Текст книги "Хозяин Стоунгрейв-Холл"

«Возможно, вполне возможно, – шептало его ранимое сердце, – в душе осталось нечто, что стоит спасти, а эта девочка может стать спасением, вдохновить, настоять на своем». Она способна разобраться в самых запутанных вопросах, тревоживших его душу.

Страстный взгляд Лоуренса остановился на ее восторженном лице, невинном, созревшем для обольщения. Он смотрел на ее прекрасный ротик, ожидавший чего-то, такой розовый и нежный, просто умолявший, чтобы его поцеловали. Он приблизил к ней свое лицо, но вдруг застыл, резко остановился и тут же отругал себя, твердя, что не сможет исправиться, никогда не сможет устоять перед красивой женщиной. Однако Виктория Льюис во многих отношениях еще ребенок, к тому же весьма впечатлительный. Он не имеет права воспользоваться ее невинностью, хотя уже готов поцеловать ее, однако воспользоваться уязвимостью девушки, которая вскоре испытает боль потери, значило бы поступить не очень честно. Лоуренс поднял голову, не веря тому, что упускает возможность поцеловать столь пленительное существо.

Виктория пристально смотрела на него, чуть запрокинув голову, раскрыв розовые губы. Вдруг она насторожилась, пришла в себя и отступила назад. В ней проснулась злость. Между ними воцарилась гнетущая тишина. Лорд Рокфорд вел себя по отношению к ней весьма непристойно, его поведение граничило с неуместным флиртом. Она может стать для него лишь женщиной, живущей в потаенном доме в каком-нибудь темном переулке. Там ее с наступлением темноты будут навещать тайком и с оглядкой.

– Не надо, – произнесла она, отступая назад. – Пожалуйста, не делайте этого. Так не подобает, для меня это неприемлемо.

– Вы правы, – ответил Лоуренс, нежно улыбнувшись. – Я совершил глупость. Извините меня. У меня нет привычки целовать хорошеньких юных леди в парках, хотя у меня и возникло ощущение, что вы посчитали бы это весьма романтичным приключением.

– Этого мы никогда не узнаем, – чопорно ответила Виктория. – Не знаю, чего вы добиваетесь, но я отвергаю ваши попытки. Думаю, вам следует остановиться и вспомнить мое положение, а также учесть, к каким общественным слоям мы принадлежим. Если вы заигрываете, вам следует знать: я не люблю, когда меня целуют ради развлечения. Если мужчина поцелует меня, мне бы хотелось, чтобы он сделал это из серьезных побуждений.

«Черт, какой же я проклятый грешник», – подумал Лоуренс, позабавленный ее отрезвляющими словами. Выпрямился, посмотрел на ее руки, сочившийся апельсин и передал свой носовой платок, надеясь забыть о том, что случилось.

– Если вы не собираетесь доедать апельсин, разумнее завернуть его в платок, а то испачкаете платье. Платок можете оставить себе.

Виктория посмотрела ему в глаза и, невзирая на резкие слова, почувствовала, как странная дрожь поползла вниз по спине. Она покраснела и захлопала ресницами, взглянула на него, прищурив глаза. В них запрыгали насмешливые игривые искорки.

– Вы, случайно, не добиваетесь того, чтобы я чувствовала к вам благодарность и считала себя вашей должницей?

Лоуренс нахмурил брови, его завораживающие губы дрогнули в уголках. Напряженный и странно вызывающий взгляд бездонных глаз приковал ее к месту.

– Похоже, именно с этого можно начинать подрыв ваших оборонительных сооружений.

Виктория почувствовала, что трепещет от его низкого голоса, сердце дрогнуло, чувства обострились, когда до нее дошел смысл этих слов. С ней происходило что-то совершенно необычное. Она ощутила радость, волнение, прилив энергии, уверенности. Осознала, что постигла нечто новое – теплоту, чувства, рвавшиеся наружу. Раздумывая над этим, ясно поняла, что именно случилось, попыталась взять себя в руки, дать резкий ответ, но не могла ничего придумать. Виктория опустила глаза и вдруг застеснялась его.

– Я… мне надо вернуться к матери, – тихо произнесла она с едва заметной улыбкой. – Я и так задержалась.

– Разумеется. – Лоуренс взглянул на нее и рассеянно улыбнулся, сверкнув белыми зубами. – Виктория Льюис, вы странное существо. Вы прекрасны, точно английская роза, а вашу красоту защищает колючий ум, сравнимый с шипами. Вы, – пробормотал он, поднеся ее руку к губам и целуя костяшки пальцев, – удивительно прелестная молодая женщина. Подобной вам я уже давно не видел.

