Текст книги "Однажды в Америке"

– Как насчет того, чтобы пойти в пирожковую Юни Шиммеля и взять парочку?

– У кого есть деньги? – поинтересовался Простак. – У тебя есть деньги?

– У меня есть цент, который не отобрал Вайти, – ответил Косой.

– У кого-нибудь еще есть деньги? – Макс протянул руку за монетой Косого.

Доминик достал из потайного кармана два цента. У остальных не оказалось ни гроша.

– Мы купим пирожок за два цента и пакет жареных орешков на оставшийся.

Купив горячий пирожок и орешки, мы остановились на углу, и каждый получил по кусочку и по нескольку орешков. Вкус был изумительный, но от этого нам стало еще голоднее. Мы двинули по Орчард-стрит, где уличные торговцы с ручными тележками собирали свои товары, чтобы пораньше вернуться домой к субботней еде. Они настороженно смотрели на нас. Им уже было известно, кто мы такие. Совершив несколько хитроумных маневров, Макс и Простак умудрились схватить по апельсину. Торговец посылал проклятия нам вдогонку:

– Бандиты! Будьте вы прокляты!

Разделив апельсины, мы не спеша побрели по Деланси-стрит, по улице, на которой я жил.

– Смотрите, вон стоит Пегги, – заикаясь от волнения, проговорил Косой.

На моем крыльце, томно привалившись к двери, стояла белокурая дочка дворника, нимфоманка Пегги.

– Привет, мальчики! – окликнула она нас. – Башка, угости меня долькой своего апельсина.

– Я угощу тебя долькой своего, если ты угостишь меня кусочком своей… – Простак не договорил и с надеждой посмотрел на Пегги.

– Свежий мальчик. – Она хихикнула, довольная своей шуткой, и прощально помахала рукой. – Потом, не сейчас, проваливай. И не за апельсин. Если хочешь чего-нибудь хорошенького, то принеси мне заварное пирожное.

Проходя мимо, я крепко тиснул ее.

– Ой, Башка, не здесь, пойдем на лестницу, – прошептала она.

Я был молод, однако ответил:

– Нет уж, не сейчас. Я жрать хочу.

– Приходи после ужина к кондитерской, Башка! – прокричал мне вслед Макс.

– Конечно! – ответил я.

Я бегом преодолел пять пролетов скрипящих ступенек и влетел в нашу темную квартиру. Вся она была наполнена великолепными запахами с кухни.

– Ужин готов, мама? – прокричал я, швыряя учебники в угол.

– Это ты, мой мальчик, мой милый?

– Да, мам. Я спросил, готов ли ужин.

– Ты разве спрашивал?

– Да, мам. Я спросил, готов ли ужин.

– Да, да, готов, но надо подождать, когда папа с твоим братом вернутся из синагоги и я зажгу субботние свечи.

– Я есть хочу, мам. Почему я должен ждать субботних свечей и папы?

– Потому что, если бы ты был таким же, как твои папа и брат, ты бы не попадал все время в неприятности и, может быть, не был бы все время таким голодным, и, возможно, иногда думал бы о синагоге. – Мама глубоко вздохнула.

– Я думаю о еде и о том, как заработаю денег. Огромное количество денег, мам. Миллион долларов.

– Миллион долларов? Ты такой глупенький, сыночек. Поверь мне, миллион долларов – это для миллионеров. Для бедных людей – синагога. А теперь, пожалуйста, не отвлекай меня. Мне надо закончить стирку, чтобы мы все смогли перед субботой выкупаться в лохани. И не забудь мне напомнить, чтобы я ополоснула тебе голову керосином.

– Мам, папа занял денег, чтобы заплатить за квартиру?

С кухни донесся глубокий вздох.

– Нет, сынок.

Я нашел «Робина Гуда», которого одолжил мне Макс, и начал его перечитывать. Я был страстным книгочеем и читал все, что попадало в мои руки.

Я слышал, как мама энергично трет белье в лохани. Постепенно комнату наполнили сумерки, читать стало трудно. Я зажег спичку и, взобравшись на стул, попытался открыть газ, но он не шел из рожка.

– Мама, у нас нет газа! – крикнул я.

Она тяжело вздохнула:

– Я его весь использовала на готовку и горячую воду для купания.

– Тогда дай мне двадцатипятицентовик для счетчика.

– Не могу, сынок.

– Почему, мам?

