Текст книги "Немая девочка"

– Что ты думаешь о Седере? – спросила Ванья, прервав его размышления. Себастиан вернулся к ней. Она, по крайней мере, чуть-чуть повеселела. Уже что-то.

– Он что-то скрывает, но семью расстрелял не он, – ответил он решительно.

Ванья, похоже, согласилась.

– Я не понимаю, почему Окерблад его отпустила. Что произошло бы, если бы он еще немного посидел?

У Себастиана вдруг возникла идея.

– Вместо того чтобы стоять тут и сетовать на прокуроршу-идиотку, давай лучше кое-что предпримем.

– Что же? Опять допросим его? Забрать сюда мы его не можем. У нас нет никаких новых данных.

– Особым умом он не отличается, поэтому, возможно, сразу по приезде домой что-нибудь придумает.

– Например?

– Не знаю. Но мы оба считаем, что он что-то скрывает. Возможно, он что-нибудь по этому поводу предпримет. Что-нибудь, достойное нашего внимания.

Ванья широко улыбнулась. Она, похоже, поняла, что он имеет в виду, и усмотрела в его предложении определенный юмор.

– Ты хочешь сказать, что нам надо последить за ним? – Казалось, Ванья с трудом сдерживает смех. – Нам с тобой?

Себастиан оживленно закивал.

– Ты когда-нибудь следил за кем-нибудь? – скептически спросила Ванья. – Ты ведь скорее из тех, кто подключается потом и загребает славу, – добавила она и попала в точку.

Он посмотрел на нее честным взглядом.

– Все когда-то бывает впервые, не так ли?

Они одолжили одну из машин полиции Турсбю без полицейской символики и поехали через городок в западную сторону, пересекли дорогу Е16 и продолжили путь на северо-запад. Вскоре их уже окружали лес и луга. Причем последних было больше, что плохо соответствовало выражению «бескрайние леса Вермланда». По крайней мере, так выглядели окрестности вдоль дороги Эстмарксвэген. Они пересекли озеро Чилен, и в местечке Родум Себастиану показалось, что Ванья начала столь же усиленно смотреть на навигатор, как на дорогу.

Двадцатью минутами позже она остановилась позади заброшенного сарая, находившегося неподалеку от небольшой дороги, на которую они свернули, и заглушила мотор. Себастиан посмотрел на нее с удивлением.

– Если подъедем ближе, есть риск, что он нас увидит, – сказала она, показывая в окно.

Сквозь лес Себастиан различил маленький дом, примерно в пятистах метрах от них.

Ванья отстегнула ремень безопасности и вышла из машины. Себастиан остался сидеть.

– Я думал, мы сможем следить из машины, – запротестовал он.

– Не жалуйся. Это была твоя идея, – ответила Ванья, обошла вокруг машины и требовательно открыла его дверцу.

Ему ничего не оставалось, как выйти и надеяться, что он не промочит ноги. Он отнюдь не подготовился к прогулке по лесу и был, как всегда, в тонких невысоких ботинках.

– Сделай лицо повеселее. Вот тебе твой свежий воздух, – поддразнила она и направилась вперед.

Они пошли через густой лес в направлении дома Седера, борясь с побегами и кустарником. Уже через несколько шагов Себастиан пожалел о своей идее. Вскоре до них донесся собачий лай.

– У него, естественно, есть собака. Пожалуй, намного ближе нам не подойти, если мы хотим остаться незамеченными, – сказала Ванья и присела на корточки за большим покрытым мхом камнем.

– Это имеет какое-нибудь значение? То есть, что собака может сделать, кроме как залаять? А она уже лает.

– Если кто-нибудь подойдет, она может залаять по-другому.

Себастиан не стал спорить, он совершенно ничего не знал о собаках, кроме того, что здорово их не любит. Он посмотрел на видневшийся за рядами деревьев дом. Тот не представлял собой ничего особенного. Скучная старая хибара, обшитая этернитом. Окна темные, никакого света внутри не видно. Перед входом на несколько заросшем дворе стоял зеленый пикап. Ближе к ним, возле канавы, находился вольер, огороженный высоким забором из мелкой проволочной сетки. Внутри – большая самодельная будка с выпиленным входом. Бегавшая там туда-сюда собака была серой, косматой, очень мохнатой, с торчащим над спиной полукругом хвостом. Какая-то разновидность шведской лайки, решила Ванья. Собака продолжала лаять.