Отпустив ее руку, он легко коснулся ее щеки кончиком пальца. Высшей наградой для нее стала его улыбка, редко появлявшаяся на его лице, потому желанная и ценная. Улыбаясь, Лоуренс чуть иронично искривлял губы, хотя радости это не добавляло. Но это была его улыбка и, к удивлению Виктории, нравилась ей.

Она покинула его, и казалось, подниматься в дом стало легче, чем прежде. На губах заиграла едва заметная улыбка, глаза горели, пока она думала об этой странной встрече. Встреча оставила ее смущенной и несколько потрясенной. В действительности все, что произошло, казалось невероятным.

Подняв голову, она заметила шедшую к ней женщину. Улыбка слетела с уст, сменившись раздражением. Это была Клара Эллингем.

На мисс Эллингем было шелковое платье кораллового цвета и подходящая по тону широкополая шляпа. Все это казалось не вполне уместным для обычного визита к соседу, однако, учитывая ее неуемное желание привлечь к себе внимание лорда Рокфорда, вряд ли можно было ожидать менее броского наряда. Виктория восхищалась, даже завидовала непоколебимой уверенности, свойственной представителям высшего общества, но поняла: сейчас выглядит неряшливо, поскольку провела большую часть ночи и утра в комнате матери и теперь оказалась в невыгодном положении.

Клара остановилась, холодно оглядела Викторию взглядом опытной светской женщины, непринужденно общавшейся с мужчинами, знавшей, к чему стремиться. Правда, перед Кларой стояла изумительно красивая девушка, еще не достигшая расцвета молодости. Сама же мисс Эллингем приближалась к возрасту увядания красоты.

– Значит, это вы, – произнесла она, подойдя ближе. – Когда Натан говорил мне, что Лоуренс приютил дочь служанки, которая раньше работала у него, я вполне могла догадаться, что это вы. Вы хитрая интриганка, обманщица, проникшая в дом под тем или иным предлогом.

Застигнутая врасплох преднамеренным оскорблением, Виктория широко раскрыла глаза:

– Простите, я не поняла.

– Вот как. Теперь вы напускаете на себе важность. – Клара ухмылялась. – Я вас раскусила. Видела, как вы подлизывались к нему. – Заметив, что Лоуренс целует руку Виктории, Клара вышла из себя, подумав, что это ничтожество секретничает с ним. – Как трогательно. Похоже, вы успели прочно обосноваться здесь, а? Но не думайте, что это надолго. Вы здесь не останетесь. Натан оказался прав, когда настаивал на том, чтобы вы покинули этот дом. Здесь вам не место. Вы слышите меня?

– Вас невозможно не слышать. У вас неподобающая леди привычка орать.

– Как вы смеете так говорить обо мне? И не думайте, будто вы интересны Лоуренсу. Он впустил вас в дом, как любую заблудшую, ибо ваша мать не оставила ему иного выбора.

Клара Эллингем насмехалась над ней, однако Виктория решила не дать ей вывести себя из равновесия. Она не станет переходить на личности. Хотя и чувствовала себя так, будто ее сбили с ног, она осталась тверда как сталь, лишь улыбалась, приподняв брови в притворном удивлении.

– Ваши колючие замечания напрасны. Они не ничего изменят, лучше попусту не тратить слов.

Клара смотрела на нее с нескрываемым презрением.

– Я хорошо знаю Лоуренса, мисс Льюис, мы дружны уже много лет. Мы хорошие друзья. – Она особенно подчеркнула эти слова. – Мы друг друга понимаем, так что советую вам быть осторожней. Признаюсь, вы привлекательная женщина, а находясь так близко от вас, Лоуренс может испытать соблазн. Стоит ему чего-то захотеть, он добьется этого с той же беспристрастной логикой, с какой подходит к своим деловым операциям. Если он поддастся соблазну, не подумайте, что вы стали предметом его желаний.

– Думаю, вы опережаете события, мисс Эллингем, более того, вы оскорбляете и меня, и лорда Рокфорда. Я не столь опытна, как вы, в тонких науках притворства и плетения интриг.

– Думайте что хотите, но берегитесь. Я этого не забуду. Вы посторонний человек и не принадлежите к кругу Лоуренса. Как бы вы ни старались, вас в этот круг не впустят. Я намереваюсь стать его женой и не допущу, чтобы вы путались у меня под ногами.

– Мисс Эллингем, я не представляю угрозу для вас. Вы все понимаете превратно.

