Текст книги "Однажды в Америке"

– В этом смысле мы все с одной и той же яблони, – ввернул я.

– Да, да, – с улыбкой ответил он. – Все мы одного поля ягоды.

– Ладно, парни, кончайте треп. Мы еще ничего не сделали, – сказал Макс. – Когда все подготовим, тогда и продолжите свой выпендреж.

Макс подробно изложил Профессору все детали наших переговоров с братьями Химмельфарбами. Время от времени Профессор прерывал рассказ веселым хохотом или одобрительными замечаниями: «Изящно. Ей-богу, очень изящно!» Когда Макс сообщил, что братья собираются выложить за машину пятнадцать тысяч, Профессор стал очень серьезным, сразу утратил дружелюбный вид и напрягся. Он поднял руку, требуя внимания, и заговорил нашим языком, произнося слова с еврейским акцентом:

– Давайте достигнем взаимопонимания. Деньги любят счет, мальчики. Какова моя доля?

Макс вопросительно поднял брови.

– А сколько вы хотите?

– Спрашиваешь, сколько я хочу? А как сам считаешь? Я хочу пять тысяч долларов.

– Пять тысяч? Вообще-то вам не полагается такого здорового куска, ну да ладно. Будем считать, что часть этой суммы пошла в уплату за уроки, которые вы когда-то нам давали. – Макс зевнул.

– Хорошо, значит, ваша доля за участие составляет пять тысяч долларов. Только смотрите, не лопните на радостях.

Профессор улыбнулся и довольно потер руки.

– Прекрасно, Макс, прекрасно. Когда и где все состоится?

– Завтра в три часа дня вы должны быть здесь вместе со своей машиной.

– Договорились, – ответил Профессор. Мы обменялись рукопожатиями. Уходя, он вновь стал космополитом. Обернувшись в дверях, он помахал нам рукой: – Ариведерчи!

– О'ревуар, до завтра, – махнул я ему в ответ. Мы сели к столу. Макс, улыбаясь, протянул мне сигару.

– Ну и тип этот Профессор. Просто артист. Эй, Башка, вы с ним могли бы выступать одной командой.

– Ну что же мне делать, если я такой умный парень? – пошутил я. Макс рассмеялся. Я обратился к Простаку: – Слушай, ты не можешь определить по речи Профессора, из какой части Италии он родом?

– Ну ты даешь. Я в этом вопросе, как рыба на горной вершине. Мой итальянский – еврейская версия английского, – ответил он. Мы дружно рассмеялись. Толстый Мои принес поднос с выпивкой. Мы сидели за столом, покуривая сигары и смакуя виски. Внезапно Простак спохватился: – А как насчет мистера Мура, который у нас в шкафу?

– Бог ты мой, я совсем забыл о нем, – ответил Макс, и мы с Простаком невольно рассмеялись, увидев, каким несчастным стало его лицо. – Нашли над чем смеяться, – сказал Макс. – Хотя какого черта? Мы еще успеем организовать для него все как надо.

В комнату заглянул Мои:

– Там опять пришли Химмельфарбы. Пропустить их?

В эту минуту через черный ход ввалился запыхавшийся Косой.

– Эти чертовы Химмельфарбы задали мне чертову работенку.

– Пусть братцы немного подождут, – сказал Макс Толстому Мои и раздраженно спросил у Косого: – Что-то случилось?

– У них от этих десятидолларовых купюр совсем в головах помутилось. Они обскакали все магазины в окрестности, проверяя твои образцы.

– Значит, они убедились, что это очень качественная подделка, – насмешливо произнес Макс.

– Они смотались даже в Паблик Нэйшнл Банк.

Мы дружно рассмеялись.

– А сейчас я скажу кое-что, от чего ты, Максик, сразу перестанешь смеяться. Я видел, как они сдали твои двадцать тысяч банковскому кассиру. – Косой заливисто рассмеялся. Увидев внезапно помрачневшее лицо Макса, мы с Простаком присоединились к нему. Какое-то время Макс сидел, обхватив голову руками и что-то мыча себе под нос, а затем произнес:

– Какого черта! Сейчас узнаем, что все это значит. Скажите Мои, чтобы он их пропустил.