– Его, похоже, нет дома, – сказала Ванья, осмотрев окрестности в прихваченный с собой бинокль.

– Машина стоит здесь, – неуверенно заметил Себастиан.

– Верно. Возможно, он пошел погулять.

– Без собаки?

– Почему бы и нет?

«Да, действительно», – подумал Себастиан. Правда, Седер находился вдали от собаки более суток. Не следовало ли ему в таком случае взять ее с собой? Выгулять ее, дать ей побегать? Впрочем, Седер, похоже, обращался со своими женщинами не слишком хорошо, так почему бы ему вести себя с собакой по-другому? К тому же он не казался любителем прогулок. Неужели они опоздали? Может, он пошел избавляться от доказательств? Оставалось только ждать. Себастиан тоже прислонился к камню и тихо вздохнул, но явно не достаточно тихо.

– Уже надоело? Прошло пять минут.

– Да, не понимаю, как ты это выдерживаешь. Это чертовски скучно.

– Я мало занимаюсь слежкой, я, как тебе, возможно, известно, расследую убийства.

Ванья оторвала взгляд от дома и с интересом посмотрела на Себастиана.

– Как вообще получилось, что ты начал работать в полиции?

Себастиан улыбнулся ей и осознал, что у слежки имеются преимущества. Они вместе, и у них есть время.

– Отвечать честно? – в шутку спросил он, довольный возможностью вести разговор, способный укрепить их отношения.

– Если ты знаешь, как это делается.

Себастиан радостно кивнул, уже решив не рассказывать правды. Она была гнусной и аморальной – подобные вещи не рассказывают человеку, у которого хотят вызвать восхищение. Себастиан доверительно склонился поближе к Ванье.

– Начав изучать в университете психологию, я понял, что требуется создать собственное, уникальное направление, стать экспертом в чем-нибудь особенном, чтобы я смог выделиться. Я написал курсовую работу о навязчивых фантазиях классического серийного убийцы и стоящих за ними причинах, – сказал он, посчитав, что это звучит довольно достоверно. – Она получилась, разумеется, исключительно хорошей, и я продолжил изучать эту тему. Дело происходило в конце семидесятых годов, когда всю историю с психологическими портретами как раз начали разрабатывать в США, а здесь, дома, это еще никакого резонанса не получило. Так что здесь я оказался первым.

Звучало сбалансированно и хорошо, но правдой не являлось.

Курсовую работу он написал, но не с целью создать себе уникальную позицию. Нет, написал он ее потому, что его всегда притягивали темные стороны человеческой психики и давно восхищали серийные убийцы.

– Когда позже мне представился шанс продолжить учебу в ФБР, это казалось слишком хорошо, чтобы быть правдой, – продолжил он приглаженную версию. – Я сразу воспользовался этой возможностью, а потом было уже поздно заниматься чем-то другим. Ведь хорошо разбирался я только в этой области.

Это тоже была несколько модифицированная правда.

Учеба в ФБР была для него последним выходом. Жалобы на его половую распущенность достигли высшего руководства, еще одно крупное совещание – и его бы вышвырнули. Поездка в США стала способом избежать увольнения. Получилось, как и со всем остальным в его жизни, осознал он. Все его действия всегда имеют скрытую причину. Даже сегодня, когда он сидит за камнем и пытается понравиться Ванье с помощью приукрашенных историй. Таков уж он есть. Ловко умеет подстраивать правду под себя.

– Значит, хотя бы один из нас прошел эту стажировку, – с нотками горечи в голосе произнесла Ванья.

Себастиан осознал, что неосторожно разбередил рану, оставшуюся после полученного ею унизительного отказа. Он попытался, насколько возможно, исправить положение.

