Текст книги "Не отпускай"

– А ты как думаешь?

Я не иду в «Олив гарден».

На парковке есть площадка для зарезервированных мест. Я нахожу табличку, на которой написано: «Зарезервировано для Саймона Фрейзера, эск.», на этом месте сейчас стоит сверкающая красная «тесла». Я хмурюсь, но стараюсь не выступать судьей. Место слева, которое обычно зарезервировано для «Бенджамина Бароша, эск.», пустует.

Хорошо.

Я возвращаюсь к моей машине. По дороге мне попадается человек лет сорока, он курит сигарету. На нем деловой костюм, на пальце обручальное кольцо, по какой-то причине кольцо привлекает мое внимание.

– Пожалуйста, не курите, – говорю я ему.

Человек смотрит на меня тем взглядом – смесь недоумения и раздражения, – который я всегда вижу после этих слов.

– Что?

– У вас есть близкие, вы им, конечно, дороги, – продолжаю я. – Я не хочу, чтобы вы заболели и умерли.

– Не суйтесь в чужие дела! – рявкает он, кидает окурок на землю, словно тот его оскорбил, и устремляется внутрь здания.

Но у меня появляется мысль: «Кто знает – может, это будет его последняя в жизни сигарета».

А еще кто-то считает, что я не оптимист!

Я проверяю вход. Саймона Фрейзера здесь нет. Я быстро сажусь в свою машину и переезжаю на место Бароша, почти прижимаюсь к правому борту «теслы». Саймон Фрейзер никак не сможет втиснуться между двумя машинам и дойти до двери, уж не говоря о том, чтобы ее открыть.

Я жду. Я умею ждать. Ожидание меня не беспокоит. Наблюдения мне не нужно вести – быстро он не сможет сесть в свою машину – и потому я достаю роман, который купил, откидываю назад свое кресло и начинаю читать.

Долго ждать мне не приходится.

В 12:15 в зеркале заднего вида я вижу Саймона Фрейзера – он выходит из здания. Я засовываю закладку между страницами 312 и 313 и кладу книгу на пассажирское сиденье. Я жду. Саймон оживленно разговаривает по телефону. Он подходит к машине. Свободной рукой вытаскивает из кармана ключ с пультом. Слышу негромкий «бип-бип» отпирающейся дверцы. Я жду еще немного.

Когда он резко останавливается, я знаю: он оценил парковочную ситуацию. Слышу его сказанное вполголоса: «Какого черта?!»

Я подношу телефон к уху и делаю вид, что разговариваю с кем-то. Другой рукой держу ручку двери.

– Эй… эй вы!

Я игнорирую Саймона Фрейзера и прижимаю телефон к уху. Это выводит его из себя. Он подходит к моему окну, стучит по стеклу своим университетским перстнем.

– Эй, вы не имеете права стоять здесь!

Я поворачиваю к нему голову и показываю на телефон – типа я занят. Его лицо краснеет. Саймон Фрейзер стучит сильнее, теперь перстнем школы. Я перехватываю ручку двери.

– Слушай, ты, говн…

Я распахиваю дверцу, ударяя ею ему в лицо. Саймон Фрейзер падает на спину. Его телефон вылетает у него из руки и ударяется об асфальт. Не знаю, разбился он или нет. Я выхожу из машины, прежде чем он успевает прийти в себя, и говорю:

– Я ждал вас, Саймон.

Саймон Фрезер осторожно подносит руки к лицу, словно проверяя, в порядке ли оно.

– Крови нет, – говорю я. – Пока.

– Это угроза?

– Да, возможно. – Я протягиваю руку, чтобы помочь ему подняться. – Позвольте помочь.

Он смотрит на мою протянутую руку, словно я держу в ней кусок говна. Я улыбаюсь ему. Смотрю на него сумасшедшими глазами типа: «Мне на все насрать». Он чуть отодвигается в сторону.

– Я здесь, чтобы спасти вашу карьеру, Саймон.

– Кто вы?

– Нап Дюма.