Взволнованные братья, в спешке натыкаясь друг на друга, ввалились в комнату. Старший прижимал руку к ходящей ходуном груди и хватал воздух открытым ртом. Его тонкие губы влажно блестели. Он заговорил, отчаянно брызжа во все стороны слюной:

– Все было чудесно, просто сказочно чудесно! Образцы понравились всем-всем! Во всех магазинах! Я даже попробовал обменять их в банке, зная, что там настоящие специалисты. Поначалу меня там здорово перепугали. Кассир посмотрел на меня и сказал: «Прекрасные новые купюры, мистер Химмельфарб. Вы сами их делаете?» Я очень испугался и ответил: «Нет. У меня есть друг, который этим занимается». И знаете, что мне сказал этот гад? Он сказал: «Химмельфарб, держись за этого друга, и ты станешь миллионером».

А потом он засмеялся, вот ведь гад какой! Перебивая друг друга, братья выкладывали нам подробности своего похода по магазинам. Они делали это с таким рвением, что не давали нам вставить ни слова. Они просто горели желанием сейчас же купить машину у Профессора и немедленно приступить к выпуску денег. Когда один из них выкрикнул: «Время …» – я, не дав ему договорить, быстро вставил:

– Время превыше всего.

– Что? А, да, конечно, мистер Башка.

– Не надо так горячиться, компаньоны. – Макс постучал по столу, требуя внимания, и повторил: – Не надо так горячиться. – Убедившись, что братья готовы слушать, он продолжил: – Джентльмены, я вижу, что вы настоящие джентльмены. Вы умны и сразу же можете по достоинству оценить хорошую вещь, но мы не можем приступить к делу до завтрашнего дня. Я договорился с Профессором, создавшим эту замечательную машину, что он прибудет к вам на склад завтра в четыре. Там мы и произведем окончательный расчет. Вы согласны, партнеры?

Братья кивнули. Старший продолжал изливать свои чувства, непрерывно повторяя: «Чудесно! Изумительно! Превосходно!», и наполнял воздух вокруг мельчайшими капельками слюны. Раскуривая сигару, Макс наклонился ко мне и тихонько пробормотал:

– Мне нужен зонтик от этого урода.

– Как насчет твоих двадцати тысяч? – прошептал я ему в ответ.

Макс кивнул и сделанной беззаботностью произнес:

– Химмельфарб, дружище, надеюсь, ты положил деньги в надежное место?

– О, конечно! – ответил Химмельфарб. – Я ведь бизнесмен, так? Я положил их в банк, а завтра выпишу чек на имя Профессора на всю сумму полностью. Все правильно?

Мы с Простаком переглянулись. Я не мог сообразить, каким образом Макс справится с этим непредвиденным осложнением. Но Макс не стал долго мудрить. Он среагировал без лишних затей.

– Никаких чеков! Никакой бухгалтерии. Платить только наличными, иначе я покупаю машину сам. Завтра к четырем дня, – когда Профессор появится на складе с машиной, вы должны прийти туда с тридцатью пятью тысячами на руках. Понятно? Или наличными, или я покупаю машину сам.

– Конечно, конечно. Это не имеет значения. Все будет, как ты скажешь, партнер! – Химмельфарб льстиво улыбнулся. – Только один вопрос… Профессор проведет предварительную демонстрацию? – Химмельфарб вопросительно поднял брови. – И, может быть, он даст нам годовую гарантию? – Он с улыбкой посмотрел на братьев, ожидая их реакции. Те улыбнулись в ответ, выразив этим свое восхищение его предусмотрительностью.

– Будет, все будет, – беззаботно произнес Макс. – И замечательная демонстрация, и гарантия. И, быть может, учитывая, что вашим партнером являюсь я, Профессор даст гарантию на целых два года. – Макс поднялся с кресла. – Хорошо, джентльмены. Мы практически все согласовали. У меня еще много дел, так что разойдемся до завтра?

Он проводил их до дверей с видом занятого чиновника, вежливо выставляющего посетителей. Мы все крикнули им вслед:

– До свидания! Увидимся завтра!

– Ух! – с облегчением выдохнул Макс. – Эти уроды чуть не свели меня с ума.

Косой достал гармонику и начал наигрывать «Дарданеллу». Простак укоризненно покачал головой и показал на стенной шкаф:

– Эй, Косой, ты бы поимел уважение к нашему другу, мистеру Муру.