– Ты попадешь туда. Это только вопрос времени.

Она не ответила, а встала и стряхнула попавшие на куртку сосновые иголки. Казалось, продолжение разговора ее больше не интересовало.

– Мне это надоело. Давай пройдемся вокруг дома, – предложила она, указывая на заднюю сторону одиноко стоящего дома.

Себастиан тоже поднялся, рассерженный на себя за то, что не сообразил, что следовало избегать речи об этом проклятом образовании в ФБР, которое по-прежнему не давало ей покоя.

Они стали медленно двигаться по широкому кругу, стараясь не приближаться к дому. Из-за молодых побегов, леса, кустов и огромной канавы им было очень трудно двигаться боком, так, чтобы из дома их нельзя было заметить. Пройдя почти половину круга, они убедились в том, что дом Седера выглядит с их новой позиции таким же пустым. Они подождали десять минут. Слышался только лай собаки.

– Неужели эта собака лает круглые сутки? Как он, черт возьми, выдерживает?

Себастиан посмотрел в сторону собачьего вольера. Теперь его почти полностью скрывал дом, но Себастиану показалось, будто он что-то заметил в клетке.

Что-то, чего раньше не видел.

Что-то большое.

– Надо пройти подальше, чтобы лучше видеть вольер, – решительно прошептал он.

Ванья посмотрела на него, а затем перевела взгляд на загон. Теперь она тоже видела это. Нечто серое лежало возле стенки ящика, в котором жила собака. Мешок? Она засомневалась.

Себастиан выпрямился и быстро двинулся вперед, чтобы получить свободный обзор, наплевав на то, увидит ли его кто-то из дома. Ему требовалось разглядеть, что лежит в загоне. Ванья побежала следом. Она нагнала его, как раз когда они оказались достаточно близко, чтобы все разглядеть.

Внутри действительно что-то находилось.

Что-то, чему там явно не место.

Человек.

Первым на месте очутился Эрик. К тому времени Себастиан и Ванья уже решили выпустить собаку. Хозяина они трогать не стали, оставив сидеть, прислонясь спиной к маленькой ветхой собачьей будке. В руках он держал помповый дробовик. Ружье выглядело в точности как Benelli Supernova двенадцатого калибра на фотографиях, которые они видели в материалах расследования. Оно лежало вдоль неподвижного тела: приклад между ног, а дуло устремлено вверх, туда, где раньше находилась голова. Теперь от нее остались только фрагменты. Правая сторона, нижняя челюсть и основная часть шеи полностью отсутствовали. Сила заряда картечи снесла все на своем пути, а концентрация повреждений указывала на то, что расстояние между дулом и телом было минимальным. Видимо, во время выстрела дуло было крепко прижато к нижней челюсти.

Однако в том, что перед ними Ян Седер, они почти не сомневались. Хотя бо́льшую часть лица оторвало, нос и левый глаз уцелели. Макушка тоже в основном не пострадала, и его рыжий вихор выглядел как накладные волосы клоуна, торчащие над месивом из крови, мозговой субстанции, зубов и обломков костей. Вид был жуткий.

Эрик подошел к телу. Его подготовили к тому, что он увидит, но он все равно побледнел.

– Это Седер? – спросил он, сам уже зная ответ.

Когда человек сталкивается с чем-то чудовищным, на ум часто приходят лишь очевидные вещи.

– Да, мы так его и нашли, – ответил Себастиан. – Собака лаяла как безумная.

Эрик вновь посмотрел на тело. Он пытался казаться собранным и рассудительным, но получалось неважно.

– Вот черт, – выдавил он из себя и уголком глаза увидел, как подъехал Торкель и паркуется рядом с его машиной.

– Что вы думаете? Самоубийство? – продолжил Эрик, обращаясь к Себастиану, который смотрел на него скептически.

– Я не криминалист и не судмедэксперт. По-твоему, я должен догадаться?

– Для самоубийства выглядит как-то слишком красиво, – послышалось от направлявшейся к ним Ваньи. Она только что нашла обрывок веревки и привязала собаку к дереву немного в стороне. Та продолжала лаять. Эрик посмотрел на Ванью с удивлением.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он.

