Текст книги "Брак не по расчету"

Харриет Гилберт
Брак не по расчету

OCR Anita, вычитка Riya35

«Брак не по расчету»: М.: Панорама; 1996

ISBN 5-7024-0475-0

Оригинал: Harriet Gilbert; 1972

Перевод: А. Ф. Николаевой

Пролог

Их было двое в доме в тот закатный час – молодая мать и маленькая девочка лет семи.

В красивом интерьере нарядной комнаты приютились друг подле друга два любящих существа. И так мирно их сообщество, так хороши они, что просится сцена семейной идиллии на полотно. И не жалей красок, художник, – удивительно живописны эти модели. Они похожи одна на другую лишь тем, что обе прекрасны: одна – торжествующей, уже сбывшейся красотой, другая – обещанием прелестной женственности. Мать стройная, классически пропорционально сложенная – при взгляде на нее невольно приходило сравнение с языческой богиней. Что придавало ее лицу это особое спокойное очарование? Щеки лишены явного румянца, и, тем не менее, ощущается их тепло. Каштановые с золотым отливом волосы, мягкое свечение зеленых глаз. Губы не то чтобы улыбаются, но будто хранят постоянный намек на улыбку – мягкие, нежные, чувственные, с чуть углубленными приподнятыми закраинами. Девочка, если и замерла, то явно ненадолго. Спокойствие не было и, возможно, никогда не станет ее добродетелью. Даже при внешней умиротворенности ее позы веселые, ярко-голубые глаза под шапкой черных кудряшек скрывали озорство. У старшей свидетельством расположения – приглушенный свет улыбки, у младшей – заразительный смех. Каким же сильным должно бить генное вмешательство отца, чтобы так резко развести красоту одной и бутонно намеченную красоту другой!

Удивительно хорошие минуты выдались им обеим. Дочь неосознанно ощущает редкое блаженство покоя. Мать всем существом своим упивается покоем, который не часто дарила ей жизнь. Пусть бы и длилось невидное чужому глазу счастье. Да разве уговоришь его задержаться?

Расслабленная поза, улыбка нашла место в каждой черточке лица, мимика желает остаться в своей приятной сохранности, руки ленятся сделать лишний жест, мозг не ждет никаких откровений...

Ах, как хорошо! Как тихо... В таком благолепии невзначай вырвавшееся слово может прозвучать громом. Ну и не надо слов. Так хочется длить ощущение любви, взаимопонимания, тепла, покоя...

Однако логика жизни препятствует статике поз и настроений. Угроза умиротворению уже зреет в черноволосой головке. Вопрос, готовый сорваться с губ, пока не сформулирован до конца, но вот-вот родится. Что взять с ребенка? Не сегодня и не завтра научится девочка, если вообще научится когда-нибудь, ценить подобные минуты безмолвного согласия, созвучия дыханий.

– Мама, а почему у меня два папы?

Вопрос прозвучал. Гром грянул. И все! Нет величественного покоя – ни телу, ни глазам, ни лицу, ни душе. Старшая из двух будто стерла то, что секунду назад виделось долгим спокойным очарованием на той самой не написанной художником картине.

– Ох, девочка, о чем ты? – Слова вплелись в судорожный вздох.

Маленькая не поняла всей разрушительной силы своего любопытства, но почувствовала болезненный срыв в настроении матери.

– Мамочка, ты только не волнуйся. Расскажи мне про моих пап. Я же все пойму. Я же взрослая уже...

Взрослая! Вы сейчас так рано становитесь взрослыми... И все-то вы знаете. И всех безоглядно судите. Мать взглянула на своего юного голубоглазого прокурора и пришла к выводу: еще не настало время объяснять ей свою жизнь, свои грехи, ошибки, беды, промахи. Свое счастье.

– У каждого, малышка, есть только один папа. А если ты кого-то другого хочешь назвать прекрасным словом «папа», значит, он очень хороший человек. Хороший, как папа...

– Но дети-то не от двух пап бывают? И у меня – один? Который из них?

– А кого ты так называешь?

– Мамочка, не запутывай меня, пожалуйста! Ну, вот я никак не пойму...