Косой перестал играть, задумчиво постучал гармоникой по ладони и, осведомившись: «А это как?», негромко заиграл «Меланхолическую Крошку». Простак улыбнулся.

– Да, по этому случаю нужно что-нибудь такое, печальное.

Мы сидели за столом, курили, пили виски и вели рассеянный разговор.

– Я слышал, – сказал Простак, – что тот макаронник в штатском по-прежнему продолжает арестовывать игровые автоматы в Гарлеме. В чем дело? Неужели Франк не может его прищучить?

Макс пожал плечами:

– Может быть, Франк хочет, чтобы в полицейских отчетах были сообщения об аресте игровых автоматов?

– Все равно этот итальяшка закончит тем, что его переведут в самый вонючий участок Стэйт-Айленда вместе со всеми его отчетами, – сказал Простак. – Ладно, пускай об этом болит голова у парнишки из юридического департамента. Очень толковый парнишка, верно, Макс?

– Да, – ответил Макс и глубоко затянулся сигаретой. – Он один из башковитых юнцов Джимми. Этот парнишка доберется до хорошего места. Станет главой или прокурором района. Может быть, даже мэром.

– Кстати, о местах, – Косой перестал играть и, позевывая, встал. – Давай двинем в какое-нибудь место, а, Макс?

– Меня это устраивает, – рассеянно ответил Макс. – Предлагаю одно из трех на выбор: вечеринка у Эдди с прислугой из блондинок, немного хорошего опиума в курильне у Джо или спокойный ночной отдых в бане.

– В отель к Эдди, – подали голоса Простак и Косой.

– Баня, – сказал я.

– Отлично. – Макс хитро улыбнулся. – Большинством голосов мы выбрали баню. – Он рассмеялся над обескураженным видом Косого. – У тебя, Косой, один недостаток: ты каждый раз пытаешься зажечь свечу сразу с двух сторон.

Когда мы выходили, я заметил:

– Мистеру Муру будет так одиноко наедине с собой!

– Может быть, спросим у него, не хочет ли он присоединиться к нам? – сухо спросил Макс.

Я проигнорировал его вопрос. Мы погрузились в «кадиллак», и Косой спросил:

– В бани Лутки?

– Нет, – ответил я. – В бани отеля «Пенсильвания». Там чисто, тихо и нет ни бандитов, ни гомиков.

Макс согласился. Простак обернулся ко мне:

– Я против того, чтобы бандитов упоминали заодно с гомиками.

– Почему, Простак? – спросил я. – Если ты считаешь себя бандитом, то ошибаешься. Мы – деловые люди с широким кругом интересов. Мы торгуем бриллиантами и производим десятидолларовые купюры. Вот мы кто такие.

Косой состроил мне рожу и показал язык.

Глава 18

На следующее утро мы вернулись к себе чистыми, хорошо отдохнувшими и очень голодными. Я попросил Мои поджарить нам ветчину с дюжиной яиц; Косой сразу сгонял в соседнюю закусочную и принес оттуда пару десятков пончиков. После того как мы покончили с утренним кофе и выкурили по сигаре, Макс связался с главным офисом. Немного послушав, он положил трубку и пожал плечами:

– Сплошное ничего. На западном фронте без перемен.

Так что почти все утро мы провели за картами. Время от времени Мои приводил людей, которые делились с нами своими пустяковыми проблемами. Потом пришел раввин из соседней синагоги. Говоря на идише, он поведал нам душещипательную историю о неожиданной смерти в очень бедной семье:

– Нет ни места на кладбище, ни денег на похороны.

Макс позвонил на кладбище и попросил отвести участок за наш счет. Он разрешил раввину воспользоваться услугами нашего похоронного бюро и выбрать у нас на складе любой из сосновых гробов. История, рассказанная раввином, напомнила мне о положении, в котором когда-то оказалась наша семья, и я выделил для похорон катафалк и два автомобиля.

– Да благословит вас Бог, джентльмены. Я помолюсь за вас, – сказал раввин.

Мне хотелось, чтобы он побыстрее оставил нас в покое, но тем не менее я ответил ему на идише:

– В этом нет никакой необходимости, ребе. Мы все – агностики.

Раввин посмотрел на меня с грустной улыбкой мудреца и сказал:

– Значит, тем более я должен помолиться за тебя, как когда-то молился за твоего отца. Да, было время, когда твой отец говорил и поступал так же, как ты.