Она показала на оружие в мертвенно-бледных руках Седера.

– Готова поспорить, что это ружье, убившее Карлстенов.

Эрик опустился на одно колено и осмотрел ружье.

– Возможно. Тип и модель соответствует.

– Только меня это настораживает, – вставила Ванья. – Зачем ему было использовать орудие убийства, чтобы покончить с собой?

– Может, способ признать свою вину?

Себастиан собирался предоставить разбираться с этим Ванье и отступить на шаг. Они теперь команда, а в команде иногда приходится играть вторую скрипку. Хотя для него это и непривычно. Однако что-то в Эрике Флудине его заводило, и он просто не смог промолчать.

– Значит, после того, как он потрудился организовать себе алиби и сутки отпирался на допросах, он едет домой, достает оружие, которое так хорошо спрятал, что мы его не нашли, и стреляется. Ты считаешь, это звучит правдоподобно?

Эрик ответил не сразу. Ему не хотелось именно здесь и сейчас вступать в спор с Себастианом. Но взглянув на надменную скептическую мину навязанного ему коллеги, он все-таки вступил.

– Мы не можем знать, как он рассуждал, – произнес он почти с упрямством. – Такая возможность существует, не так ли?

– Ты, вероятно, счастливый человек, – ответил Себастиан, даже не пытаясь скрыть сарказм. – Жизнь настолько полна возможностей.

– Возможность существует, – опять вмешалась Ванья. Никто не выиграет оттого, что мужчины продолжат пикироваться. – Но не слишком правдоподобная. Если бы у нас имелись против него доказательства, тогда пожалуй. Если бы мы прижали его и его поимка была только вопросом времени. А сейчас? У нас ничего не было. Сожалею, Эрик, но у меня это как-то не сходится.

Эрик только молча кивнул и повернулся к подошедшему к ним Торкелю. Увидев Седера, Торкель остановился и отреагировал в точности так, как предполагал Себастиан.

Он покачал головой. Попросил их установить заграждение.

Достал мобильный телефон, чтобы поторопить Билли.

Никаких предположений он строить не стал.

Билли никогда раньше не задумывался над тем, насколько он и Госкомиссия опираются на Урсулу. Но при четырех убитых в доме и новом трупе в собачьем вольере ее отсутствие ощущалось чисто физически. Дело было не столько в том, что в команде стало на одного человека меньше – Фабиан оказался весьма компетентным криминалистом, – нет, не хватало ее аналитических способностей. Отсутствие Урсулы становилось особенно заметно, когда необходимо было выбрать, какие версии следует разрабатывать, а с какими стоит подождать. Сам Билли всегда все тщательно раскладывал по полочкам, но Урсула умела интуитивно почувствовать, что важно, а что нет. Без нее казалось, будто он занимается исключительно сбором и организацией массы информации. Урсула требовалась для того, чтобы расставить приоритеты при анализе материала. Она как никто другой умела пробираться через множество снимков, страниц, подсказок и отчетов и извлекать направление для работы. Сейчас же казалось, будто он вычерпывает из лодки воду без малейшей надежды найти пробоину. И тем более ее заткнуть.

Ужасное ощущение.

Он стоял перед новым трупом. Внешне он старался производить спокойное и методичное впечатление, как будто над покойным склонился тот же прежний Билли, но внутри у него все больше напоминала о себе извивающаяся черная змея беспокойства.

Полицейские, которых вызвал сюда Эрик, начали огораживать территорию. Фабиан по собственному почину позвонил в Карлстад и попросил их прислать судмедэксперта. Они хотели как можно меньше двигать тело, пока тот не приедет. Было важно все сделать правильно. Если им не удастся установить причину смерти, это повлечет за собой большие последствия.

Либо это самоубийство, и тогда дело в Турсбю внезапно окажется раскрытым.

Или же это еще одно убийство, и тогда дело перейдет на совершенно новый уровень.