– Вот видишь – не понимаешь, а еще твердишь, что взрослая.

– А ты понимаешь?

– Но я же, согласись, взрослая.

– Вы, взрослые, только все запутывать и умеете!

Вот тут, девочка, ты права на все сто процентов. Уж что умеем – то умеем. Себя, других... Жизнь, и ту запутываем. А заодно и тебя, малышка.

– Знаешь что, – обратилась к маленькой старшая, – мы сейчас пойдем в твою спальню. Мама ляжет рядом с тобой и расскажет тебе историю. Грустную-прегрустную. Она про несчастную девочку, у которой не было ни одного папы.

– Cовсем-совсем?

– Совсем-совсем...

– И как же она?

– Расскажу, но сейчас – марш в ванную! Встреча в условленном месте!

Ну, слава Богу! Пока миновало! Мысль дочери ушла в сторону от опасной дороги. Есть передышка. А там сообразим, как запутать ребенка пуще прежнего. Впрочем, может быть, настала пора – распутывать?..

Вдоль главной торговой улицы городка, не сливаясь с толпой, шла молодая женщина. Прекрасная фигура, прелестное лицо, которому особую живописность придавали каштаново-золотистые волосы. Ну, кто бы мог сказать, глядя на нее, что не по силам ей тяжесть житейских проблем? Впрочем, пока она под ними не согнулась. Пока она просто убегает от них. И помогает в этом предрождественская суета, царящая на улице. Заботы по дому, непременные и привычные, не требуют ни работы ума, ни усилий души, оттого и не дают желанного спасения от грустных мыслей. Другое дело – магазины. Они отвлекали, они звали к себе, настраивая сердце на добро, а сознание – на удачу совпадения: право, какое чудо угадать подарок, который особенно порадует близкого человека! И дело не в номинальной ценности покупки, тут у нее возможности более чем ограниченные, а в совпадении подарка с невысказанным желанием адресата. Утомительные заботы, но приятные. Айрис Олдфилд, а это именно она сейчас является объектом нашего интереса, не очень любила бестолковые хлопоты предпраздничных дней. Но на этот раз с радостью разрешила суете закружить себя.

Улыбка направо, улыбка налево – «Здравствуйте!», «Как поживаете?». Она приветствовала, ее приветствовали. Да и как могло быть иначе, если прожила в этом небольшом славном городке свою, хоть и недолгую, признаться, жизнь. От улыбки до следующей улыбки лицо не успевало посерьезнеть, и в промежутках между встречами оно по-прежнему озарялось выражением приветливой радости. А это, в свою очередь, смягчало ставшее для нее в последнее время едва ни не привычным состояние мрачной сосредоточенности. И плевать, что она не слишком нарядна, что ее одежде не догнать моду даже двухлетней давности! Впрочем, если быть до конца честной, этот маленький штришок тоже вносил свою печальную лепту в ее и без того не очень комфортное душевное состояние.

Айрис не хотелось признаться даже себе самой, но, назначая встречу с подругами, она интуитивно выбрала кафе, в котором можно не снимать верхней одежды. Стоит ли огорчать близких людей, да и саму себя своим скромным нарядом?

– Прости, что опоздала! – прокричала с порога Айрис, едва переводя дыхание после быстрой ходьбы. И устремилась через переполненный, шумный зал кафе к столику у окна, за которым сидела подруга.

– Могла бы и не торопиться, Жэтрин все равно еще нет. Эта женщина, пока не спустит все деньги, не успокоится. К тому же ее неутолимая страсть – знать все про всех... Недуг, чреватый летальным исходом, – сказала Джун Кемп.

– Что да, то да, – отозвалась приятельница.

Кэтрин, жена богатого и всеми уважаемого адвоката, не давала друзьям сомневаться в том, что составляет круг ее интересов: магазины, сплетни, пикантные новости.

– Ходить по магазинам в канун Рождества – настоящее самоубийство. – Айрис опустила на пол сумки, картонные коробки и облегченно вздохнула.