– Сегодня вечером у нас будут свечи.

– Но я не могу читать при свечах.

– Мне жаль, сынок, но я не могу дать тебе четвертак. Я опущу его в счетчик завтра вечером. Тогда его, может быть, хватит на всю неделю.

Я хлопнул дверью и направился в расположенный на лестничной площадке туалет, которым пользовались все шесть семей, проживающих на нашем этаже. Целая минута у меня ушла на то, чтобы привыкнуть к запаху.

В потайной нише за бачком унитаза у меня хранилась коробка с сигаретными окурками, которые я собирал на улице. Чтобы хоть как-то побороть чувство голода, я выкурил три окурка. Гвоздь, на котором обычно висела оберточная бумага из-под апельсинов, снова был пуст, и я отметил про себя, что надо не забыть набрать ее на Атторни-стрит, где ее выбрасывают уличные торговцы фруктами, распаковывающие свой товар. В качестве запасного варианта можно будет стащить телефонную книгу из кондитерской Джелли.

Услышав звук приближающихся шагов, я с надеждой посмотрел на дверь. Дверь открылась, и на пороге появилась Фанни, которая жила на одной с нами площадке. Она была моей ровесницей.

– Ах, это ты! – В ее возгласе слышались испуг и радость. – Почему ты не закрываешь дверь, как положено?

Я шутовски поклонился:

– Проходите, проходите, сказал паук мухе.

Она стояла в дверях и улыбалась.

– С какой это стати, неопытный младенец? Чтобы ты мог потрогать меня своими неопытными руками?

Она хихикнула и, положив ладони на широкие бедра, качнула ими назад и вперед. Узкое короткое платье не скрывало высокую круглую грудь и пухлые очертания невысокой фигуры. Это необычайно меня взволновало. Я просунул руки в вырез ее платья и начал ласкать теплую, гладкую грудь. Фанни покачивалась, закрыв глаза и часто дыша.

– Тебе это нравится, Фанни? – прошептал я.

Она открыла глаза и улыбнулась.

– Тити для младенцев, чтобы они кормились молоком, а не для мальчиков, чтобы они забавлялись.

– Зайди, – взволнованно прошептал я. – Мы закроем дверь и замечательно поиграем. – Я взял ее за руку.

Фанни подалась назад.

– Вначале сходи в кондитерскую и купи мне заварное пирожное.

– Где ты этому научилась? У Пегги? – проворчал я. Она хихикнула.

– Ладно, ты купишь мне одно? Если купишь два, то я разрешу тебе поиграть с моими ногами.

– Да, да, – пропыхтел я. – Я куплю тебе целую коробку заварных пирожных.

Она засмеялась над нотками безумия, прозвучавшими в моем голосе. Я обхватил ее за мягкие, пухлые ягодицы и, потянув на себя, попытался закрыть дверь.

Утробный рев, похожий на мычание коровы, зовущей своего теленка, резонируя, долетел с дальнего конца лестничной площадки:

– Фанни, Фанни, поторопись с туалетом!

– Это мама, – прошептала Фанни. – Мы идем ужинать к моей тете Рифке. Тебе лучше отпустить меня. Я разрешу поиграть со мной в другой раз.

Мне не хотелось ее отпускать. Я был слишком возбужден.

– Пожалуйста, отпусти меня, мне надо пи-пи, – сказала она. – А то я сделаю это прямо здесь.

Я выпустил ее. Она подняла платье, спустила штанишки и уселась на унитаз. Почувствовав отвращение, я вышел. Нет, она ужасно вульгарна.

Я спустился вниз, надеясь встретить Пегги, зашел в подвал, заглянул в туалеты на всех этажах и посмотрел на крыше. Ее нигде не было. Расстроенный, я стоял на крыльце и отпускал оскорбительные замечания в адрес проходящих мимо девчонок. Появился Большой Макс, спешащий куда-то, и махнул мне рукой:

– Пошли, Башка.

Я сбежал по ступенькам и зашагал рядом с ним.

– В чем дело, Макс?

– Идем, надо поехать с моим дядей.

– Он получил заказ на катафалк для жмурика? – обрадованно спросил я.

– Да, в Гарлеме. На Медисон-авеню. Ему надо помочь. Это незапланированная работа.

