Текст книги "Наука о судьбе. Почему ваше будущее более предсказуемое, чем вы думаете"

Золотая эра науки о мозге

Не будет преувеличением сказать, что мы живем в эпоху мозга. Еще 10 лет назад этот человеческий орган считался загадочной структурой непостижимой сложности. Миллиарды клеток с триллионами взаимосвязей представлялись невероятно запутанной системой. Но теперь благодаря технологическому прорыву появилась возможность разгадать структуру наших микросхем. Мы можем фиксировать, а порой и контролировать процесс мышления. Мы можем наблюдать за работой мозга в реальном времени и в высоком разрешении, пока млекопитающее находится в сознании и движении. Мы можем исследовать работу и строение мозга, видеть рождение новых нервных клеток даже у пожилых людей, наблюдать формирование нейронных путей для поддержки новых мыслительных цепей. Мы можем подсмотреть за происходящим в черепной коробке и увидеть процесс образования привычек и приобретения навыков.

Такая пластичность – способность мозга изменяться на физиологическом уровне в течение всей жизни – подтолкнула к излишне оптимистичным выводам. Действительно, существует большой соблазн заключить, что пластичность мозга, сохраняющаяся даже в пожилом возрасте, позволяет человеку менять свое поведение и его последствия на протяжении всей жизни. Приятно думать, что мы способны формировать наши действия и мысли в полном соответствии с собственными желаниями. И все же это работает несколько иначе. Создается впечатление, что люди рады обманываться заманчивой, но упрощенной идеей пластичности мозга и верить, что мы можем сознательно натренировать его, так же как тренируем мышцы, чтобы достичь желаемого. В нашем обществе популярна идея личностного роста: нам внушают, что можно добиться любой цели и реализовать любое желание. Нам продают концепцию абсолютной субъектности и беспредельных возможностей, мечты о таблетке для свободной воли, которая снимет все биологические и социально-экономические ограничения. Однако с нейробиологической точки зрения лозунг «Будь тем, кем тебе хочется» не очень убедителен.

Все громче становятся голоса экспертов, высказывающих противоположное мнение. И это не только неврологии, но и психологи, например лауреат Нобелевской премии Даниел Канеман, автор книги «Думай медленно… решай быстро»[5]5
  Канеман Д. Думай медленно… решай быстро. М: ACT, 2014. – Прим. ред.


[Закрыть]. Вместо идеи о несомненной пластичности мозга новейший альтернативный подход предлагает запрограммированную природу мозга и склонность человека к когнитивным искажениям и чрезмерной уверенности в собственных суждениях. Эта идея бросает вызов нашим заветным представлениям о личной автономии, утверждая, что человек принимает многие решения не осознанно, а подчиняясь автоматическим процессам, происходящим в глубинах мозга. Эти процессы определяются физиологией и генетикой. Все это означает, что мы сознательно контролируем свое поведение далеко не в той мере, как нам кажется.

Как же примирить эти два противоположных взгляда на наше поведение? Во-первых, и это очень важно, они не являются взаимоисключающими. Оба подхода веские и «верные» в разных ситуациях и в разной степени, в зависимости от того, какой аспект поведения или его последствия мы рассматриваем. Все дело в том, что человек совершает те или иные действия под влиянием многих факторов, поэтому выделить единственную «причину» того или иного поступка невозможно.

Даже такое простое действие, как выбор обеда, зависит от множества факторов. Мозг весит примерно 2 % от массы всего тела, но потребляет 20 % от дневной нормы калорий. Неудивительно, что этот голодный зверь диктует нам пищевые предпочтения. Вместе с нашей врожденной тягой к высококалорийным, сладким и соленым продуктам (в следующей главе мы выясним, почему люди их так любят) существуют индивидуальные предпочтения и представления об отложенном вознаграждении, не говоря уже о многочисленных пищевых привычках и вкусах. Все это – лишь предыстория. Когда вы смотрите на блюда в кафе, мозг принимает сигналы, которые могут воздействовать на вас на подсознательном уровне. Будут иметь влияние и текущий гормональный фон, и степень усталости, и наличие болезнетворных вирусов в организме. Как видите, даже выбор бутерброда – это сложный и в значительной степени бессознательный процесс.