Значит, убийца опять нанес удар и продемонстрировал пугающие целеустремленность и хладнокровие.

Или же эти два дела никак не связаны, а Седера убили по совершенно другой причине, и убийца просто воспользовался подозрениями в отношении Седера, чтобы затруднить расследование.

Вариантов много.

Слишком много.

Черт, как ему не хватает Урсулы и ее прозорливости.

Билли решил начать с оружия. Фабиану он поручил искать следы на земле поблизости от собачьего вольера. Первым делом Билли, однако, проверил, отпирается и запирается ли дверь в вольер изнутри. Себастиан рассказал, что, когда они с Ваньей обнаружили тело, она была закрыта и заперта. Самым простым способом определить, находился ли там еще один человек, было посмотреть, запирается ли дверь изнутри. Билли смог быстро установить, что запирается, и значит, Седер вполне мог запереться сам.

Не повезло.

После этого он сосредоточился на оружии в руках покойного. Прежде чем осторожно высвободить ружье, он сделал множество фотографий, даже слишком много, словно дополнительные снимки могли его успокоить. Извлечь ружье оказалось нетрудно. Трупное окоченение еще не наступило, и руки были по-прежнему чуть теплыми, что указывало на то, что Седер умер относительно недавно. Наиболее вероятно – час, максимум два назад. Они точно знали, когда его отвезли домой, поэтому Билли мог констатировать, что Седер мало что успел сделать, прежде чем он сам или кто-то другой приставил ему ружье к подбородку.

Билли осторожно поднял ружье, отнес его к минивэну и положил на кусок толстого защитного пластика в багажнике. Затем начал обрабатывать его кисточкой в поисках отпечатков пальцев. Обнаружил пять полноценных: один на скобе под курком, два на прикладе и еще два на краю, поблизости от патронника. Билли зафиксировал их липкой лентой и перенес на индивидуальные карточки. Он предположил, что они принадлежат Седеру, поскольку отпечатки с приклада располагались там, где находилась его левая рука. На курке он, к сожалению, обнаружил только части отпечатков, слишком маленькие и неотчетливые для того, чтобы их можно было использовать.

Он вернулся к ружью. Поднял его, осторожно выдвинул вперед цевье с затворной группой, дал отстрелянной гильзе выпасть на пластик внизу и аккуратно поднял ее пинцетом. Она была матово-черной с золотистым металлом вокруг капсюля-воспламенителя – тот же тип патрона, что они нашли в доме Карлстенов: Saga 12/70 44 грамма. Билли почувствовал, как у него внутри все похолодело.

– Торкель, подойди! – закричал он Торкелю, стоявшему чуть поодаль и разговаривавшему с Ваньей и Себастианом. Все трое поспешили к нему.

– Что ты нашел? – вырвалось у Торкеля, когда им оставалось пройти еще несколько шагов.

Билли поднял пинцет с патроном и показал им.

– Те же патроны, что в доме, – решительно заявил он.

– Значит, это то же ружье, что использовали там? – возбужденно спросила Ванья.

Билли покачал головой.

– Этого я сказать не могу. Придется обратиться за помощью в криминологическую лабораторию. – Билли показал на металлическую сторону патрона. – Когда боек ружья ударяет по капсюлю, вот здесь, на металле, образуется маленькая вмятина. Она уникальна для каждого дробовика. У нас есть два патрона. Один отсюда, другой из того дома.

Торкель с одобрением посмотрел на Билли.

– Отлично, я попрошу Эрика организовать, чтобы один из его парней отвез их в лабораторию, в Линчепинг. Нам надо как можно скорее узнать, то ли это ружье, – сказал Торкель и направился к Эрику, который, стоя поодаль, разговаривал с Фредрикой.

Ванья осталась на месте и одобрительно смотрела на Билли.

– Хорошая работа, – сказала она.

Билли поискал признаки иронии, но не нашел. Казалось, она говорила всерьез. Он слабо улыбнулся в ответ, правда, сам чувствовал, что пока предъявил только само собой разумеющиеся вещи. Такое, что мог бы обнаружить любой человек, обладающий глазами. До Урсулы ему еще очень далеко.