Я устроил это спектакль не столько для того чтобы воздействовать на него физически, сколько чтобы ошеломить, дезориентировать. Этот человек, привычный к тому, что он всегда владеет ситуацией, к четким границам и правилам, к тому, что его проблемы растворяются по телефонному звонку нужному человеку. Он не привык к конфликтам, которые развиваются не по заведенному шаблону, к тому, что рычаги управления не в его руках, и если я сыграю правильно, то смогу этим воспользоваться.

– Я… я вызываю полицию.

– Нет нужды, – развожу я руками. – Я коп. Чем могу вам помочь?

– Вы полицейский?

– Да.

Его лицо становится еще краснее.

– Я лишу вас значка.

– За незаконную парковку?

– За нападение.

– Дверцей машины? Это был несчастный случай, прошу прощения. Но я не против, давайте позовем сюда побольше полицейских. Вы позаботитесь о том, чтобы лишить меня значка за открытие дверцы. А я… – я указываю большим пальцем себе в грудь, – позабочусь о том, чтобы лишить вас адвокатского статуса.

Саймон Фрейзер все еще на земле. Я стою над ним, практически лишая его возможности подняться без моей помощи. Это довольно распространенная силовая игра. Я снова протягиваю руку. Если он попытается предпринять что-нибудь – на данном этапе это возможно, – то я готов. Он берет меня за руку, и я поднимаю его.

Фрейзер отряхивается.

– Я ухожу, – сообщает он.

Он подходит к своему телефону, поднимает его, стряхивает пыль, словно с маленькой собачки. Я со своего места вижу, что экран растрескался. Теперь, когда нас разделяет некоторое расстояние, он злобно смотрит на меня:

– Расходы за весь ущерб будете нести вы!

– Не-а, – улыбаюсь я ему в ответ.

Саймон смотрит на свою машину, но моя все еще блокирует его дверцу. Я вижу, что он взвешивает все за и против варианта, при котором он проберется на водительское место с пассажирского и уедет.

– Вы мне скажете то, что мне необходимо знать, – говорю я, – и все это останется между нами.

– А если не скажу?

– Я уничтожу вашу карьеру, – пожимаю плечами я.

– Думаете, у вас получится? – ухмыляется он.

– Если откровенно, то полной уверенности у меня нет. Но я не успокоюсь, пока не добьюсь своего. Терять мне нечего, Саймон. Мне все равно, если вы, – я делаю знак кавычек пальцами, – «лишите меня значка». Я не женат. У меня нет никакого социального положения. Короче, я повторяю: мне нечего терять. – Я делаю шаг в его сторону. – А что касается вас, то у вас есть семья, репутация и то, что в газетах называют, – опять кавычки пальцами, – «положение в обществе».

– Вам меня не запугать.

– Я уже сделал это. Да, и если мне вдруг по какой-то причине не удастся уничтожить вашу репутацию, я в один прекрасный день приду и надеру вам задницу. Все проще простого. Старая школа.

Он с ужасом смотрит на меня.

– Мой брат погиб, Саймон. Вы, вероятно, стоите между мной и его убийцами. – Я делаю еще шаг в его сторону. – Разве я похож на человека, который может позволить, чтобы вам это сошло с рук?

Он откашливается:

– Если это имеет какое-то отношение к работе полицейского Рекса Кантона на нашу фирму…

– Вообще-то говоря, имеет.

– …то я не могу вам помочь. Как я уже объяснял, эта работа связана с адвокатской тайной.

– Но не в том случае, когда работа, за которую вы ему платили, является преступлением, Саймон.

Молчание.

– Никогда не слышали о подставе?

Снова кашель, на сей раз менее уверенный.

– Что за ерунду вы несете?

– Вы нанимали полицейского Рекса Кантона для того, чтобы он пятнал репутацию разведенных мужей в пользу ваших клиенток.

Саймон переходит на адвокатский голос:

– Во-первых, работа полицейского Кантона не подпадает под эту категорию. Во-вторых, проверка прошлого противной стороны в процессе не является ни незаконной, ни неэтичной.

– Он не проводил проверок, Саймон.

– У вас нет никаких доказательств.

– Можете не сомневаться – есть. Пит Корвик, Рэнди О’Тул, Ник Вейсс. Вам эти имена ничего не говорят?

Молчание.

– Язык прикусили, адвокат?