Когда дело доходит до более важных вопросов – например, выбор супруга или формирование мнения о существовании Бога, – сложность когнитивных процессов возрастает по экспоненте, поскольку в таком случае на решение уходит гораздо больше времени, а в работе участвует больше областей мозга.

Мозг весит примерно 2 % от массы всего тела, но потребляет 20 % от дневной нормы калорий.

Итак, вопросов много, а простых ответов на них нет. При этом постоянно появляются новые научные знания, которые подтверждают немодное и потенциально неприятное мнение о том, что поведение человека обусловлено и в какой-то степени даже предопределено врожденными нейробиологическими факторами. Нельзя сказать, что конкретные действия, решения или их последствия были суждены и неизбежны для нас в силу генетики или заложенных в мозге программ. Однако нужно признать наличие предрасположенности к определенным решениям, вызванной пренатальным развитием мозга и генетикой, определяющей его работу в течение всей жизни. Любой выбор, даже самый тривиальный, предполагает комплексное взаимодействие нейронов, сложных поведенческих программ и приобретенного опыта. В конечном итоге многое из того, что мы считаем уникальной частью нашей жизни, включая мечты, страхи, убеждения и привязанности, восходит к миллионам решений, которые составляют наше повседневное поведение, определяя таким образом любой важный выбор и формируя нашу личность.

Все это приводит ко множеству вопросов. Какие из наших черт можно изменить, а какие – нельзя? И как в таком случае определить, что есть что? Что мы сами можем с этим сделать? Насколько это применимо к каждому из нас?

Берегитесь нейрохайпа

Я считаю, что мне повезло жить в эпоху мозга, поскольку я верю, что с помощью нейробиологии можно найти ответы на многие вопросы о человеке. Без этой веры я бы не написала книгу о науке судьбы. И все же нейробиология сама по себе не отвечает на вопросы о жизни, вселенной и всем остальном. Некоторые критики обвиняют эту науку в упрощении, так как считают, что она чрезмерно фокусируется на мозге (или, что еще хуже, на сканировании мозга), игнорируя целостный подход к психологии, социальной и культурной жизни. Но в действительности самые интересные работы нейробиологов рассматривают мозг именно как часть единой системы, в которую, с одной стороны, поступают сигналы от внутренних органов и иммунной системы, а с другой – из внешней среды.

Я стремилась рассматривать идеи нейробиологии в широком контексте, чтобы избежать однобокого анализа сложного человеческого поведения. Салли Сэйтл и Лилиенфельд О. Скотт точно уловили упомянутый мной скептицизм, назвав свою книгу 2015 года «Вынос мозга. Чарующее обаяние бездумной нейронауки»[6]6
  Лилиенфельд С., Сэйтл С. Вынос мозга. Чарующее обаяние бездумной нейронауки. М: Эксмо, 2016. – Прим. ред,


[Закрыть]. Мой решительный настрой показать ключевую роль врожденных нейробиологических факторов возник в ответ на тенденцию представлять пластичность мозга в излишне восторженных тонах, порой граничащих с дезинформацией. Нейроскептицизм имеет право на существование, поскольку популяризаторы науки часто представляют все так, словно в ней все просто и однозначно. Результатом этого являются лженаука и биологический эссенциализм[7]7
  В философской традиции эссенциализм – это представление о том, что любой объект имеет недоступную взгляду истинную сущность, которая дана ему от природы и делает его тем, что он есть. – Прим. ред.


[Закрыть].

Несомненно, утверждение, что сканирование мозга само по себе способно раскрыть многие секреты поведения и мышления, является сильным упрощением вопроса. Однако недооценивать значение нейробиологии тоже нельзя. В 2011–2012 годах Лондонское королевское общество опубликовало результаты своих нейробиологических исследований и их возможные последствия для социума и государственной политики. Документ представляет собой подробный, вдумчивый анализ, доказывающий ключевую роль нейробиологии в понимании сложной природы человеческого сознания, если в исследованиях учтен следующий принцип: «Каждый человек представляет собой сложную систему, функционирующую на нейронном, когнитивном и социальном уровнях, со множеством взаимодействий между процессами».

