Текст книги "Однажды в Америке"

– Нет, нет, – всхлипнула она. – Ударь меня, я люблю это, люблю…

И она вновь пустила в ход ногти, пытаясь проборонить мое лицо. От неожиданности, хватая ее за руки, я выпустил ее колено, и эта садистка немедленно двинула меня в пах. К счастью, я вовремя напрягся и ослабил удар, поэтому у меня лишь на несколько секунд перехватило дыхание. Но это вывело меня из себя, и я заехал ей в подбородок. Она упала на пол, растянулась и неподвижно замерла, широко раскинув ноги. Под платьем у нее ничего не оказалось. Эта богатая на ощущения возня с девчонкой заняла считанные секунды. Я окинул комнату взглядом. Простак стоял на страже у двери. Двое служащих таращились на нас с пола обезумевшими от ужаса глазами. Казалось, что страх полностью их парализовал. Носатый все еще возился с кодовым замком, набирая цифры трясущимися руками. Наконец дверь сейфа распахнулась, и нашим взглядам предстало похожее на пещеру внутреннее пространство. Зрелище вызвало во мне странное похотливое чувство. По-видимому, в этом была виновата недавняя возня. Мысль о лежащей на полу девчонке не давала мне покоя, и вид открывающегося сейфа вновь вызвал острое плотское возбуждение. Или причина все-таки была в раскинувшейся нараспашку девчонке на полу? Каким-то образом все это перемешалось в моей голове, сейф возбуждал меня, и я сладострастно занырнул в его разверзшееся нутро.

Испытывая почти чувственное наслаждение, я вытаскивал заполненные бриллиантами пакетики из расположенных в сейфе выдвижных ящичков и подавал Максу, который рассовывал их по карманам. Перчатки стесняли движения, я уронил один из пакетиков, и бриллианты рассыпались по полу.

– Спокойней, Башка, не суетись, – проворчал Макс. Когда я кончил работу, Макс встал на мое место и осмотрел все ящички, проверяя, не пропустил ли я что-нибудь. Вынырнув из сейфа, он прошептал: – Отлично, мы взяли всю партию. Перерезай провода.

Я взял нож и перерезал провода, идущие к телефону и к кнопке сигнализации. Макс и Простак отволокли связанных служащих в соседнюю комнату.

– Башка, лучше свяжи-ка эту сумасшедшую девку и тоже давай ее туда, – сказал Макс.

Я посмотрел на нее. Она была в полном сознании и неподвижно лежала, похотливо глядя на меня, прищурив глаза. Когда я ее связывал, она вела себя совсем не так, как до этого. Она расслабленно лежала на полу, не пытаясь атаковать, и нашептывала мне на ухо различные непристойности. Пока я переносил ее в соседнюю комнату, она успела наобещать мне огромное количество разнообразных удовольствий, которые я получу, если как-нибудь проведу с ней ночь. Я покачал головой и ответил, что никогда не смешиваю дела и развлечения.

Макс и Простак не заметили подробностей нашей с девчонкой возни. Они решили, что у нее случилась истерика, вызванная жестокостью происходящего. Макс огляделся, удовлетворенно кивнул и щелкнул пальцами, подавая сигнал. Мы сняли платки с лиц, спрятали оружие и спокойно пошли к грузовому лифту. Простак повозился с тумблерами, и лифт пошел вниз. В это время швед начал приходить в себя. Он попытался встать на ноги и, споткнувшись, поднял дикий грохот, опрокинув несколько пустых мусорных баков. Макс раздраженно попросил Простака:

– Успокой этого кретина, а то он становится шумным, как два скелета, резвящихся на жестяной крыше.

Простак достал средство успокоения и нанес шведу сокрушительный удар по голове. Оставшуюся часть пути большой швед провел, тихо лежа иа полу.

Мы по одному покинули здание и погрузились в автомобиль.

