Текст книги "Прайм-тайм"

Закинув ногу на ногу, он откидывается в кресле и выжидательно смотрит на меня, как будто жаждет услышать от старой приятельницы еще одну любопытную историю. Тем временем я подмечаю проседь в его волосах, кожаные туфли с кисточками, потертые вельветовые брюки, рубашку в цветную клетку, бордовый свитер с круглым вырезом, из которого слегка виднеется галстук. Не удивлюсь, если сейчас к его ногам ляжет ирландский сеттер, на заднем плане зажжется камин, а в магнитофоне приглушенно запоет Элла Фицджералд.[22]22
  Элла Фицджералд – американская джазовая исполнительница (1917–1996).


[Закрыть] Украдкой кошусь на его левую руку. Кольца нет.

О чем я только думаю?

И тут мне вспоминается. Ведь Гелстон, возможно, еще не знает о смерти Брэда. Неужели мне придется сообщить ему, что его друг разбился в автокатастрофе? Хотя Мэлани упомянула о том, что они не были друзьями. Но в то же время они переписывались по почте. А может, и нет, может, Брэд прислал ему только одно письмо. Ну почему, почему, почему я не обдумала все это в машине?

Теперь уже поздно.

– Я недавно говорила с Мэлани Форман, – осторожно начинаю я. – Вы… вам…

– Да, я слышал о том, что произошло с Брэдом. – По лицу Джоша пробегает тень, и я вижу, как за стеклами очков в черепаховой оправе он на секунду прикрывает карие глаза. – Значит, Мэлани рассказала вам, что мы с ним были знакомы. Так печально. Я не много о нем знаю, но, судя по всему, он был отличный парень. – Гелстон как будто хочет что-то добавить, но умолкает.

– Да. Так она и описала ваши с ним отношения. – Решаю постепенно продвигаться дальше. – Но незадолго до смерти он отправил мне имейл. Вам об этом известно, ведь так?

– Да, известно.

На вкус любительниц такого типажа – эрудированного преподавателя английского языка (ну, скажем, на мой вкус) – мистер Гелстон, конечно, необыкновенно привлекателен, однако пока что от него мало пользы. Снова моя очередь.

– В общем, все несколько запутанно, но я прочитала это сообщение только после аварии. И теперь меня интересует, так же как и Мэлани, что все-таки он хотел мне передать? Я подумала, у вас могут быть какие-нибудь мысли по этому поводу, раз вам он отправил такое же письмо.

Его очередь. Сейчас он поведает мне разгадку тайны. Или вышвырнет вон.

Джош снова подходит к столу, на котором, как я успеваю заметить, нет семейных или женских фотографий. И мужских тоже. Когда он оборачивается, я – к счастью – уже не изучаю его рабочее место на предмет любовных улик, а смотрю прямо на него.

– Мне было интересно, чем все это обернется, – говорит он. По выражению его лица невозможно угадать, о чем он думает.

– И?.. – спрашиваю я.

Он снова садится, берет со стола книгу в кожаном переплете и кладет себе на колени.

– В общем, примерно несколько недель назад Брэд позвонил мне. Я запомнил его после того званого обеда, на который нас обоих пригласили. Но ведь мы тогда и пообщаться-то толком не успели. Поэтому я немного удивился его звонку. Короче говоря, он сказал, что пришлет мне какую-то коробку с документами, а еще попросил проверить несколько предложений.

– Предложений? Проверить? – Сначала я озадачена, но потом понимаю, что, возможно, Франклин был прав. – В смысле, предложений о работе? – спрашиваю я.

– О работе?.. Нет. Не в этом смысле, – улыбается Джош, указывая себе на грудь. – Я же преподаю английский, помните? Предложений в грамматическом смысле. И я ответил, что, разумеется, буду рад помочь. Он зачитал мне строчки из каких-то произведений, и, поскольку я не узнал их с первого раза, мы условились, что он пришлет мне их на почту. Я так и не понял, почему он сам не отыскал их авторов. Так вот. Я нашел источники и отправил ему результаты. И так он обращался ко мне пару раз, возможно, три. Вот и все.

Вынимаю блокнот и откидываю обложку.

– Вы не могли бы сказать мне, что это были за цитаты?