– Кто бы спорил... – согласно кивнула Джун. – Сегодня только четверг, а народу в супермаркете – как сельдей в бочке. Я не смогла купить даже половины из того, что запланировала. Айрис, будь другом, выручай. Моя драгоценная свекровь – не к ночи будь помянута – собирается подарить себя нам на все время рождественских каникул. Не могла бы ты приготовить для меня большой сливовый пудинг? И немного бисквитов – на случай непредвиденных гостей.

– Без проблем. Считай, что все твои заказы приняты, – ответила та. Просьба подруги явно доставила ей удовольствие.

– Большое спасибо, выручила, – удовлетворенно откликнулась Джун. – Кстати, каковы твои успехи на ниве бизнеса?

– Какие уж там успехи. Похоже, все эти дни мне придется проторчать на кухне. Магазины сделали много заказов на рождественскую выпечку. Вот только с постояльцами не везет. Не могу найти жильцов. В данный момент вообще никого нет. И если к этому добавить... – Девушка замялась. – Только между нами – не хочу, чтобы об этом раззвонили до того, как я решусь выложить печальную новость матери. Дело в том, что состоялся ужасный разговор с управляющим банком. Теперь абсолютно ясно, что мне придется, наконец, во всеуслышание заявить о плачевном состоянии моих дел и выставить дом на продажу.

– Ты хочешь сказать...

– Да, да, страшно, но это так. Я встречалась с господином Рейсом, агентом по недвижимости. Объявление о продаже появится в начале следующей недели.

– Не может быть! Как это грустно! – воскликнула Джун, озабоченно взглянув на собеседницу. Она знала Айрис с самого детства, так как девушки родились и выросли в небольшом торговом городке – Шилдтоне. И уж Джун ли не помнить все те несчастья, которые свалились на семью подруги, – публичный скандал и позор, сопровождавшие крах мощной корпорации отца Айрис. Вскоре после этого он умер. Мать в результате обрушившегося на семью горя почти потеряла рассудок. Как несправедливо, подумала Джун, сколько же испытаний выпало на долю одного человека, и вот снова немилосердная судьба посылает ей тяжелейшие проблемы.

– Конечно, это еще не конец света. В любом случае Олдфилд Холл слишком велик для нас, одни счета за отопление чего стоят, – проговорила Айрис, пытаясь смягчить ситуацию, которая – что уж тут притворяться? – и впрямь была безвыходной.

– Что же ты собираешься делать? – взволнованно спросила Джун. – Куда денетесь все вы после продажи дома?

– Пока не знаю. – Айрис тяжело вздохнула. – Надеюсь, мне удастся купить небольшой домик недалеко от Шилдтона. Не хочу отрывать Эшлинг от школы и друзей.

– Ну что ж, обещаю держать глаза и уши открытыми. Если прослышу о подходящем для тебя варианте, дам знать, – заверила ее Джун.

Разливая по чашкам кофе, она не могла не думать о том, как же Айрис, привыкшая к огромному дому, сможет жить в дешевом коттедже.

Джун училась в колледже соседнего города, когда восемнадцатилетняя Айрис вышла замуж за Чарлза Олдфилда, очень богатого молодого повесу. Он был владельцем Олдфилд Холла, старинного особняка в стиле Тюдоров, самого богатого дома в округе. Через шесть месяцев после того, как Чарлз женился на некогда богатой наследнице, ставшей затем фактически нищей, у молодых родилась девочка. Появление на свет ребенка на три месяца раньше положенного срока дало жителям небольшого провинциального городка обильную пищу для пересудов. Спустя год после женитьбы Чарлз погиб в автомобильной катастрофе. Тогда и открылось, что он был заядлым игроком, заложившим все свои земли. Соседей поразило, как Айрис, совсем молодая, неопытная женщина, справлялась с навалившимися на нее бедами. Чтобы расплатиться с огромными долгами мужа, она продала все, кроме фамильного особняка. Вот тут-то юная хозяйка Холла заставила позабыть все недобрые о ней разговоры, вызвав всеобщее восхищение стойкостью характера и умением противостоять ударам судьбы.