– В гостиницу Эдди, – сказал Макс Косому, и тот мастерски бросил машину в поток движущегося транспорта. Эдди прогуливался по холлу своей гостиницы. Увидев нас, он расплылся в улыбке и приветственно кивнул. Макс жестом приказал ему «стоять на стреме». Мы прошли в личный кабинет Эдди и закрылись на замок. Макс открыл сейф, достал из кармана ключ, открыл наше личное отделение и переложил туда пакетики с бриллиантами. Когда мы выходили из гостиницы, Эдди снова понимающе кивнул.

Через черный вход мы вошли в бани Лутки, крадучись добрались до отведенных нам комнат и разделись, а затем направились в собственно бани.

Было девять тридцать утра. В это время в банях всегда царило затишье. Служащие давно закончили утреннюю уборку и подготовку к вечернему наплыву посетителей и теперь отдыхали в своих комнатах при заведении, поскольку в их обязанности входило круглосуточное обслуживание по вызову клиентов. Лишь Лутки бодрствовал, ожидая нас. При нашем появлении он прошептал:

– Все в порядке, Макс. Все сделано. – И, ткнув пальцем в сторону настенных часов, спросил: – Как, Макс, годится?

Я перевел их на один час и двадцать минут назад. Макс кивнул.

– А как с часами в парикмахерской? – Они переведены на такое же время. – Прекрасно, прекрасно, – произнес Макс. – Разбуди пару служащих и парикмахера. Скажи им, что мы только что встали. Стой, подожди-ка. – Макс положил руку на плечо Лутки.

– У этих ребят есть собственные часы? Наручные или карманные?

Лутки улыбнулся:

– Да, но я храню их у себя в сейфе вместе с другими их ценностями. Они узнают время у меня или по настенным часам. Уверяю тебя, Макс, что все в порядке.

Заспанные служащие и парикмахер, недовольно бормоча, выползли из своих комнат. Увидев нас, они сразу приободрились в предвкушении больших чаевых. Мы все заказали спиртовое обтирание и бритье. В процессе процедур мы регулярно интересовались у служащих точным временем, чтобы оно запечатлелось в их памяти. Это была подстраховка, которую Макс придумал на тот случай, если нас вдруг зацепят. Тогда достаточное количество не вызывающих подозрения свидетелей покажут, что между восемью двадцатью и девятью двадцатью мы находились за много километров от Пятьдесят четвертой улицы. По окончании процедур каждый из нас вручил обоим служащим и парикмахеру по десятидолларовой купюре. Их щедрость в благодарностях превзошла нашу в деньгах. Утомившись, они разошлись по своим комнатам.

– К Толстому Мои, Макс? – спросил Косой, когда мы погрузились в «кадиллак». Большой Макс утвердительно кивнул.

Глава 12

Через черный ход мы прошли в заднюю комнату нашего салуна и попадали в кресла вокруг стола. Сияющий Толстый Мои внес поднос с двойными порциями виски и поставил по стакану возле каждого из нас.

– Я услышал, как вы зашли, парни, – сказал он. Макс поднял стакан, одним глотком выпил свои сто пятьдесят граммов, с удовлетворением вздохнул и спросил:

– Какие-нибудь известия, Мои? Кто-нибудь интересовался нами?

Мои обвел нас понимающим взглядом, сказал, что все спокойно, и вышел в общий зал, чтобы приглядеть за посетителями. Макс достал из выдвижного ящика комода пригоршню сигар и протянул несколько штук нам. Мы курили и не спеша посасывали виски. Настроение было прекрасным: мы только что завершили очень даже прибыльное дело, связанное с изрядными волнениями, после которых было приятно расслабиться.

Косой изнывал от любопытства, желая узнать о том, что произошло наверху, и Макс коротко рассказал ему обо всем. Простак с усмешкой посмотрел на меня:

– Башка, а ты что, не расскажешь Косому о персике, с которым повздорил? У этой взбесившейся кобылы действительно нашлась пара оглобель, ведь так?

Я изобразил застенчивую улыбку, а Простак продолжил:

– Косой, ты бы только видел физиономию их босса после того, как его погладил Макс. Готов поспорить, что даже жена этого парня сможет смотреть на его лицо лишь в дни зарплаты.