– Надеюсь, это так, – ответила Клара, улыбнувшись. – Это только вам на благо. Натан не желает, чтобы вы находились здесь. Он и Лоуренс всегда жили в согласии. Ваше пребывание в Стоунгрейв-Холл ведет к разладу между братьями, который никогда не удастся преодолеть. Какую игру вы затеяли? Настроить одного брата против другого? Если у вас осталась хоть капля совести, вы покинете этот дом.

Викторию этот разговор обеспокоил и расстроил больше, чем хотелось признать. Ее быстро понизили от статуса друга Лоуренса до существа, которое не имеет права находиться вместе с ним, составлять часть его мира.

– Извините меня. Возможно, вам неизвестно, но моя мать очень больна. Я должна вернуться к ней.

– Да, идите, но, когда она умрет, постарайтесь исчезнуть и больше не возвращайтесь сюда. Я вас предупредила. Лоуренс мой. Я не обещаю ничего хорошего любому, кто собирается отнять то, что принадлежит мне.

Виктория лишь подняла голову и отвернулась, не позволяя этой женщине разозлить себя.

– Прощайте, мисс Эллингем. Должна признать, новая встреча с вами не доставила мне удовольствия.

Несмотря на враждебное столкновение с мисс Эллингем, Виктория покинула парк с теплым чувством. На нее странно подействовало то, что произошло между ней и лордом Рокфордом, она взглянула на него по-другому. Пока Виктория сидела у постели матери наедине со своими мыслями, поняла, что лорд Рокфорд пробудил ее чувства не только к нему, но и к себе самой. Она с жаром вспомнила, как его уста прильнули к ее руке, как он дотронулся пальцем до ее губ. Когда Виктория закрыла глаза, перед ней во всех деталях предстало его загадочно красивое лицо. Она мысленно провела кончиками пальцев по его очертанию.

Вспоминая об этом, Виктория почти устыдилась и поклялась разобраться в своем поведении, одновременно борясь с желанием завоевать смелого лорда Рокфорда. Ход мыслей обеспокоил ее. Его поведение в парке доказало, что он обладает способностью лишить ее возможности трезво мыслить. Поэтому любая нить отношений, связывавшая их, должна быть разорвана. Это к лучшему.

Визит Клары оказался полной неожиданностью для Лоуренса. Она не могла не знать о визите Натана и о том, что случилось. Лоуренс догадался о причинах ее прихода. Клара отпустила несколько язвительных замечаний о Виктории, но не решилась бросить ему открытый вызов.

– Разве само по себе не скверно, что мать Виктории живет в Холле, да к тому же в присутствии дочери? – с раздражением просила Клара.

Она вызывающе смотрела на него. Лоуренс вежливо улыбался и не отвечал на ее уколы. Он сократил время визита Клары, заявив, что ему пора заняться более важными делами.

Обидевшись на то, что он столь резко прервал ее, она ушла.

Лоуренс взял за правило навещать Бетти хотя бы раз в день. Виктория постоянно находилась с матерью, которая почти все время спала. Хотя он встречался с Викторией недолго и говорил беспристрастно, тем не менее обнаружил, что с нетерпением ждет новых встреч. Во время одной из них он обратил внимание на то, что Виктория, чутко относившаяся к матери, встала со стула, чтобы поухаживать за ней. Он отвел взгляд, при виде столь глубокой привязанности в нем проснулись горестные воспоминания.

Лоуренс снова ощутил притупившуюся боль, вспомнив безразличие собственной матери именно в то время, когда он этого не ждал. Близость между Бетти и дочерью обнажила старую рану и пронзила его хрупкую душу. Он тихо вышел из комнаты. Догадавшись о его плохом настроении, она последовала за ним и нашла его в вестибюле. Засунув руки в карманы брюк, он стоял, глядя на пламя с озабоченным задумчивым выражением лица.

Виктория замешкалась, ибо в это мгновение он казался далеким и грозным, как скала, суровым и одиноким. Выражение лица было замкнутым и настороженным, губы сжались в тонкую ниточку. Он повернулся, заметив ее. Его каменный взгляд добавлял отчаяния. Она, наверное, так и не поймет его, как бы ни старалась.

– Простите меня. Я не хочу нарушать ваш покой, но, покидая комнату, вы показались мне расстроенным.

– Я не расстроен. На меня нахлынули воспоминания, пока я был с вами и вашей матерью, видел, как вы близки.

– Однако так было не всегда. Впервые в жизни я стала ей нужна.

– А ваш отец? Он нуждался в вас?