– Думаю, ничего страшного не случится, если я скажу, – медленно произносит он, как бы раздумывая о возможных последствиях, и показывает мне книгу. – На самом деле я как раз перечитывал одну из них. – Он пробегает пальцем по странице, видимо просматривая оглавление в поиске нужной страницы. – Вот последняя из тех цитат, что он мне присылал, – говорит Джош и принимается читать:

 
И тучами увенчанные горы,
И горделивые дворцы и храмы,
И даже весь – о да, весь шар земной.
И, как от этих бестелесных масок,
От них не сохранится и следа.[23]23
  Перевод М. Донского. М.: Искусство, 1960. Т. 8.


[Закрыть]
 

Зажав пальцем страницу, он поднимает на меня взгляд, намереваясь что-то пояснить. Но я не в силах удержаться.

– «Буря», да?

И едва ли не покатываюсь со смеху. Пожалуй, никогда раньше не видела, чтобы у кого-то по правде отвисла челюсть. Так что Джош первый, и теперь он с трудом приходит в себя.

– Извините, – говорит он, продолжая таращить на меня глаза. – Я, конечно, смотрел ваши расследовательские репортажи, но как-то не признал в вас знатока Шекспира.

Он очень и очень мил. И это так лестно, что он помнит меня по передачам. Мне прекрасно известно одно из главных правил журналистики – не флиртовать на работе, но ведь дружелюбие не возбраняется, так? Ну, точнее, не совсем так, но я обещаю себе не переходить границу.

– Мама постоянно говорила мне, что квалификация специалиста по Шекспиру оставит меня без работы, – рассказываю я, демонстрируя обаяние и образованность, но стараясь не выглядеть самодовольно. – И все же время от времени это приходится кстати.

– Впечатляюще, – замечает Джош, захлопывая книгу. – Так или иначе, это только одна из цитат. Он просил меня опознать каждую и прислать ему две последующие строчки.

– «Мы созданы из вещества того же, / Что наши сны. И сном окружена / Вся наша маленькая жизнь», – цитирую я. – Так там дальше, верно?

– Очень хорошо, – кивает Джош, выражая профессиональное уважение. – Кто же знал, что вы, телевизионщики, такой кладезь знаний!

Сквозь стекла его очков я замечаю маленькие морщинки, какие чаще всего образуются у любителей посмеяться. Джош рассеянно сгребает рукой копну волос, в беспорядке ниспадающих на лоб. Я замечаю, что седина основательно подернула его волосы, и решаю, что ему, должно быть, чуть за пятьдесят – и точно не больше пятидесяти пяти. Ощущаю, как «граница» становится все тоньше и тоньше.

– Стойте-ка, – говорит он. – Позвольте мне показать вам еще одну цитату, которую прислал Брэд. Она посложней.

Наблюдаю за тем, как он встает и, отвернувшись к книжному шкафу, медленно водит рукой по линии из разноцветных корешков. В холле раздается смех, где-то хлопает дверь. В этом есть что-то… знакомое.

Я что, была здесь раньше? Нет. Это было давно.

В тот день, когда я встретила Джеймса. Милашку Джеймса.

Тогда у меня еще были темно-каштановые волосы, расчесанные на прямой пробор, как у Глории Стайнем,[24]24
  Глория Стайнем – знаменитая американская феминистка.


[Закрыть] и собранные в хвост. В тот день на мне была невероятно короткая юбка. Но это не столь важно. И была я Шарлотта Энн Макнэлли, радиорепортер. Первая настоящая работа после колледжа, без договора, за пять долларов в час. Меня не отпускала мысль о надвигающемся дедлайне, и я понятия не имела о том, как впихнуть информацию о принятии нового Закона о чистой воде в тридцать секунд сюжета.

Вдруг я услышала, как в коридоре кто-то смеется, где-то хлопнула дверь. Я поняла, что в комнату кто-то зашел, и обернулась. Даже сейчас помню, как едва смогла удержаться на кресле, увидев его. Эти скулы. Костюм в тонкую полоску. Пленительная улыбка, сулящая рай на земле. Я даже не слышала его голоса. Да и какая разница, что он говорил в интервью. Дедлайны смешались в моей голове, время испарилось, звуки исчезли.