С каждой новой порцией алкоголя, которые Мои всегда своевременно подносил, внутреннее напряжение все больше покидало нас, и каждое звучавшее за столом замечание начинало казаться умным и необычайно веселым.

– Ну и нос у их босса, – смеясь произнес Макс. – Он такой длинный, что, будь он набит серебряными монетами, парень мог бы уволиться и жить на добытые оттуда деньги. – После того как смех стих, Макс добавил: – А знаете, налет был выполнен действительно мастерски. Профессор мог бы гордиться нами… Помните его четыре условия успешного налета? – и Макс начал перечислять: – Первое: надежная и точная наводка. Второе: быстрое и безопасное передвижение. Третье и самое важное: налет должен осуществляться быстро, решительно и жестоко… Да, чуть не забыл четвертый пункт, – добавил он, протягивая руку за очередной порцией выпивки. – Необходимо заранее предусмотреть надежное алиби.

Макс оглядел нас с самодовольной улыбкой, явно ожидая одобрения. Я подмигнул ему и сказал:

– Да, Профессор нас многому научил. Как насчет того, чтобы перекусить? Неужели никто не проголодался?

– Да, неплохая мысль. Я совсем забыл о еде, – согласился Макс и послал Косого в закусочную Катца за сандвичами. Ожидая его возвращения, мы молча курили и отхлебывали из своих стаканов. Мои блуждающие мысли вернулись к жене нашего наводчика. Может быть, стоило назначить ей свидание? Нет уж, ее слишком много для любого мужика, даже для такого, как я. Таких, как она, лучше посылать к черту. Я мысленно рассмеялся. Обычно мне хватает трех-четырех нормальных женщин в неделю. Я получаю множество впечатлений. Довольный собой и всем вокруг, я растянулся в кресле и постарался выкинуть жену этого Джона из головы, переключившись на подсчет возможной выручки от взятых бриллиантов. Но у меня ничего не вышло, мысли все время возвращались к ее необузданным действиям и полным похабства посулам. Эти упражнения вызвали у меня приступ беззвучного хохота. Приятели удивленно уставились на меня.

– Что, снова? – сказал Макс. – Похоже, у Башки совсем башка поехала.

По счастью, в это время вернулся Косой с сандвичами, что спасло меня от куда более сильного приступа смеха. Мы схватили сандвичи с таким же радостным возбуждением, как делали это когда-то в детстве. Единственная разница состояла в том, что теперь у нас хватало денег на все сандвичи с горячим мясом, какие мы только могли съесть. И осознание этого факта вызывало в нас ощущение уюта.

Мы не давали покоя Толстому Мои, требуя все новых порций пива. Косой, расправившись со своими сандвичами, достал из кармана гармошку, откинулся вместе с креслом к стене и плавно и нежно заиграл «Прощай, моя крошка с Кони-Айленд». Макс торопливо проглотил последний кусок, запил его большим глотком пива и запел мелодичным баритоном. Косой мастерски делал все, за что брался. Он виртуозно играл на гармонике, и нам она вполне заменяла симфонический оркестр. Они с Максом исполнили «Арабского шейха», затем «Дарданеллу». Макс замолчал, и Косой одну за другой начал играть старинные баллады, вызывая в нас чувство тоски по тем временам, когда мы были мальчишками, в карманах у нас ветер гулял и мы часто все вместе пели под гармонику Косого в парке на Джексон-стрит. Мы с комфортом развалились в креслах. Сигары приятно благоухали, пиво было просто восхитительно, желудки – полны, мир – надежен и осмыслен. Лицо Большого Макса выражало такое довольство, какое до этого мне приходилось видеть лишь однажды. Я видел такое выражение на лице одной темпераментной вдовушки, которую мне довелось полностью удовлетворить после многих лет ее прозябания с престарелым и давно недееспособным мужем.