Шли годы. Джун напрасно ждала, когда, наконец, ее невезучая подруга встретит хорошего человека и вновь обретет покой и счастье. Казалось, кому и быть счастливой, как не ей. Хороша собой. Великолепные густые рыжевато-коричневые волосы до плеч и большие зеленые глаза. Чего там говорить, просто красавица! Это мнение явно разделял и Джек Хоггин, молодой, но уже неплохо себя зарекомендовавший доктор. Ну, чем они не пара? – рассуждала Джун, делая отчаянные попытки устроить личную жизнь привлекательной вдовы. Однако все ее усилия оказывались тщетными. Она не понимала, почему Айрис, любящая мать и прекрасная хозяйка, так противится браку. Чем же так уж плох для нее доктор? В наше время такими мужчинами не разбрасываются.

– На днях встретила Джека Хоггина. Он едет на Рождество к своим родителям в Портсон.

– Правда? – тихо проговорила Айрис, украдкой поглядывая на подругу.

– Я только хотела спросить: он не предлагал тебе с Эш поехать к ним?

– О Боже! Джун! Ты когда-нибудь прекратишь заниматься устройством моей личной жизни? – притворно простонала девушка. – Ведь обещала же больше не предлагать мою кандидатуру каждому холостяку в городе!

Лицо «свахи» слегка покраснело.

– Поверь, я не хочу вмешиваться в твою жизнь. Но ведь прошло больше семи лет со дня гибели Чарлза. В твоем нынешнем положении единственное, что тебя выручит, – муж.

– Надеюсь, ты не считаешь, что я должна выйти замуж за Джека или кого-то другого исключительно ради спасения Холла? – прямо спросила Айрис.

– Конечно, нет, – запротестовала та. – Но ты не можешь отрицать, что сейчас самое подходящее время подумать о будущем.

– Джун, речь ведь идет не только обо мне. Не забывай, что есть еще Эшлинг. Не каждому захочется взять на себя такую обузу – воспитание семилетнего чужого ребенка. Я уж не говорю о полусумасшедшей матери.

С матушкой действительно временами было трудновато, мысленно согласилась с подругой Джун.

Люцилла Динмор, которая так и не оправилась после внезапной кончины мужа, была дополнительной и нелегкой обузой для своей дочери.

– Неужели ты не видишь, что Джек сходит по тебе с ума? Кстати, для Эшлинг он-то был бы прекрасным отчимом. Это как дважды два. Да и ты, прямо скажем, недурно смотрелась бы в качестве жены преуспевающего врача.

Айрис улыбнулась и покачала головой.

– Спасибо за доверие! Я понимаю, что ты желаешь мне добра и говоришь разумные вещи, тем не менее... Хорошо, хорошо! Обещаю подумать об этом, – поспешно добавила она, заметив, что Джун собирается продолжить обсуждение темы. – Скажи лучше, свекровь действительно хочет приехать к вам на все рождественские дни? – спросила она, решительно меняя тему разговора.

Если бы Айрис могла объяснить подруге истинную причину своего поведения... Но ей было стыдно признаться, что и первое-то замужество было браком по расчету.

Чарлз Олдфилд оказался очень добрым, щедрым человеком, и все же Айрис отчаянно противилась повторению подобного союза – союза умов, но не сердец.

Когда Чарлз умер, Эш не было и года. С тех пор молодая женщина делала все возможное и невозможное, чтобы стать для ребенка одновременно матерью и отцом. Но ей не всегда удавалось успешно играть сразу две роли. С каждым днем это становилось все более очевидным. Может, Джун права и следует быть смелее – взять да и заставить себя, наконец, принять практичное, здравое решение. Выйти замуж за Джека Хоггина? А почему бы и нет?

Джек – уважаемый практикующий врач. А если добавить сюда отменные манеры и всеми признанную деликатность, отдать должное его прекрасным карим глазам, не забыв отметить их контраст со светлой шевелюрой, то, спрашивается, чем не жених? А он еще и владелец большого дома... Так что нет смысла удивляться, если все друзья в один голос уверяют: этот привлекательный молодой человек самой судьбой предназначен Айрис в мужья. Да и ей самой он нравится. Но одно дело «нравиться», другое – «любить». Однажды она уже понадеялась мощным эмоциональным взрывом преодолеть ту грань, что разделяет просто симпатию и настоящую любовь. Опять обманывать саму себя?