На свадьбу – которая состоялась всего несколькими месяцами позднее в секретариате ратуши, освещенном люминесцентными лампами, – я надела розовый костюм из заменителя замши и белые чулки. Это прекрасное лицо было единственным, что я видела в своем будущем. Несколько месяцев его ошеломительная внешность отвлекала меня от его ошеломительно лживой жизни. Но со временем я стала заглядывать в книгу, напечатанную под этой глянцевой обложкой, и обнаружила, что это не роман, а скорее автобиография. Собрание сочинений о самом себе.

Наполовину полон или наполовину пуст? Жизнь с Джеймсом, как я поняла, всегда будет наполовину пустой, и только я в состоянии снова наполнить ее. Он хотел изменить мир, но, видимо, только ту его часть, которая находилась за пределами нашей квартиры.

Его работа? Полезная и достойная. Моя работа? Вполне ничего, когда я дома готовлю ужин. Его сверхурочные? Полезные и достойные. Мои сверхурочные? Доказательство тому, что я забочусь только о своей карьере. Мое с трудом завоеванное интервью для «Третьего канала»? Жалкая попытка сравняться с его публичным успехом. Мой Милашка Джеймс оказался сущим ребенком. Я выросла, а он нет. Это я ему и сообщила.

Он говорил мне, что я замужем за карьерой, а не за ним. Он хотел детей, я хотела подождать. Так кто же из нас, усмехался он, настоящий ребенок?

Как выяснилось позже, я оставила после себя кучу навороченных электроприборов, которые накупала, чтобы доказать свое домоводческое мастерство. С собой же забрала только коллекцию песен Тины Тернер, дорогой бабушкин сервиз, видеомагнитофон формата «Бетамакс» и верность журналистике. Каждый раз, когда я ставила на пол ку новую «Эмми», я только лишний раз убеждалась в том, что сделала правильный выбор. Карьера. Успех. И до сих пор, заглядывая в свое приданое из чувств, я была уверена, что у меня всегда есть возможность выбрать снова. А теперь вдруг задумываюсь – а что, если я ошибаюсь? Если «на сегодняшний день» превратилось в «навсегда»?

Что такого может случиться, ловлю я себя на мысли, если я просто поболтаю с этим мужчиной? На какое-то время забуду о том, что произошло с Брэдом, о Франклине, который ждет меня на станции, о гладколицей Синди из Цинциннати, которая, без сомнения, в данный момент пакует лак для волос сильной фиксации и набор теней для глаз и готовится совершить набег на место моей работы. Не дай им упечь тебя в дом для престарелых репортеров. Уйди сама, пока можешь уйти красиво. И пока твое решение еще в силе.

Глава 6

Как раз когда я раздумываю над тем, допускает ли второе замужество наличие подружек невесты на свадьбе, Джош возвращает меня в реальность.

Как только он начинает читать, отвисает уже моя челюсть. Если бы я не отвлеклась на планирование будущего с фанатичным учителем, то, возможно, предугадала бы это.

– «Вы очень вовремя пришли, хозяин Боусер…» – декламирует Джош.

Это же мои Боусер с Баготом.

Мозг у меня работает в ускоренном режиме, и речевой аппарат не поспевает за мыслью, поэтому я не успеваю заканчивать фразы.

Джош повернул свой стул и, усевшись прямо напротив меня, внимательно смотрит мне в глаза. Он сосредоточенно кивает, пока я передаю ему все, о чем мне известно: о выборке файлов компании, которую Брэд принес домой; о рекламе рефинансирования; о непонятных цитатах, в том числе с Боусером и Баготом; о том, что я нашла в «Гугле», и об эксперименте с ответом на спам.

– И вот что самое странное, – заканчиваю я в надежде, что мои слова не кажутся Джошу полным бредом. – Я проверила новые письма, и оказалось, что с каждого адреса, на который я отправила сообщение с цитатами, на мою почту пришло по новому письму. С новой цитатой.

– Но ведь это спам, так? – озадаченно спрашивает он. – Принцип действия спама в том, что он рассылается наугад, всем подряд. Просто рекламная рассылка. Для всех одинаковая.

Я согласно киваю:

– Точно. Какая-то бессмыслица.