В комнате воцарились покой и тишина, один за другим мы погружались в приятную дрему. Внезапно, словно топором лесоруба, тишина была разрублена резким звуком телефонного звонка. Макс поднял трубку и какое-то время отрывисто кидал в нее: «Да. Да. Да». Затем пару минут он просто слушал, снова бросил в трубку пару своих «да» и швырнул ее на аппарат. Мы с любопытством смотрели на него. Макс не спеша раскурил сигару, выпустил густую струю дыма, швырнул спичку на пол и лишь затем беззаботно произнес:

– Этот чертов малыш Винсент Колл из банды Датчанина в Бронксе, тот, кого называют Бешеным Ирландцем. Похоже, он совсем взбесился.

– Ну, и что дальше? – ехидно спросил я. – Кому до этого может быть дело?

– Дело не только в нем. Малыш убедил тридцать человек из банды Датчанина присоединиться к нему и обещает, что грохнет Датчанина или любого из людей Общества, если они начнут путаться у него под ногами. Датчанин назначил награду в пятьдесят тысяч тому, кто уберет парня.

Я присвистнул. Простак воскликнул: «Бог ты мой!», а Косой возбужденно вскочил и с готовностью спросил:

– Готовить «кадиллак», Макс? Мы отправляемся на дело?

Макс покачал головой:

– Нет. Все банды города оттопчут друг другу ноги в борьбе за такой приз. У этого тупицы столько же шансов устоять против Общества, сколько у коровы забодать товарный поезд с сорока вагонами. – Макс хмыкнул. – Но это еще не все. У парня, оказывается, есть чувство юмора. Он захватил Большого Френци, отрезал у него ухо и прислал его вместе с запиской, в которой потребовал восемьдесят тысяч, – Макс хохотнул, – пообещав, что если завтра денег не будет, то он пришлет совсем другую часть Френци, засунув ее в сандвич вместо сосиски.

– С горчицей или без? – спросил я. Не обращая внимание на мой прикол, Макс продолжил:

– Контора сказала, чтобы мы на всякий случай были наготове. Думаю, нам надо просто посидеть здесь и подождать, не будет ли других приказаний.

Мы расселись за столом и начали играть в греческий рами двумя колодами карт. Через пару часов Косой уже выиграл около пятисот долларов. Я почувствовал, что на самом деле очень устал, встал из-за стола и сказал, что иду спать.

– Неплохая мысль. Давайте действительно пораньше разойдемся и подавим подушки, – поддержал меня Макс.

– Башка пораньше отправляется домой, чтобы подавить блондинку! – игриво заметил Косой.

– Нет уж, не сегодня, – ответил я и двинулся к выходу.

– Эй, Башка! – окликнул меня Косой.

– Да?

– Я не хочу быть навязчивым и совать нос в твою интимную жизнь, но то, что про тебя рассказывают, – это правда?

Я глядел на Косого, не зная, надо ли обижаться. Однако мне стало любопытно, что же такое обо мне рассказывают, и я вернулся к столу.

– Ну, Косой, – сказал я, раскуривая сигару, – ты уже засунул нос в мою интимную жизнь, так что давай выкладывай, что ты хочешь о ней узнать.

Косой растерялся.

– Ну, говорят… – пролепетал он и замолчал.

– Давай, продолжай. Когда это ты успел стать стеснительным? – я покровительственно улыбнулся.

– Говорят, что ты каждый вечер приводишь к себе новую девку, – произнес Косой.

– Каждый вечер и всегда новую? Ну, это большое преувеличение. Я вовсе не настолько хорош. – Я задумчиво улыбнулся. – Хотя то, что каждый раз новую, может быть, и правда.

– Да, Башка. Говорят, что ты просто как Казанова, – влез в разговор Макс. – Казанова с Бродвея.

– Значит, меня теперь называют так? Башка с Пером, Казанова с Бродвея? – сухо произнес я. – Несколько неуклюже звучит все это вместе. Правда?

Мы все рассмеялись, и Простак продолжил:

– Новая девка каждый раз – это тоже очень здорово. По три в неделю, за десять лет это… – он уставился в потолок, подсчитывая в уме, а затем присвистнул. – Бог ты мой, получается около полутора тысяч женщин!