Запыхавшиеся, мы добрались до похоронного бюро как раз вовремя, чтобы помочь дяде Макса, гробовщику, занести в катафалк длинную плетеную корзину, после чего гордо уселись на широком переднем сиденье. Когда мы проезжали вдоль парка на Пятой авеню, дядя Макса ткнул пальцем в сторону шикарных домов и насмешливо произнес:

– Все равно очень похоже на Ист-Сайд. Готов поспорить, что в этих домах едва хватает денег на еду.

Замечание напомнило мне о моем хроническом голоде.

– Может быть, нам удастся раскрутить твоего дядю на несколько бутербродов с сосисками или еще что-нибудь? – прошептал я Максу.

Макс кивнул, подмигнул и, пихнув меня, громко сказал:

– Когда-нибудь мы будем в состоянии купить целую кучу бутербродов с сосисками.

– Когда бы это ни случилось, боюсь, мне все равно будет трудно дождаться, – ответил я.

– Ребята, хотите сосисок? – Дядя Макса улыбнулся. – Отлично, я умею понимать намеки. Перекусим, когда заберем жмурика.

На обратной дороге дядя Макса остановил катафалк у закусочной и купил нам по два бутерброда, которые были съедены тут же, у катафалка. Когда мы забрались внутрь, дядя в шутку предложил нам сигары и очень удивился, когда мы не отказались и закурили.

– Вы ребята что надо! – довольно хохотнул он. Мы помогли ему занести тело в похоронное бюро. – Спасибо, мальчики, – сказал он, затем снова хохотнул и поправился: – Спасибо, мужики, – и сунул нам по двадцатипятицентовой монете.

– Рады были помочь тебе, дядя, – ответил Макс. – Если еще раз понадобимся, дай мне знать.

Дядя ласково посмотрел на Макса.

– Ты становишься большим парнем. – И он ласково похлопал племянника по спине.

– Спасибо за поездку и все остальное, – сказал я.

– Не стоит. Всего хорошего, мужики, – ответил он и улыбнулся нам на прощание.

Мы вошли в кондитерскую Джелли, попыхивая сигарами и ощущая себя хозяевами мира. Простак, Доминик и Косой уже ждали нас.

– Эй, крупняки, где это вас носило? – поприветствовал нас Простак.

Макс швырнул свой четвертак на прилавок и произнес:

– Всем по солодовому коктейлю и заварному пирожному.

За прилавком в грязном фартуке на большом животе стоял сын Джелли, Толстый Мои. Он подхватил четвертак и начал внимательно его изучать.

– Что ты там рассматриваешь, толстяк? – сердито проворчал Простак.

– Ничего, Простак, ничего, – пробормотал Мои извиняющимся тоном.

– Вот и займись тогда коктейлями.

Мы сидели на круглых табуретах около прилавка и, шумно высасывая крем из пирожных, следили за крутящимся вихрем в электрической машине, приготовляющей коктейль. Такие машины были последней новинкой в Ист-Сайде.

В кондитерскую ввалились наши новые приятели с Брум-стрит: Веселый Гониф, Глазастик и Пипи. Мы обменялись приветствиями.

– Как вы отнесетесь к тому, чтобы послушать новую поэму? – спросил Веселый.

– Поэму? – с сомнением произнес Макс. – О чем? Ты что, поэт что ли?

– Веселый всегда рассказывает поэмы и загадки, – сообщил Пипи. – Он сам их сочиняет.

– Да, обычно грязные, – добавил Глазастик. – Но все равно хорошие.

– Да, только грязные и бывают хорошими, – согласился я.

– Ну ладно, давай послушаем одну, – сказал Макс, которому, по-видимому, надоел этот разговор.

Мы развернулись на табуретах лицом к Веселому. Тот встал в позу и с улыбкой на чумазом лице продекламировал:

 
Говорила славная малышка поганой малышке.
«Фу, как трудно быть славной»
Говорила поганая малышка славной малышке:
«Ну, так положено быть, что трудно быть славной»
 

Он замолчал и посмотрел на нас, ожидая одобрения.

– Это все? – спросил Макс.

– Да. Ну как, понравилось? – с надеждой спросил Веселый.

– Дурно пахнет, – ответил Макс.

Веселый явно растерялся.

– Веселый, попробуй задать им загадку, – предложил Пипи.

Веселый обрадовался и с улыбкой спросил:

– Почему наша река похожа на ноги девушки?

Никто из нас не знал ответа.

– Потому что чем выше вы поднимаетесь, тем прекрасней становится.