– Как поступал? Что вы имеете в виду?

– Возможно, это тебя удивит, мой мальчик, – снисходительно улыбнулся раввин, – но в свое время, в Одессе, твой отец был известным человеком.

– Что?! – вырвалось у меня.

– Да, и у твоего отца было яркое прозвище, так же как у тебя сейчас.

– Этого не может быть!

– Может! – отрезал раввин. – В одесских гетто твоего отца называли Изралик Штакер. Он был известным конокрадом и контрабандистом.

Раввин усмехнулся, увидев мое неподдельное изумление.

– Моего отца называли в Одессе могучим и крутым Израилем? – В моем голосе звучали удивление и восхищение.

– Да. И единственная причина, по которой я это тебе сообщил, заключается в том, что, судя по всему, это – единственчое качество, которое ты уважаешь в людях.

– Как случилось, что из одной крайности он ударился в другую?

– Когда мы вместе с ним оказались в нашей новой стране, я помог ему изменить его взгляды. Затем, все осознав и приняв Бога, он постарался искупить свои прежние грехи.

– Не переставая говорить, раввин двинулся к двери. – В Библии сказано: «Грехи отцов…» – Он вдруг замолчал и ласково улыбнулся. – А в Америке говорят: «Каков отец, таков и сын». Когда-нибудь, с моей помощью, ты будешь вести себя, как подобает настоящему еврею. Спасибо за все и шолом алейхем мальчики!

– Заходите, ребе, поболтаем, – бросил я ему вслед. Он усмехнулся:

– Лучше я зайду, когда возникнет срочная необходимость в шнапсе или финансовой помощи.

– Заходите в любое время, – ответил я.

После ухода раввина я надолго замер в кресле зажав рюмку в руке. Макс пихнул меня.

– Эй, очнись, Башка. О чем задумался?

– Что? – очнулся я. – Что у тебя на уме?

– А, я думал об отце. Он был настоящим мужчиной, представляешь? Его называли Израликом Штакером. Эй, Макс, не знаешь оптовика, у которого я мог бы купить новое большое надгробие на его могилу?

– Конечно, знаю. Когда представится возможность, мы вместе туда сходим.

В гости ненадолго заглянули Веселый Гониф, Глазастик и Пипи. Увидев их, Макс произнес:

– Как раз вас-то я и хотел увидеть, братцы. Вы что научились читать мысли?

Веселый помотал головой:

– Нет. Мы зашли немного выпить и занять маленько денег. У нас в карманах пусто, как…

– У безгрудой девки за пазухой? – сухо закончил Макс. – Как насчет того, чтобы вначале прочитать небольшую поэму. Придумал что-нибудь новенькое?

– Макс, не заводи его! – завопил Простак.

– Давай-давай, Веселый, прочитай им ту, что приду мал вчера вечером, – подбодрил Глазастик.

– Ладно, ладно, – смущаясь, проговорил Веселый. – Вот, слушайте:

 
Мари овечку завела
И как-то с нею спать легла.
Овца бараном оказалась,
С ягненочком Мари осталась.
 

Мы молча сидели, ожидая продолжения. Веселый посмотрел на нас и пожал плечами:

– Это все.

– О нет! – простонал я.

– Бог ты мой! – сказал Макс.

Косой засмеялся:

– Не слушай их, Веселый! Это было здорово. Ты просто поэтический гений.

– Вы, кажется, войдя, объявили, что у вас завелось безумное количество денег? – ехидно осведомился Макс.

– Да уж, – уныло отозвался Веселый. – У меня – как раз на всю оставшуюся жизнь: с такими деньгами я сдохну к сегодняшнему вечеру.

Макс швырнул каждому из них по сотенной и сказал:

– Это аванс. У меня для вас небольшая работа. Будьте здесь сегодня в десять вечера.

– Что за работа? – спросил Веселый.

– Вечером и узнаете.

Гости пропустили по паре рюмок и удалились. В три тридцать Мои объявил:

– Профессор ждет в зале.

– Пускай войдет, – ответил Макс.

Профессор проворно вошел в комнату. Он был похож на энергичного торгового агента. Его глаза оживленно сверкали, белые зубы сияли в дружелюбной улыбке. Он с жаром пожал наши руки, показывая, насколько рад встрече.

– Ребята, вам нужна предварительная демонстрация? – спросил он.