Паясничая, Макс заметил:

– Башка у нас мужик куда лучше, чем был Соломон!

– Да. Правда, и выбор у меня гораздо больше, – сухо сказал я. – Вокруг Бродвея каждый вечер миллион свободных женщин.

Мне начал надоедать этот дурацкий треп, и я рстал, чтобы уйти.

– Но сегодня вечером единственным, что я возьму в постель, будет хорошая книга.

– Какая книга? – шутливо поинтересовался Косой. – «В богачи из оборванцев» или «Охотник за бриллиантами»?

Я улыбнулся:

– Это для тебя, Косой. Профессор принял у меня выпускные экзамены из этого класса много лет назад.

Я поймал такси и направился в отель «Стоянка судьбы», где снимал номер. По дороге я остановил такси у газетного киоска и купил все свежие газеты. Я просмотрел их в поисках каких-либо сообщений о налете, но ничего не обнаружил. Ни единой строчки. Я был разочарован и лениво попытался понять, почему так получилось. Все-таки в газетах должно было появиться сообщение. Дома я принял душ, лег в постель и вновь начал думать о жене Джона. Удивительно, как могут существовать люди с подобным поведением. Мне хотелось понять, почему она такая, что делает ее настолько сексуально задвинутой. Особенно в таких неподходящих условиях. Это же с ума сойти! Пегги была нимфоманкой, но эта! Бог ты мой, по сравнению с ней Пегги выглядит образцовой монашкой. Мне было интересно, в чем тут дело. В психике или в физиологии? Представлялось очевидным, что она впадает в такое состояние, только когда видит, как кого-нибудь избивают, или когда сама получает взбучку. Нормальный человек в подобных случаях испытывает страх или боль, но у нее возникает чудовищное сексуальное возбуждение. Да, я был уверен, что это какое-то короткое замыкание в ее нервной системе. Я вспомнил, что у меня есть несколько книг на эту тему, и полез в стенной шкаф, где держал различную литературу. После небольших поисков я достал четыре тома написанных X. Эллисом «Очерков по психологии сексуального поведения» и начал пролистывать один из томов. Я не смог хорошенько сконцентрироваться на том, что читал, но насколько понял, ее поведение было вызвано двумя типами отклонений: садиста, получающего удовлетворение от жестокого обращения с сексуальным партнером, и мазохиста, который может получить удовольствие только когда его избивают. Она была садо-мазохисткой. Я опять узнал что-то новое.

Книги, черт их возьми, – это такое чудо! Из книг можно узнать все, что угодно и о чем угодно, не ища дальше, чем у себя под рукой. И не важно, какую книгу читаешь. Даже если она написана исключительно для развлечения, из нее все равно можно чему-то научиться. В книгах описано все на свете, все, что может происходить в жизни. Я задумался. Напишет ли кто-нибудь когда-нибудь документальную книгу о нашей гангстерской эпохе, об этом сказочном периоде? Опишут ли когда-нибудь то, что действительно имело место, точно так же, как генералы и солдаты описывают от первого лица бои, в которых принимали участие? Разве это будет маловажным событием, если какой-нибудь парень вроде нашего босса, Франка, сохранит свои записи так же, как генерал или какая-нибудь большая шишка из другой области деятельности? Если такие записи опубликовать, то насколько фантастичными и сенсационными они окажутся! В них трудно будет поверить. Мне стало интересно: а как бы выглядело напечатанным описание того, чем занимались мы сами? С ума сойти! Я лежу в постели и мечтаю как последний идиот, идиот с ушами до коленок! Как можно описать, к примеру, наш сегодняшний налет и не загреметь после этого за решетку? Или кто поверит, что все произошло именно так? Но все же люди ежедневно читают о таких происшествиях в газетах. Они знают, что подобные вещи случаются в жизни. И все-таки, как все это будет выглядеть, написанное непосредственным участником? Да, а вдруг парень вроде меня произведет литературную сенсацию? А почему бы и нет?