Он с улыбкой уставился на нас, стараясь заметить какие-нибудь признаки одобрения на наших равнодушных лицах. Мы дали каждому из них отпить по глотку коктейля из наших стаканов. Пипи углядел на прилавке коробку заварных пирожных, и вся его компания устремилась к ней.

– Эй вы, парни, тормозите! – завопил Толстый Мои. – У вас есть деньги?

Пипи достал долларовую бумажку. Веселый Гониф взял ее у него и, помахав ею в воздухе, спросил у нас:

– Ребята, хотите пирожных?

Мы взяли по два.

– Ребята, где вы достали деньги? – спросил Макс.

Веселый с гордостью обхватил Пипи за плечи:

– Пипи обчистил пьяного на Бовери.

– Ага, он оказался слабаком, – скромно произнес маленький Пипи. – А еще я забрал у него вот это. – И он вытащил большой нож.

Я вспомнил О'Брайена с его «ножом специализированных знаний». Это было чем-то вроде знамения. Нож предназначался мне, и я должен был получить его. «Он наделит меня магической силой», – подумал я и спросил:

– Можно посмотреть, Пип?

Он отдал нож мне. Это был кнопочный нож германского производства с пружинным механизмом. Послышался завораживающий щелчок – и большое блестящее лезвие выскочило наружу. Нет никаких сомнений – он должен остаться у меня. Я открывал и закрывал его перед носом у Пипи, и тот испуганно попятился. Внимательно наблюдавший за мной Макс спросил:

– Он тебе нравится, Башка? Хочешь оставить его у себя?

– Да, он великолепен, – ответил я. – Тогда оставь, он твой, правда, Пип?

Макс слащаво улыбнулся Пипи, затем умильно посмотрел на Веселого и Глазастика. Те уловили, что улыбка Макса и мое поведение ничего хорошего не предвещают. Простак наклонился и, приблизив лицо к лицу Пипи, пробурчал:

– Ты ведь делаешь Башке подарок, правда, Пипи?

Доминик и Косой зашли к ним со спины и встали наготове. Я не отводил взгляда от Пипи и продолжал открывать и закрывать нож возле его горла. На короткое время в кондитерской установилась напряженная тишина. Напряжение разрядил Веселый. Рассмеявшись, он сказал:

– Да, конечно, ты можешь взять его, Башка. Он все равно слишком большой и опасный для такого маленького мальчика, как Пипи.

Я подошел к полкам с книгами в бумажных переплетах, разглядывая и любовно гладя лезвие. Оно было заточено с обеих сторон и имело прочный и острый как игла конец. Длина самого лезвия была по меньшей мере сантиметров пятнадцать. Стоило надавить на кнопку, и оно уходило в рукоятку примерно такой же длины. Это было грозное оружие, которое как раз уместилось в кармане моих брюк.

Непроизвольно я стал разглядывать ряды соблазнительных книжек в бумажных переплетах. Это был завораживающий мир Ника Картерса, Даймонда Дика, самых разнообразных вестернов. Я принялся листать книжку Горацио Алджера «В богачи из оборванцев», размышляя, что лучше: купить книжку или опустить полученный от дяди Макса четвертак дома в газовый счетчик. Я подумал, что если куплю книгу, то останусь без света и не смогу сегодня ночью читать, лежа в кровати. Ко мне подошел Толстый Мои.

– Эй, Башка, засунь ее себе в карман, пока не появился мой старик. Только не перегибай ее слишком сильно и принеси назад завтра утром. Ладно? – прошептал он.

Чувствуя себя абсолютно счастливым, я запихал «В богачи из оборванцев» в карман и благодарно сказал:

– Я буду очень аккуратен, Мои, спасибо. Завтра утром я принесу ее обратно.

Мне вдруг стало так хорошо, что жизнь показалась совершенством. У меня были четвертак для газового счетчика, новый нож и книжка для ночного чтения.

– Ну ладно, ребята, – произнес Макс, снимая пиджак и галстук. – Пора двигать. Вы, парни, составите нам компанию? – он посмотрел на Веселого, Пипи и Глазастика.

– А что вы собираетесь делать? – спросил Веселый.

– Небольшую пробежку на длинную дистанцию, – ответил Макс.

– Нет, это не для нас, – сказал Веселый. – Зайдем к вам как-нибудь еще. – И они удалились.