И опять молчание.

– По странному стечению обстоятельств случилось так, что полицейский Рекс Кантон арестовывал всех троих за езду в пьяном виде. И по странному стечению обстоятельств ваша фирма защищала интересы всех жен этих арестованных водителей в слушаниях об опеке, – усмехаюсь я.

– Это не доказательство преступления, – пытается возразить он.

– Мм… Вы думаете, пресса будет придерживаться того же мнения?

– Если эти необоснованные обвинения попадут в прессу…

– Вы лишите меня значка, я знаю. Слушайте, я задам вам два вопроса. Если вы честно на них ответите, то ваш короткий кошмар в моем лице закончится. Если не ответите, я обращусь в газеты и Американскую юридическую ассоциацию. А еще раствитчу свой пост в «Фейсбуке», в котором напишу о том, что мне известно. Или как там говорит современная молодежь? Справедливо?

Саймон Фрейзер не сказал еще, что согласен, но по его ссутулившимся плечам я понимаю, что добил его.

– Вот мой первый вопрос: что вы знаете о женщине, работавшей с Рексом на этих подставах?

– Ничего. – Ответил он мгновенно.

– Вы знаете, что Рекс Кантон использовал женщину, которая провоцировала клиентов на выпивку?

– Мужчины в барах флиртуют с женщинами, – пожимает плечами Саймон Фрейзер. Он теперь пытается вернуть себе лоск прежней самоуверенности. – Закон безразличен к причинам, из-за чего они пьют, закон интересуется только количеством выпитого.

– Так кто она?

– Понятия не имею, – отвечает он, и я слышу в его словах искренность. – Неужели вы и в самом деле считаете, что кто-либо в моей фирме, а в особенности я, пожелал бы знать такие подробности?

Верно. Шансов на успех с этим вопросом было мало, но попробовать стоило.

– Второй вопрос.

– Последний вопрос! – возражает он.

– Кто нанял вашу фирму для подставы в ту ночь, когда убили Рекса Кантона?

Саймон Фрейзер медлит с ответом. Обдумывает его. Я не подгоняю. Краска сошла с его лица, теперь оно приобрело серый оттенок.

– Вы подразумеваете, что работа полицейского Кантона на нашу фирму привела к его убийству?

– Более чем подразумеваю.

– И у вас есть доказательства?

– Убийца прилетал именно для этого. Он взял напрокат машину и отправился в этот бар. Он делал вид, что напивается вместе с помощницей Рекса. Он дождался, когда полицейский Кантон остановит его. И тогда убил его выстрелом из пистолета.

Эта информация, кажется, ошеломляет его.

– Это была ловушка, Саймон. Простая и откровенная.

Не следовало доводить до этого – вынуждать меня ошиваться на парковке, угрожать ему. Думаю, Фрейзер наконец понимает это. Он теперь ошеломлен сильнее, чем когда дверца машины опрокинула его на задницу.

– Я назову вам имя.

– Хорошо.

– Я посмотрю ведомости после ланча, – взглянув на часы, говорит он. – Сейчас я опаздываю на встречу с клиентом.

– Саймон!

Он смотрит на меня.

– Пропустите ланч. Назовите мне имя сейчас.

Я гоню мысли о Мауре.

Делаю это по нескольким причинам. Самая очевидная, конечно, в том, что мне нужно сосредоточиться на текущем деле. Эмоции тут не помогут. Меня явно привлекает к этому делу личная заинтересованность – ты, Маура, – но я не могу позволить, чтобы это занимало мои мозговые клетки или искажало мои мысли.

Есть шанс, хотя и небольшой, что на все это имеется резонный ответ, и когда мы с Маурой снова увидим друг друга… Когда я думаю об этом мгновении, мои мысли уносит туда, где им быть не следует. В будущее… Долгие прогулки, во время которых мы держимся за руки, долгие ночи под одеялами, а потом дети, и покраска задней террасы, и тренерство в Вестбриджской малой лиге… Конечно, я понимаю, как глупо все это выглядит, и я никому бы не решился рассказать об этом, и опять ты видишь, что́ я потерял без тебя в своей жизни.

Ведь это безумие, что я говорю с моим мертвым братом, верно?..