Огромное количество романтических историй было написано о бандитах былых времен, таких, как Джесси Джеймс, братья Юнгеры, Квантрелл. А также о пиратах, капитанах Кидде, Дрейке, Хопкинсе, Моргане и многих других. Эти истории были созданы по рассказам, размякшим под воздействием времени, и из повествований о насилии, пытках, грабежах и живодерстве превратились в хвастливые приключенческие романы. А ведь наши выходки по сравнению с теми пиратскими временами, если подумать, должны выглядеть совершенно невинными грешками, и я мог бы дать документальный отчет обо всех событиях. А почему бы и нет? Почему бы не стать историографом банды? Я вновь рассмеялся над собой. Мысль казалась такой нелепой. Как бы я смог написать о нашей незаконной деятельности, не упоминая о Максе, Простаке, Косом и вообще обо всех членах Общества? Тем не менее идея не давала мне покоя. Я лежал и обдумывал ее.

Может быть, отразить всю нашу историю на бумаге после того, как пройдет достаточно много времени? Лет двадцать-тридцать? Нет, об этом лучше сразу забыть. Очень глупая мысль. Я должен описывать события по горячим следам. Неплохой подарок полиции, если в один прекрасный для нее день она найдет мои записки… Значит, попытаться вести записи так, чтобы никто, кроме меня, не смог в них разобраться? Пожалуй, стоит попробовать. Но если я правдиво изображу наши действия, наши мысли и нашу речь, то обычному человеку это наверняка покажется слишком шокирующим и вульгарным. Мне придется приглушить тона и опустить самые изощренные сцены. И что тогда? Такое повествование ни в коей мере не будет выглядеть документальным. Интересно, как будут выглядеть некоторые из наших шуток и пикантных ист-сайдских высказываний, записанные на бумагу? Думаю, что очень даже пошло. Но какого черта! Спустя некоторое время миллионы начнут использовать их в повседневной речи. Мы в Ист-Сайде их придумываем, а затем все ими станут пользоваться.

Стоит попробовать. В конце концов, это будет просто забавно. Я, Башка с Пером с Деланси-стрит, буду писать документальную, живую книгу. Итак, как ее можно назвать? «Жизнь Башки в изложении Босуэла»? Или просто «Дневник Башки»? Книги пишет кто угодно, почему бы и мне не попробовать? И все-таки, какой должна быть моя книга? Автобиографической? Нет, это плохо. Точное изложение событий отправит за решетку и меня, и всех остальных. Я напишу развлекательную книжку, опуская даты и немного видоизменяя места событий. И вдобавок, после того как я ее напишу, я все-таки выжкду лет двадцать. К тому времени встревоженные газеты, возможно, совершенно забудут об этом полумифическом Обществе, и я не насыплю никому соли на раны. Интересно, истечет ли к тому времени срок давности? Или он распространяется только на гражданские дела? Надо будет купить книгу по праву, чтобы быть в курсе дела.

Я задумался, перебирая в уме случаи, которые могли – бы представлять интерес для будущих читателей.

Ну вот, к примеру, тот случай с Капоне и его чикагской организацией. Они посчитали себя достаточно сильными и нарушили построение. У них появилась дурацкая идея: что они могут позволить себе не выполнять распоряжения. Но им достаточно быстро доказали обратное. Мы их проучили. Да, Капоне вдруг понял, что может избежать гибели единственным способом – дать арестовать себя за незаконное ношение, оружия. Ему еще повезло, что его представители вовремя смогли договориться с Обществом, поскольку для этого твердолобого свободолюбца даже тюрьма была весьма ненадежным убежищем.