Как я пришла к науке о мозге

Мое желание погрузиться в неизведанные глубины человеческого мозга родилось во время работы с людьми, страдающими психическими расстройствами. Меня волновал вопрос устойчивости: почему одни стойко переживают тяжелые жизненные ситуации, а другие обречены страдать? В конце 1990-х я работала медсестрой в одной из ведущих психиатрических больниц Великобритании. Моими пациентами были дети в возрасте от 12 до 18 лет, которых принудительно госпитализировали в соответствии с законом о психическом здоровье. Их поместили в клинику, чтобы защитить и их самих, и окружающих. Чаще всего пациенты со всей Великобритании попадали туда после того, как им долго и безуспешно пытались помочь местные органы здравоохранения. В большинстве своем они сталкивались с жестоким обращением и пренебрежением. Им было крайне трудно противостоять социальному давлению и вести здоровую, счастливую жизнь вне клиники. Их деструктивное поведение включало членовредительство, злоупотребление наркотиками и причинение вреда окружающим. Диагнозы разнились от шизофрении и личностного расстройства до тяжелого аутизма и биполярного расстройства. У многих были судимости за самые разные преступления – от мелких краж и умеренного антисоциального поведения до таких серьезных злодеяний, как зоофилия. Я с перерывами проработала в больнице три года, пока не стала изучать биологию в университете, после чего возвращалась к этой деятельности лишь в выходные и во время каникул.

У меня много приятных воспоминаний об этом месте. Помню, как пациенты играли во дворе в баскетбол, увлеченно барабанили на бонго в гостиной, играли в классики в коридорах, вдумчиво читали «Гарри Поттера» в спальнях. Но главными из этих воспоминаний стали моя клаустрофобия и чувство безысходности, которое вызывали мысли о судьбах этих детей. Тяжелые двери со сложными замками, душные палаты, постоянный запах жирной пищи из столовой, борьба с медикаментозной летаргией, неизменное желание пациентов лежать на диване перед телевизором или спать весь день напролет… Долгие годы мы вместе с другими сотрудниками клиники пытались им помочь, но все же в большинстве случаев их состояние практически не улучшалось. В конце концов работа в этом месте подтолкнула меня к поиску более эффективных способов лечения таких людей.

Кроме того, она заставила меня задуматься о том, что делает каждого человека таким, какой он есть. В жизни многих сотрудников клиники тоже были проблемы, но, в отличие от наших пациентов, они отрабатывали 13-часовую смену и шли домой. Но почему? Чем можно объяснить столь отличающиеся жизненные траектории? Что можно сделать, чтобы улучшить нашу способность к самозащите, позволяющую человеку выносить любые удары судьбы?

Получив высшее образование по биологии, я приступила к написанию диссертации по нейропсихиатрии в Кембриджском университете. Так я стала частью постоянно растущего научного сообщества, исследующего механизмы человеческого мышления и поведения. В этой книге я собрала все, что узнала о степени влияния врожденных моделей поведения и процессе принятия решений на подсознательном уровне, а также о развитии и изменениях нашего мозга с точки зрения нейробиологии. Я совершила увлекательное путешествие в понимание факторов, способствующих формированию образа наших действий и влияющих на нашу жизнь.

Принятие идеи биологической судьбы

Существуют веские научные аргументы в пользу того, что каждый из нас в значительной мере находится во власти нейробиологических механизмов, подталкивающих нас к определенным решениям и вынуждающих вести себя определенным образом в тех или иных условиях. На базовом уровне каждый человек, каким бы уникальным, сложным и бесценным он ни был, является обыкновенным представителем нашего биологического вида, основная цель которого (как мы увидим в следующих главах) – взаимодействие с сородичами ради обмена информацией, чтобы поучаствовать в развитии массового сознания и, если повезет, передать свои гены потомкам. К этим целям нас ведут глубинные механизмы, зачастую находящиеся вне человеческого контроля.