Мы сидим в кабинете Саймона Фрейзера. Высокая женщина передает Саймону папку. Он открывает ее, и какая-то тень пробегает по его лицу.

– Что? – спрашиваю я.

– Я в последний месяц не пользовался услугами Рекса Кантона. – Саймон Фрейзер смотрит на меня, и я вижу облегчение в его взгляде. – Не знаю, кто нанял его, но только не я.

– Может, кто-то другой из вашей фирмы?

Саймон откашливается:

– Сильно сомневаюсь.

– Рекс работал только на вас?

– Я не знаю, но в этой фирме я старший партнер и единственный, кто занимается семейным правом, поэтому…

Он не заканчивает свою мысль, но я понимаю ее. Рекс был здесь его кадром. Никто из других юристов не осмелился бы обратиться к Рексу, не спросив разрешения у Саймона Фрейзера.

Звонит мой мобильник. Идентификатор звонящего: «Вестбриджская полиция». Я извиняюсь и отхожу в сторону.

– Слушаю.

Голос Оги с другого конца произносит:

– Кажется, я знаю, почему мы не можем найти Хэнка.

Глава двенадцатая

Когда я на следующее утро прихожу в Вестбриджское отделение полиции, Оги ждет меня с молодым копом по имени Джилл Стивенс. Я начинал в Вестбридже патрульным и до сих пор работаю следователем в округе и в этом городке. Оги привел меня в полицию, а потом проталкивал по карьерной лестнице. Мне нравится эта подпорка: я стал следователем крупного округа с помощью копа из маленького городка. Меня не интересуют ни деньги, ни слава. И это не поддельная скромность. Я доволен своим местом. Я не хочу ни дальнейшего карьерного роста, ни понижения. По большей части я работаю один и остаюсь свободным от политических топей, в которые засасывает многих.

Я в зоне комфорта.

Вестбриджское отделение полиции расположено в прежнем здании банка на Олд-Вестбридж-роуд. Восемь лет назад на Норт-Элм-стрит открылось новое отделение, оборудованное по последнему слову техники, но его затопило после бури. Поскольку во время ремонта им некуда было деваться, они арендовали помещение у знавшего лучшие дни Вестбриджского сберегательного банка – в здании в греко-римском стиле, построенном банком в 1924 году для хранения средств вкладчиков и выдачи кредитов. Здание еще сохранило следы былого величия – мраморные полы, высокие потолки, столы из темного дуба. Сейфовое помещение переоборудовали в камеру. Городской совет по-прежнему утверждает, что полиция переедет назад на Норт-Элм-стрит, но и восемь лет спустя реконструкция еще не начата.

Мы все сидим в кабинете Оги на втором этаже – раньше это был кабинет управляющего. На стене за ним нет ничего – ни флагов, ни наград, ни дипломов, ни цитат, в отличие от кабинета любого другого капитана полиции. На столе нет фотографий. На взгляд постороннего человека, Оги уже собрался на пенсию, но он остается моим наставником. Награды и цитаты были бы хвастовством. Картины выставляли бы его в таком свете, в каком он предпочитал себя не выставлять. Фотографии… даже когда у Оги была семья, он не хотел, чтобы они присутствовали у него на работе.

Оги сидит за своим столом. Джилл сидит справа от меня, держит ноутбук и папку.

– Три недели назад Хэнк пришел с жалобой, – начинает Оги. – Джилл приняла от него заявление.

Мы оба переводим взгляд на Джилл. Та откашливается и открывает папку.

– Жалобщик при появлении пребывал в очень возбужденном состоянии.

– Джилл, – говорит Оги. Она поднимает голову. – Формальности ты можешь пропустить. Мы здесь все друзья.

Джилл кивает и закрывает папку.

– Я видела Хэнка в городе. Мы все знаем его репутацию. Но посмотрела в архиве – Хэнк никогда раньше не приходил в полицию. Впрочем, с одним уточнением: не приходил добровольно. Мы его задерживали, когда он нарушал порядок, и не отпускали несколько часов, пока он не успокоится. Не в камере. На стуле внизу. Но ни с какими жалобами он прежде не обращался.