Мы оба умолкаем. В комнате воцаряется тишина, золотистый послеполуденный свет проникает в помещение через оконные стекла в рамах из орехового дерева, расцвечивая тусклый темно-зеленый ковер.

– Вернемся в самое начало, – предлагаю я. – Я отправила продолжения цитат для… забавы, что ли. И всерьез не рассчитывала на то, что получу ответ.

– Так, – подтверждает Джош.

– И… – Делаю паузу, приводя мысли в порядок. – Что, если Брэд сделал то же самое? И если я права, то не привело ли это его к какой-то догадке?

– К какой догадке?

– Вот в этом-то весь вопрос. – Я встаю с кресла и принимаюсь вышагивать по кабинету, обрамленному книжными шкафами. Сосредоточив взгляд на ковровом покрытии, впадаю в глубокое раздумье.

Подняв глаза, обнаруживаю, что Джош пристально смотрит на меня. И не просто смотрит. А прямо-таки сметает взглядом мою профессиональную границу. Он в смущении отводит взгляд, затем делает вид, что не заметил неловкости момента.

– Ладно, что мы имеем, – продолжает он и начинает загибать пальцы. – У Брэда был тайник с документами. Он просит меня разыскать некие неизвестные цитаты. Пишет вам, видимо, в надежде, что вы поможете ему в каком-то расследовании. А потом автокатастрофа. В полиции уверены, что это самоубийство. А его жена сообщает вам, что он был чем-то встревожен. – Профессор пожимает плечами. – По крайней мере, это все, что я понял.

Внезапно откуда-то доносится мелодия из фильма «Убить пересмешника». После чего так же внезапно мне приходит в голову мысль.

– Джош, – обращаюсь я к нему, – вам что-нибудь известно о Мэке Бриггсе?

Джош вскидывает брови:

– Мэк Бриггс? Как в сериале «Мэк»?

– Насколько я поняла, да, – отвечаю я. – По крайней мере, так мне передала Мэлани. Она сказала, что Брэд отправил этому Бриггсу то же самое письмо, что и нам.

Но Джош только качает головой:

– Никогда о нем не слышал.

И вот все двери в мир большой журналистики одновременно захлопываются. Возможно, тайна Брэда умерла вместе с ним. Но нужно задать последний вопрос.

– Возвращаясь к тому, что привело меня сюда, – говорю я. – Брэд, случайно, не упоминал о каких-нибудь ненадлежащих или незаконных финансовых операциях в «Азтратехе»?

Джош выглядит удивленным, после чего удивляет и меня, разражаясь смехом вместо ответа.

– Вот так новость. – Он окидывает меня удивленным взглядом. – Откуда вы это взяли?

Совершенно очевидно, что, решившись рассказать все начистоту, я выкладываю сразу все карты на стол – что-то не припомню, чтобы это было в моих планах. Так или иначе, через пять минут Джош уже знает о расследовании Франклина, о тяжбе против «Азтратеха» и нашем предположении, что Брэд мог быть доносчиком.

И если поначалу его лицо выражает недоверие, то к концу моего рассказа он явно проникается нашей гипотезой.

– Звучит… правдоподобно, – наконец произносит он. – Но вы спрашивали у Мэлани? Я к тому, что, если Брэд собирался, как вы выразились, сдать своих работодателей федералам, на верное, он бы рассказал жене о своем намерении?

– Вполне логично, – отвечаю я. – Но она ничего не знает.

Мы на секунду замолкаем, и в создавшейся тишине, могу поклясться, я слышу звон. И даже узнаю Девятую симфонию Бетховена. Внезапно до меня доходит, что Джош тоже ее слышит.

– «Ода к радости». – Он с улыбкой указывает рукой в направлении окна. – Используем ее как школьный звонок. Значит, сегодняшние занятия кончились, и нашим послушным студентам можно подниматься в общежитие. Или выйти на футбольную площадку, например.

– И мне тоже, наверное, пора идти. – Отыскиваю в сумочке визитку. И заодно быстренько проговариваю про себя молитву святой Мэйси, покровительнице счастливых романтических развязок. – Вот мой номер, на случай если что-то вспомните, – говорю я. – Спасибо вам большое.

Он берет карточку. И – святая Мэйси услышала мою просьбу.