– Отпечатки пальцев? – продолжила Ванья.

– Мне надо хорошенько перепроверить в компьютере, но внутреннее чувство подсказывает, что они принадлежат только Седеру.

Ванья повернулась к Себастиану.

– Как ты думаешь, Седер поехал домой и сделал что? Связался с убийцей?

– Билли! – внезапно донеслось со стороны собачьего вольера от Фабиана прежде, чем Себастиан успел ответить. – Иди сюда!

Его голос звучал пронзительно и напористо. Он что-то нашел. Билли осторожно положил ружье и присоединился к Ванье и Себастиану, которые уже двинулись в сторону вольера, где Фабиан сидел на корточках прямо перед входом.

– Он здесь был.

Все трое подошли к Фабиану, сидевшему перед четким отпечатком подошвы на земле.

– Кто?

– Тот, у кого размер ноги сорок четыре.

У Урсулы начала болеть голова. Вопреки предписаниям врачей, она сосредоточенно просидела за компьютером несколько часов. Но, несмотря на усиливающуюся боль, ей хотелось продолжать. Хотя полученный от Билли материал был далеко не из легких, возможность сосредоточиться на чем-нибудь, кроме самой себя, приносила желанное ощущение свободы. Жуткое преступление. Уничтожена семья. Человеком, способным нажимать на курок и смотреть, как разрывает на части детей. Таков был ее главный вывод о характере убийцы.

Хладнокровие.

Фотографии не указывали ни на ярость, ни на какой-либо другой мотив, кроме желания просто убить. Все вещи на своих местах, ничто не указывает на поиски денег и ценных вещей. Ничего не сделано с телами после смерти.

Одна ледяная методичность.

Поражало и то, как быстро все, вероятно, произошло. Мать умерла сразу, мальчик на кухне даже не поднялся со стула, отец не успел спуститься с лестницы. Среагировать успел, похоже, только младший сын, Фред, который пробежал из гостиной через кухню на второй этаж и попытался спрятаться в гардеробе.

Что-то в этом не давало Урсуле покоя.

Время, так быстро промелькнувшее для остальных членов семьи, казалось, шло для Фреда в другом темпе.

Она встала и пошла на кухню. Достала две таблетки парацетамола и налила стакан холодной воды. Выпила таблетки. Глубоко подышала.

Что же не сходится?

Она снова уселась за компьютер.

В полицейском отчете делался вывод, что отец не успел спуститься потому, что помогал Фреду прятаться. На это он потратил последнюю минуту жизни. Потом на пути к лестнице встретился с убийцей. Вполне возможное развитие событий.

Но все равно что-то не сходится.

Преступник звонит в дверь. Мама Карин открывает. Умирает. Восьмилетний мальчик на кухне. Умирает. К этому времени убийца должен был видеть бегущего через кухню младшего мальчика. Почему он не застрелил его там и тогда? Мальчик мог пробежать только прямо перед ним. Потребовалось перезарядить ружье?

Урсула проверяла: полностью заряженный дробовик Benelli Supernova может содержать четыре патрона плюс один в канале ствола. Человек, который демонстрирует такое хладнокровие, как этот убийца, должен был обстоятельно подготовиться и прийти с полностью заряженным оружием. Любые другие варианты казались странными. Тогда у него оставалось минимум два выстрела. Он ни разу не промахивался – это на сто процентов установило техническое обследование. В доме не было произведено ни единого выстрела, не попавшего в цель.

Он действовал хладнокровно, сосредоточенно.

Хотел быть уверенным.

Хотел стрелять в них с близкого расстояния. Это его явно устраивало.

И вот он видит на кухне мальчика. Видит, как тот убегает на второй этаж. Возможно, зовет отца.

Он дает мальчику убежать. Знает, что все равно настигнет его наверху.

Урсула кликнула на снимки кровавых следов ног. Они вели к лестнице, становились слабее и полностью исчезали перед первой ступенькой. Там мальчик бежал изо всех сил.

