Текст книги "Мамлюки-вайнахи. Часть I"

Продажа детей. Налаженный процесс купли-продажи

Династией Аййубидов, правящей в Египте с XIII века, привлекались для военной службы разными путями – вначале методом найма – белокожие воины из числа кавказцев, албанцев, тюрков, крымских татар, русских из казаков, среднеазиатских народов – кипчаков. Впоследствии халифы и вельможи разных рангов нашли более дешевый и своеобразный способ: путем приобретения рабов на рынке торговли людьми. Таким жестоким образом пополнялась армия страны. Богатые вельможи могли приобрести на рынках торговли людьми молодых, здоровых, смышленых, физически развитых детей. Особым спросом пользовались черкесы, грузины, которые отличались своим ярым воинским пылом и религиозностью. Позже они на долгое время стали лидерами в мамлюкском движении на Ближнем Востоке. Также впоследствии много мамлюков (с арабского – «принадлежащий») грузинского и черкесского происхождения возглавляли мамлюкский султанат и правили целыми династиями в странах Ближнего Востока. И постепенно исламские страны (Ирак, Сирия), особенно Египет, приобретали могущественных воинов – мамлюков, которые с годами превращались в грозное оружие в руках правящей династии и вельмож.

Мамлюки имели строгую воинскую дисциплину, которую беспрекословно соблюдали, равно как и правила, и обычаи мамлюкского движения. Как правило, мамлюков обучали всему: военному искусству с тренировками в особых лагерях, несению военной службы с подчинением командирам, взаимоуважению и поддержке друг друга и многому другому. Юные мамлюки обращались в ислам, обучались арабскому языку и другим наукам. При этом многие мамлюки с Кавказа не теряли связи с родиной (особенно грузины и черкесы).

Мамлюкам предшествовали воинские подразделения янычар. С появлением мамлюкского движения они исчезли под физическим воздействием других сословий.

В те далекие времена в средневековом Египте из похищенных юношей и детей – тюрков, черкесов, абхазов, грузин, представителей северокавказских народностей и других кавказских народов – создавали военные формирования так называемых мамлюков (то есть невольников, приобретенных путем купли-продажи). До военного формирования мамлюков на Ближнем Востоке существовали иные военные формирования – гулями, кюлемены, янычары и другие организации.

Впервые мамлюки появились благодаря багдадскому халифу Аль-Мутасиме, и по всему мусульманскому миру постепенно распространилось мамлюкское движение, особенно популярным став в Египте.

Мамлюки – это не просто военные рабы, а военное сообщество. Мамлюк с первого дня пребывания у хозяина был вольным человеком с особыми воинскими обязанностями. Сами себя эти воины считали представителями особого сословия, а не рабами, чем и гордились. В сообщество мамлюков входили не только похищенные дети и подростки разных народов, но и взятые в плен взрослые мужчины, вывезенные с оккупированных территорий, купленные на невольничьих рынках либо захваченные во время набегов, а также вольнонаемники. Все они должны были проходить определенную систему военной подготовки.

Хозяева, приобретая юношей и детей, обращали их в ислам, обучали языкам (особенно арабскому), разным наукам, тренировали в закрытых лагерях для несения военной службы, при этом не жалели для подрастающих юношей ни денег, ни средств.

Со времен организации мамлюкского движения существовали разные династии, вот некоторые из них: Бахри – преимущественно тюркского происхождения, Бурджи – преимущественно выходцы с Кавказа. Когда-то более века в халифате существовали дайломиты – правящая династия из вайнахов (современные чеченцы и ингуши) родом с Северного Кавказа, – которые называли свою родину «Дай-Лам» («Гора Отцов»), отсюда и дайломиты.

Даже у современных вайнахов несколько названий земель своих предков, например земли, где живут нахчи и галга, называют «Дег1а-стан», то есть «Страна Отцов», а также «Дей-Лам», то есть «Гора Отцов», и так далее. И по сей день у вайнахов в обиходе название «Дег1а-стан», обозначающее их отчизну.

На северо-востоке Кавказа – на дагестанских и вайнахских землях – редко происходило воровство детей, а нападение отрядами – тем более, в отличие от других регионов Кавказа. Отрядами или в одиночку совершались нападения на города и села с тем, чтобы похитить детей, увезти в страны Ближнего Востока и обратить там в рабство. И редко пленникам удавалось бежать или вернуться домой, за исключением выкупа сразу же после похищения. Конечно, детей из северо-восточного Кавказа (современных дагестанцев, чеченцев и ингушей) не похищали толпами, как из других областей Кавказа.