– Да, если вы не против, – ответил Макс. Профессор улыбнулся:

– Вовсе нет, вовсе нет. Для меня это одно удовольствие. Кто-нибудь, помогите мне управиться с этой штуковиной.

Косой вызвался в помощники, и они вдвоем внесли машину в комнату. Это был громоздкий ящик, почти два метра в длину и более полуметра в ширину. Его осторожно поставили на стол, и Профессор начал демонстрацию. Она убеждала. Наблюдая за его действиями, я понял, откуда берутся доверчивые простаки. Прямо здесь, у нас на глазах, он поворачивал рычаг, заправив с одной стороны чистый лист бумаги размером с купюру, и с другой стороны через узкую щель выползала новенькая хрустящая десятидолларовая бумажка. Это на самом деле впечатляло. Казалось, машина действительно делает десятидолларовые купюры. До нас доносились звуки сложно функционирующего механизма. Что-то они мне напоминали, но я никак не мог сообразить, где я их слышал.

– Эта штука слишком хороша для Химмельфарбов, – шутливо заметил Макс. – Давайте оставим ее себе.

– Иногда я сам начинаю верить в то, что она работает, – улыбаясь, сказал Профессор. – Посмотрим, что вы скажете, когда увидите ее внутри.

Он открыл крышку. Под ней находилась масса колесиков, шестеренок и пружин.

– Черт меня подери! – воскликнул Макс. – Она что, настоящая?

– Настоящая, настоящая! – весело ответил Профессор. – Внутренности состоят из двух старых игровых автоматов без этих фруктов-ягодок на барабанах.

Профессор извлек из ящика начинку и показал нам секретный отсек, в котором находились десятидолларовые купюры. Когда он повернул рычаг, механическое устройство втянуло чистый бумажный лист с одной стороны машины и подало его в скрытый отсек, находящийся под отсеком с настоящими купюрами, после чего сработал другой механизм, выталкивающий из щели десятидолларовую бумажку, словно она была только что напечатана. Механика игровых автоматов использовалась исключительно для маскировки, чтобы придать изделию сложный вид и произвести побольше шума.

Мы согласились, что все сделано очень умно, и Профессор с удовольствием выслушал наши похвалы.

– У меня еще одна просьба, – произнес Макс, обращаясь к Профессору. – Мне хотелось бы иметь еще один такой сундук, но без начинки.

Профессор поднял брови:

– Пардон?

Макс повторил просьбу и с улыбкой добавил:

– Не беспокойтесь, Профессор, я не собираюсь составлять вам конкуренцию. Мне нужен пустой ящик, без всякой механики. У вас такой найдется? Я не могу рассказать, зачем он мне, но это весьма важно.

– Конечно, Макс, конечно, – быстро проговорил Профессор.

– Если бы я знал, то прихватил бы такой сундук с собой.

– После того как мы закончим с Химмельфарбами, я пошлю Косого за ним к вам в магазин, хорошо? – спросил Макс.

– Бери их столько, сколько тебе надо, – ответил Профессор.

– Мне нужен только один.

Я задумался: для чего Максу понадобился пустой ящик? Затем меня осенило, и его идея мне не очень понравилась. Я подумал, что Макс часто рискует без всякой необходимости. Профессор привел машину в рабочее состояние, зарядил ее сорока новыми десятидолларовыми купюрами и, отсчитав сорок листков чистой бумаги, аккуратно упаковал их и засунул себе в карман. Мы отнесли машину в грузовой фургон Профессора и поехали впереди на «кадиллаке», показывая ему дорогу к заводу Химмельфарбов.

Когда мы прибыли на место, братья первым делом выставили всех посторонних за пределы склада. Охраннику они предоставили оплачиваемый отгул на оставшуюся часть дня. На оплате отгула настоял Макс.

Профессор действовал безукоризненно. Братья выпученными глазами смотрели, как из машины выскальзывают десятидолларовые купюры. Когда Профессор откинул крышку и показал им внутреннее устройство машины, это произвело на них требуемое впечатление. Старший Химмельфарб от возбуждения забрызгал всех вокруг слюной и начал изъясняться только в превосходной степени: «Великолепно! Изумительно! Колоссально!» Когда речь зашла об уплате тридцати пяти тысяч, возникла небольшая заминка. Химмельфарб потребовал письменной гарантии на год бесперебойной работы машины. В конце концов Профессору удалось его убедить.