Господи, как он, должно быть, бежал.

Она снова посмотрела на фотографии следов. Маленькие отпечатки в крови на полу.

Тут она увидела это. То, что искала.

То, что не сходилось.

Мальчик вообще никуда не бежал.

Фабиан поднял отпечаток ботинка, сделанный при помощи гипсовой заливки.

Все собрались возле минивэна для быстрого совещания. Эрик стоял рядом с Фредрикой и выглядел бледным.

Те же ботинки.

Износ переднего рельефного узора с левой стороны абсолютно тот же.

Тут и обсуждать нечего. Случайность исключена.

Два места преступления.

Те же ботинки.

Тот же убийца.

Секунду все молчали от сознания серьезности произошедшего: убийца опять нанес удар.

– Билли, узнай марку и модель, а когда узнаешь, мы общими усилиями постараемся найти, где они продавались, – нарушил молчание Торкель.

Ванья смотрела в сторону собачьего вольера, где по-прежнему сидел Седер, привалившись к грубо обструганной стенке, и подытоживала, в основном, для самой себя.

– Седера, по всей видимости, застрелили из оружия, которое, по его словам, было украдено, буквально через час после того, как мы его отпустили.

– Как много народу знало о том, что мы его отпустили? – быстро вставил Билли.

– К сожалению, слишком много, – со вздохом произнес Торкель. – Целый ряд журналистов видел, как он ехал, а полчаса спустя прокурор сообщила об этом в интервью по радио.

Ванья почти с отчаянием покачала головой.

– Проклятая идиотка.

– Мы обычно выступаем с заявлением, когда выпускаем подозреваемых, – заметил Торкель в попытке хоть частично спасти честь Малин Окерблад. Слишком поздно, увидел он по брошенному на него Ваньей взгляду.

– О том, что его отпустили, знали многие, но тех, кто мог совершить это, крайне мало. – Себастиан долго стоял молча, но теперь он шагнул в центр группы. В такие мгновения он чувствовал себя лучше всего. Когда расследование внезапно делало резкий поворот и от слишком малого количества исходного материала они переходили к слишком большому. В какой-то степени это относилось ко всем членам команды. В Госкомиссию не шли, если не любили вызовы и плохо чувствовали себя под давлением. Однако Себастиан больше всех любил мгновения, когда земля уходит из-под ног.

– Откуда ты знаешь? – спросил Эрик с умеренным скепсисом в голосе. Он, несомненно, пока еще не мог ощущать всю прелесть таких моментов. Себастиан пристально посмотрел на него. Если ему хочется дуться, пусть дуется. Но ему все равно придется выслушать.

– Ружье. Оно указывает на то, что Седер знал, у кого оно было. Убийца знал, что Седеру это известно, но решил не полагаться на его молчание.

К своей радости, он увидел, как остальные восприняли его слова и начали думать так же, как он. Даже Эрик кивнул. Либо он стал, наконец, прислушиваться, либо ему просто надоело пререкаться. Впрочем, на это Себастиану было наплевать.

– Предположим, что оно было кому-то одолжено, – почти с наслаждением продолжил он. – Ружье хорошее. Кому попало он бы его не одолжил. Поэтому пришлось представить дело как самоубийство. Чтобы мы не стали искать среди его знакомых.

Себастиан обратился к Эрику.

– Круг его знакомых не может быть очень широк. Надавите на них. Надавите на его приятелей.

Торкель одобрительно кивнул.

– Отлично, Себастиан. Оттуда и начнем. – Он тоже обратился к Эрику: – Вам придется нам с этим помочь. Вы знаете, с кем он общался.

Торкель давно не смотрел на Себастиана с одобрением. А сейчас посмотрел. Себастиан испытал некоторую гордость. Не только из-за взгляда Торкеля, в глазах Ваньи тоже читалось одобрение.

Он вдруг задумался над тем, почему не бывает таким чаще.

Собранным, энергичным и не таким скучающим.

Ванье он таким нравится. А ему больше всего на свете хочется ее одобрения и любви.

Почему же он не бывает таким чаще?