– Гм… Чарли, – начинает Джош, поднимаясь и обходя стол. – Вы слышали о том, что я руковожу драмкружком?

Приятно видеть, как теперь уже ему приходится нелегко.

– В общем, – продолжает он, – в этот четверг мы со студентами играем «Золотого жука». Эдгар Аллан По – думаю, вы в курсе. – Он протягивает мне черно-белую программку, украшенную любительской, но очень симпатичной иллюстрацией. – Конечно, не Шекспир, но, может быть, вам все равно понравится. Надеюсь, это не слишком дерзко с моей стороны, но ребята и правда очень старались, и… – Джош вопросительно смотрит на меня. – Вам можно принимать приглашения от тех, кто дает вам интервью?

Франклин спрыгивает с кресла и, проследовав со мной до вешалки, дожидается, пока я повешу пиджак. Я все еще погружена в романтические переживания, однако обычно догадливый Франклин, похоже, настроен на иной лад.

– Ну и какого черта ты там делала? – допрашивает он меня. – Чего так долго там торчала? – С его произношением «черта» звучит похоже на «шорты», так что его проклятия звучат не так угрожающе. Тем более я-то знаю, что на самом деле Франклин не злится, – это всего лишь привычный способ дать мне знать: «Нашел кое-что интересное».

– Я тебе все-все расскажу, – обещаю я, – но у тебя-то здесь что творится? Выглядишь так, словно на раскаленных углях сидишь.

– Я-то не сижу, зато вот мистера Уэсли Расмуссена скоро посадят, – говорит Франклин.

– Уэсли Рас…

– Расмуссен, Расмуссен, – ухмыляясь, повторяет Франклин. – Исполнительный директор «Азтратеха». Вот тебе и сенсация. С ним у тебя состоится интервью по поводу доноса на фармацевтическую компанию.

– Да ладно, – отзываюсь я, плюхаясь в кресло и поворачиваясь на нем к Франклину. – Дело разбирается в суде. Адвокаты не дадут ему болтать. – С трудом заставляя шестеренки в мозгу ускориться, перебираю всевозможные варианты. – В том смысле, что ему это ничего не даст, так ведь? Конечно, он не прочь заявить, что его компания ни при чем. Но если у федералов есть подозрения, что «Азтратех» дурит налогоплательщиков, то выступать перед камерами – не лучший вариант.

– Вот как все было, – говорит Франклин. – Я ему позвонил, наплел, что мы опрашиваем все местные фармацевтические компании. Исследуем цены на лекарства, чтобы понять, какие компании обсчитывают покупателей. На что он мне так раздраженно и пренебрежительно: «Ой, да все ерунда, в прессе вокруг этого одна только шумиха». Ну и я ему извиняющимся тоном: мол, ну да, да, но вот наши начальники заставляют нас сделать такой сюжет.

– Значит, он не знает, что нам известно о тяжбе? – уточняю я, понимая, о чем именно умолчал Франклин.

– Точно, – улыбается мой напарник. – Я решил, что нам не обязательно все ему объяснять, как думаешь? Ведь ему вроде как не в новинку, что у них там тяжба идет. Начнешь, как всегда, в своей манере девочки с доверчивыми глазками, посмотришь, что он станет болтать. А потом сразишь его наповал.

Курс, которому не обучают на факультете журналистики: «Искусство умолчания».

– Спроси, знает ли он, кто доносчик.

Я киваю:

– Само собой. Может, сработает. Когда интервью?

– Надеюсь, что сегодня, хотя уже как-то поздновато. Сейчас позвоню ему, чтобы утвердить. – Франклин отворачивается к телефону.

Пока он звонит в «Азтратех», я быстро проверяю ящик на предмет спама. Судя по всему, на каждый мой отклик действительно пришло по ответу.

Франклин настроил мне компьютер и продемонстрировал, как в том же самом странном спаме при нормальных параметрах отображаются замысловатые графики и информация о недвижимости. Изменяю настройки на старые. Мне-то нужны цитаты.

Кликаю на первое «Приветствуем, а вот и новый ре-финс у4ет». После секундного промедления на экране появляется уже знакомый шрифт: на этот раз мне прислали, очевидно, часть какого-то адреса.