– Завтра я доставлю вам настоящее, напечатанное и заверенное гарантийное письмо, – пообещал он. Профессор был воистину великолепным продавцом.

– Этот парень сможет навязать любой товар даже уличным торговцам, – прошептал Макс.

Дрожащими руками Химмельфарб – передал Профессору тридцать пять тысяч. Профессор похлопал его по спине.

– Не беспокойтесь. Завтра я получаю крупную партию чистой бумаги для печати, и вы будете первым, кому я ее доставлю. Я гарантирую, что вы будете получать доходы, превышающие тридцать пять тысяч в неделю.

Мы оставили Химмельфарбов подсчитывать свои прибыли. Они заявили, что, как только у них будет требуемая бумага, они начнут работать сверхурочно. По виду Косого я понял: если мы быстро не отчалим, его прямо здесь разорвет от хохота. Он уже кашлял и задыхался от едва сдерживаемого смеха.

На обратном пути мы заехали в магазин Профессора и прошли в его мастерскую. Она располагалась в том же подвале, только теперь была оснащена разнообразными современными станками для обработки дерева и металла. Профессор отсчитал тридцать тысяч долларов и передал их Максу.

– А еще у вас есть на примете такие же лопухи, как Химмельфарбы? – спросил он. Макс улыбнулся:

– Я ни на что не намекаю, Профессор, но каждому – свой рэкет. Как правило, мы не занимаемся пйдобными фокусами. Просто Химмельфарбы доставали нас на протяжении долгого времени. Они просто до зуда желали быть облапошенными.

– Могу уверить тебя, что это весьма доходное дело, – ответил Профессор. – Ежемесячно я сплавляю как минимум одну печатную машину по цене от трех тысяч и выше. Дороже всего, за пятьдесят тысяч, я продал этот механизм одному итальянскому графу. Я устанавливаю цену, исходя из финансового положения своих потенциальных клиентов. Или лучше назвать их лопухами? – Он усмехнулся и продолжил уже более серьезным тоном: – Думаю, что нет необходимости предупреждать вас о том, что иногда эти лопухи обращаются к властям в надежде добиться возмещения ущерба.

Макс беззаботно прервал речь Профессора:

– Мы сможем с ними справиться. Кроме того, я вам вот что скажу, Профессор. У них не будет никаких доказательств. Сегодня вечером вы получите свою машину обратно. А от вас я хочу следующего. У вас найдется рулон туалетной бумаги?

– Туалетной бумаги? – растерянно переспросил Профессор.

– А, конечно, в туалете есть туалетная бумага.

Он вышел из мастерской, вернулся с начатым рулоном и с недоумевающим видом передал его Максу. Макс подошел к пустому корпусу печатной машины и, положив в него рулон, спросил:

– Вы можете сделать так, чтобы после поворота рычага рулон начал разматываться и бумага вылезала через прорезь?

– Да, я понял, чего ты хочешь. Это займет у меня примерно пятнадцать минут.

Приступая к работе, Профессор от души потешался:

– Очередной прикол, да, Макс?

Я попытался возразить:

– К чему затевать всю эту возню?

Макс широко улыбнулся:

– Ты уже понял, Башка? Отличная шутка, верно?

Я улыбнулся мальчишескому энтузиазму Макса. У Профессора ушло более двадцати минут на то, чтобы установить рулон с туалетной бумагой в ящике и добиться правильной работы устройства. Макс радовался, словно ребенок, получивший в подарок новую механическую игрушку. Подхватив ящик, мы направились к выходу. Макс спросил у Профессора:

– Вы будете в мастерской около одиннадцати вечера? В это время вам доставят машину, которую мы продали Химмельфарбам.

– Если это необходимо, я готов прождать всю ночь, – ответил Профессор. – Возврат машины сэкономит мне целую неделю работы.

Мы отвезли пустой ящик к Толстому Мои и поставили его на полу в нашей комнате. Взглянув на хитро улыбающегося Макса, я сказал:

– Ну что, Макс, мой мальчик, будем укладывать мистера Мура прямо сейчас?

Макс просто подпрыгнул от неожиданности и с удивлением спросил:

– Как ты догадался, Башка?