Даже то, что мы считаем своими уникальными личностными чертами, которые, как нам кажется, пришли с воспитанием и которые мы наверняка можем контролировать, обусловлены врожденными факторами и были глубоко закреплены еще в раннем детстве. Наша личность, представления о себе и о мироустройстве, реакция на стресс, отношение к любви, к риску, к воспитанию детей и к загробной жизни – любые абстрактные мнения и черты характера, которые только можно представить, определяются тем, как мозг обрабатывает информацию из внешнего мира. Когда мы задумываемся, как далеко можем зайти в распоряжении собственной жизнью, принимая во внимание новые нейробиологические открытия, может показаться, что пространство, где человек способен по-настоящему управлять своими действиями, сужается на глазах и мы обречены ходить кругами, бесконечно возвращаясь к уже накопленному опыту.

Два последних десятилетия были ознаменованы быстрым и впечатляющим расцветом нейробиологии, начавшим новую эру научных достижений. Все говорит о том, что в результате нейробиологические исследования окажут на человечество такое же серьезное влияние, как теория Дарвина и открытие законов квантовой физики. В ближайшее десятилетие должны появиться инновационные методы лечения людей с психическими заболеваниями. Мы обретем возможность индивидуальной поддерживающей терапии для страдающих от тревожности и депрессии. Новые стратегии лечения позволят исправлять биологическую судьбу в таких случаях, как генетические мутации, ведущие к развитию болезни Паркинсона, так как ученые научатся одним щелчком генетического «переключателя» нейтрализовать патологические изменения. Или же посредством хирургического вмешательства можно будет исправлять нарушенные схемы в мозге при помощи тока.

Я надеюсь стать свидетелем значительных открытий, их применений и результатов. Возможно, когда мы больше узнаем о нейробиологических механизмах формирования убеждений и предрассудков, люди будут легче открываться новым идеям, что может сократить конфликты на всех уровнях.

Такие прорывы даются человечеству нелегко. В свое время идеи Ньютона, Дарвина и Эйнштейна потрясли весь мир и заставили человечество изменить представления о своем месте во Вселенной. Не исключено, что нейробиология пойдет по тому же пути. Безусловно, общество должно будет оценить последствия и этическую сторону новых идей. Одной из (относительно простых) задач станет необходимость решить, нужно ли разрабатывать методы лечения наследственных заболеваний, а также как сделать так, чтобы эти технологии были доступны не только для богатых людей.

Но есть и более сложные вопросы. Если свобода воли действительно занимает лишь крохотный участок нашего мозга, нам нужно приложить серьезные усилия, чтобы принять это. Любые предположения о том, что мы контролируем свою жизнь меньше, чем нам кажется, ведут к непредсказуемым рискам, а для кого-то эта мысль может оказаться не только некомфортной, но и дестабилизирующей. Если человек считает, что не может ни на что повлиять, он будет чувствовать себя беспомощным, а его поведение станет менее социально ответственным. Когда люди узнают, что собственная судьба им не принадлежит, последствия могут быть катастрофическими.

Может ли нейробиология стать фундаментом для такого понимания нашего поведения, при котором акцент делается на доказанное влияние биологических факторов, но право человека чувствовать себя полезным членом общества и осознавать свою сопричастность не отнимается? Может ли наука убедить человека, что, хотя каждый из нас управляет своим поведением меньше, чем мы думаем, это не означает, что отныне можно жить в свое удовольствие, ни о ком и ни о чем не заботясь? Я верю, что может. Еще совсем молодая нейробиология сострадания утверждает, что концепция врожденного человеческого эгоизма сильно преувеличена. Напротив, люди предрасположены высоко ценить социальные взаимодействия и от природы склонны к альтруизму.

На все эти вопросы должна ответить наука, которая только вышла из колыбели. Пока же мы можем утверждать, что даже если свободная воля – всего лишь иллюзия, она все равно жизненно необходима. Возвращаясь к образу сознания как центра вселенной каждого человека, важно понимать, что из реальности, которую мы создаем для себя, нельзя сбежать, какой бы воображаемой она ни была. Даже Роберт Сапольски, отстаивающий идею биологического детерминизма и отрицающий свободу воли, пишет: «Не могу себе представить, как можно жить, уверовав в полное отсутствие свободной воли. Человек никогда не сможет признать себя лишь как совокупность биологических проявлений»[8]8
  Сапольски Р. Биология добра и зла: как наука объясняет наши поступки. М: Альпина нон-фикшн, 2019. – Прим. ред.