«Ассоциация песенников штата Вермонт, Роуд 2, дом…»

Отлично. Схема действий ясна. Строчка направляется в «Гугл», и тот выдает:

«Ассоциация песенников штата Вермонт, Роуд 2, дом 277, Андерхилл, Вермонт 05489».

Вот уж заинтриговали. Я что, играю в какую-то игру? Или кто-то другой играет в игру? Или вообще нет никакой игры?

Копирую и вставляю полный адрес в поле ответа, отправляю обратно. Это последний, обещаю себе. Кликаю на следующее «Приветствуем, а вот и новый ре-финс у4ет».

Жесткий диск усиленно крутится, извлекая имейл из киберпространства. Пустой экран, и через секунду новый текст. А потом под моим креслом отверзается потайной люк, и я лечу по темному лабиринту, мимо проскакивают Кролики с карманными часами, Безумные шляпники, Сони… События на моем рабочем месте становятся все чудесатее и чудесатее.[25]25
  Аллюзии на роман Л. Кэрролла «Алиса в Стране чудес».


[Закрыть]

«И тучами увенчанные горы, и горделивые дворцы…» Это же «Буря». Та же цитата, которую Брэд присылал Джошу.

Мои пальцы все еще покоятся на клавишах, я гипнотизирую экран. Он насмешливо жужжит, призывая меня соображать быстрее.

Единственное, что здесь ясно: мне отправляют те же сообщения, что получал Брэд. Я отослала продолжение цитаты, и кто-то ответил мне новой. Точно так же, готова поспорить, они общались и с Брэдом. Получается, в конце того темного извилистого тоннеля Брэда ждало унылое, промозглое утро, закончившееся для него катастрофой? Быть может, он покончил с собой из-за того, что узнал? Или все было не так?

Выпрямляюсь в кресле и трясу головой, избавляясь от ненужных мыслей. Нет никаких таинственных лабиринтов. Спам – это всего лишь спам. И все же я на всякий случай копирую и вставляю в окно ответа продолжение «Бури». «Мы созданы из вещества того же, что наши сны». И снова жму на «Отправить».

Франклин роняет трубку на рычаг и протягивает мне клочок бумаги.

– Вот адрес «Азтратеха», – говорит он. – Расмуссен в полной готовности. Твой оператор Уолт. – Виновато смотрит на меня. – Извини. Не было выбора. Он будет ждать тебя в пять у теле станции.

Быстро собираю вещи и направляюсь к двери.

– Все будет отлично, – воодушевленно произношу я. – Даже в компании тормознутого Уолта. Позвоню тебе, как только мы закончим.

– Эй, – окликает меня Франклин. В нетерпении оборачиваюсь:

– Что? Я готова. Уже ухожу. Франклин стоит возле стола, упершись руками в бедра.

– Прежде чем ты отправишься за крупным уловом, – говорит он, – не хочешь поведать мне о том, что сегодня произошло в Бэкстере? Что у тебя за секреты от меня?

– Никаких секретов. – Не совсем правда. – Я просто… гм… побеседовала с профессором Гелстоном, который оказался не таким уж занудным старикашкой… – Умолкаю, не в силах все вразумительно объяснить.

– Да ты покраснела, детка, – отмечает Франклин. – Все с тобой ясно.

Понимаю, Тайра Бэнкс[26]26
  Тайра Бэнкс – американская актриса, телеведущая, модель.


[Закрыть] вряд ли может работать в «Азтратехе», но длинноногая красотка, выплывшая из гладких дверец лифта в оборудованный по последнему слову техники вестибюль, про сто клон этой супермодели. Аккуратная стрижка, дизайнерский костюм из последней коллекции, оригинально повязанный вокруг талии черный ленточный ремень и темно-серые замшевые туф ли-лодочки.

– Чарли Макнэлли? Я Гвен Матертон, помощник мистера Расмуссена. – Она опускает глаза на циферблат изящных часиков. – Боюсь, он уже немного опаздывает, – добавляет она, сопровождая свои слова взглядом, который я интерпретирую так: «Он действительно важный и занятой человек, так что вам очень повезло, что вы встретитесь с ним, нечего и думать о том, чтобы занять у него много времени». – Вы пока установите аппаратуру, а я его приглашу.