– ... Таким образом, старая карга намерена испортить нам праздник и... О Господи! Кэтрин! Эта транжирка оставила-таки в магазинах целое состояние!

Внезапно очнувшись от раздумий, Айрис поняла, что пропустила мимо ушей почти все из сказанного ей Джун. Она взглянула в зал и тоже заметила Кэтрин, миниатюрную блондинку, направляющуюся к их столику. Судя по бесчисленным коробкам, свертками, пакетам, которые она несла, поход по магазинам был нелегким, но удачным.

– Привет, лапочки! Извините, что заставила вас долго ждать, – заговорила блондинка, едва успев подойти к столу. – Столько народищу в магазинах я еще не видела. Но вы извините мне мое опоздание, когда услышите, что я вам расскажу. Потрясающая новость!

– Почему бы тебе не завести свою колонку слухов в нашей городской газете? – подтрунивая над опоздавшей, сказала Джун, обменявшись понимающим взглядом с Айрис.

– О, не будьте уж такими сверхщепетильными! – Кэтрин добродушно рассмеялась. Положив покупки на свободный стул, она присоединилась к подругам, наслаждавшимся кофе. – К тому же это не слух, а чистая правда, о которой скоро узнают все. Айрис, ты помнишь леди Хартли? Очень богатая была старуха. Она жила недалеко от тебя. Вспоминаешь? Год назад несчастная погибла в собственном доме. Жуткий был тогда пожар.

– Помню, но никогда с ней не встречалась. Она жила затворницей в течение многих лет. Дом, кажется, сгорел дотла.

– Совершенно верно. Мой дорогой супруг вел ее дела. Старая леди наотрез отказывалась составить завещание, – возбужденно продолжала Кэтрин. – Адаму с большим трудом удалось отыскать единственного живого родственника. Но все уже позади. Десять тысяч акров земли плюс деньги в ценных бумагах и акциях – один Бог знает сколько их! И все это наследует... Бешеный Фил!

– Что? – Джун от изумления открыла рот. – Ты хочешь сказать... Быть не может! Сын старого викария Филипп Бартон?

– Вот именно! – Кэтрин буквально светилась от радости, наконец, удалось-таки ей ошеломить своих подруг! Вот он наступил для нее, желанный миг истинного счастья для дотошного коллекционера городских сплетен.

Подруги действительно переживали нечто похожее на шок. Судя по всему, новость особенно потрясла именно Айрис.

– Я знала, что вы ахнете, услышав о возвращении нашего школьного сердцееда, – довольная собой, продолжала блондинка. – Со дня смерти преподобного Августа Бартона прошло немало лет, поэтому неудивительно, что все забыли о его сыне. Я сама с трудом поверила, когда Адам сказал, что Бешеный Фил возвращается в Шилдтон.

– Он, несомненно, заслужил свое прозвище! – рассмеялась Джун. – Помню, Филипп был жутким сорвиголовой и заслужил прочную репутацию ловеласа. В то же время... – Она замолчала на секунду, задумчиво уставившись в пространство, – надо отдать ему должное – этот бандюга был дьявольски красив. Вы согласны?

– Потрясающе великолепен, – кивнула Кэтрин. – Его кудрявые черные волосы и сверкающие озорные голубые глаза – смертельное оружие в борьбе за девичьи сердца!

– Хм, – Джун застенчиво улыбнулась, – на моем шестнадцатилетии Филипп поцеловал меня. После этого целый год я прямо-таки сходила по нему с ума!

– А мы все? – тяжело вздохнула охотница за слухами. – Айрис вряд ли знает о его сумасшедших проделках – она ведь на два года моложе нас. Джун, ты не забыла его огромный черный мотороллер? Помнишь нашу бешеную борьбу за право прокатиться на заднем сиденье?