– Элементарно, мой милый Ватсон. Не забывай, что я использую свою башку. Могу поспорить, что даже Косой понял, в чем дело.

Косой что-то обиженно пробормотал себе под нос. Мы взяли мистера Мура и аккуратно уложили его в ящик.

– О, он начинает поспевать, – пробормотал Макс. – Фу! Шанель номер пять.

Я усмехнулся:

– Да уже сильнее, чем номер пять, он благоухает по меньшей мере, как номер семь.

– Ты убедился, что мистер Мур не будет мешать операциям с туалетной бумагой? – скорбно спросил Макс.

– Все в порядке. Я закрепил его ноги у стенок, – ответил я, и мы плотно закрыли крышку.

Макс повернул рычаг, и из прорези поползла туалетная бумага. Плюясь во все стороны, Макс передразнил старшего Химмельфарба:

– Великолепно! Колоссально!

– Хотел бы я посмотреть, как они потянут за рычаг и увидят эту бумагу, – произнес Косой.

– А когда они откроют крышку и заглянут внутрь, – захлебываясь от смеха, сказал Простак, – то увидят мистера Мура, который будет глядеть прямо на них.

– Могу поспорить, что они там же и сдохнут, как мистер Мур! – добавил Косой. Мы оставили ящик на полу.

– Я думаю, что следующим номером после такой работы должно идти что-нибудь взбадривающее, – сказал Макс.

Косой высунул голову в зал и проорал:

– Взбадривающего!

Мои принес поднос с двойным виски. Взбодрившись, мы занялись каждый своим делом. Простак немного поработал с грушей в углу. Макс тренировался, выхватывая спрятанный в рукаве мелкокалиберный револьвер. Косой тихонько наигрывал на гармонике, а я упражнялся с ножом, полосуя, воздух вокруг себя. Ровно в десять появились Веселый, Пипи и Глазастик. Как всегда, они вошли, следуя друг за другом в строго установленном порядке. Первым с преувеличенно важным видом вышагивал Веселый. Следом за ним, постреливая глазами во все стороны, двигался похожий на улыбающегося хорька Пипи. Замыкал шествие раскачивающийся из стороны в сторону и непрерывно озирающийся, будто все время ожидающий удара в спину, Глазастик.

– Выпьете? – спросил Макс.

Вопрос был чисто риторическим. Я не помнил случая, чтобы они отказались.

Косой высунул голову в зал и сказал Мои, чтобы тот не останавливался, и Мои зачастил с подносами.

Веселый и его компаньоны с любопытством разглядывали ящик. Наконец Веселый не выдержал и спросил:

– Что за дрянь в этом ящике, Макс? – Смотрите, – весело ответил Макс, – сейчас я продемонстрирую вам последнюю новинку торговли.

Взяв газету и оторвав от нее длинную полоску шириной сантиметров в десять, Макс просунул ее в ящик с той стороны, где находилась приемная часть для чистой бумаги. Повернув рычаг, он серьезно произнес, показывая на выползающую из ящика туалетную бумагу:

– Это новейшее изобретение нашего времени – машина по изготовлению туалетной бумаги.

– Да, это величайшее из когда-либо сделанных изобретений, – добавил я. – Каждая семья на земле захочет приобрести такую машину.

Веселый кивнул и с благоговением произнес:

– Да, подумать только, сколько денег сэкономят люди, если будут делать туалетную бумагу из старых газет. Особенно в больших семьях.

– Величайшее изобретение с тех пор, как Эдисон придумал электрическую лампу, – сказал я. Макс с серьезным видом добавил:

– Это изобретение Маркони. Слышали о нем? Это парень, который изобрел радио.

– Слышали, – ответил Глазастик. – Очень умный итальянец.

– А теперь слушай внимательно, Веселый, – сказал Макс. – И не вздумай задавать свои дурацкие вопросы, когда я скажу, что надо сделать.

– Когда это я задавал тебе вопросы, Макс? – обиделся Веселый.

– Ладно, ладно, не будь таким чувствительным. Ты знаешь, где завод Химмельфарбов?

Веселый молча кивнул.

– Хорошо. Я хочу, чтобы вы сейчас доставили туда этот ящик и забрали у них со склада точно такой же. Своего рода обмен. Уловили?

– Сейчас? – удивленно спросил Веселый. – Завод закрывается в семь, а сейчас уже десять.