Мамлюков-вайнахов было немного, гораздо меньше, чем грузин, адыгов (черкесов), албанцев, крымских татар и выходцев из числа среднеазиатских народностей – кипчаков. Из-за этого их причисляли к той национальности, из которой состоял в основном отряд, то есть к грузинам или черкесам.

Безусловно, в истории мамлюкского движения особое место занимают бесчисленные братства черкесов и грузин. Это были самые крупные сообщества мамлюков. И на их фоне мамлюков из малочисленных народностей называли по сходству языка или внешности «грузинами» или «черкесами».

Из сообщества грузин и черкесов вышли знаменитые и известные беи, эмиры, султаны.

Дети, попавшие в общество мамлюков в возрасте пяти-десяти лет и старше, видя безысходность своего положения, сами могли ориентироваться и выбирать, как дальше вести себя в своем положении. Дети с Кавказа (грузины, черкесы и выходцы из северокавказских народов) не становились рабами или прислугой. С первого дня их обучали боевому искусству и готовили воинами. Хозяин знал, что этот сегодняшний мальчик станет воином в прекрасной форме и научится блестяще владеть оружием, поэтому он относился с самого начала хорошо к своему мамлюку.

Жизнью доказано: если человек с детства привык пресмыкаться и у него рабская психология, то он никогда не станет воином, несмотря на его физические данные, какой бы силой он ни обладал. И поэтому мамлюков воспитывали в свободе и равенстве. В старости (или по ранению, болезни) они уходили на покой, имея семью и со своими припасами, накопленными за время службы.

Бывали выходцы из Кавказа, так называемые пришлые. Из этих пришлых детей получались хорошие слуги богатым людям, но не воины. Лишь изредка один из десяти тысяч, тот, кто прошел жесточайший отбор и смог выдержать моральные и физические испытания, становился воином-мамлюком. Несмотря на это, их все же называли мамлюками.

Похитители – продавцы детей – не воровали кого попало, а выбирали. Они присматривали ребятишек и какое-то время следили за будущей жертвой, выясняя все, вплоть до физического и умственного состояния не только жертв, но даже их родителей и их происхождения. Покупатели-заказчики тоже были разборчивы, кого попало не покупали. Ошибка в выборе детей и последствия этого бывали очень непредсказуемыми: похититель терял не только хорошие деньги, но и доверие, а это стоило больше, чем финансы.

Нельзя сказать однозначно о том, что если бы не было кавказских, албанских, крымских или среднеазиатских детей, не было бы и мамлюкского движения.

Существовала система военных школ мамлюков в Египте, имелось множество народов от Турции до Египта, но предпочтения отдавали выходцам из вышеперечисленных народностей: кавказским, албанским, крымским и среднеазиатским детям. Физически крепкие, доблестные воины одерживали победу над любым врагом.

Транспортировка живого товара морским путем в Турцию

Как уже было сказано, в порту Батума мальчиков погрузили в трюм торгового судна, и на второй день корабль взял курс на Истанбул (Стамбул). После томительных дней и ночей в море торговое судно стало приближаться к берегам Турции.

Миновали пролив, и через некоторое время на горизонте появился с величественным видом Истанбул – Стамбул (бывший Константинополь – столица Византийской империи) во всей своей красе.

Детям под присмотром старшего разрешили с борта судна смотреть на город, они впервые в своей жизни видели огромные здания из камня. Чайки галдели, приветствуя приближающийся корабль. Они опускались к морской глади и взлетали вверх, подхватив наживу. Через некоторое время, получив разрешение, они медленно подплыли к пристани и вошли в порт Стамбула. Прибыв в порт, встали на якорь.

По прибытии в большой город Стамбул, после недолгого таможенного и карантинного контроля, их увезли к большому дому с высоким каменным забором, где в ожидании живого товара томились хозяева.

В этом прекрасном просторном доме, откуда их должны были увезти, недалеко от центра города, дети должны были ждать своей участи. Ждать пришлось не один десяток дней. Иногда Хан-Бахаду казалось, что все это происходит не с ним. Пытаясь отвлечься от реальности, он разглядывал все, на что можно было смотреть. Двор с большим двухэтажным каменным домом по центру, справа и слева – хозяйственные постройки. Глядя на все это, дети подумали, что они попали к царю этих мест. Во дворе было много разного народа; сразу же, как они въехали во двор, следом идущая охрана с помощью дворовой прислуги накрепко закрыла ворота.

На ребят смотрели все – некоторые с любопытством, некоторые с сочувствием и жалостью, некоторые – надменно, с брезгливостью. Также во дворе в дальнем углу испуганными, ищущими кого-то беглыми взглядами на них смотрели такие же несчастные, как и они, подростки.