– Еще бы! Пожалуй, одно из самых ярких школьных воспоминаний – это когда Фил у всех на виду промчал меня на дикой скорости по городу. – Джун покачала головой, как бы признавая свою давнюю глупость. – Я, конечно, дрожала от страха, но дело стоило того. Клянусь, целые две недели вся школа умирала от зависти.

– Да уж! У Беатрис Уинтерсон от ревности прямо на школьном собрании случилась настоящая истерика!

– Приятно вспомнить беззаботные годы. А где Филипп пропадал все это время? – спросила Джун. – Он ведь был очень умным парнем. И хотя часто валял дурака, выпускные экзамены сдал на отлично, получил стипендию в университете. Его отец, преподобный Август Бартон, умер, когда я училась на медсестру далеко от дома. С тех пор ничего о нем не слышала.

– Не ты одна, – сказала Кэтрин. – Мой муж почти потерял надежду найти Фила. Но не так давно в Лондоне его пригласили на большой благотворительный обед, где, можете себе представить, Филипп был главным оратором!

– Вот это да!

– Мы-то все думали, куда его черти унесли? Поди-ка угадай его, бешеного! – Кэтрин заливисто рассмеялась. – А оказалось, что у него обнаружился дядя в Америке и после смерти отца Филипп отправился в Штаты попытать счастья. Теперь вернулся домой преуспевающим владельцем крупной компании. Он уже договорился с Адамом о встрече. Каково? Ну, воздайте на этот раз мне должное – самая свежая и замечательная новость!

Пока возбужденные подруги, забыв обо всем на свете, обсуждали услышанное, Айрис сидела не шевелясь. Ее мысли свободно блуждали, ни на чем не останавливаясь. Со стороны она выглядела человеком, ошеломленным внезапным ударом. Из оцепенения ее не смог вывести даже громкий вскрик Кэтрин:

– Господи! Что я наделала! Взгляните на часы! – воскликнула та, выпрыгивая из-за стола. – Десять минут назад я должна была уже сидеть в кресле у парикмахера!

– Ничего не скажешь – интересная новость, – задумчиво произнесла Джун, провожая глазами убегающую Кэтрин.

Только тут она и заметила побледневшее лицо подруги.

– Айрис! Что с тобой? Ты в порядке?!

– Я... да, конечно. Правда, все нормально. – Тон, которым она произнесла эти слова, явно противоречил их смыслу.

Джун с тревогой посмотрела на молодую женщину.

– Знаешь, что я тебе скажу: ты везешь непосильный воз, – заявила она. – Одна твоя мать способна вывести из терпения даже святого! Я уж не говорю о содержании огромного дома, каким...

– Прости... я должна идти. Мне, в самом деле, пора домой. Столько предстоит испечь... – прервала ее Айрис. Она торопливо собрала свертки с покупками.

– Вид у тебя нездоровый. Надеюсь, ты не подхватила грипп? – Джун с растущим беспокойством смотрела на бледное лицо и суетливые движения Айрис. – Если тебе плохо, я останусь с тобой – завтра не буду забирать Руфь из школы и отменю поездку в Лондон.

– Нет, не надо. Со мной все в порядке. Меня ждет много работы – вот и все, – заверила она подругу и, торопливо попрощавшись, вышла из кафе.

Дрожа от нервного напряжения, Айрис с трудом забралась на переднее сиденье старенького «ситроена». Несколько минут сидела неподвижно, уставившись пустым взглядом на подернутую мелкой рябью темную воду широкого устья реки. Она чувствовала себя совершенно разбитой после того, как услышала «потрясающую» новость, раздобытую Кэтрин. Казалось невозможным преодолеть пять миль до Олдфилд Холла. Много времени ушло только на то, чтобы вставить ключ в замок зажигания. Но не сидеть же до утра на городской стоянке! Она завела машину и осторожно направила ее к набережной, надеясь, что в это Время Года там будет пусто.