Макс начал терять терпение.

– Если бы я хотел доставить груз, когда они на работе, то обратился бы в обычную транспортную контору, а не к жулью вроде вас.

Лицо Веселого расплылось в довольной улыбке.

– А, теперь понял. Ты хочешь, чтобы мы туда вломились.

– Ты умнеешь прямо на глазах. Вы можете найти небольшой грузовик?

– Да, – ответил Веселый. – Мы можем занять грузовик у чистильщика ковров Клеми.

Макс хмыкнул:

– Похоже, Клеми одалживает свой грузовик кому угодно. Когда-нибудь это может сильно повлиять на здоровье его задницы.

– Мы часто оказываем ему услуги, – сказал Пипи.

– А можно будет заодно обчистить эту лавочку? – с надеждой поинтересовался Глазастик.

– Не знаю. – Макс задумался. – Впрочем, вот что: к товарам не прикасайтесь, но если найдете какие-нибудь деньги, то считайте их своими.

– Спасибо, Макс, – сказал Веселый.

Я вгляделся в его лицо, пытаясь уловить насмешку, но Веселый был серьезен. Он сказал то, что думал.

– Ну ладно, к делу, – произнес Макс. Веселый отправил Глазастика за грузовиком, и тот, торопливо проглотив свое виски, вышел из комнаты. Пока мы ждали его возвращения, Пипи и Веселый о чем-то взволнованно перешептывались. Было слышно, как Пипи наседал на Веселого и требовал, чтобы тот о чем-то спросил у Макса. Наконец я не выдержал:

– Эй, Веселый, что это ты там задумал? Расскажи нам, не будь таким застенчивым.

– Я вовсе не застенчивый, – ответил Веселый и, откашлявшись и немного помявшись, на одном дыхании произнес: – Мы с Пипи обсуждали… – Он опять замолчал и начал мяться.

– Что обсуждали? – спросил Макс. Веселый сделал глубокий вдох и, указывая на ящик, закончил:

– Мы бы хотели участвовать в этом деле.

– В каком деле? – удивился Макс.

– В производстве туалетной бумаги, – решительно поддержал Веселого Пипи.

– Боже ты мой! Неужели такое возможно? – ошалело воскликнул Макс.

«Да, – подумал я. – Вот это номер! Вот стоят настоящие, тертые, видавшие виды ист-сайдские парни. Парни, которым известны все существующие способы облапошивания и мошенничества. И они попались на простенький трюк, придуманный Максом всего лишь для хохмы. Вот это номер!»

– Вы что, – ребята, хотите вложить деньги в это предприятие? – недоверчиво спросил Макс. Веселый и Пипи утвердительно кивнули. Затем Веселый, запираясь, произнес:

– Конечно, Макс, у нас мало денег… Только те, что ты нам далю.. Но мы надеемся, что ты сможешь одолжить нам необходимую сумму.

Максу с большим трудом удалось сохранить серьезность.

– Знаете, что я вам скажу, – задумчиво произнес он. – Этот бизнес по производству туалетной бумаги вам не подходит, ребята. Это полностью законный бизнес, а вы не созданы для него. Кроме того, в стране депрессия, и любое производство приносит одни убытки.

– Даже метрополитен в глубокой яме, – вставил Простак.

– Да, даже подошвы под горами, – добавил Косой.

– Эти прикольчики так стары, что уже воняют, – заметил Макс.

– Ага, он завидует, что не он их придумал, верно, Простак? – ответил Косой.

Опустив голову и поджав губы, Макс с отрешенным видом прошелся по комнате. Затем остановился и с теплой улыбкой посмотрел на Веселого и Пипи.

– Вот что я лучше сделаю. Макс посоветовался со мной, и я ответил, что полностью с ним согласен. Тогда он обратился к Веселому и Пипи: – Я дам вам кое-что, куда больше отвечающее вашим наклонностям. Кое-что, на чем вы всегда сможете заработать. – С величественным видом барона, одаривающего преданных слуг за многолетние труды, он провозгласил: – С этого момента салун на Брум-стрит принадлежит Веселому, Пипи и Глазастику! Скажете управляющему Изи, чтобы передал вам ключи, а если у него возникнут вопросы, пусть позвонит мне. Честно говоря, я, ребята, просто не думал, что вы хотите иметь свое дело. Ну как, устраивает вас такое?