– Да, нуждался. Мои родители не всегда были близки, – спокойно призналась Виктория. – Временами мать была занята своими мыслями, отцу иногда казалось, что ее вообще нет. Он делал вид, будто ничего не замечает, но я-то знаю, что это причиняло ему ужасную боль. Целью жизни отца была работа и я. Мы оба были счастливы.

– Ему повезло. – Лоуренс снова уставился на огонь в камине. – У него были вы.

Виктория наблюдала за ним с болью в сердце и догадалась, что отношения между ним и его отцом не были безоблачными. Она приблизилась.

– У вашего отца были вы и ваш брат. А вы похожи на мать или на отца?

Всякий раз, когда интересовались о его родителях, Лоуренс менял тему разговора, но Виктория спросила ненавязчиво. Он считал, что размышления о прошлом и новые страдания лишь усугубят его печаль. Сегодня хотелось поделиться своими мыслями.

– Я пошел в дедушку со стороны отца. Мать и отец были светловолосыми.

– Значит, ваш брат похож на них.

Лоуренс кончиком ботинка запихнул полено глубже в камин.

– Он похож на отца. Натан был нежным мальчиком. Напоминал ангела. Никто не мог устоять перед ним.

– Вы говорили, что похожи на дедушку. Между вами было еще что-то общее?

– К счастью, нет. – Лоуренс покачал головой. – Дедушка вел безрассудный, распутный образ жизни. Он и мой отец не ладили. Из-за того, что я походил на него, отец считал, будто меня предостерегает опасность стать таким же, как он.

– Но вы таким не стали, – тихо заметила Виктория.

Лоуренс покачал головой, лицо посуровело, в голосе звучала горечь:

– Нет. Чтобы я таким не стал, отец заставлял меня все время работать.

Не желая вторгаться в его мысли, Виктория извинилась и собралась уходить.

– Мисс Льюис. – Она остановилась и взглянула на него. – Отужинайте со мной сегодня, – неожиданно предложил он.

Приглашение застало врасплох.

– Ну… мне… кажется, это не совсем пристойно.

– Прошу вас. Общение не помешает нам.

– Тогда я согласна. Благодарю вас. Но при условии, если смогу отлучиться от матери.

Лоуренс проводил ее взглядом. Он не мог игнорировать Викторию, хотя такое желание возникало. Она заставляла думать обо всем, чего не хватало в жизни, и о том, чего будет не хватать все время. Почему он не мог выбросить ее из головы? И кто посмел бы винить его за это? Было в ней что-то. Не только красивое лицо, но и сердце, и душа. Виктория воплощала красоту. Глядя на нее, Лоуренс это видел. Она не догадывалась о тепле, исходившем от нее. Все это делало ее особенной. Оставшуюся часть дня Лоуренс старался не думать о ней и с головой ушел в работу. После того как слуга разложил вечернюю одежду, он стал дожидаться, когда сможет сесть за ужин с гостьей, с нетерпением, какого еще ни разу не испытывал в своей жизни.

Положение Бетти ухудшилось. После особенно сильного приступа кашля она с трудом отдышалась, открыла глаза и долго смотрела на Викторию, пытаясь сосредоточиться.

– Виктория… я… кое-что должна сказать тебе… – Она часто делала паузы, переводя дух. Физическая немощь приводила к тому, что любое усилие давалось с трудом.

– Не сейчас, мама, – ласково возразила Виктория, беря ее за руку. – Ты очень больна. Тебе надо отдохнуть.

– Нет, ты должна кое-что узнать. – Голова упала на подушку, глаза закрылись, на ресницах сверкнули слезы.

Держа за подрагивающие руки, Виктория наклонилась и поцеловала ее в горячий лоб.

– Это как-то связано с отцом?

Мать покачала головой.

– Все остальное не важно. А теперь прими настойку опия и усни. – Виктория поднесла ко рту матери ложечку с лекарством и осторожно вытерла кровь, выступившую на ее губах.

– Но я обязательно должна сказать тебе. – Голос Бетти звучал едва слышно, походил на скрипучий шепот. – Я боюсь того, что другие могут сказать тебе. Только не думай плохо обо мне… я так любила…

– Да, мама. Я знаю. И мой отец нежно любил тебя.

Их взгляды встретились.

– Нет, Виктория, речь не о твоем нежном добром отце… он всегда был так терпелив… так чуток. Он заслуживал лучшей жены, чем я. Все эти годы… ах, какая ужасная тайна. – Мать вдруг широко открыла глаза и привлекла Викторию к себе обеими руками. – Я должна рассказать тебе.