[Закрыть].

Не стоит пренебрегать глубоко укоренившейся верой человека в собственные силы, но понимание объективных ограничений необходимо, чтобы полноценно анализировать, как нужно применять нейробиологические знания. Под влиянием научных открытий в вопросе функционирования мозга будут меняться здравоохранение, биоэтика и образование. Для нас же важно, что чем больше мы знаем, как нейробиологические механизмы определяют поведение, тем проще нам принимать решения в тех областях, которые мы действительно контролируем. В третьей главе вы увидите, что многим людям легче переходить на правильное питание, когда они понимают, как мозговые контуры реагируют на аппетит и контролируют его. Это также касается секса, внимания и почти всех сфер человеческой жизни.

Любые предположения о том, что мы контролируем свою жизнь меньше, чем нам кажется, ведут к непредсказуемым рискам.

Нам невероятно повезло жить в эру мозга. Система обработки данных, дарованная человеку от природы, сегодня предстает во всем великолепии, демонстрируя свою сложную структуру. Новые перспективы не должны нарушать наше восприятие того, что значит быть человеком. Напротив, это поразительно, как сильно весь наш образ жизни определяется столь одновременно сложным и простым органом.

Восторг от понимания его работы только усиливается, когда мы видим успехи коллективного сознания примерно семи миллиардов мозгов на всей планете, каждый из которых состоит из 86 миллиардов нервных клеток со 100 триллионами соединений, образующих микросхемы каждого индивидуума. Эта невероятная сеть взаимосвязанных вычислительных сил порождает коллективный опыт, общий для нас как для биологического вида, который запускает долгосрочные эволюционные изменения и служит основой бесконечного разнообразия человеческих историй. Каждому из нас уготована своя роль в процессе творческого развития человечества.

Знание – сила. Именно это я говорила себе, когда боялась получить результаты своих анализов. Чем больше мы понимаем, как связаны мозг, тело и окружающая среда, тем больший вклад может внести каждый из нас в нейробиологическую революцию, происходящую на наших глазах. Я начну с рассказа о том, с каким мозгом человек рождается и как этот орган развивается в течение жизни.

2. Мозг развивающийся

Мозг новорожденного поражает своим совершенством и яростным желанием развиваться и делать все больше и больше. Сразу после рождения дети всецело зависимы от взрослых, которые их опекают, но при этом способны взаимодействовать и осуществлять элементарную коммуникацию. Ребенок готов исследовать свое окружение и узнавать новое, чтобы однажды научиться заботиться о себе самостоятельно. Внутри младенца бурлят любопытство и необузданные эмоции, чистая воля и глубокие социальные инстинкты, обеспечивающие познание окружающего мира.

Я наблюдала этот процесс и чудесные преображения мозга на примере своего собственного сына. Одно дело – читать в учебнике о том, как постепенно возникают связи между областями мозга ребенка и появляются новые модели поведения, и совсем другое – видеть своими глазами, как формируется детское сознание. Признаюсь, когда мой сын надрывается от плача, я ловлю себя на мысли, что с нетерпением жду возникновения устойчивых связей между его префронтальной корой, языковым центром и остальными частями мозга. Я знаю, что до тех пор ребенок не может начать учиться контролировать эмоции и более мягко сообщать о своих потребностях. Но во все остальное время его развитие меня просто поражает. Он наглядно демонстрирует мне работу этого невероятно сложного органа – человеческого мозга.

Каждый человек развивается с разной скоростью, о чем мне недавно напомнила наша патронажная медсестра. Переход от младенчества к детству, затем к отрочеству, юности и зрелости, как и остальные процессы на протяжении всего жизненного пути, неповторимы и отражают уникальный опыт. Обилие возможных вариантов поведения поражает воображение и во многом вызвано комплексной природой человеческого мозга. Его можно сравнить с замысловатым и постоянно меняющимся ландшафтом, каждое изменение которого влечет за собой сложные эмоции, мысли и поведенческие вариации. Следовательно, нельзя предполагать, что есть «типичный» мозг, ответственный за «среднестатистическую» жизнь. Но чтобы понять, как формируются уникальная личность и черты характера, как принимаются уникальные жизненные решения, нам придется начать с поиска закономерностей и обобщений. Мы будем опираться на огромное количество исследований о трансформации структур и функций мозга в течение жизни, не забывая, что все они формируются конкретными обстоятельствами. Уникальный генетический набор определенного человека, а также семейный и социальный контекст определяют особые изменения мозга каждого из нас. Стандартные этапы развития породили миллиарды уникальных органов, формирующих человеческую жизнь.