Затем я опишу наши операции с алкоголем. «Сухой» закон? Чушь собачья. Алкоголь поступал откуда угодно. Общество арендовало суда, которые вставали на якорь за пределами трехмильной пограничной зоны, и специально закупленные скоростные катера доставляли товар в нужные места. Океанские лайнеры швартовались возле специально отведенных причалов Лонг-Айленда, и я мог бы рассказать о том, как Общество и местная полиция всегда без каких-либо трений совместно наблюдали за их разгрузкой. И можно будет написать об ист-сайдском порте, куда спиртное прибывало из Канады в полых внутри рулонах газетной бумаги и загружалось в грузовики под охраной таможенников и нью-йоркской полиции. Я подумал, что навряд ли кто поверит, насколько нагло колонны грузовиков с товаром пересекали канадскую границу, чтобы доставить груз в распределительные центры Детройта и Питтсбурга. Из этих городов алкоголь развозили по всей стране. Я, пожалуй, детально опишу, как мы курсировали вдоль грузовых маршрутов и «подмазывали» шерифов и правительственных чиновников и как местные налетчики грабили транспорты, не ведая, что творят, и мы вынуждены были совершать просветительные экспедиции с целью обучения невежественной деревенщины. Я не мог уснуть и лежал, вспоминая разные эпизоды из нашей деятельности. Затем я встал, схватил карандаш и начал делать заметки.

Первым делом я рассказал о том, как создавалось Общество, как мы кропотливо налаживали связи в разных концах страны, как вступали в контакты с независимыми местными бандами и как мы с ними обходились. Если банда оказывалась крупной и имела большие доходы, то мы начинали действовать, объявляя ее вне закона. Ребята или соглашались подчиниться и делиться с нами прибылью, или полностью теряли свою самостоятельность. Изредка такие независимые банды пытались оказать сопротивление Обществу, и тогда их полностью отстраняли от дел общепринятым способом. Я конспективно описал операции с игровыми автоматами. Как мы добились, чтобы эти машины были установлены во всех подпольных барах, ночных клубах, в аптеках и кондитерских. Я отметил, что только в Нью-Йорке и ближайших окрестностях было установлено более пяти тысяч автоматов. Я вкратце набросал рассказ о том, как по всей стране открылась сеть роскошных игорных домов и как мы взяли под контроль собачьи бега.

Затем я перешел к временам, когда Общество, сконцентрировав у себя в руках огромные деньги, стало управлять местными властями при помощи взяток, политических клубов и подтасовок во время выборов.

Затем я начал делать заметки о нашей компании, о наших подпольных барах, в частности о том, где мы проводили свободное время и который получил название «У Толстого Мои». О том, как мы нахально афишировали его перед властями, держа дверь постоянно открытой для всех, кто из себя что-то представлял и хотел показать другим, что его не смущают цены на наши весьма дорогие, впрочем, всегда самые лучшие спиртные напитки. Я описал людей, которые были завсегдатаями нашего бара: бизнесменов, полицейских чиновников, политиков, инспекторов, следящих за выполнением «сухого» закона, короче, всех, кто относился к сливкам Ист-Сайда. В то же время вход был закрыт для мелких воришек, умничающих наглецов и для всех женщин, вне зависимости от их взглядов на мораль.

Я подробно объяснил, как при помощи наших связей, нашего виски и наших денег мы превратили это место в неприкосновенное убежище, а одну из служебных комнат, минимально обставленную мебелью, в штаб-квартиру филиала Общества. Эта же комната служила нам местом отдыха и неприступной крепостью. Она была оснащена стальными дверями и прочными стальными жалюзи на окнах. Комната имела выход на задворки многоэтажных жилых домов и еще три потайных выхода, которыми нам, впрочем, ни разу так и не пришлось воспользоваться. Летом, в жару, мы зашторивали окна, спасаясь от солнца, и канистрами потребляли прекрасное холодное пиво. В зимние холода нас согревали пульсирующие, шипящие от жара паровые батареи и хорошие порции первоклассного виски. Я написал, как мы использовали эту комнату в качестве спортивного зала. Время от времени мы снимали верхнюю одежду, доставали из стенного шкафа набивной мат, расстилали его на полу и, как в старые добрые времена, надевали боксерские перчатки. Мы устраивали спарринги или борцовские состязания, особенно тщательно отрабатывая удары и захваты, запрещенные на профессиональном ринге. Тяжелая, набитая песком груша висела в углу, и все мы уделяли ей должное внимание. Максу больше удовольствия доставляли упражнения с хитроумным устройством, которое он всегда носил в рукаве: миниатюрным мелкокалиберным револьвером, прикрепленным длинной стальной пружиной к предплечью. Он доставал из него патроны и часами из любого мыслимого положения отрабатывал технику стрельбы, нажимая на курок, как только револьвер выпрыгивал ему в ладонь. Он мастерски овладел этим оружием и научился действовать с молниеносной быстротой. Косой, Простак и я вставали вокруг него с висящими в кобурах разряженными револьверами. Он орал: «Давай!», и, прежде чем мы успевали схватиться за рукоятки своих револьверов, он уже наводил на нас свой недомерок, щелкал три раза курком и с довольным смехом объявлял: «Вы уже покойники!»