Все это продолжалось недолго: любопытствующие, жалеющие и все остальные разошлись, лишь подростки жадно разглядывали их, и они со своей стороны их, но приближаться друг к другу им не позволили.

Вновь прибывших ребят отвели в уже заранее приготовленную баню, с ходу заставили раздеваться и мыться. После тщательного мытья, стрижки ногтей, волос под бдительным присмотром банщиков детей ожидала хоть какая-то, но радость. На выходе из бани, в предбаннике, их встречали несколько человек с определенными функциями. Один на глаз примерял одежду, другой – головной убор, третий – обувь и так далее. Ребятам все это понравилось – добродушные люди, которые одевали их, как бы хвалили их в новой одежде, повторяя: «Йакше, йакше» (на турецком «хорошо». – Прим. авт.). И ребята, толком не успевшие ни познакомиться, ни запомнить друг друга за эти дни во время пути до Стамбула, разглядывали друг друга в новой одежде.

Проданный туркам вместе с другими детьми мальчик

После всех этих процедур их повели в большую комнату, заставленную столами и стульями, и усадили за стол. Стали подавать восточные сладости, напитки, фрукты, овощи и через некоторое время – хлеб и мясо. После трапезы появился тот же самый хозяин-толстяк с доброй, располагающей к себе улыбкой. Он обошел всех детей, то поглаживая по головке, то похлопывая по плечу, разговаривая с теми, кто понимал его язык. Он долго и быстро что-то говорил, некоторым из слуг поясняли его слова. Хан-Бахад сидел с задумчивым видом и внимательно слушал, хотя ничего не понимал.

После всех этих приятных мероприятий и вкусного обеда ребятишек вывели во двор, где уже находилось несколько групп таких же несчастных детей. Их повели к остальным, сидевшим под большим просторным навесом, которые уже были там некоторое время до появления пополнения.

Под навесом вновь прибывших ребят встречали дети разных возрастов, постарше, помоложе Хан-Бахада и совсем маленькие. Некоторые сразу же нашли соплеменников, стали знакомиться, шумно разговаривать. Хан-Бахад стоял чуть в стороне, молча наблюдая за происходящим. При виде всей этой картины у него появились слезы и комок в горле. Все это происходило под внимательным наблюдением помощников хозяина. С любопытством наблюдая за детьми, они переговаривались, делая какие-то свои выводы. Хан-Бахад стал искать себе место и отворачивался, чтобы спрятать слезы из-за того, что ему было обидно от своего одиночества. К нему тоже подходили и заговаривали на каких-то языках, но не находя понимания, искали других собеседников.

Хан-Бахад отошел от ребят на заметное расстояние. Еще до этого он заметил небольшую группу детей, молча сидевших в стороне. Они не только с другими, даже между собой не разговаривали. Хан-Бахад нашел себе место, сел и стал разглядывать то двор, то людей, занимающихся своими делами, думая о своем, и вдруг неожиданно, как удар, сзади прозвучала родная речь: «О чем ты говоришь, прекрати!» – слова, сказанные в приказном тоне.

Услышав родную речь, Хан-Бахад растерялся. Он резко повернулся к той самой группе ребят и решительным быстрым шагом, чуть ли не бегом, подошел к ним. Подошел – и встал как вкопанный. Он хотел что-то сказать, но не находил сил и слов говорить. Удивленные странным поведением мальчика, ребята насторожились, некоторые встали со своих мест и стали разглядывать Хан-Бахада, но недолго. Мальчик постарше, сидевший с величественным видом, внимательно рассматривая Хан-Бахада, спросил на странном диалекте по-чеченски:

– Ты кто?

Растерянный от такой встречи и от заданного вопроса на родном языке, Хан-Бахад заикаясь ответил:

– Я, я Хан-Бахад!

Мальчик сказал:

– Ты уже одиннадцатый из нас, как говорят турки, онбир (по-турецки «одиннадцать». – Прим. авт.).

Хан-Бахада тут же окружили, стали обниматься, у него из глаз полились слезы. Некоторые вместе с ним стали плакать, а вот паренек постарше начал всех их успокаивать. Помощники хозяина и прислуга пристально наблюдали за ними и старались понять поведение этих странных детей, которые вели себя не так, как другие дети при встрече со своими земляками.