Какой же слепой дурой она была последние восемь лет! Ну, хорошо, не знала, что леди Хартли приходилась ему бабушкой, но уж могла бы предположить, что Филипп Бартон когда-нибудь, как блудный сын, вернется в свой родной город. Господи, какая духота! Хоть бы глоток свежего воздуха. Остановив «ситроен», вышла из машины. Медленно прошлась, отсчитывая шагами гладкие камни мостовой. Надо сосредоточиться. Надо взять себя в руки и спокойно все обдумать. Что же теперь будет? Но мысли не подчинялись приказу разума, они настойчиво возвращались в прошлое...

... Она была единственным и горячо любимым ребенком богатых родителей, которые берегли ее как зеницу ока и ограждали от трудностей реальной жизни. Но однажды жарким летом – ей тогда только исполнилось восемнадцать лет – у отца начались неприятности на работе. Они росли как снежный ком, пока не превратились в грандиозную катастрофу для всей семьи. Надежный и безоблачный мир детства зашатался и под напором трагических обстоятельств, в конце концов, рухнул. У Айрис до сих пор бегали мурашки по телу, когда она вспоминала кричащие заголовки на первых полосах газет: «Финансовый скандал!», «Миллионер, потерявший миллионы!». Всем предшествующим строем жизни девушка была совершенно не подготовлена психологически к той тяжелой и трудной ситуации, которая сложилась в результате семейного краха. Внезапная смерть отца от инфаркта добила ее окончательно. Но бедняжка изо всех сил старалась держаться. С матерью было сложнее. Переживания, связанные со смертью мужа, потерей состояния и как следствие – потерей привычного круга друзей, так подействовали на психику этой изнеженной благополучной женщины, что семейный врач вынужден был поместить ее в психиатрическую лечебницу. Айрис осталась совершенно одна на пепелище прежней благополучной жизни.

Возможно, все повернулось бы по-другому, если бы рядом оказался кто-то, с кем в эти тревожные, беспокойные дни она могла поделиться своим горем. Но кроме старой тетки, живущей в Лондоне, никого не было. Школьные друзья разъехались на летние каникулы. Кого-то осмотрительные родители не пускали общаться с дочерью человека, который, как писали газеты, был замешан в крупных финансовых махинациях.

Айрис намеренно утомляла себя длительными прогулками по берегу реки. Ходьба отвлекала от навязчивых мыслей, от тяжести одиночества. Тогда-то Филипп и встретил ее. Это случилось жарким полднем в конце августа. Девушка, устав, опустилась на ствол поваленного дерева и вдруг расплакалась, чувствуя себя самым несчастным человеком на земле.

Несмотря на то что вся школа, во всяком случае ее женская половина, была влюблена в порочно обаятельного Бартона, Айрис толком с ним ни разу не сталкивалась и не испытывала на себе обольстительности его юной красоты. И вот эта встреча... Он обхватил своими сильными руками ее дрожащую от рыданий фигурку. И она не сопротивлялась. Его доброта, сила дружеского объятия, необъяснимая прелесть произнесенных им слов, – как это было необходимо в ее тяжелом одиночестве!

– Ну, как я мог забыть эти сияющие зеленые глаза, – сказал он, лениво улыбаясь и глядя на девушку сверху вниз. Он вытер слезы с ее разгоряченных щек, пригладил волосы и, оценив свою работу, остался доволен: – Ты станешь настоящей красавицей, когда вырастешь.

– Правда? – с наивным удивлением спросила Айрис, чувствуя, как густо покраснела от удивительно теплой улыбки юноши.

Продолжая держать уже успокоившуюся девушку в объятиях, Филипп поглаживал влажные пряди ее роскошных волос. Потом он наклонил свою кудрявую голову и нежно поцеловал ее в полураскрытые губы.

В отличие от большинства друзей и знакомых семьи Айрис, он, судя по всему, не считал, что дочь несет ответственность за темные дела своего отца. Молодые люди медленно пошли в сторону ее дома, где громоздились вещи, готовые к отправке на продажу. И тут она вдруг поняла, что их с Филом связывает большее, нежели мимолетное объятие, – у них одинаковое горе. И одиночество. Он так же сильно, как и она, переживает потерю своего отца.