Мы вслед за Максом сложили одежду на стул и потрусили по направлению к центру. Началась наша ежедневная вечерняя пробежка. Макс бежал впереди, задавая темп. Когда дело касалось тренировок, он вел себя как спартанец.

– Когда мы вырастем, это нам очень пригодится. У нас будут мускулы и дыхалка, и мы будем железными парнями.

Мы трусили плотной группой, следя за мелькающими впереди длинными ногами Макса. Через десять кварталов пухлый Доминик, задыхаясь и хватая ртом воздух, выдавил из себя:

– С меня хватит, Макс, у меня внутри все разрывается.

Макс обернулся. Он дышал без всякого напряжения.

– Домми, твоя проблема в том, что ты ешь слишком много спагетти. Когда-нибудь ты пожалеешь об этом.

Доминик отстал. Мы продолжали бежать в сторону центра, меняя темп: один квартал пробегали изо всех сил и спокойно трусили по следующему. Добежав до финансового района в центре города, мы остановились и сели отдохнуть на поребрике. Перед нами высилось огромное здание, окна которого закрывали густые железные решетки, а вход защищала тяжелая железная дверь.

– Похоже на тюрьму, – произнес Простак.

– Здесь, в центре, нет тюрьмы, – сказал я.

– Откуда ты знаешь? – возразил Простак.

Макс рассмеялся:

– Не спорь с Башкой. Он знает все. Спроси его, он подтвердит.

– Да, я секучий, я всегда знаю ответ, – улыбнулся я.

– Он имеет в виду, что он нюхучий и всегда знает, где туалет, правда, Башка?

Мы все посмеялись за мой счет.

– Эй, мистер! – окликнул Макс прохожего. Человек остановился:

– Да?

– Это что там за здание? Тюрьма?

Человек улыбнулся:

– Тюрьма? Нет, это место, где хранятся все деньги

– И много денег? – заинтересовался Простак.

– О да, – довольным голосом сказал человек. – Много миллионов. Это Федеральный резерв. – И он, улыбаясь, пошел дальше.

Макс подошел поближе и попробовал заглянуть внутрь. Вернувшись, он сказал:

– Когда-нибудь мы грабанем это заведение. Что скажешь, Башка?

– Я не против, но, судя по виду, это очень непростая работа. Да, очень скверно выглядит. Как ты собираешься его грабануть?

– Не беспокойся, что-нибудь придумаю.

Я взглянул на Макса. Он, не отрываясь, смотрел на здание. На память мне пришла виденная где-то карикатура: мышь, бросающая вызов слону.

– Из-за миллиона долларов когда-нибудь распотрошу эту лавочку, – пробормотал Макс.

Всю обратную дорогу до кондитерской мы тоже одолели бегом. Доминик стоял возле входа, болтая с сестрой Толстого Мои, хорошенькой брюнеткой, недотрогой Долорес. Мы все втайне были от нее без ума. Через ее левое плечо были перекинуты балетные тапочки. Увидев нас, она холодно улыбнулась и поздоровалась только с Косым.

– Здравствуй, Хай, – сказала она. – Ты не мог бы сегодня вечером поиграть для меня, пока я буду заниматься?

– Конечно, Долорес, с удовольствием. – Радость переполняла Косого. – Когда угодно, когда угодно, для тебя – когда угодно, – восторженно зачастил он.

Они направились в заднюю комнату кондитерской. Мы прошли вслед за ними и стали наблюдать, как Долорес надела тапочки и начала выполнять упражнения под музыку, которую наигрывал Косой. Ее танец захватил меня. Я как очарованный следил за каждым ее па и пируэтом, за легкими грациозными поворотами. Она остановилась, чтобы отдышаться, и села поболтать с Косым.

– Эй, Долорес! – окликнул ее Макс. – Эге-гей – это для лошадей. Ты с кем разговариваешь? Думаешь, что с Пегги? Я не привыкла, чтобы ко мне так обращались.

Она повернулась к Максу спиной и продолжила беседу с Косым. Приятная дрожь пронзила мое тело. Я впервые испытал сладкий до боли приступ восхищения и безумной влюбленности в Долорес. Это было чистое, возвышенное чувство, совершенно не похожее на те ощущения, которые я испытывал по отношению к Пегги и другим соседским девчонкам. Глядя на изящную и независимую позу, с которой она сидела на стуле, я подумал, что она походит на танцующего ангела, на что-то совершенно неземное. Да, так оно и было. Я любил Долорес Улыбаясь, я подошел к ней.