Пятнадцатью этажами выше располагается офис Уэса Расмуссена, выполненный из стали и красного дерева и больше напоминающий съемочную площадку, на которой снимается крутой голливудский фильм про Большие сделки. Большую ответственность. Большие деньги.

Гвен оставляет нас с обещанием вернуться через десять минут. Уолт, изо всех сил громыхая оборудованием (должно быть, чтобы продемонстрировать всю сложность работы), устанавливает свет и укрепляет камеру на штативе.

Я оглядываю комнату, желая найти какую-нибудь зацепку, которая подскажет подход к этой важной шишке. Награды, степени – ничего. Семейных фотографий – ноль. Рабочий стол загроможден бумагами и рядами книг в кожаных переплетах, которые поддерживаются медными львами с разинутыми пастями. Ничего личного – хотя нет, постойте-ка. В облицованной панелями стене, что напротив меня, утоплен шкаф со стеклянными дверцами и встроенной лампой, луч света которой направлен на поразительно изощренную модель деревянной лодки с поднятыми парусами. Прежде чем я успеваю как следует ее разглядеть, дверь в кабинет открывается.

Теперь понятно, куда так торопится Уэс Расмуссен, директор одной из самых процветающих фармацевтических компаний в Новой Англии. У не го, очевидно, назначена важная встреча – в элитном развлекательном клубе. На Расмуссене желтое поло, штаны военной расцветки и лодочные туфли на босу ногу. Для того, о чьей влиятельности ходят легенды, – по крайней мере, основываясь на материалах, которыми меня снабдил Франклин, – этот парень выглядит как-то слишком не по-деловому, словно ждет не дождется, когда можно будет наконец свалить из офиса в комфортабельном гольфмобиле.

Пожимаю его мохнатую ручищу, мы обмениваемся приветствиями, и он усаживает меня в кресло. Затем нажимает на кнопку в столе, и в одной из стен разъезжаются пластиковые панели. Он вынимает из гардероба блейзер морской расцветки и надевает его на трикотажное поло, пока дверцы снова смыкаются.

– Это для телевидения, верно? – спрашивает Расмуссен. Он производит впечатление человека, не привыкшего слышать в ответ «нет». – Думаю, от меня требуется не много. – Садится за стол и вопросительно смотрит на меня. – Итак, чем я могу вам помочь?

Уолт пристегивает микрофон к отвороту его блейзера и снова отходит к камере.

– Снимаю, – объявляет оператор.

– Хорошо, – начинаю я с кроткой улыбкой. – Для начала, мистер Расмуссен, как бы вы охарактеризовали расхождение цен на современном рынке? – Сначала я всегда задаю простые вопросы, подразумевающие пространный и бессодержательный ответ. Это обезоруживает.

Расмуссен уверенно кладет руки на стол.

– Мисс Макнэлли, – говорит он, – единственная задача фармацевтической индустрии в Америке – сохранение здоровья нации и жителей все го мира. Мы сотрудничаем с федеральным правительством, чтобы обеспечить необходимыми для жизни медикаментами нуждающуюся часть населения, не имеющую средств на их приобретение. Это система, работающая на благо всего общества. – Он улыбается, словно объясняет урок пятикласснику, и уже привстает с кресла. – Записали?

– Мистер Расмуссен, – говорю я притворно-извиняющимся тоном и жестом приглашаю вернуться в кресло. – Прошу прощения, еще парочка простых вопросов. Режиссер потребовал их вам задать, ну вы понимаете, – подключаю тактику доверительного «я всего лишь работник».

Раздуваясь от гордости, он соизволяет усесться на место, решив дать несмышленой девчонке еще один шанс.

– Просто чтобы внести ясность, – говорю я. – Как бы вы ответили на обвинение в том, что фармацевтические компании вроде вашей получают неприемлемо высокую прибыль от контрактов с государством, и все за счет налогоплательщиков?

Снова нацепляю маску пятиклассника.

– Мисс Макнэлли, – отвечает Расмуссен. – Единственная задача фармацевтической индустрии в Америке – сохранение здоровья нации и жителей всего мира…

И продолжает, слово в слово повторяя первый ответ. Я едва удерживаюсь, чтобы не покатиться со смеху. Очевидно, у Расмуссена на все случаи жизни заготовлено одно высказывание, которое он разучил и довел до такой степени совершенства, что оно стало звучать похоже на экспромт. Вот только это не срабатывает, когда отвечаешь во второй раз.