Хан-Бахад, который до сих пор не искал ни с кем встречи и который не надеялся встретить в такой дали родных людей, по-своему был рад. Когда все они успокоились, стали расспрашивать друг друга, что к чему. Тогда он впервые узнал о том, что есть такие люди, которые себя называют «г1алг1а» – ингуши. Присутствующие во дворе удивленно наблюдали за ними, даже другие ребята притихли, глядя на них.

Из большого дома появился хозяин в сопровождении какого-то высокого, здорового человека и других людей, в том числе человека в шароварах, который что-то рассказывал ему. Он подошел к группе вайнахов (чеченцы – ингуши), как взрослый с взрослым, равный с равным поздоровался. Все ребята вытянулись во весь рост, и старший мальчик ответил на его приветствие.

Хозяин, указывая на Хан-Бахада, у мальчика постарше что-то спросил, мальчик на турецком языке ответил, аккуратно подбирая каждое слово. При этом он приблизился к Хан-Бахаду и встал рядом с ним, как бы подтверждая свои слова, – на вопрос «Кто вы друг другу?» мальчик ответил: «Он мой младший брат».

– Эти из вайнахов. Обратите на них особое внимание. Готовые воины! – сказал хозяин, обращаясь к одному из сопровождавших его людей.

Гостю это понравилось. Также все заметили, что хозяин тоже был очень доволен происходящим. Он опять что-то говорил и, жестикулируя руками, стал ходить по двору, при этом давая распоряжения своим слугам. Гость обратил особое внимание на ребят из вайнахов. И что-то убедительно говорил хозяину.

* * *

Со следующего утра началась новая жизнь.

Ребят ежедневно будили рано, четко, строго по расписанию, по времени кормили сытно и обильно, разнообразных фруктов и напитков было много. До обеда и после обеда учили совершать молитвы.

Мальчики были под присмотром, но в свободе их не ограничивали. К мальчишкам были приставлены воспитатели, которые занимались с ними, но свободы действий их никто не лишал. Ничто не навязывалось. Однако воспользоваться шансом или удобным моментом для побега никто даже и не попытался, живя в ожидании чего-то хорошего.

Каждый день ребята со двора незаметно исчезали, раза два за время были пополнения из нескольких ребят. Вайнахов пока не трогали.

Однажды их повели кормить раньше обычного, вместо учебы велели собраться, снабдили вторым комплектом одежды, выделенной им ранее, и они стали ждать с тревогой на душе. Через некоторое время пришли хозяин и тот высокий, здоровый человек, которого они видели прежде, с двумя незнакомцами. Наконец-то из Египта прибыли доверенные заказчика живого товара. Они внимательно стали рассматривать ребят из вайнахов и изредка переговаривались на своем языке короткими фразами.

Во двор заехала большая, крытая запряженными четырьмя лошадьми повозка, и хозяин старшему из вайнахов очень вежливо что-то объяснил. И по приказу хозяина ребята не спеша залезли в повозку, очень удобно приспособленную для перевозки людей, стали рассаживаться.

Через некоторое время они прибыли туда же, откуда несколько недель назад их высадили. Как у всех, у Хан-Бахада тоже промелькнула мысль с надеждой о возвращении на родину. Через некоторое время опять ребята оказались на торговом судне. На этот раз оно было более мощным. Вместо душных и темных трюмов ребят ожидали благоустроенные каюты с окнами с видом на море. Корабль взял курс на юг, чтобы через пару недель благополучно приблизиться к берегам Египта, к порту Александрии.

Человек здорового вида, которого ребята часто видели в Стамбуле во дворе хозяина, постоянно находился рядом с ними, опекая их, и он же занимался расселением их по каютам. Старший из мальчиков – Бохатур – отобрал Хан-Бахада и двоих из младших детей, и все они начали обустраиваться, все это было ново и интересно.

Они опять в море, плывут. Дети, позабыв обо всем, смотрели с изумлением на море и на Стамбул, который с каждым мигом отдалялся от них. Опекун не отходил от ребят, с какой-то отцовской заботой каждому старался угодить. Когда ребятам надоело глядеть в морские просторы и бесконечную даль с ее однообразием и когда слегло любопытство, ребята понемногу стали собираться в каюте у того из мальчиков-вайнахов, кто был постарше, – Бохатура.

Этот молодой человек четырнадцати лет, который старался казаться старше своих лет, становился лидером вайнахских ребят, и они таковым его принимали. Просыпался раньше всех, засыпал – позже всех. Ребята немного путали и даже забывали имена. Только один из них не забывал, не путал ни одного имени и каждого называл ясно и четко, с гордостью обращаясь по имени к каждому, требуя обращаться к себе и к другим по имени, которое дали родители при рождении.