– Что это был за танец? Как он называется?

Она надменно взглянула на меня через плечо.

– А я думала, что ты знаешь все. Это интерпретирующий танец, раскрывающий смысл музыки. Ты вовсе не такой умный, каким себя воображаешь.

Я стоял с горящим лицом, не в силах найти нужный ответ.

– Долорес занимается, чтобы стать профессиональной танцовщицей, – произнес Косой. – Когда-нибудь она станет звездой Бродвея. – Он постучал по гармонике, лежащей у него на ладони, и в быстром темпе заиграл «Да, сэр, это моя крошка». Долорес вновь поплыла по комнате в ритме музыки. Почему-то ее внимание к Косому ни капли меня не беспокоило. Я ревновал ее к Максу. Пока она танцевала, Макс с озорным видом забросил за скамейку ее туфли.

Окончив танец, она остановилась и с улыбкой сказала Косому:

– Большое спасибо, Хай. Ты прекрасно играешь.

Косой покраснел и пробормотал что-то невнятное. Когда Долорес с сердитым видом начала искать туфли, я залез за скамейку и достал их оттуда. Она бросила на меня разъяренный взгляд и, не произнеся ни слова, стала переобуваться. Я готов был убить Макса. Надменно подняв голову и сердито сверкая зелеными глазами, девушка удалилась. Подавленный, я молча вышел из кондитерской и остановился в дверях. Я чувствовал себя так, будто мир рушился на моих глазах. Долорес очень много значила для меня, а Макс все испортил. Мои мрачные размышления прервал виноватый голос Макса:

– Башка, хочешь «Свит Корпорал»? – Макс протягивал мне сигарету. Я принял его предложение о мире.

Мы стояли и курили. К кондитерской не спеша приближался мистер Джелли. У входа в свое заведение он остановился и шепотом обратился к нам:

– Мальчики, вы принесете мне утром несколько пачек?

Макс кивнул:

– Конечно. Ведь мы всегда снабжаем вас утренними газетами.

Мистер Джелли погладил Макса по голове.

– Завтра утром прихватите мне пачку «Тагеблатт», ладно?

– Да, – ответил Макс и легонько меня пихнул. – Завтра придется встать пораньше, Башка. – Во сколько?

– Примерно в четыре тридцать. Я буду ждать тебя на углу.

Мы стояли, загораживая дверной проход и пытаясь найти тему для разговора. К дверям подошел посетитель, и мы подвинулись в стороны, освободив ровно столько места, чтобы хорошо одетый, усатый Профессор смог пройти. Мы почувствовали приятную гордость, когда он, ласково улыбнувшись, поинтересовался:

– Как дела, мальчики?

– Отлично, Профессор, – ответил Макс.

– Отлично, Профессор, – повторил я.

– Ребята, подождите меня. Я скоро выйду.

– Конечно, Профессор, – сказал Макс.

Профессор направился к телефону. Макса переполняло восхищение.

– Он очень умный, этот парень, у него полным-полно мозгов. Он всего неделя как из тюрьмы, и могу поспорить, что он снова начнет заниматься опиумом. Хотел бы я знать, где он его достает?

– У него есть связи. Думаю, что он его импортирует. У нас в стране он не растет, – произнес я с важным видом всезнайки.

– Откуда, как ты думаешь, Башка, из Италии?

– Может быть. А может быть, из Китая. В основном его курят китаезы. Где-то я про это читал.

– А для чего люди курят опиум?

– После они видят прекрасные сны.

– Влажные сны о девчонках? – ухмыльнулся Макс.

Мы рассмеялись, и я сказал:

– Я бы хотел, когда-нибудь его покурить.

– Я тоже. Это называется ловить кайф в лежку, так, Башка?

Я кивнул и многозначительно улыбнулся. Профессор вышел из кондитерской, попыхивая большой сигарой.

– У меня есть для вас работа, мальчики, – прошептал он. – Пойдемте ко мне.

Мы двинулись за ним. Он завернул за угол, вошел в темное подвальное помещение под магазином, распахнул дверь, пропустил нас и запер ее на засов. В темноте мы прошли вслед за ним в дальнее помещение. Он чиркнул спичкой и зажег газовый рожок. У Профессора была целая мастерская с разноооразным плотницким инструментом, ручными дрелями и небольшим штамповочным прессом в углу. Я присмотрел маленький камень для хонингования[3]3
  Отделочная обработка поверхностей.