– Как вы уже нам сказали, – констатирую я. – Но я спрашиваю о том, назначает ли ваша компания чрезмерно высокие цены на государственные контракты, чтобы повысить прибыль, из-за того что расходы оплачивает потребитель?

Расмуссен сердито хмурится, и от меня не укрываются его умственные потуги. Если он вышвырнет меня или откажется давать интервью при включенной камере, то этим лишь признает свою вину перед зрителем.

– Мисс Макнэлли, – наконец выговаривает он, – единственная задача фармацевтической индустрии…

Я перебиваю его:

– Мистер Расмуссен, большое вам спасибо, но у нас это уже есть. – Надо бы натолкнуть его на мысль. – Но каков ваш конкретный ответ на заявление о том, что ваша компания вводит правительство в заблуждение?

– Э, Чарли, – слышу голос у себя за спиной. – Подожди секунду. – Это Уолт.

Ну что еще?

Я широко улыбаюсь совершенно потерявшемуся исполнительному директору.

– Технические неполадки, наверное, – говорю я как ни в чем не бывало.

Уолт отходит от камеры.

– Батарея села, – произносит он. – Надо поставить другую.

– Она же в твоей сумке, верно? – Я его убью, если нет.

Он качает головой:

– Надо сходить к машине.

Уолт не спеша отчаливает, и до меня доходит, что новая батарейка лежит пятнадцатью этажами ниже, а чтобы принести ее сюда, нужно будет еще и подняться на пятнадцать этажей. Если мне не удастся удержать Расмуссена за столом, то конец не только батарейке. Конец и интервью. И моей карьере тоже.

– Мистер Расмуссен, – начинаю я, врубая на полную катушку экстренную систему жизнеобеспечения, – позвольте выразить мои соболезнования по поводу кончины вашего сотрудника Брэда Формана.

Расмуссен откидывается в кресле и кладет ногу на ногу:

– Ну да, спасибо. Для нас это было большой неожиданностью конечно же.

– Вы его хорошо знали? – продвигаюсь дальше. Это нетактичный вопрос, но ведь я репортер, а он наверняка все равно считает всех репортеров нетактичными.

Еще разок выдаю свой фирменный взгляд пятиклассницы. Теперь у меня даже выходит пятиклассница по дороге в кабинет директора. Расмуссен самодовольно фыркает.

– Да не очень-то, – бесцеремонно отвечает он. – Один из моих специалистов по подбору персонала нашел его вакансию среди работников второго уровня. Его кабинет был, само собой, не на моем этаже.

Расмуссен определенно старается как можно дальше отстранить от себя этого Формана. Но, сдается мне, если он подозревает, что Форман доносчик, то как раз-таки и станет отзываться о нем как о второстепенном персонаже, ничего не знавшем, не имевшем доступа к информации о ценообразовании.

Исполнительный директор меня не разочаровывает.

– От Формана здесь вообще ничего не зависело, – продолжает Расмуссен, сопровождая свои слова повелительным жестом. – Он был простой счетовод. Но, знаете, и такие рабочие пчелы нужны везде. Конечно, очень жаль, что так случилось. – Он ненадолго умолкает, затем меняет тон. Очень осторожно. – Насколько я понял, полиция считает, что это было самоубийство. Вы слышали что-нибудь об этом?

О, превосходно, мистер исполнительный директор, теперь мы с вами лучшие друзья. Вы прощупываете меня, пытаясь выведать, как много мне известно. А это значит, мне как раз есть что узнать. Только вот я не знаю, что именно. Пока что.

– О господи, нет, мне об этом ничего не известно. – Где Уолт, черт его дери? Я больше не в силах охмурять этого типа. – Итак, посмотрим… – Притворяюсь, что листаю блокнот.

– Снимаю, – слышу позади себя. Уолт вернулся. Спасена.

– Итак, мистер Расмуссен, мы снова записываем. – Делаю ему знак, что мы приступаем. – Позвольте спросить вас об иске, выдвинутом против «Азтратеха»…

Взгляд Расмуссена вмиг леденеет. Мой вопрос ему точно не нравится. А это значит, что вопрос хорош.