Она даже спросила его, почему он начал работать в полиции. Ничего другого. Ничего о его женщинах. Ничего об Урсуле и Эллинор. Нет, когда ей представился случай просто поболтать, это был ее первый вопрос, собственно, единственный. Почему полиция?

Потому что это действительно важно для нее самой. Она – полицейский. Это большая часть ее «я». Возможно, из этого полностью состояло ее «я». Особенно теперь, когда она лишилась даже роли дочери.

Ему следует об этом помнить. Это он себе пообещал. Он покажет ей, почему ему захотелось работать в полиции. Начиная с данного момента, он будет показывать высокий класс.

У Торкеля зазвонил телефон. Это оказалась Урсула.

По выражению лица Торкеля все сразу поняли, что речь идет о чем-то важном.

Класс умел показывать не только Себастиан.

Урсула тоже.

Высокий класс.

Билли припарковал минивэн перед большим белым двухэтажным домом и вышел. Все было тихо и спокойно, за исключением сине-белой оградительной ленты, которая по-прежнему бешено дергалась на ветру при входе на террасу. Себастиан смотрел на здание с сомнением. Тела увезли, он знал, но ему все равно претило заходить в дом, где казнили детей.

– Ты идешь? – поинтересовалась Ванья от входной двери. Торкель и Билли уже скрылись внутри. Себастиан кивнул и сделал глубокий вдох. Он все-таки почти все видел, а если он намерен выполнять только что данное себе обещание и помогать в этом расследовании несколько больше, чем в предыдущем, то ему придется побольше вникнуть в дело.

Значит, посещение места преступления сюда входит, хочет он этого или нет.

Он поднял ленту и прошел под ней, поднялся на семь ступенек к Ванье и остановился. Примерно в метре от двери на полу прихожей по-прежнему находилась большая, теперь уже высохшая лужа крови. Себастиан открыл папку, которую держал в руках, и пролистал до снимков, сделанных криминалистами сразу по приходе. Карин Карлстен лежит на спине. На фоне белой футболки обгоревшая огнестрельная рана.

– Что ты думаешь? – спросила Ванья, наклоняясь вперед, чтобы тоже видеть фотографию.

Себастиан поднял взгляд, осмотрел дверь, повернулся к террасе, а потом обратно.

– Это было запланировано, – проговорил он. – Не минутный порыв или приступ ярости.

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю, но многое на это указывает.

Он опять развернулся и показал на двор, где они припарковали машину.

– Если бы он разозлился на семью где-то в другом месте, он поехал бы домой, взял ружье, припарковался, взбежал по ступеням, распахнул дверь и просто ворвался. Это же… – Он повел рукой. – Это указывает на то, что он позвонил, подождал, приготовился и, когда она открыла, приставил ружье ей к груди.

Они осторожно переступили через кровь и вошли внутрь.

– Он раньше убивал? – поинтересовалась Ванья, когда они приблизились к кухне. – Стоит ли просматривать нераскрытые убийства?

– Возможно. У него, во всяком случае, не возникнет проблем с тем, чтобы это повторить, – ответил Себастиан. Они прошли мимо остановившихся в кухне Торкеля и Билли. Себастиан бегло взглянул в сторону кровавых пятен возле кухонного стола, где по-прежнему хорошо просматривались следы детских ног. – После этого.

– Ян Седер является тому хорошим доказательством.

– Да, это точно…

Увидев, что Себастиан и Ванья идут в сторону лестницы, Торкель вынул телефон и набрал номер Урсулы. Та ответила после первого гудка.

– Мы в доме. Что ты обнаружила?

– Вы на кухне?

– Да.

У себя в квартире Урсула откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Несмотря на то, что, пока Торкель ехал к месту преступления, она держалась подальше от экрана, головная боль усилилась.

– Следы на крови остались, или какому-нибудь местному дарованию пришло в голову там немного прибрать?

Торкель улыбнулся про себя. Что бы ни происходило, Урсула сохраняла полное недоверие ко всем полицейским, не работающим в Госкомиссии.