[Закрыть] и, дождавшись, когда Профессор повернулся ко мне спиной, сунул его в карман. На скамейке стояла большая деревянная коробка с откинутой крышкой. Внутри виднелись колесики и шестеренки. В ее задней и передней стенках были прорезаны щели, а по бокам приделаны рычаги. Мы с Максом подошли поближе. стенки коробки были тщательно отполированы, и она казалась совершенно неуместной в этом грязном пбдвале. Профессор стоял, глядя на нас и подкручивая свои усы.

Макс кивнул в сторону коробки:

– Что это?

– Это? – Профессор с довольным видом закрыл крышку и проговорил: – Позвольте мне продемонстрировать мое последнее изобретение. Оно из тех вещей, которые должны находиться в каждом доме.

Он повернул рычаг. Было слышно, как внутри загремели шестеренки, и к нашему изумлению из прорези выполз хрустящий десятидолларовый банкнот. Профессор отошел в сторону и сказал:

– Ну ладно, давайте на время забудем об этой машине. Вы, парни, нужны мне для… – Он замолчал и внимательно посмотрел на нас, подкручивая загнувшийся вниз ус. – Вы ведь хотите подзаработать, верно?

– Конечно, Профессор, мы за этим и пришли, – сказал я. Его взгляд посуровел.

– Я знаю, что вы умные парни, и верю, что вы не будете распускать языки, верно?

– Верно, – хором ответили мы. Он улыбнулся, обнажив крупные белые зубы:

– Прекрасно, прекрасно, вы – хорошие парни, как раз такие, каким я могу доверять. Я бы не стал просить кого-нибудь другого, потому что в большинстве своем молодые ребята слишком много болтают. Ну а теперь, для чего вы мне понадобились: вы знаете, где находится Мотт-стрит?

– Конечно, Профессор, – гордо ответил Макс. – Башка знает город, как прочитанную книгу.

– Мотт-стрит в Китайском городе, – сказал я.

– Правильно. – Профессор достал из выдвижного ящика маленький, круглый, по виду восковой шарик. – Держите его в кармане. Отнесете в магазин по адресу, который я назову. Там просто оставите на столе и уйдете. Понятно?

Он заставил нас повторять адрес магазина, пока мы его не запомнили.

– Будьте осторожны с этой штукой. Она ценная, и не надо с ней играть.

Макс кивнул:

– Да, Профессор, мы знаем, что внутри.

Профессор вопросительно поднял брови.

– Опиум, – сказал я. Профессор хмыкнул и похлопал меня по спине.

– Умный мальчик. Я буду ждать вас здесь, и вы получите по доллару, когда вернетесь.

Добравшись до Китайского города, мы без труда нашли магазин. Когда мы открывали входную дверь, мимо, помахивая дубинкой, прошел полицейский, но не обратил на нас никакого внимания. Колокольчик, висевший над дверями, издал слабый, надтреснутый звон, и мы вошли. Освещение было таким сумеречным, что мы не сразу обратили внимание на здоровенного китайца, сидящего за столом. Он злобно смотрел в нашу сторону. Я был рад, что у меня с собой нож. Он придавал мне ощущение полной уверенности в себе. Я ответил китайцу точно таким же взглядом и ласково потрогал кнопку, освобождающую лезвие. Мысленно я несколько раз всадил нож в его жирное горло, а в конце полоснул его по лицу. И тут случилась странная вещь: я вдруг увидел, что глаза китайца расширились от страха. Могу поклясться, что он прочитал мои мысли. Он понял, что единственное, что мне оставалось сделать, – это приблизиться к нему еще на один шаг. И тогда я искромсал бы его физиономию своим волшебным ножом. Он в ужасе отвернул от меня свое мучнистое обвислое лицо. Я засмеялся и плюнул на пол. Макс положил шарик на стол, и мы вышли на улицу.

– Над чем ты смеялся, Башка? – спросил Макс.

– Над тем, что мог бы управиться с этим китаезой или с кем-нибудь еще, – похвастался я.

Макс с любопытством посмотрел на меня.

– Это был большой китаеза.

Я пожал плечами:

– Ну и что? Я бы подстрогал его до своих размеров.

Макс рассмеялся и похлопал меня по спине.

– Да, я забыл, что у тебя нож Пипи.

– Мой нож.