Я не забыл упомянуть и о том, как однажды сумел обойти его во время одной такой игры «трое на одного». Я встал, засунув руку в карман брюк. Он скомандовал: «Давай!», и я мгновенно выхватил из кармана пружинный нож. Не нажимая на кнопку, выпускающую лезвие, я ткнул Макса в бок и сказал: «Ты готов, Макс, у тебя в животе пятнадцать сантиметров отличной стали». Макс посмотрел на меня с уважением и, похлопав по спине, произнес: «Отличный номер. Башка. Продолжай упражняться в том же духе. Ты становишься чертовски проворным в обращении с ножом». Я написал о днях, когда нам совершенно нечем было заняться и мы дремали в креслах под негромкую музыку, которую Косой наигрывал на своей гармонике. Иногда мы целые дни проводили за бутылкой и различными карточными играми.

Затем, в хронологическом порядке, я изложил, как один тип по прозвищу Лодырь Билли, владевший баром «У Толстого Мои», был выведен нами из обращения. Основная неприятность, связанная с Билли, заключалась в том, что он был закоренелым лодырем, начисто лишенным каких-либо других достоинств. Он мухлевал, приобретая виски и пиво у левых поставщиков. Его неоднократно предупреждали, что надо пользоваться услугами наших торговых агентов, но он настойчиво продолжал покупать товар у людей с плохой репутацией. Многие из его особо жадных до выпивки клиентов ослепли от паршивого, с большим количеством метанола, виски. Время от времени кто-нибудь из них замертво падал в сточные канавы Ист-Сайда. Его женой была Фанни, маленькая пухлая Фанни, которая много лет назад жила на одном этаже со мной. Я рассмеялся, вспомнив о происшествии в туалете. Во всяком случае, Фанни была слишком хороша для него. Их брак кончился тем, что он сломал ей нос и бросил ее ради восемнадцатилетней дешевки. Мы устали терпеть выходки Билли и навсегда «отлучили» его от общества. Да, мы навсегда отлучили беднягу от жизни, взяв на прогулку по глухим местам дачной зоны.

Я подробно описал наше возвращение с той прогулки, как мы ехали в машине от сто шестидесятого километра шоссе номер семнадцать. За рулем сидел Простак. Косому вдруг приспичило поиграть на гармонике. Он привычным жестом постучал по ней пальцем и с дремотной медлительностью начал исполнять незнакомую мелодию. Макс с любопытством смотрел на него какое-то время, а затем спросил:

– Косой, ты что такое играешь?

Косой пожал плечами:

– Не знаю. Играю, что чувствую. Наверное, эта мелодия просто появляется у меня в голове.

– Может, ты у нас второй Ирвин Берлин? – ехидно заметил Простак.

Косой промолчал и продолжал играть. Гармоника звучала, как орган, исполняющий кантату Баха. В мелодии было что-то религиозное. Он играл все время, пока мы ехали к городу, километр за километром, и скорбная погребальная песнь медленным потоком омывала наши души. В голове у меня возникла мысль. Я посмотрел на Макса. Похоже, и он подумал о том же одновременно со мной.

– Косой в музыкальной форме рассказывает о поездке Билли Лодыря, – сказал я. – Похоже на то, Макс?