Полностью погруженная в свои проблемы, Айрис лишь краем уха слышала о недавней кончине преподобного Бартона от обширного инфаркта. Филиппа срочно вызвали из Америки, где он успел закончить аспирантуру в школе бизнеса. Когда молодой человек сказал ей, что чувствует себя одиноким и несчастным в опустевшем доме и глубоко сожалеет, что не был близок с отцом при его жизни, Айрис без труда поняла его мысли и чувства.

Боже, какой юной и наивной была она тогда! Айрис встряхнула головой, будто пытаясь сбросить с себя смущающие душу воспоминания. Да, у той девочки голова была полна романтики и надуманных фантазий. Когда молодой, рослый красавец пристально вглядывался в нее своими сверкающими голубыми глазами, у этой неопытной, простодушной девочки замирало сердце. Необыкновенная чувствительность Филиппа заставляла ее сердце замирать от приятного волнения. Чего уж тут удивляться: Золушка встретила своего Принца и влюбилась в него без памяти.

Возможно, позже Филипп и считал такое самозабвенное обожание со стороны Айрис несколько навязчивым, но виду никогда не подавал, продолжая каждый день ходить с ней на прогулки. То, что случилось в одну из таких встреч, можно сказать, было неизбежным. Девушка споткнулась о старую ветку, не заметив ее в густой траве, и в следующий миг очутилась в крепких объятиях своего спутника. Ни о чем, не думая, она пылко прижалась к стройному мускулистому телу юноши.

Нельзя сказать, что Айрис не пыталась противостоять внезапно нахлынувшему на нее сильному чувству. Но за восемь последних лет ей ни разу не удалось обмануть себя – девушка честно должна была признаться: в том, что затем произошло, не стоит винить только одного Филиппа. Она была трогательно невежественна в вопросах физической любви. Но возникающее помимо ее воли лихорадочное, всепоглощающее желание вряд ли уступало по своей силе страстному напору Фила. Если у него и появлялись угрызения совести по поводу того, что он соблазняет неопытную, беззащитную девушку, они тут же подавлялись ее необузданной страстью.

Айрис провела с юным Бартоном несколько счастливых недель, которые были полны восторженных эмоций и очарования. Они пронеслись как одно мгновение. Оказалось, что ни глубокая печаль по умершему отцу, ни растущее беспокойство по поводу болезни матери не могли помешать молодым людям наслаждаться божественным экстазом любви. Каждый раз, когда они оставались одни, их захлестывал новый водоворот непреодолимой страсти.

Но как бы они ни отгораживались от внешнего мира, грубая действительность со всеми проблемами все-таки ворвалась в затуманенное сладострастием сознание влюбленных. Быстро приближалось время продажи дома. Филиппа ждала работа в крупной фирме американского дядюшки. Это означало скорую разлуку.

Глаза Айрис сияли от счастья, когда он надел ей на палец маленькое золотое колечко. Молодой человек поклялся, что они поженятся, как только он обоснуется на новом месте. Айрис и в голову не приходило сомневаться в словах возлюбленного.

– Дядя обещает хорошую зарплату, а в будущем сделает меня компаньоном фирмы. Не грусти, скоро мы будем вместе и больше никогда не расстанемся, – говорил Филипп, крепко прижимая к себе девушку перед отъездом в аэропорт. – Только обещай, что будешь ждать.

– Конечно, буду, любимый! – горячо ответила Айрис. Она заморгала, не давая пролиться набежавшим слезам.

Последний взмах руки. Самолет с ее Филом взмыл ввысь и скрылся из виду.

И она ждала. Сидела одна в большом пустом доме серыми осенними днями, пока кредиторы отца проверяли, все ли имущество семьи продано. Мать по-прежнему находилась в лечебнице, но чувствовала себя значительно лучше. Жизнь уже не казалась такой безнадежной. Да и какие причины волноваться: ведь они с Филом обо всем договорились! Все хорошо. Все будет хорошо. И длиться бы такому ее настроению дальше, если бы через два месяца после отъезда любимого Айрис не почувствовала тревоги. Что-то в ней не так... Через некоторое время подозрение переросло в твердую уверенность: она беременна. Очередной удар судьбы снова отбросил Айрис назад, к тяжелым переживаниям. К отчаянию...