– Прошу тебя, только не сейчас.

– Однако… прежний хозяин… он… он… Он и я… Я совершила самый ужасный поступок, непозволительный для женщины.

От недоумения Виктория нахмурила брови. Неужели у матери начался бред? Какое отношение старый лорд Рокфорд имел к ее матери? В голове зашевелились дурные предчувствия.

– Мама, ты не могла сделать ничего плохого. Ты ведь хороший человек.

– Я никому не хотела причинить боль… мне не надо было ни с кем расставаться… Я должна объяснить… рассказать тебе о нем… твоем… твоем… – Бетти глубоко вдохнула. – Ты должна знать. – Мать затаила дыхание. В ее глазах отразился дикий страх. Она догадалась, что вот-вот покинет этот мир.

– Расставаться? Что я должна знать? Не понимаю, – нетерпеливо говорила Виктория. Глаза матери, похоже, смотрели куда-то мимо дочери, вдаль, будто она снова переживала какой-то эпизод из прошлого.

– Ты не можешь представить такую любовь и преданность, – прошептала Бетти, отчаянно пытаясь сказать что-то, прежде чем начнется одышка. – Нас поддерживала безграничная страсть, обреченная любовь, наполненная огромной радостью. Все это могло привести лишь к горю. Я ничего не чувствовала, пока не увидела его. Тогда я впервые в жизни приободрилась.

Виктория погладила пылающую щеку матери, пытаясь успокоить ее:

– Мама, тебе нельзя волноваться. Когда ты проснешься, мы поговорим, но не сейчас. Ты совсем выбилась из сил.

– Но… я должна просить у тебя прощения.

– Ты не должна просить у меня прощения ни за что. Я тебя давно простила.

– Но ты должна знать кое-что… ты имеешь право узнать об этом. Я…

– Потом. Сначала поспи. – Виктория поднесла палец к губам матери, не позволяя той спорить. – Молчи. Потом. – Она успокоилась, видя, что настойка опия начинает действовать. Мать поморщилась. – Тебе очень больно?

– Боль ничто по сравнению с тревогой о тебе. – Мать то отключалась, то приходила в сознание, то засыпала, то пробуждалась. – Прости, Виктория… конец уже близок. – Грудь ее вздымалась и опускалась. Сделав последнее усилие, она прошептала: – Я не хочу, чтобы ты сначала носила траур, а потом подвенечное платье. Лорд Рокфорд – хороший человек. Слушайся его… и делай, как он скажет. Он обещал позаботиться о тебе… ты будешь в безопасности, тебя будут любить… Никаких денег… Ты умна… Обещай мне… – Голос матери звучал устало и так тихо, что ее почти нельзя было расслышать.

– Засыпай, – прошептала Виктория. – У нас еще будет время поговорить об этом.

Мать успокоилась, закрыла глаза и тяжело вздохнула, все еще держа дочь за руку, но сжимала ее не так сильно, не так судорожно.

Виктория взглянула на мать и с чувством стыда прижала ее руку к губам. Та позволила дочери заглянуть в потайной уголок своей личной жизни, и Виктория пожалела об этом. Из рассказов матери о годах, проведенных в Стоунгрейве, она догадывалась, что между ней и Рокфордами особые отношения. Догадывалась ли она, как глубоко они зашли?

Пока она перебирала свои мечущиеся чувства, поняла, что ни о чем не догадывается. Где-то в глубине души все время знала, что мать близка к Рокфордам каким-то необъяснимым образом. Конечно, никаких доказательств не было. Виктория вдруг вспомнила, как мать ласковым голосом рассказывала о красивой леди Рокфорд и симпатичном лорде, похожем на принца из сказки.

Нельзя отрицать, мать любила лорда Рокфорда.

Новое обстоятельство, а также воспоминания о годах, когда она была женой школьного учителя, говорили о том, что эта женщина, научившаяся противостоять и преодолевать самые трудные препятствия. Вот чем объяснялось затравленное, почти отчаянное выражение глаз, грустная улыбка и молчаливое смирение, с которым та относилась к своей участи. Было странно и обидно думать, что мать любила, надеялась и мечтала еще до того, как вышла замуж за отца. Виктории не хотелось допустить мысли, что мать могла вести себя распутно, несмотря на то что относилась к ней сдержанно. Она ни в чем не винила ее, не имела права.

Вспомнился отец, его смех. Его лицо сияло от счастья, он смеялся непринужденно и заражал этим самых сдержанных людей, заставляя их улыбаться. С ним было легко и хорошо. Она очень любила отца.