В присущей ему манере Бохатур затеял серьезный разговор:

– Послушайте внимательно, неизвестно, что будет с нами по прибытии в страну с названием Египет. Я самый старший из нас, мне четырнадцать лет, по нашему обычаю, старших слушаются, конечно, старший тоже должен быть честным и справедливым. Каждый из нас должен рассказать о себе – кто, откуда, называя род, свое полное имя и имена своих родителей и их предков, – и всегда держать все это в голове и укрепить в сердце, если даже придется жить сто лет. Где бы мы ни были, мы остаемся вайнахами. Кто знает, может быть, мы все вернемся домой в Дягаста (Дяг1аста – это страна, где живут чеченцы и ингуши – вайнахи. – Прим. авт.), а может быть, лишь один из нас вернется домой, и поэтому мы должны знать, чтобы сообщить нашим родным.

Все ребята, даже самый младший из них, слушали Бохатура, как взрослые взрослого мудрого человека.

– Я Бохатур, сын Малсига г1алг1ай из Несар-керта (современный город Назрань. – Прим. авт.) из роду Овши (Аушевы), семьи благородных людей, был похищен неизвестными в горах, когда возвращался от своих родственников вместе с односельчанами, и более года находился в Стамбуле, и всех вас я встретил там же. И еще скажу: никогда никого не бойтесь, ничего страшнее смерти с нами не случится, а смерть не придет, пока ты жив, а когда она придет, то тебя не будет. Не забывайтео нашем благородном происхождении. Мы вайнахи!

После его речи каждый замешкался, как бы вспоминая о том, что он должен говорить. После недолгого раздумья каждый рассказал о себе. История каждого без исключения была в своем роде интересной. Они многое узнали друг о друге.

Бохатур после того, как сказал о себе, обратился к Хан-Бахаду:

– Теперь ты расскажи о себе, кто ты, откуда, кто твои родители и о родословной.

Хан-Бахад на миг растерялся, а потом, подражая Бохатуру, стал рассказывать о себе:

– Я Хан-Бахад, сын Топси из племени шарой, из роду шейха Мухаммада Шаройского. Мне десять лет, у нас большая семья, я из мальчиков самый младший, живем мы в селе Мартане. Я был похищен на рынке в Батуме, где находился по торговым делам со своими тремя дядями по отцу и двумя своими братьями. Вот что пока я могу сказать.

Следующим был мальчик по имени Сурхо.

– А я – Сурхо. Отца мы называли Дади, а взрослые как-то по-другому. Знаю, что мы из вайнахов тейпа белхарой. Родился в ауле Сам-Йоагач, недалеко от аулов Аршты, Галашки и Гажар-Юрт. Я гостил у тети, когда какие-то люди увели меня, и через много-много дней разные люди, обещая отвести меня к родителям, привели сюда. Сколько лет мне, не знаю, может, семь, а может, шесть.

В это время, внимательно слушая и стараясь понять суть беседы, мальчики-казачки Андрей и Сергей ждали своей очереди. Они с первых же дней держались вместе с вайнахами и более-менее понимали, о чем говорят.

Когда очередь дошла до Андрея, он стал рассказывать за себя и за Сергея.

– Я расскажу о себе и Сергее, – начал Андрей. Он говорил медленно и долго, подбирая слова на турецком, арабском вперемешку с русскими словами, вставляя слова из языка вайнахов с помощью Бохатура. Из его мозаичной речи в итоге все поняли, что они из казаков и что Андрею восемь лет, а Сергею – семь.

Оказалось, что Сергей не знает название хутора, откуда он родом, но помнит, что недалеко от них Моздок, куда он часто ездил с родителями на рынок. В последний раз он там потерял родителей, а добрый дяденька вел его домой, да так долго, что он оказался с Андреем в Истанбуле.

– Я – Андрей, станичный. Подпасок. Решил вздремнуть, а проснулся – все чужие. Зато помню имена родителей, прозвища коней, клички собак.

– Я – Бах, а полное имя – Пхарч-Бах, сын Биси – нашхоевец из Хайбаха. Когда мы пошли купаться с братьями в озере, мы увидели попрошаек. Братья узнали их, так как они и раньше бывали в нашем селе. Когда все побежали к реке, я отстал от них. Не знаю почему, но я решил вернуться с ними в село. Они сказали, что знают, как сократить дорогу, и мы пошли через лесок. Один из них утащил меня, затыкая рот. Мама научила нас с сестрой считать на пальцах. Вот, мне восемь лет.

Таким образом, каждый рассказал все то, что мог знать о себе и о своих родителях. То, что не могли понять, домысливали.