В этой главе мы изучим, как функционирует мозг, как мы учимся и то, как эти процессы создают представление человека о самом себе. Мы выясним, как младенцы заставляют взрослых удовлетворять любой их каприз, а также почему малыши сводят родителей с ума своими истериками. Мы посмотрим на трудных и импульсивных подростков и узнаем, как накопление знаний не только ведет к становлению зрелого мозга, развивая нейронную основу мудрости, но и приводит к ограниченности мышления. Мы рассмотрим, почему с возрастом человеческий мозг часто слабеет и что можно сделать, чтобы дольше сохранять его возможности. Эта глава позволит нам оценить бесконечно сложные взаимодействия врожденных факторов и окружающей среды в их влиянии на формирование поведения в привычном контексте человеческой жизни. Изучив эти принципы, мы сможем исследовать предопределенность человеческого выбора в рамках конкретных моделей поведения – от выбора еды или сексуального партнера до формирования мировоззрения.

Для начала посмотрим на мозг новорожденного, ведь именно отсюда начинается большинство жизненных историй, за исключением героя юмористического романа Лоренса Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена»[9]9
  Стерн Л. Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена, М: Художественная литература, 1968. – Прим. ред.


[Закрыть], в котором герой начинает повествование о своей жизни с момента его зачатия, а до рождения дело доходит лишь в третьем томе. Безусловно, с биологической точки зрения это совершенно верно. История человека начинается задолго до его рождения, так как в течение девяти месяцев беременности мозг ребенка развивается под общим влиянием всех факторов – от эволюционного наследия до генетики. Свой вклад вносят и питание матери, и питание деда по отцу… Но мы все же обратим взгляд на мозг ребенка при рождении и посмотрим, что будет происходить с ним дальше.

Вы наверняка знаете, что первые годы жизни ключевым образом определяют, как сложится вся дальнейшая жизнь человека. Именно в этот период активно развиваются все мыслительные процессы. Несколько десятилетий исследований в самых разных научных дисциплинах – от психологии до лингвистики – показали, что детский опыт и окружающая среда в первые годы жизни могут повлиять на всю последующую жизнь, положительно или отрицательно. На это есть физиологические причины. Хотя нейроны или нервные клетки (кирпичики мозга, обеспечивающие когнитивные процессы) во многом формируются еще в утробе матери, сложный процесс соединения их в единую сеть происходит примерно в течение первых трех лет жизни.

В мозге доношенного новорожденного ребенка примерно столько же нейронов, сколько и у зрелого человека, хотя его объем примерно в четыре раза меньше. К трем годам размер мозга достигает примерно 80 % от взрослого. За это время нервные клетки увеличиваются в объеме, а их окончания удлиняются, образуя широкие и разветвленные связи с другими клетками. Соединительные структуры нейронов, напоминающие расходящиеся от ствола ветви, называются отростками, а промежутки между ними и соседними нейронами – синапсами. В одном из видов отростков, аксоне, происходит синтез нейротрансмиттеров – биологически активных химических веществ, передающих электрохимические импульсы между нервными клетками через синапсы. В первые три года человеческой жизни синапсы формируются гораздо быстрее, чем в любой другой период, создавая основу коннектома[10]10
  Совокупность всех связей в нашем мозге. – Прим. ред.


[Закрыть] – микросхемы нашего мозга. Она закладывает механизмы обработки поступающей извне информации и формирует поведенческие реакции. Получается, что конструирование мозга в самом начале жизни буквально определяет, каким ребенок увидит мир и то, как он будет взаимодействовать с ним, став взрослым. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в эпоху мозга возросло родительское беспокойство.