нигде не учились воевать и вынуждены заниматься этим только последние несколько месяцев. Если бы не война, то сейчас мы сидели бы на занятиях в этом самом городе и учили уроки. Прямо сейчас какой урок у нас мог быть..? Наверное, математика. А вместо этого я сейчас занимаюсь подсчетом трех минут оставшегося времени твоей жизни. Сейчас тот самый момент, когда мне надо дать команду боевой готовности пяти своим однополчанам, ожидающим внизу. Они должны быть готовы и крепко взять в руку трос до начала отсчета семнадцати секунд. Итак, они уже готовы. Все против тебя. Знаешь, о чем я всегда думаю в эти моменты? О том, что, возможно, ты и те, кто были до тебя и будут после, родом из Басры. У меня там есть один знакомый человек, вернее сказать, был… Знакомый человек, которого я никогда не видел. Это моя тетка… она много лет назад вышла замуж за одного местного… Мне всегда хотелось знать, если ты из Басры, знаешь ли ты ее детей или ее саму? Говорят, она родила двоих сыновей, которые на несколько лет старше меня. Иногда я думаю, что, может быть, в эту секунду я прицеливаюсь в одного из своих двоюродных братьев. Сейчас осталось всего лишь пять шагов до точки начала отсчета семнадцати секунд. Четыре шага, три, два, один.

Семнадцать секунд

Я нажал кнопку рации. Трос дернули, и твоя гильотина пришла в движение. Сейчас снаряд, который долгие годы лежал куском руды. был поднят на поверхность, превращен в металл и переплавлен. принял форму чугуна и стали и наполнился взрывчатыми веществами. а потом был привезен на корабле, проплыв огромное расстояние по океану… этот снаряд уже летит, чтобы оборвать твою жизнь. Этот снаряд дважды получал приказ исполнить смертный приговор: первый – когда вы обстреливали наш город, а второй – сейчас, когда уже мы ведем огонь по тебе. Получай назад свое перо, иракский орел!

Шестнадцать секунд

С этого момента снаряд уже взмыл в небо и больше никому не повинуется, даже мне. У дружбы всегда мало времени. Возможно, и ты бы сейчас где-нибудь занимался учебой… и, наверное, я, будь на то моя воля, всего лишь взял бы тебя в плен, чтобы после войны ты спокойно вернулся к своей семье. Однако ничего уже не изменить, ведь ты на том берегу реки, а я на этом.

Пятнадцать секунд

У тебя есть один шанс. Дело в том, что на тринадцатой секунде до тебя должен долететь грохот выстрела из миномета и вой выпущенного из него снаряда. Если только на одно мгновение, лишь одно мгновение ты прислушаешься. и на секунду остановишься, присядешь на землю… чтобы определить, куда летит снаряд… тогда, возможно, ты спасешься от взрыва. Так готовься воспользоваться этим случаем!

Четырнадцать секунд

Если бы я был на твоем месте и знал, что меня ждет, в эти последние мгновения я попросил бы Бога о прощении… за всё и за всех. Возможно, Аллах… по крайней мере, тебе после смерти уже не понадобятся никакие наставления.

Тринадцать секунд

Гул выстрела долетел до твоего слуха… а ты продолжаешь уверенно идти вперед. Этот звук не привлек твоего внимания. О чем же ты думаешь? Опять-таки, у тебя остался один шанс… последний шанс… Только если в эти последние мгновения подует ветер, но я молюсь о том, чтобы он вообще никогда не дул.

Двенадцать секунд

С полным откровением должен сказать, что после твоей гибели я спущусь вниз и обо всем забуду. Надев эту военную форму, ты подписал свое согласие на то, чтобы убивать и быть убитым самому.

Одиннадцать секунд

Не думай ни о чем, кроме дуновения ветра… А я думаю о своих трех снарядах. и о том, что один из них я уже использовал… второй запущен… а что же с третьим?

Десять секунд

Счет последних мгновений твоей жизни пошел на единицы. Друг мой, твоя смерть уже в пути.

Девять секунд

Снаряд уже летит в воздухе. Ты тоже продолжаешь свой путь, а я смотрю в подзорную трубу на то место, где должен произойти взрыв. Это похоже на слияние, единственный участник которого – человек на том берегу реки.

Восемь секунд

Видишь?! Нет ни малейшего ветерка, чтобы снаряд отклонился от курса, и пусковая система, несмотря на то, что сделана вручную, отлично справилась со своей задачей, вытолкнув снаряд из ствола. Сейчас тебе поможет только чудо… Быть может, молитва твоей матери.

Семь секунд

Через сколько дней до твоей семьи дойдет весть о том, что ты погиб на войне? Через два дня или через пять? Чем в этот момент будет занят твой отец? Что касается меня, то не пройдет и суток. Там, внизу, самым первым об этом узнает мой брат.

Еще шесть секунд

Время летит. Всякий раз, когда кто-нибудь из ваших солдат идет от перекрестка к реке, я говорю себе: вот появился еще один враг нашего берега.