– Да, твой нож. Тебе хорошо оттого, что у тебя есть такая классная вещь, да, Башка?

Я кивнул:

– Да, сразу чувствуешь, что ты кое-что значишь. – Я тоже хочу завести кое-что для себя, – сказал Макс. Он поднял с тротуара сигарный окурок и сунул его в уголок рта. – Я хочу когда-нибудь завести себе револьвер. Надо будет спросить у Профессора.

Он протянул мне окурок. Я затянулся несколько раз и вернул его Максу.

Профессор распахнул перед нами дверь и придерживал ее, пока мы входили в подвал.

– Все в порядке? Вы отнесли это куда надо? – обеспокоенно спросил он.

– Да, все в порядке. Мы отнесли это куда надо. – Макс сплюнул на пол и затянулся сигарным окурком. Я холодно глядел на Профессора. Он рассмеялся и вручил нам по доллару.

– Вы, детки, далеко пойдете. У вас хорошие способности.

– Да, Профессор. Мы ищем, где бы подзаработать. Нам нужны деньги, – сказал я.

– Вы, ребята, будете много зарабатывать. Я покажу вам как.

– Вы ведь Профессор, – сострил Макс. Профессор хмыкнул и, потер руки.

– Да, да, я могу научить вас, парни, множеству уловок. И возможно, что к нашей взаимной выгоде

– Эй, Профессор… – Макс неуклюже провел по полу носком ботинка.

– Да, Макс?

– Вы можете достать нам с Башкой пару пушек?

– Пушек? – удивленно переспросил Профессор.

– Да, пару пушек, то есть револьверов.

– Да, Макс, я понял, о чем ты говоришь. – Он подкручивал ус и очень пристально смотрел на нас. – Для чего они вам?

– Ну, мы думаем, что они нам смогут пригодиться.

– К примеру, когда и для чего?

– Ну, чтобы сделать налет.

– На кого ты собрался делать налет, Макс?

Макс немного помялся, а затем сказал:

– Ну, конечно, нам надо еще разработать план.

– Что ж, давай послушаем твой план. Может быть, я смогу вам дать несколько советов, как лучше подойти к делу. На кого вы собрались делать налет? На кондитерскую Джелли?

– Нет, мы собрались ограбить Федеральный резервный банк, – взволнованно сообщил Макс.

Профессор отвернулся и прижал ко рту платок. Вначале нам показалось, что он смеется. Но мы ошиблись. У него был сильный приступ кашля. Отдышавшись и вытерев глаза, он извинился:

– У меня сильный кашель. Сами понимаете, жить в сыром подвале… Ну а теперь насчет ограбления Федеральногорезерва. Вы, парни, пока еще немного малы для этого. Подождите несколько лет. После того как вы набьете руку в небольших делах вроде кондитерских и аптек, вы постепенно дорастете до Федерального резерва. Договорились, парни. – Он широко улыбнулся. – Приходите всегда, когда понадобится помощь.

– Так вы сможете достать нам револьверы? – упрямо спросил Макс.

– Да, да, я могу достать все. Предоставь это мне, Макс. Когда я решу, что вам можно доверить оружие, вы их получите. Это тебя устраивает? Одна из вещей, которым ты должен научиться, – это не быть чересчур импульсивным, понятно, дружок? – Он похлопал Макса по спине. – Как называется книга, которая лежит у тебя в кармане? – спросил он у меня

Я достал и показал ему книгу. Он неприязненно взглянул на нее и проворчал:

– «В богачи из оборванцев»… Не слишком ли она детская для твоего возраста?

Я пожал плечами.

– Ты любишь книги? – улыбнулся Профессор.

– Да. Я люблю читать.

– Почему ты не берешь хорошие книги в публичной библиотеке?

– Библиотека для маменькиных сынков.

Он рассмеялся:

– Ладно. Тогда вот что я тебе скажу. Я разрешу тебе пользоваться моей библиотекой. Иди выбирай. Она вон там. – Он показал на туалет.

– Вы держите книги там?

– Да, иди выбирай. Это лучшее место для библиотеки. Место, где человек по-настоящему может сосредоточиться на том, что читает.

Я зашел в туалет. Две стены от самого потолка до пола были увешаны полками с книгами. И не было ни одного знакомого мне названия. «Образование» Генри Адамса, книга парня по имени Йейтс и другие такие же, о которых я никогда не слышал.