Я пытаюсь заставить ее перейти к делу:

– Ты сказала, он был возбужден?

– Я и раньше видела его в таком состоянии и поначалу попыталась типа пошутить. Думала, ему нужно выпустить пар, после чего он успокоится. Но не тут-то было. Хэнк говорил, что ему угрожают, на него кричат всякое.

– Что такое – всякое?

– Он неясно выражался, но, казалось, испуган был по-настоящему. Он сказал, что люди лгут про него. Иногда он начинал говорить таким ученым тоном про диффамацию и клевету. Словно сам себе адвокат или что-то такое. Все это казалось каким-то странным. Пока он не показал нам видео.

Джилл пододвигает ко мне свой стул и открывает ноутбук.

– Хэнку потребовалось некоторое время, чтобы передать свои страхи, но в конечном счете он показал мне вот это. – Она передает мне ноутбук. Я вижу картинку-ссылку на видео в «Фейсбуке». Не могу разобрать, что это. Может, лес. Зеленые листья, деревья. Перевожу взгляд вверх. В заголовке видео название страницы, где это было размещено.

– «Позор извращенцу»? – произношу я вслух.

– Интернет, – кивает Оги, словно это объясняет все. Он откидывается назад и складывает руки на животе.

Джилл нажимает клавишу «воспроизвести».

Видео поначалу дерганое. Двигающиеся предметы узкие, с неясными контурами, а это значит, что съемка велась смартфоном и держали его вертикально. Я различаю человека, стоящего за границами бейсбольной площадки.

– Это Слоун-парк, – поясняет Джилл.

Я уже узнал место. Это площадка рядом со средней школой Бенджамина Франклина.

Видео дергано переходит на крупный план. Я не удивляюсь, когда вижу Хэнка. Он похож на то, что ты называл «бродяга». Небрит. Джинсы на Хэнке висят и выцвели так, что почти побелели. На нем фланелевая рубашка, расстегнутая, под ней когда-то белое, поеденное молью – будем надеяться – нижнее белье.

Секунду-другую ничего не происходит. Камера словно самонастраивается, фокусируется. Потом женщина – вероятно, та, которая снимает, – шепчет: «Этот грязный извращенец обнажался перед моей дочерью».

Я смотрю на Оги, тот остается непроницаемым.

Судя по подпрыгиванию кадра и тому, как увеличивается изображение Хэнка, я делаю вывод, что женщина снимает на ходу, приближаясь к нему.

– Ты почему здесь?! – кричит женщина. – Ты что вообще делаешь?

Теперь Хэнк Страуд видит ее. Его глаза расширяются.

– Ты почему обнажаешься перед детьми?!

Глаза Хэнка мечутся туда-сюда, словно испуганные птицы ищут место, куда бы им приземлиться.

– Почему полиция позволяет таким извращенцам, как ты, угрожать нашему сообществу?!

На мгновение Хэнк подносит руки к глазам, словно закрываясь от резкого света, которого нет.

– Отвечай!

Хэнк бросается прочь.

Камера держит его в кадре. Брюки Хэнка начинают сползать. Он придерживает их одной рукой, продолжая бежать к лесу.

– Если вы знаете что-то об этом извращенце, – произносит женщина, снимающая видео, – прошу вас, пишите. Мы должны защитить наших детей!

На этом видео заканчивается.

Я смотрю на Оги:

– Кто-нибудь жаловался на Хэнка?

– Люди всегда жалуются на Хэнка.

– Что он обнажался?

Оги качает головой:

– Им просто не нравится, как он выглядит, как ходит по городу, растрепанный, вонючий, как разговаривает сам с собой. Ну, ты его знаешь.

Я его знаю.

– Но никогда ни о каких обнажениях речи не было?

– Никогда. – Оги делает движение головой в сторону ноутбука. – Ты посмотри на счетчик внизу.

Челюсть у меня отпадает: 3 789 452 просмотра!

– Ничего себе!

– Оно стало хитом, – комментирует Джилл. – Хэнк пришел сюда на следующий день после того, как видео разместили. Уже тогда было полмиллиона просмотров.

– И о чем он просил? – спрашиваю я.

Джилл открывает рот, думает, потом закрывает.