Еще пять секунд

Быть может, ты спросишь: «Если я бы оказался твоим двоюродным братом, ты бы всё равно нажал кнопку рации?» Да, нажал бы и ждал еще четыре секунды. Через четыре секунды ты дойдешь до места падения снаряда, и тогда он накроет тебя.

Еще четыре секунды

Ты видишь реку в последний раз. Это река Арванд, которую на своем языке вы называете Шатт-эль-Араб. В любом случае, для тебя это уже будет неважно. Что бы ни произошло, как только ее пресные воды вольются в море, они станут солеными. Так было раньше, происходит сейчас и будет впредь. Ты понимаешь, насколько глупо было начинать уничтожение людей в нашем городе? Это подобно мечте обратить вспять речные потоки, которые извечно подчинялись одной лишь природе.

Еще две секунды

Ты все еще не слышишь, что я тебе говорю, и продолжаешь идти к месту взрыва. В следующую секунду ты услышишь свист снаряда, но у тебя будет лишь доля секунды, чтобы лечь на землю, так что будь готов воспользоваться своим последним шансом спасти жизнь.

Одна секунда

Вот последняя секунда нашей дружбы. О чем ты думаешь в это последнее мгновение своей жизни? О своей невесте, которая простилась с тобой в самый последний момент? О своей матери? О прохладном воздухе? Ничего не поделаешь! Мой взгляд прикован к месту взрыва, ты оказался в фокусе подзорной трубы, и в эту долю секунды раздался свист снаряда… и… Вот все и кончено. Взрыв произошел именно там, где нужно, все заволокло дымом, и ты скрылся в облаке пыли. Я жду, когда рассеется пыль. Последующие мгновения для меня не будут играть никакой роли, однако для тебя, если ты не погибнешь сразу, если окажешься раненым. они станут решающими… Каждую секунду твоя кровь будет литься все сильнее… Я знаю, о чем ты думаешь именно в эту минуту… О том, чтобы твои товарищи помогли тебе. Однако если всё кончено и твой дух устремился ввысь, то ты уже узнал обо всем. Обо всем, что я говорил… А сейчас твои товарищи уже на перекрестке. Так будут ли они спешить к тебе на помощь или издалека станут смотреть на то, как ты истекаешь кровью и постепенно отдаешь Богу душу? Я бы тоже хотел поспешить тебе на помощь… Пойми меня правильно. Я хотел бы этого не ради твоего спасения… Дело в том, что я не рассказал тебе всех подробностей нашей тактики… Сейчас в миномет заряжен уже третий снаряд, чтобы и твои товарищи разделили твою судьбу.

Дым рассеялся, и ты неподвижно лежишь на земле. Твои товарищи наблюдают за всем издалека. Ты стал очередной жертвой, попавшейся на этот крючок, а мне осталось дожидаться твоих сослуживцев, чтобы израсходовать на них третье и последнее «орлиное перо».

И снова еще одна секунда

Вот последняя секунда нашей с тобой дружбы. О чем ты думаешь в это последнее мгновение своей жизни? Ты можешь представить себе, что я думаю во время выстрела одного снаряда, всего лишь одного снаряда? Я размышляю, откуда ты родом? Кто сейчас думает о тебе? И это мне приходится делать каждый день – размышлять о каждом из вас, когда вы проходите по этой дороге. А задумывался ли ты хотя бы на мгновение о моей матери, перед тем как выпускать тысячи своих снарядов? Почему же вы так болезненно относитесь к выстрелам этих трех? Сопоставьте эти три снаряда, выпущенные с глубокими рассуждениями, с тысячами снарядов, выстреленных необдуманно. Если бы вы их не выпустили, никогда бы не было тех трех снарядов. Мой взгляд прикован к месту взрыва. Ты оказался в объективе подзорной трубы, и в эту долю секунды… Что случилось? Почему ты пригнулся к земле? На что ты смотришь? На неразорвавшийся снаряд? Так он опять не разорвался! Сейчас даю тебе пять секунд, чтобы ты вскочил с места и дал деру, а то я опять нажму кнопку рации, чтобы тебя накрыло третьим снарядом.

Я нажал хронометр… Раз, два, три, четыре… Беги быстрее! Слава Богу! Шевели мозгами! Я сказал это не ради того, чтобы ты убежал быстрее своего назначенного срока. Моему третьему снаряду нужно семнадцать секунд, и если ты убежишь позже, возможно, после твоего бегства он ударит в пустое место… Сейчас, обливаясь потом, ты побежишь к своим товарищам… без рюкзака, который так и остался лежать на земле. Теперь ты видел смерть собственными глазами. Сегодня вечером, когда ты будешь нажимать на курок, подумаешь ли ты о матерях солдат на нашем берегу реки? Разумеется… Значит, ты прекрасно понял, что тебе хотели сказать. Дрожа от страха смерти, ты поведаешь обо всем своим товарищам… Ты сработаешь, как снаряд, начиненный листовками, которые опять через несколько дней полетят на ваши головы. и, возможно, опасаясь за свою жизнь, ты возьмешь одну из этих охранных грамот. Как бы там ни было, я опять буду ждать, чтобы у дороги… кто-нибудь высадился… быть может, через пару дней… опять ты, мой друг…