– Он только сказал, что испуган, – наконец отвечает она.

– Хотел, чтобы его защитили?

– Да, пожалуй.

– И что ты сделала?

– Нап… – вступается за нее Оги.

– Что я могла сделать? – Джилл ерзает на стуле. – Он так туманно выражался. Я ему сказала, что если будут поступать конкретные угрозы, пусть обращается к нам.

– Не выяснила, кто выложил видео?

– Нет. – Джилл смотрит широко раскрытыми глазами на Оги. – Я положила папку вам на стол, капитан. Я должна была сделать что-то еще?

– Джилл, ты все сделала правильно. Теперь я буду действовать. Оставь ноутбук. Спасибо.

Джилл смотрит на меня так, будто я должен сказать что-то, чтобы отпустить ей грехи. Я не обвиняю ее – как она вела это дело, так и вела, но я и не в настроении полностью освобождать ее от ответственности. Когда мы остаемся одни, Оги наморщив лоб, говорит мне:

– Да она без году неделя как работает, чего ты от нее хочешь?

– Кто-то на этом видео обвиняет Хэнка в довольно серьезном проступке.

– Тогда вини меня, – говорит Оги.

Я морщусь и отмахиваюсь от него.

– Я капитан. Мой подчиненный оставил эту папку у меня на столе. Я должен был получше присмотреться к этому делу. Ты хочешь обвинить кого-то? Вини меня.

Кто прав, кто виноват, меня вовсе не это волнует.

– Не в том дело.

Я нажимаю кнопку «воспроизвести» и снова просматриваю видео. Потом смотрю его в третий раз.

– На нем брюки едва держатся, – отмечаю я.

– Ты думаешь, они, может, с него соскользнули?

Нет, я так не думаю. И Оги тоже так не думает.

– Посмотри комментарии внизу, – кивает Оги.

Я перевожу курсор вниз.

– Здесь их больше пятидесяти тысяч.

– Кликни на «Лучшие комментарии» и прочти несколько.

Я делаю то, о чем он говорит. И, как всегда при чтении комментариев, моя вера в человечество стремительно рушится.

Кто-нибудь должен кастрировать этого типа ржавым гвоздем…

Я хочу привязать этого извращенца к моему грузовику и протащить его задницу…

Что-то не так с Америкой! Почему этот ПИДАФИЛ еще на свободе?..

Его зовут Хэнк Страуд! Я видел, как он ссал на парковке перед «Старбаксом»…

Зачем тратить мои налоги на то, чтобы содержать этого маньяка в тюрьме? Усыпить его, как бешеного пса…

Надеюсь, этот фрик пройдет по моему двору. Купил ружье, давно хочу его испытать…

Кто-нибудь должен стащить с него штаны, нагнуть его и…

Мысль ясна. Слишком многие комментарии начинаются со слов: «Кто-нибудь должен…», а потом идет предложение разных возможностей, настолько креативно нездоровых, что позавидовал бы и сам Торквемада.

– Мило, правда? – улыбается Оги.

– Мы должны его найти.

– Я распространил ориентировку в масштабах штата.

– Может, попробовать обратиться к его отцу?

– К Тому? – удивленно переспрашивает Оги. – Том Страуд давно уехал.

– Ходят слухи, что вернулся, – говорю я.

– Правда?

– Кто-то мне сказал, что он живет в доме бывшей жены на Кросс-Крик-Пойнт.

– Хо-хо, – произносит Оги.

– Хо-хо – что?

– Мы в свое время крепко дружили. Том и я. После развода он уехал в Вайоминг. Шайенн. Я с приятелем летал туда лет двадцать назад, половили с ним рыбешку.

– И когда вы его видели в последний раз?

– Вот тогда и видел. Сам знаешь, как это бывает. Уезжает человек в другое место, и ты теряешь с ним связь.

– И все же, – качаю я головой. – Вы сейчас сказали, что крепко с ним дружили.

Я смотрю на него. До Оги доходит, к чему я клоню. Он смотрит вниз на главный этаж отделения. Там пустовато. Редко бывает иначе.

– Ладно. – Он со вздохом направляется к двери. – Ты за рулем.